Блестящие умы андрей избранный

Комедия в трех действиях

Лица:

Семен Васильевич Кожухов, популярный автор романов детективного жанра.
Леонид Петрович Харумов, известный писатель – фантаст.
Георгий Андреевич Наденский, критик, публицист, ненавидит обоих писателей.
Дмитрий Александрович Серебренников, кандидат философских наук, владеет крупным книжным издательством в столице, обеспечен.
Сергей, студент, пишет рассказы.
Илья, его друг.

Действие первое

Пансионат, где – то в России, к его входу подъехала черная иномарка, из неё вышли четверо, хорошо одетых мужчин, поднявшись по ступенькам, они вошли в пансионат.

Явление первое

Харумов. Мы ничего из вещей не забыли, надеюсь, что нет, так сейчас я отправлю шофера, а вы тут разберитесь, куда нам вселятся.

И выходит на улицу.

Кожухов (обращаясь к девушке, сидящей за столом). Здравствуйте, прошу любить и жаловать!
Девушка. Пожалуйста, ваши паспорта, мы вас зарегистрируем.

Все кроме Наденского дают свои паспорта.

Наденский. Я забыл свой паспорт.
Серебренников (удивленно). Георгий Андреевич, как вам не совестно, вы еще в машине
сказали мне, что взяли с собой паспорт.
Наденский (поворачиваясь к девушке). Почему нужны паспорта, мы сюда приехали отдыхать, не дам я вам свой паспорт.
Девушка. Не кричите на меня, я все делаю по инструкции.
Наденский (язвительно). Семен Васильевич, запишите её реплику, в вашем новом романе
она будет ключевой.
Кожухов. Перестаньте паясничать Наденский, дайте девушке паспорт или вы хотите, чтобы мы здесь до вечера простояли.
Серебренников. Георгий Андреевич, пожалуйста, не упрямьтесь.

Входит Харумов.

Наденский (подозрительно). А когда вы отдадите нам паспорта?
Девушка. Не беспокойтесь вы, как только зарегистрируем, то сразу же вам их отдадим.
Кожухов. Наденский не поднимайте бурю в стакане воды.

Наденский протягивает девушке свой паспорт.

Серебренников. Леонид Петрович, дайте девушке паспорт, он требуется для того, чтобы нас зарегистрировали.
Харумов (дает паспорт). Вот возьмите.
Кожухов. Скажите, где наши номера?
Девушка. Третий этаж, номер – двадцать четвертый.
Наденский (недовольно). Мы, что в одном номере будем жить?
Девушка. Там две отдельных комнаты, со всеми удобствами, вот ваши ключи и надеюсь, вам понравится.
Харумов. Господа, кто – нибудь возьмите эту сумку, Наденский, сделайте одолжение.
Наденский. А почему я? Это ваши вещи соответственно вы их и должны нести.
Кожухов. Ладно, Георгий Андреевич, я её понесу, только давайте договоримся, к тому, что в этой сумке вы не притронетесь, хорошо?

Наденский наклоняется и ощупывает черную сумку, он слышит звон бутылок.

Харумов. Ну что Георгий Андреевич, не будете нести сумку?
Наденский (колеблясь). Уговорили, но только из уважения к Дмитрию Александровичу.
Кожухов. Ну, вот и ладненько, пошлите господа искать наш номер.

Они поднимаются на третий этаж.

Харумов (напевает себе под нос). Как прекрасен этот мир,
посмотри, как прекрасен этот мир.

Кожухов. Леонид Петрович, вы все время поете эту песенку, вам не надоело?
Харумов (продолжает петь). Как прекрасен этот мир,
посмотри.
Наденский (про себя). Какая скука, уеду на следующий же день, зря я поддался на уговоры Серебренникова.
Серебренников. По - моему это наш номер, так… точно двадцать четвертый.

Они заходят в номер и обнаруживают там две двери, начинается путаница с ключами.

Кожухов. Дверь не открывается, Наденский отдайте ключ, у вас ключ от этого номера.
Наденский. Да нет же, у меня все подходит.

Наденский под общий хохот пытается засунуть ключ в дверной замок, но у него не выходит.

Харумов. Голубчик, ну почему вы все делаете наперекор нам, ей Богу, смешно.
Наденский ( с важным видом). Дверной замок, сломан, пошлите жаловаться администрации.
Кожухов. Вовсе он не сломан, просто у вас ключ неправильный. (Раздраженно.) Дайте его сюда.
Серебренников. Георгий Андреевич, ну хватит ломать комедию, вы же сами прекрасно видите, ключ, который у вас в руках не подходит.

Наденский нехотя отдает ключ Кожухову и взамен берет у него другой.

Кожухов (восторженно). Ну, наконец – то можно отдохнуть, номер конечно маленький, нет того простора.
Харумов. Мы с вами расположимся здесь, а Дмитрий Александрович с Наденским пусть в соседнем живут.
Кожухов. Хорошо, только боюсь Наденский доведет Дмитрия Александровича своими придирками.
Харумов (улыбнувшись). Что вы! Они хорошие друзья, это он с нами так, а Серебренникова он уважает.
Кожухов. В самом деле? Ну да ладно, давайте распакуем вещи и по рюмашке.
Харумов (потирая руки от удовольствия). Вы читаете мои мысли.

Явление второе

Кожухов, Харумов и Серебренников сидят в холле на большом диване
темно – коричневого цвета, перед ними столик на котором разложены разные деликатесы и стоит двухлитровая бутылка водки.

Появляется Наденский и присаживается на диван.

Кожухов. Георгий Андреевич, ну как вам прогулка, освежились?
Наденский (сквозь зубы). Еще как, но лучше на свежем воздухе гулять, чем водку жрать.
Серебренников. Как вам не стыдно, вы опять ругаетесь, лучше выпейте с нами.
Наденский. Что – то не хочется.
Харумов (смеется). Это невозможно, Наденский отказывается выпить, прямо – таки сенсация.
Наденский (гордо). Иронизируйте в своё удовольствие, но с вами я пить не стану, и запомните – Наденский не алкоголик.
Серебренников (обращаясь к Наденскому). Вы сегодня какой - то злой, помилуйте, никто из нас не алкоголик, я сам люблю выпить в хорошей компании, если вы откажетесь, то я на вас обижусь. (Протягивает рюмку Наденскому.)
Наденский. Хорошо, но я не хочу пить один, пусть со мной все выпьют.
Харумов. Георгий Андреевич, но ведь еще минуту назад вы сказали, что не будете пить с нами, что же вы слова на ветер бросаете?

Наденский ставит рюмку на стол и обиженно отворачивается.

Кожухов. Ладно, что мы собачимся все время, давайте выпьем, поговорим, а то уже надоело выслушивать всякий вздор, Леонид Петрович – вы умный человек, ну извинитесь перед Наденским.
Харумов. Вы уж извините меня Георгий Андреевич, погорячился я.
Наденский. Извинения не приняты.
Серебренников. Ну, Георгий, хватит дуться, ты хочешь всем настроение испортить?
Наденский (вздыхает). Ладно, выпью я с вами.
Серебренников. Ну, вот и хорошо, я предлагаю тост за примирение.

Все чокаются рюмками и выпивают.

Кожухов. Хорошая водка, давно такой не пил.
Наденский. Эта хороша, только представьте себе, я дорогой водкой однажды чуть не отравился. Пошел я как – то в ларек за водкой.
Харумов (с издевкой). Редкий случай!
Наденский. (не обращая внимания) Ну так вот, купил я дорогой водки – пять бутылок и домой.
Серебренников (удивленно). Голубчик, а зачем так много, у вас, что гости были?
Харумов. Это он про запас.

Кожухов и Харумов смеются.

Наденский. Хотел я вам поучительную историю рассказать, только вот не стану, дураками жили дураками и умрете.
Кожухов (обиженно). Вы зачем нас оскорбляете? (Харумову.) Еще считается интеллигентным человеком.
Харумов. Наденский вы хам и невежа.
Серебренников. Господа, господа, вы же сами начали, давайте не будем ссориться. Лучше выпьем, и пусть Наденский расскажет свою поучительную историю.

Снова выпивают.

Наденский. Прихожу я домой и открываю бутылку.
Харумов. Не раздевшись, а бутылку вы прямо на пороге открыли?
Наденский. Я не вам это рассказываю, а Дмитрию Александровичу, ну так вот открываю я бутылку и…
Харумов. И сразу отравились.

Все смеются, даже Наденский.

Наденский. Нет, все было совсем не так, выпил я рюмку и чувствую, водка плохая, я знаете, большой ценитель этого исконно русского напитка и могу сразу определить хорошая водка или плохая.
Харумов. Мы в этом не сомневаемся.
Наденский. Стало мне плохо, живот скрутило, думал, помру, но спасся, из меня все обратно вышло: зеленовато – желтая масса с кусочками пищи, неприятно, зато жив остался.
Харумов (брезгливо). Давайте не будем об этом.
Кожухов (с иронией). Да уж, действительно поучительная история, много нового для себя открыл.
Наденский. Вот вы иронизируете, Семен Васильевич, а ведь то же самое могло, случится и с вами, можно подумать я один покупаю водку в ларьках.
Серебренников. Я беру водку только в супермаркете «заря».
Харумов. Что касается меня, то я покупаю этот веселящий продукт в специальном вино - водочном магазине.
Кожухов. Ну а я вообще не покупаю водку, её мне приносит Леонид Петрович. (Вздыхает.) Добрейшая душа.
Харумов (с недоумением). Я к вам заглядываю не часто, стало быть, вы пьете водку только потому, что я вам её приношу?
Кожухов. Шучу я, шучу, но, похоже, только Георгий Андреевич покупает водку в ларьках.
Наденский. Что вы все о водке да, о водке, можно подумать других тем нет, давайте лучше обсудим последний роман Семена Васильевича - «Пуля в голову или новые приключения майора – спецназа Шаракана»?
Кожухов. Зачем, кому это надо, мы здесь собрались, для того чтобы отдохнуть, а не для обсуждения моих романов.

Мимо проходят два молодых человека, здороваются и идут дальше.

Харумов. Наденский, только не надо все начинать сначала, мы вас знаем, опять начнете говорить о бессюжетности, бездарности и безнравственности.
Наденский. Ну почему же, я только приведу по памяти мою критическую статью об этом романе, ничего более.
Серебренников. Прошу вас голубчик, не начинайте ссору.
Наденский. У вас не человек, а супермен, он умудряется на крыше легкового автомобиля
отстреливаться от бандитов, спрыгивать с идущего полным ходом поезда, убивать одной пулей трех противников, но это еще цветочки он, перепрыгивая с крыши одного дома на другую, находясь в воздухе, стреляет из пистолета и убивает преследующего его милиционера, верх авторского безумства и непрофессионализма.
Кожухов (спокойно). Вы в крайности впадаете, Дмитрий Шараканов ни разу не выпрыгивал с поезда, все ситуации мои жизненны и правдивы, вам просто не к чему придраться.
Наденский. Как же, страница сто пятьдесят седьмая, если не ошибаюсь, герой прыгает с поезда.
Кожухов. Не помню, может и прыгает, но я стараюсь описывать жизненные ситуации, насколько это у меня выходит, оценивают читатели, а вам критикам дай рукопись Толстого или Куприна вы и её раскритикуете.
Наденский. Только не надо ссылаться на мэтров, ваш роман не стоит и клочка бумаги, на котором Толстой писал «Казаки» или «Воскресение».
Кожухов. Прекратите, вы хотите меня задеть, но вам это не удастся, я спокоен.
Наденский. Мне это уже удалось, вы слишком ранимы Семен Васильевич, привыкли к восторженным отзывам купленных вами критиков и теперь злитесь на меня за то, что я даю объективный анализ вашего произведения.
Серебренников. Все хватит, умоляю вас Георгий Андреевич, хватит, вы испортили мне настроение, радуйтесь.
Наденский. Дмитрий Александрович вы так говорите, как будто я это специально сделал, я же критик и обязан говорить о недостатках произведения.
Харумов. Весь этот разговор лишен всякого смысла, но, Георгий Андреевич, насколько я знаю, критик еще должен сказать и о достоинствах литературного произведения, по - моему вы слишком узко трактуете понятие «критики».
Наденский (поднявшись с места). Достоинств романа Кожухова я не вижу.
Кожухов (смеется). Это абсурд, Наденский ну вы потешили меня, может, вы тогда ответите на вопрос, почему меня люди читают?
Наденский. За деньги все можно купить, в том числе и любовь читателей, сейчас народ неразборчивый пошел, что ему подсунешь, то он и читать будет.
Серебренников (кричит). Всё, замолчите, Наденский, вы ведете себя как ребенок, но если вы сейчас же не прекратите, мы с вами серьезно поссоримся.
Наденский (поднимает рюмку). Да будет вам, Дмитрий Александрович, я пошутил, давайте лучше выпьем.
Харумов. Я присоединяюсь.
Кожухов (нарочито весело). Я с удовольствием выпью, и если серьезно, то меня много критикуют, но я отношусь к этому спокойно.
Серебренников. Выпьем господа, и надеюсь, мы не будем больше ссорится из - за пустяков.
Наденский. (выпивает) Кстати, господа, как вы отнесетесь к тому, чтобы немножко покататься на лыжах, здесь дают напрокат лыжное снаряжение.
Кожухов. Только без меня.
Харумов. Я даже не знаю, здоровье уже не то.
Серебренников. А мне идея нравится, давно на лыжах не катался, сейчас самое время для лыжной пробежки.
Кожухов. Как знаете, но я с вами не пойду.
Харумов. Разве что для разнообразия, а так я не горю особым желанием.

Все кроме Кожухова встают.

Кожухов. Постойте, куда же вы?
Наденский. Оставайтесь здесь Семен Васильевич, вам спорт противопоказан.
Кожухов. Не шутите так Наденский, ну раз уж все идут, то и я с вами, пойдемте господа.

Явление третье

Илья и Сергей сидят в номере.
Илья. А ты хоть понял, с кем мы поздоровались в холле?
Сергей (зевая). Я их не знаю, какие – то важные господа, может они из правительства.
Илья. Смешной ты, там сидели Кожухов, Харумов, еще, если я не ошибаюсь, среди них был Наденский, известный критик.
Сергей (взволнованно). Как? Не может быть! Семен Васильевич здесь, мой любимый писатель, какая удача.
Илья. Что ты так забеспокоился, два писаки, один бездарный критик и еще кто – то неизвестный сидят, пьют водку, ничего особенного, будни нашей элиты.
Сергей. Я удивляюсь тебе, как ты можешь так говорить о самом Кожухове, ты даже не прочитал ни одного его произведения, нельзя судить о писателе по домыслам и газетным сплетням, это нехорошо.
Илья. Не суди, и не судим, будешь, есть такая пословица, но к твоему сведению я ознакомился со всеми произведениями Кожухова и считаю их бездарными и низкосортными, для толпы так сказать.
Сергей (возмущенно). Ах, так, по-моему, ты рожден быть критиком, о каком произведении тебя не спроси – один ответ, слабо, неинтересно, буднично.
Илья. Не скажи Сергей, я очень уважаю Тургенева, Некрасова, Гончарова, а среди современных писателей я пока не нашел того, чьи работы пришлись бы мне по душе.
Сергей. Работы – у критика, тебе сам Бог велел критиковать, только мои рассказы ты щадишь и не критикуешь их, а мог бы как друг указать на ошибки.
Илья. Если хочешь, я это сделаю, только потом не плачь, я всегда оцениваю работы с максимальной строгостью, так как разбрасываться похвалами не в моем стиле.
Сергей. Все я разозлился, и это ты виноват, кроткого человека тоже можно довести до бешенства.
Илья. И почему ты такой нервный, я не хотел тебя обидеть, извини.
Сергей. Да что ты извиняешься, ты ведь не меня критиковал, а Кожухова, передо мной не надо извиняться.
Илья. Ну не серчай дружище, я бываю резок, но ничего с собой не могу поделать, стремлюсь к идеалу, а грубые подделки разбиваю в пух и прах.
Сергей (смеется). Вспоминаю твою рецензию на студенческом вечере, куда был приглашен сам Федор Бакунин, ты так метко раскритиковал его исторический роман, что бедный писатель ушел, даже не попрощавшись.
Илья. Да, только за эту шалость меня хотели отчислить из университета, но мне повезло.
Сергей. Как ты думаешь, это будет прилично подойти к Семену Васильевичу и познакомиться с ним?
Илья. А что здесь неприличного, ты, кстати, можешь показать ему свой рассказ.
Сергей. Ни за что, я не могу показывать такому литературному гиганту как Кожухов своё жалкое, безликое и лишенное всякого смысла произведение, это будет неуважением по отношению к нему.
Илья. Ты меня удивляешь, Сергей, думаешь, знаменитые писатели сразу родились гениями, да они такое писали, что всякий образованный и интеллигентный человек придет в неописуемый ужас.
Сергей. Может ты и прав, но рассказ свой я ему все равно не покажу, стыдно, но хотелось бы поскорее познакомиться с ним.
Илья. Будь, уверен, я устрою ваше знакомство, заодно увидим воочию «великого» критика Наденского, чувствую, веселый будет денёк.

Действие второе

Кожухов, Наденский, Серебренников и Харумов в лыжном снаряжении остановились около крутой горки и о чем – то спорят.

Явление первое

Наденский. Кто первый съезжать будет?
Харумов. Мы уже час препираемся, если все такие трусы, то давайте я съеду.

Харумов едет вниз и неуклюже падает в снег.

Наденский (смеется). Какой неловкий Харумов, как будто он первый раз на лыжах катается.
Кожухов. Я посмотрю, как вы съедете Наденский, кстати, ваша очередь.
Наденский. Нет уж, вы езжайте, куда мне вперед вас.
Кожухов. Ну и черт с вами.

Кожухов съезжает вниз и падает в снег, та же участь постигает и Серебренникова.

Наденский. Сейчас я покажу вам господа, как надо умело балансировать, чтобы не упасть, смотрите и запоминайте. (Громко смеется.)

Наденский съезжает вниз и врезается в дерево.

Серебренников (поднимает его) Давайте я вам помогу, вот вас угораздило.
Кожухов (язвительно). Вы не ушиблись, Георгий Андреевич?
Наденский. Со мной все в полном порядке, поедемте дальше.
Серебренников. Как вы только себе ничего не сломали, когда вы на большой скорости врезались в дерево, я уж подумал, насмерть.
Наденский (улыбнувшись). Вы слишком драматизируете, я чувствую себя еще лучше, чем до того, как врезался в дерево.
Харумов (истерично смеется). Господа простите,… но вот умора, я никогда так не веселился, Наденский, вы меня убьете своими шуточками.
Кожухов. Мы поедем или нет?
Серебренников. Семен Васильевич, вы бездушный человек, бедный Георгий Андреевич сильно ушибся, а вы ему даже отдохнуть не дадите.
Кожухов. Мне это надоело, я еду, а вы, если хотите, оставайтесь, сами вытащили меня на эту лыжную прогулку, а теперь отдыхаете при каждом удобном случае.
Наденский. А к чему отдыхать, я вовсе не устал! Видите тот остров вдали, предлагаю доехать до него, а потом обратно.
Харумов. Вы с ума сошли, он очень далеко, такое расстояние мы не осилим.
Наденский. В ком еще горит пламенное сердце и в душе живы безрассудства юности мятежной, поймет меня, мы бросаем вызов стихии, господа.
Кожухов. Наденский, вы слишком сильно ударились о дерево, вам нужна врачебная помощь.

Наденский едет вперед, за ним следует Серебренников.

Харумов. Делать нечего придется ехать, ох уж этот Наденский доведет он нас до могилы.
Кожухов. Сплюньте, Леонид Петрович, хоть я и не суеверный человек, но все – таки не стоит так о себе говорить.
Харумов. Да бросьте вы суеверия придумали те же люди как оправдание своих же поступков, не берите в голову.

Явление второе

За нашими героями следуют Илья и Сергей.
Илья. Что ты их так боишься, давай подъедем поближе, скажем физкультпривет, так глядишь и познакомимся.
Сергей. Да что тебе так не терпится с ними познакомится, давай лучше наслаждаться природой, какой здесь воздух чудесный.
Илья. Воздух замечательный, только ты по – моему струсил и пытаешься скрыть свой страх.
Сергей. Чудесная погода, все так и дышит весной, как сказал один поэт.
Илья. Мороз пятнадцать градусов, ты совсем обезумел, какая еще весна?
Сергей. Я говорю в переносном смысле, в любом случае мы не будем беспокоить их и поедем другой дорогой.
Илья. Как знаешь, но мне почему – то кажется, что ты струсил.
Сергей. Нет, я не боюсь, просто давай не будем невежами и оставим известных людей в покое, им, наверное, уже надоели докучливые репортеры и назойливые поклонники.
Илья. Хорошо, тогда едем в ту сторону.
Сергей. Прекрасный выбор, едем.


Явление третье

Кожухов, Наденский, Харумов и Серебренников с трудом доехали до острова, и внезапно поднялась самая настоящая метель, они были вынуждены скрыться от ветра в лощине, и стали ждать.

Кожухов. Проклятье, Наденский, это из - за вас мы попали в такую переделку, как мы теперь вернемся обратно?
Наденский. Я мог бы поехать и в метель, просто закройте шарфом лицо, и тогда холодный ветер не будет обжигать вашу нежную кожу.
Харумов. Ваша ирония ни к месту, я сам вздрагиваю при мысли, что придется идти обратно по такому холоду.
Серебренников. Так главное не паниковать, мы должны продумать наши действия.
Наденский. Вы так говорите, как будто мы в зоне стихийного бедствия.
Харумов. Сейчас бы чаю горячего с лимоном и в постель.
Кожухов. Ветер не утихает, мы здесь можем застрять до вечера, думаю, стоит идти обратно.
Харумов. Мы погибнем, я говорю это совершенно серьезно, помню в детстве, один мой знакомый пошел в метель и замерз, его нашли на следующий день в снегу.
Наденский. Хватит пугать нас своими выдумками, Семен Васильевич прав надо идти.
Кожухов. Наденский, по - моему вы только в экстремальных ситуациях становитесь, похожи на человека, где ваши жалобы и недовольство жизнью, или столкновение с деревом пошло вам на пользу.
Серебренников. А как мы увидим куда идти, ведь ветер будет дуть прямо на нас?
Наденский. У меня хорошо развито шестое чувство, именуемое интуицией, оно нам поможет.
Харумов. Нет, я лучше останусь, самое разумное в этой ситуации это переждать вьюгу здесь.
Серебренников. Мы можем замерзнуть и тогда точно не дойдем, Леонид Петрович, советую прислушаться к предложению Наденского.
Кожухов. Пойдемте, господа иначе мы никогда отсюда не выберемся.

Явление четвертое

Илья и Сергей не могут найти обратную дорогу.

Илья. Я ничего не вижу, куда теперь идти?
Сергей. Не слышу, говори громче.
Илья (кричит). Куда нам идти?
Сергей. Следуй за мной, я, кажется, вижу смутные очертания моста, нам туда.
Илья. Подожди меня, у меня нога из крепления выскользнула.
Сергей. Быстрее Илья, я сейчас в льдинку превращусь, и зачем мы только на лыжах поехали.
Илья. Как зачем, ты же хотел познакомиться с писателем, ну что познакомился?
Сергей. Прекрати, что ты там возишься с креплением.
Илья. Все готово, теперь можно идти.
Илья и Сергей доходят до моста и прячутся под ним.
Илья. Вот и спаслись, интересно как там наши писаки.
Сергей. Я вижу вдали четыре фигурки, может это они?
Илья. Да, похоже, это славные герои русской литературы.
Сергей. Надо помочь им, наверняка они устали и без нашей помощи погибнут, надо обязательно им помочь.
Илья. Нет уж, я лучше пойду в теплый номер и приму горячий душ, о себе надо заботиться, а не о других.
Сергей. Но ведь они могут замерзнуть, люди они не молодые и я представляю, как тяжело им дается каждый шаг, я не могу сидеть, сложа руки, когда люди попали в беду.
Илья. Тогда иди и помоги им, чего ты ждешь?
Сергей. Конечно, помогу, только немножко посижу здесь и отогреюсь.
Илья. Они не маленькие дети, как – нибудь сами доберутся, и я понимаю, если бы там были: Тургенев, Белинский и Толкиен, их бы стоило спасти, но протягивать руку помощи бульварным писакам, которые «отравляют» русскую литературу, своими мерзкими и бессюжетными произведениями, нет уж!
Сергей. Значит, читать надо только великих писателей, остальные значит не в счет, а ты знаешь, как начинал Чехов, он носил свои рассказы в издательство, и над ним смеялись, говорили с иронией, эх вы Че – хо – вы.
Илья. Извини меня, но Чехов и Кожухов разные люди, талант Чехова признали, когда он был еще юношей, а болвану Кожухову - тридцать лет и он до сих пор считается пошлым и плохим писателем.
Сергей. Не смей оскорблять Семена Васильевича, за глаза, скажи ему это в лицо, что не можешь, тогда и не говори о нем плохо.
Илья. Ладно, не будем ссориться, пойдем домой.
Сергей. А им мы разве не поможем?
Илья. Не волнуйся, эти особи отличаются невероятной живучестью, они и без нас справятся, пошли.
Сергей. Ну, хорошо и все – таки у тебя нет сердца.

Явление пятое

Кожухов, Наденский, Харумов и Серебренников.

Кожухов. Господа, я больше не могу, давайте остановимся.
Харумов. Мы и полпути не прошли, нечего отдыхать, мы окоченеем и не сможем идти дальше, нельзя останавливаться.

Наденский падает в снег.

Серебренников. Георгий Андреевич, ну что же вы, поднимайтесь.
Наденский. Идите без меня.

Кожухов и Харумов смеются.

Кожухов. Наденский, вы умеете рассмешить, эту фразу я встречаю в каждом втором фильме, ладно, пошутили, и хватит, вставайте.
Наденский. Всё, силы покидают меня, я буду вам только обузой.
Харумов. Пошлите вперед, я уверен, Наденский сам нас догонит, как только мы уйдем.
Серебренников. Я без Наденского никуда не пойду, и вам господа должно быть совестно, что вы бросаете друга в беде.
Кожухов. Дмитрий Александрович, вы разве не видите, что Наденский притворяется, он просто хочет отдохнуть, вот и ломает комедию, Георгий Андреевич, вставайте, русским языком вам говорю.
Наденский. Нет, пожил я на белом свете и хватит, пусть в газетах напишут, Наденский нашел мученическую смерть на ледяном покрывале Волги - матушки.

Серебренников пытается поднять Наденского, но тот отталкивает его.

Харумов. Что за баловство, вы как знаете, а я еду вперед.
Кожухов. Я с вами.
Серебренников. Ваше поведение мне кажется безобразным, или вы сейчас же встаете или я оставляю вас здесь одного.

Наденский лежит на снегу, глаза его закрыты.

Серебренников. Наденский, что с вами, да очнитесь же вы, это не смешно! (Хлопает Наденского по щекам.) О боже, его срочно надо в больницу, застыл бедняга.
Серебренников (кричит). Господа, вернитесь, Наденскому нужна помощь, вернитесь. Ну что мне теперь делать, бросить вас я не могу, а если останусь, то сам замерзну. (Плачет.)
Я думал, будет увеселительная прогулка на свежем воздухе, а вот как вышло.
Наденский. Не надо из - за меня так убиваться, просто я вздремнул маленько.
Серебренников (возмущенно). Вы притворялись, вы подло обманули меня, как можно?
Наденский. Честно говоря, я это специально сделал, с умыслом, чтобы показать вам какие у вас верные друзья, они бросили нас и бегут как зайцы.
Серебренников. Может, они просто не слышали, как я кричал?
Наденский. Опомнитесь, Дмитрий Александрович, они дружат с вами, только потому, что вы директор крупного издательства, и сейчас вы могли убедиться, какова цена их дружбы.
Серебренников. Хватит, пойдемте, я не хочу говорить об этом, вас послушаешь, сердце кровью обливается, получается, что люди меня любят и уважают только из - за денег?
Наденский. Да нет же, не все, такие как Кожухов и Харумов, например я вас считаю звездой русской философии, вы далеко пойдете, я ценю в вас самобытность и талант.
Серебренников. Право, не стоит меня так расхваливать, как у вас еще язык не замерз, давайте двигаться.
Наденский (поднимается). Я готов, прибавим ходу и догоним Кожухова с Харумовым, представляю, как они удивятся, увидев меня в добром здравии!


Действие третье

Кожухов, Наденский, Серебренников и Харумов сидят в столовой, они уже изрядно выпили, чуть поодаль от них за другим столиком расположились Илья и Сергей.

Явление первое

Харумов (обгладывая куриную ножку). Вкуснятина, давно не ел так хорошо приготовленной курицы, Семен Васильевич дайте мне, пожалуйста, майонез.
Кожухов (протягивает ему майонез). Сколько можно есть, я по комплекции больше вас, но съел в два раза меньше, не подумайте, что я вам в обиду это говорю, просто удивляюсь вместительности вашего желудка.
Харумов. Представьте себе, Семен Васильевич, я потратил много энергии и нервов и теперь восполняю запас так сказать.
Серебренников. Хорошо, что все так кончилось, и главное никто не получил обморожение конечностей, это самое главное.
Харумов (вздрагивает). Этот поход я запомню надолго.
Кожухов. Мы спаслись, потому что мы еще нужны на этом свете, русская литература без нас как сын, без отца.
Наденский (шепчет) Каковы болваны, жалко, что они не замерзли насмерть.
Кожухов. Что вы сказали Наденский, я не расслышал?
Наденский. Господа, я хотел задать вам вопрос, как вы относитесь к поговорке, друг познается в беде?
Кожухов. Странный вопрос, но по вашему лукавому взгляду я могу определить, что вопрос имеет какое – то отношение к нам, извольте объяснить.
Наденский. Когда я лежал в снегу и не мог подняться, вы бросили меня на произвол судьбы, только Дмитрий Александрович остался со мною, а вы убежали – шкурники.
Харумов (с силой бросает кость в тарелку). Это возмутительно, если вы еще хоть раз позволите себе оскорбить нас, я поколочу вас, чтобы больше неповадно было хамить уважаемым людям.
Кожухов. Наденский, вы клоун и шут, никто ваши слова не воспринимает всерьез, мы с Леонидом Петровичем ждали вас и уж конечно не бросили бы в беде, вы ведь потом нас догнали, на что вы тогда жалуетесь?
Серебренников. Господа, а ведь в словах Наденского есть доля правды.
Кожухов (ошарашенный). Помилуйте, Дмитрий Александрович, да за вас мы горы свернем, вы для нас дороже отца родного, никого я не любил, так как вас.
Серебренников (удивленно). Что вы имеете в виду?
Кожухов. Я люблю вас как брата, и так же любит вас и уважает Леонид Петрович, в этом жестоком и несправедливом мире вы нам надежда и опора.
Наденский (смеется). О великий, могучий, правдивый и свободный русский язык, ладно хватит подлизываться, поговорим о чем – нибудь другом.
Харумов. Семен Васильевич говорил от чистого сердца, а вы Наденский исказили его слова, опошлили их, теперь я испытываю к вам чувство глубокого презрения и неприязни.
Наденский. Неужели? Так я вас ненавижу уже давно, с тех самых пор, как вы издали свою первую книгу, тогда я написал критическую статью на ваш роман, и все уважаемые критики согласились со мной, произведение было не столько глупо, сколько бездарно, сюжет у вас, вроде какой – никакой прослеживался.
Харумов. Наконец - то вы показали своё истинное лицо, зачем вы поехали с нами, если всех ненавидите?
Наденский. Только по приглашению Дмитрия Александровича, и я не жалею, что поехал, так как без меня вы бы его погубили, оставили бы одного, а сами уехали, и не стало бы нашего солнышка, дорогого Дмитрия Александровича Серебренникова. (Плачет.)
Серебренников. Все хватит истерик, я уже жалею, что пошел у вас на поводу Наденский, вы всех критикуете и оскорбляете, я не понимаю как так можно.
Кожухов. Это его хлеб, мы пишем – он критикует, например, возьмите какое – нибудь крупное благородное животное, к нему всегда прицепляются разные паразиты и живут за счет него, так и Наденский.
Серебренников. Я прошу вас, прекратите, наш отдых превращается в мучение, мы постоянно ссоримся и хамим, друг другу, давайте будем добрее.
Харумов (поет). Как прекрасен этот мир,
посмотри, как прекрасен этот мир.

Наденский. Тогда я тоже буду петь, вот послушайте. (Громко кричит.) Мне бы жизнь свою как кинопленку
прокрутить на десять лет назад,
чтобы стала ты простой девчонкой,
чистой – чистой как весенний сад,
вижу тень наискосок…
Серебренников. Как вы можете это петь, противная и невыразительная песня.
Кожухов. Раз все поют, то чем я хуже. (Тихонько напевает, подражая известному артисту.) Не думай о секундах свысока,
наступит время, сам поймешь, наверное,
свистят они как пули у виска,
мгновения, мгновения, мгновения…
Серебренников (пытается их утихомирить). Господа, ну разве так можно, люди смотрят.
Наденский (орет). Усталость забыта, колышется чад,
и снова копыта как сердце стучат,
и нет нам покоя, гори, но живи.
Харумов (подпевает). Погоня, погоня, погоня
в горячей крови.
Серебренников. Ну, хватит, вы с ума сошли!

Два молодых человека нерешительно подходят к их столику.

Илья. Извините господа, что, вас прерываем, но мы просто хотели засвидетельствовать вам своё почтение, я Илья, а это мой друг Сергей.
Наденский (прекращает петь). Здравствуйте, вы нам нисколько не помешали, присаживайтесь, пожалуйста.
Илья. Мы почитатели ваших талантов и для нас большая честь просто разговаривать с вами.
Серебренников. Давайте знакомится, я Дмитрий Александрович Серебренников, кандидат философских наук, Семен Васильевич Кожухов - писатель, Леонид Петрович Харумов – тоже писатель и, наконец, Георгий Андреевич Наденский известный критик и публицист.
Кожухов. Молодые люди, а вы пишите или просто читатели?
Илья. Я обычный читатель, а вот мой друг пишет неплохие рассказы, но стесняется их показывать, господа, вы не изволите посмотреть один его небольшой рассказ и высказать своё мнение, если это, конечно, вас не затруднит?
Харумов. Обязательно, показывайте ваш рассказ молчаливый друг.
Сергей (смущенно). Не надо, что вы!
Кожухов. Молодой человек, что вы краснеете как барышня, давайте свой рассказик, и мы его посмотрим.
Сергей. Но я не взял его с собой.
Илья. А что тебе мешает сбегать в номер и принести его сюда, ведь господа еще не собираются отсюда уходить?
Наденский. Да мы здесь может, до вечера просидим.

Сергей убегает.

Наденский. Ваш друг робкий человек.
Илья. Но он очень хороший парень, он не всегда такой стеснительный, просто он ведет себя скромно в присутствии новых знакомых.
Серебренников. Скромность - хорошее качество, только нынче в моде наглость и подлость.
Наденский. Предлагаю выпить за то, чтобы никто из нас не терпел возле себя подлецов и лизоблюдов.
Харумов. Илья, выпейте с нами?
Илья. С превеликим удовольствием, ваше здоровье.


Явление второе

Наденский, Кожухов, Серебренников, Харумов и Илья выпивают.

Кожухов. Итак, об чем речь господа присяжные заседатели.
Харумов. Я только, что говорил о китайском подъеме сельского хозяйства, вы знаете, какую они провели реформу, дали крестьянам землю и те должны были фиксированную часть своей продукции продавать государству по твердым ценам, а с оставшейся могли делать, что хотели и теперь в Китае рост ВВ… П… каждый год – 9,5 процентов.
Наденский. Харумов, да вы пьяны, но я вот, что хотел сказать, зря я господа вас обижал, теперь вы мне кажетесь вполне безобидными и полезными созданиями.
Кожухов. Спасибо на добром слове, а вот, кстати, и наш писатель.

К столику подходит Сергей и кладет мятую тетрадку на стол.

Кожухов. Дайте сюда, сейчас я ознакомлюсь с вашим трудом. (Прочитывает и отдает Харумову.) Интересно.
Харумов. Я и так знаю о чем речь, возьмите Дмитрий Александрович.
Серебренников. Зачем, дайте лучше её нашему критику, а уж потом я оценю её с философской точки зрения.
Наденский (после прочтения). В вас определенно «что – то» есть молодой человек. Но
по - моему наш юный друг хочет услышать конструктивные идеи и предложения, пожалуй, начну я, идея ваша не нова, влюбленный юноша решает покончить с собой, вам не хотелось переделать эту так сказать банальную рутину в свежую, вкусную конфетку.
Харумов. Идея не нова, зато исполнение хорошее.
Сергей. Вы знаете, это не самое лучшее моё произведение, так наброски.
Илья. Это он скромничает господа, этот рассказ он переделывал уже много раз, тщательно проверял, нет – ли ошибок, просматривал каждое предложение.
Кожухов. Сергей, рассказ хорош и не слушайте Наденского, давайте выпьем.
Сергей. Но я не пью.
Кожухов. Это вы бросьте, уважьте стариков, выпейте с нами.

Сергей подносит рюмку ко рту и осушает её.

Кожухов. Ну, выпили, теперь можно и побеседовать.
Наденский. Сюжет плох и неорганичен, бесконечные философствования героя по поводу жизни и смерти выводят из себя, персонажи у вас деревянные, (шепчет), так что еще плохого можно сказать.
Сергей. Это я хоть сейчас вычеркну.
Кожухов (смеется). Сергей, да не слушайте вы его, он самый злобный критик нашего времени, лишь изредка в его словесном поносе можно обнаружить какое – нибудь стоящее замечание.

Харумов падает лицом в тарелку с борщом и вскоре слышится его храп.

Наденский. Имя у девочки вашей мечты некрасивое, Дина, (смеется), вы бы еще её Феклой обозвали.
Серебренников. Сергей, позвольте мне пожать вашу мужественную руку, рассказ интересный, увлекательный сюжет, динамика действия, я говорю искренне.
Сергей (краснеет). Спасибо вам за столь положительный отзыв.
Наденский. Орфографических ошибок не вижу, как и пунктуационных, но стилистические погрешности встречаются, чуть – ли не на каждом шагу, потрудитесь исправить, кстати, ваш герой утром во вторник был без гроша в кармане, каким образом он смог купить шикарный букет цветов своей любимой?
Сергей. Ох, это я не заметил, простите.
Кожухов. Наденский, нельзя подрезать крылья молодым писателям, так говорил великий Чехов, поэтому оставьте произведение Сергея в покое, давайте лучше выпьем.
Наденский. В меня больше не лезет, посмотрите, что с Харумовым, он напился, как свинья.
Серебренников. А я вот выпью, за наше молодое поколение талантливых авторов, которые придут вам на смену.
Наденский. Только из уважения к вам Дмитрий Александрович.

Все пьют.

Кожухов. Сергей, а что вам нравится писать более: детективы, фантастику, исторические очерки или литературу для детей.
Сергей. Я не понимаю фантастику, литература для детей слишком сложна для меня, как впрочем, и детективы, я пишу небольшие рассказы и отправляю их в газеты и журналы.
Наденский. В вашем рассказе Сергей, слишком часто встречаются местоимения, я, ох, ай, всю эту мишуру извольте убрать и еще, сколько можно говорить об употреблении синонимов, ну замените вы, бесконечные сказал, на, промолвил, произнес, проговорил, заметил или заговорил, вы со мной согласны?
Сергей. Да, пожалуй, вы правы, мой рассказ никуда не годится, зря я вам его принес.
Наденский (удивленно). Да полно вам, молодой человек, ваша работа хороша, поэтому я её и критикую. (Кричит.) Наденский критикует только достойные произведения, ваше здоровье (Поднимает рюмку и выпивает.)



Явление третье
Все те же, сильно пьяны.
Серебренников. Ах, любовь, любовь, как говорил Бердяев, когда любовь погружается в обыденность, то она охлаждается и постепенно угасает, в вашем случае Сергей, этот юноша Артем, он все сводит к бытовой любви, а проще говоря, к сексу, или я ошибаюсь?
Сергей. Вы знаете, я насколько мог, пытался возвысить его чувства, но получилось пошло, искренне прошу прощения.
Серебренников. За что вы передо мной извиняетесь, Сергей, я всего лишь философ, не принимайте мои замечания близко к сердцу.
Наденский. Илья, а что же вы все молчите, вы показались мне разговорчивым человеком.
Илья (захмелевший). Мне просто нечего сказать вам, жируете господа, с жиру беситесь, когда народ голодает.
Кожухов. Вот это да, старших надобно уважать молодой человек, вы, между прочим, нашу водку пьете.
Илья. Вы мне противны, мещанин, думаете, мне нужна ваша водка. (Берет бутылку водки и разбивает её об пол.) Вот вам.
Наденский (хлопает в ладоши). Блестящий ответ, я приветствую вас Илья, вспоминаю себя в молодости.
Сергей. Господа, извините его, пожалуйста, все расходы мы возместим.
Серебренников (добродушно). Какие еще расходы, это был бунт души отважной, мы сами за все заплатим.

Сергей поднимает Илью, и они вместе уходят.

Наденский. Я бы на месте Илья разбил бы бутылку об голову Кожухова.
Кожухов. Если бы смогли, конечно, я вас голыми руками в бараний рог скручу.
Серебренников. И снова ссоры и дрязги, как мне это надоело!
Наденский. Я был не прав, извините меня Семен Васильевич, дайте я вас расцелую.
Кожухов (отталкивает Наденского). Не стоит, я принимаю ваши извинения, только не надо лезть целоваться, прекратите.
Серебренников (будит Харумова). Голубчик, проснитесь, нам скоро отсюда уходить, просыпайтесь.
Харумов (поднимает голову). Я предлагаю тост, за тех, кто здесь собрался, налейте мне, я требую. (Ему наливают.)
Кожухов. За нас господа.
Серебренников (поднимается с места). Может это прозвучит слишком напыщенно и высокопарно, но я считаю, за этим столом собрались блестящие умы нашей необъятной страны, я пью за вас.

Харумов выпивает и снова падает лицом в тарелку.

Наденский. Браво
© Copyright Андрей Избранный, 2003