Бабочка

Старый солдат сидел у окна и смотрел сквозь стекло бельмами выгоревших глаз. Планета умирала. Конечно можно сказать, государственный приют для ветеранов не может стоять в приличном районе, и поэтому вид из окна так и так будет мрачным, но истина состояла в том, что погрязшая в нищете, в индустриальном смоге промышленных гигантов, в радиактивном ужасе свалок планета действительно агонизировала под невидящим взглядом старика. Он улыбался. Страшноватые тёмно-бурые гноящиеся бельма, из-за которых ни одна женщина-сиделка не хотела за ним ухаживать, рассеянно блуждали из стороны в сторону, будто оглядывали далёкую линию горизонта, и умиротворённая улыбка лежала на его лице. Да, он был умалишённым. Наверняка он умалишённый, - думал парень в белом халате, пришедший поменять бельё и убрать в палате. Нельзя же сидеть вот так, без глаз, почти без тела в этой жалкой богадельне, на погибшей планете и с такой дурацкой улыбкой на лице. Из-за всей этой дряни, что льётся в него по трубкам пытаясь сымитировать кровь, он уже давно и прочно утратил контакт с реальностью. Полуживая проблема для аппарата жизнеобеспечения, устаревшего, должно быть, ещё до его рождения, чем он может испачкать простыню? Доктор, который в последний раз его осматривал, сказал Торну (так звали парня, который присматривал за стариком), что система потоотделения окончательно отмерла, и что пациенту осталось максимум пол месяца.
Но когда Торн начал менять бельё, старик неожиданно заговорил с ним. Было неожиданно услышать от обломков человека, растерзанных капельницами и проводами такой звучный, чуть надтреснутый, но совсем не старческий голос.
- Какого она цвета? – неожиданно спросил его солдат.
Мало ли что пришло ему в голову – подумал Торн. Он дежурил на этаже для «овощей», не проявлявших признаков разумной жизни пациентов, и в его обязанности не входило общаться с ними, и отвечать на их бредовые реплики. Нечего не ответив, он продолжил своё дело, но старик опять заговорил:
- Бабочка. Она ведь голубая, да?
Торн невольно оглянулся и посмотрел по направлению мёртвого взгляда мёртвого человека. На стене рядом с окном висела маленькая выцвевшая картинка в жестяной рамке. На ней действительно была голубая бабочка. Но этого же не может быть! Ведь никому и в голову не придёт добровольно таскаться по палатам с жуткими останками, в которых с трудом можно узнать людей, а тем более разговаривать с ними! Даже он, а ведь ему платят за это, с трудом заставлял себя каждый день обходить палаты. Но ведь старик не мог увидеть картинку сам! Торн не знал, что и думать.
- Да… Да, она голубая, - наконец сказал он, - но откуда ты…
- Я знал… да… я так и знал, - не слушая его дальше сказал солдат, и удовлетворённость и умиротворение, такие же, как на лице, звучали в его голосе.
- Да… простор… до самого горизонта простор… ветер колышит ковыль, и далеко, да, там, далеко, на самом краю тонет в просторе, в этой свободе, в этой степи огромное солнце… И ступени, они ведь дубовые, правда? Они ведут на эту землю, на мою землю… крепкие широкие ступени, и перила, да, они тоже крепкие, старые, и на них сидит голубая бабочка, я ведь знал, что она там… я знал…
Нет, он действительно рехнулся, думал идя по коридору Торн. Он уже успел закончить все свои дела в палате и уйти, а старик всё говорил и говорил, всё нёс свой бред про запах трав и шум ветра. Сначала Торн слушал его, ждал, что он скажет, как он узнал про картинку на стене, но быстро понял, что у старой развалины галюцинации, и быстрее сделав свою работу, пошёл дальше. На сегодня ещё слишком много дел, чтобы развлекаться фантазиями слепого инвалида.
Старый солдат не слышал, как ушёл Торн. Он слышал пение закатных птиц, и теплый ветер трепал его волосы. Бабочка покачивалась от его порывов, но не улетала. То складывая, то раскрывая крылышки, она балансировала на потемневшем от времени дереве перил.
- Ты спрашиваешь… как я догадался, какого она цвета? – спросил солдат, и голос его, совсем ещё молодой голос, становился всё слабее, всё тише.
- Очень просто, - сказал он с той интонацией, с которой обычно обьясняют очевидные вещи любимым детям.
- Просто… так и выглядит мир, который я спас…
На отравленной планете, преданный пославшими его в бой, в бедноте, в одиночестве, опутанный трубками и проводами, заменявшими ему тело, умер счастливый человек…