Об отпуске и картошке

Пашу Дронова, когда он об отпуске говорит, заслушаешься.

Паша Дронов, крепкий майор, боевой офицер, простой труженник границы и неутомимый вояка, грудь в орденах и «жопа в шрамах», и при этом, заметьте, просто кладезень русской словесности!

Паша Дронов ради красного словца…

Да что это я? Послушаем лучше Пашу, братцы. Расслабимся, настроимся на народную волну, и с превеликим нашим удовольствием послушаем все эти кубанские «г-э» и «шо!?», все эти изыски незатейливой офицерской речи и плавные выверты блуждающей мысли государева человека, волею судьбы и командования поставленного в строй и заброшенного на край света, в самую, что ни на есть, тьму-таракань…

«Я тут, братцы мои, как-то в отпуск приехал к жениной родне. Они у меня хохлы, знаете ли. Да. И не просто хохлы, а западенцы кондовые, коренные. Под Хыровым живут, на Львивщине. Я супруге своей до сих пор смеюсь: «О-от, Гала, и угораздило ж меня, советского пограничника, красного, можно сказать, потомственного казака на «бандеровке» и жениться!» Мама дорогая, и де мой шмайсер-кулэмет?!
Ну вот, приехал я, значит, в отпуск. Ага. А дело было, как сейчас помню, в начале сентября. До этого, с самой нашей с Галой свадьбы, я все как-то зимой к ним попадал. Нет, ну до того КАК – конечно, бывал и летом. Еще в училище пока учился. Но после свадьбы – зимой и только зимой. Как снег на голову… Сами знаете, командование наше, они ведь большие забавники, и летом молодому лейтенанту об отпуске лучше просто забыть.
А тут, хлопцы мои драгоценные – осень золотая! Тепло, файно – природа, погода, все вокруг в цветочках-лютиках! Краски изумительные, воздух чистый ноздри раскрывает и ласкает, и щекочет! Хатка беленькая, плющом кучерявым увитая – красота феерическая! Одним словом, душа, прямо, так и поет! Радость щенячья и жить хочется! Сказка!
По приезду, ясный мой пень, с уважаемым тестюшкой посидели, приняли горилки домашней пол-литру под такую палитру, да под пельмешки. Как положено. Чинно, степенно, как мужики. За родных, за друзей, за мир во всем мире. Хорошо, лепо! Галушки, смятана! Птички поют, коровки мычат, яблочки налитые в саду падают. Деревня, господи, идиллия…
Только я, значит, настроился отдохнуть, как мне теща любимая, душа-человек, безо всяких предварительных ласк, эдак, запросто объявляет:

– Сынок, мы вот с папой завтра хотим картошку копать. Пока погода хорошая. Ты как, поможешь?
О-от, здрас-с-т-и, мама дорогая, Зинаида Иванна! Привет – приехали! Как серпом по помидорам! Отдыхать я собрался, в отпуск намылился, расслабиться, рассупониться, узелок развязать! Только ремешочек ослабил, крючочек расстегнул, только слюни пустил. Наивняк! На-те вам! У них тут битва-жатва, оказывается! Ни днем раньше, ни днем позже! Ну, е-мое! Колхоз «В голодный год», «Сорок лет без урожая», прости господи! И народ весь в поле, едрена кочерга! Ага. И ждали вот только меня, родимого, блин!

Ну, я теще и отвечаю:

– Мама! Ма-ма, Я – МАЙОР! Фиг ли я буду в законном отпуске картошку эту фитофторную, колорадским жуком коцанную копать? Это ж вилы в «задний бампер»! Я ее, эту бульбу-картошку, курсантом столько накопал-навыкопал, что там весь ваш колхоз за пятилетку! Да я пойду лучше и по три рубля куплю вам на базаре той картошки, чтоб вы были здоровы. Я – офицер, мама, пограничник! Начальник штаба, между прочим, специального подразделения! Не говно на дороге! Я вам ее столько могу купить, что вы ее за год не съедите! Сгниет она у вас – и на здоровье! Нет, ну надо же? Я, майор, достойный представитель отдельного корпуса пограничной стражи России, буду картошку копать?! Вот хрен вы, мама, угадали! Я лучше к тетке Ганне пойду. Я вообще люблю к тетке Ганне ходить, у нее самогонка хорошая. И сало. И огурцы соленые с листом смородиновым и оч-чен-но душевным хрустом. Картошку копать… Я – ма-й-ё-о-ррр! И картошку… Щ-щ-щ-а-з-з!..

Тещу после такой речи ветром сдуло, но тут моя половина встряла:

– Паша, ты вымогаешь (???)! Имей совесть! Здоровый же мужик! Что тебе десять ведер картошки? Что слону дробина! Там поле-то – с гулькин нос! На час работы! Что ты переломишься?
– Любимая, ты несправедлива! Я, между прочим, не с курорта, не с санатория приехал, а совесть имею наравне с правом на отдых! Нельзя же так – только шнурки развязал, а тебя сразу с порога за рога и в стойло! Ну никакого ж уважения, я уже не говорю о почете! Мне, солнышко, родина людей доверила и оружие – а вы? Ка-р-тош-ку ка-а-пать!?…
– И не стыдно тебе? Вот бы дети тебя послушали…

В общем, слово за слово, членским билетом по столу – уломали меня эти бабы! Укатали горку крутые Сивки! Подняли меня теплого спозаранку, накормили, напоили сироту и вывели в поле. Гляжу: ба, участочек-то и в самом деле, тьфу – десять грядок в широту, смех! Я на ручки поплевал, копочку поухватистей подобрал, корзиночку-кошичек. Только на грядочку пристроился, как теща мне в спину, по-доброму так:

– Ты не спеши, сыночка, сейчас папа коника приведет, грядочки разъедет, а мы тока потом собирать будем…
– А на кой черт нам коник? – и тут меня осенило в самый мозжечок и неприятно засосало под ложечкой, – Постой-постой! А где наш участочек-то заканчивается?

Вы будете смеяться, но это была засада! Участочек-то наш десятигрядочный окончаньице имел вдаль за линией горизонта, и по площади очень даже простенько и со вкусом уложился на минуточку в Гектар с Гаком!
Ву-а-ля! Всего-то и делов!
Я не погиб на этом минно-картофельном поле исключительно благодаря качественной физической и профессиональной подготовке, но моя морально-психологическая устойчивость колебалась на волоске. Только присутствие «в строю» тестя с тещей, да еще двух жениных тетушек, пожилых, снедаемых сотней болезней, но не унывающих и терпеливо пашущих людей поддерживало мое угасающее самолюбие. Ближе к ночи, оттащив на вихляющихся ногах последний мешок картошки к телеге, я сказал любимой жене:

– Дорогая, я все понял! Мне открылось, меня озарило, на меня снизошло, наконец!..
– Что такое?
– Я люблю русскую зиму! Все вот эти метели, снегопады, сугробы, пляски у костра, колядки и масленницу! Я люблю лыжи, санки и зимнюю рыбалку! Или вот, например, русскую баню с прорубью после хорошей парилки! Я все понял – летом мое место в строю, на границе – тяжелая оперативная обстановка, сложные инженерные работы, напряженная боевая учеба! Я должен быть там…
– Зараза ты Паша! Наглая и бессовестная зараза…

А я так понимаю, мужики – не жили с детства на земле, так и не фиг начинать! Нет, не крестьянин я. Я – майор!»

Пашу Дронова, когда он об отпуске говорит, заслушаешься.