Прозрачная свобода

Тонкий запах вечера замер в воздухе. В слишком весеннем парке, по-американски, на золотой траве сидел я. Где-то совсем вдалеке пищали дети, а через  маленькую тропинку, протоптанную моими же руками, вовсю шёл дождь, сбивающий слабые осенние листья  с уставших веток. Легко поднявшись, я подошёл к самой тропинке и, зажмурившись, ступнул правой ногой, такая примета, на неё. Тело поддалось, как-то само по себе, и весь целый я стоял между тем, чего хотелось и тем, что есть. Странно - неуютно было где-то в области живота, а голова сама по себе вращалась из стороны в сторону.

- Дай пройти, - раздался чей-то властный голос за спиной, а после целый хор вторил, - дай пройти!

Я обернулся назад, но никого не было рядом, не было даже вдалеке, но звук не прекращался и всё больше давил на перепонки воспалённых ушей.

- Где вы? – крикнул, исступленно, я
- Внутри тебя и хотим на свободу. Свободу! – воскликнуло многократное эхо.
- Но я должен выбрать.
- Свободу!
- Не так быстро.
- Свободу!

Закрытые глаза обрели волю в глубине собственного моего прошлого. Невольно голова повернулась по запаху дождя… медлительные капли разбрызгивали яркие чувства, перенесённые из солнечных вершин души. Круги добегали до тропинки, но не отражались от неё, а накапливались волной, готовой обрушиться на мои ноги.
Силуэт женщины с пышной шевелюрой и бледным, но отточенным до симпатии лицом, бродил между сухих, отчего-то, деревьев. Влажная сигарета тлела между её правдивых пальцев и тонкая струйка дыма сворачивалась в спираль, играющую с дождём.

- Я мама, - донеслось до меня. И внимание, до того рассеянное на столько разных вещей, напустилось на неё.
- Чья мама? – шепнули, сами, губы.
- Того, кого вы не уберегли.
- Мы?
- Вы – ты и твоя правда.
- Но я ведь хотел,  - не осознавая о ком речь, перечил я.
- Он ведь вам поверил.
- Поверил?
- И я поверила.

Звёздная улыбка озарила её уста. Казалась злой усмешка, но плакали верой глаза.

- Почему у Вас сигарета тлеет, она ведь мокрая? – спросил я.
- Она думает, что она сухая.
- Думает?
- Я в неё верю и этим она живёт.
- Это просто сигарета.
- Просто вера.
- А почему Вы не намокаете?
- Я не могу, это ведь твой дождь.
- Он вовсе не мой. Он сам по себе.
- Сами по себе твои голос и глаза, а дождь  этот твой и если ты его не остановишь, он затопит тебя.
- Я не знаю как.
- Я тоже.
- Свободу! – ударило в спину волной чужих голосов.

Мама начала удаляться, скользя по поверхности, отполированной каплями. До раздражения тонкая струя дыма тянулась и не рвалась за ней. Дрожащими пальцами попытался я зацепиться за неё, но от приближения она начинала извиваться, не поддаваясь. Увеличивая, яростью, рывки я сумел вцепиться за самый краешек дымной нити…

* * *

Миллиарды диафильмов, с подписанными словами цветных, застывших героев, замелькали передо мной. Тень, отбрасываемая мною, разрезала плотный воздух и делила его на равные части. Позади теперь была тропинка, позади парк, дождь и мама. Потеребив пальцами в воздухе, я понял, что упустил струйку где-то раньше и сейчас лечу безнадёжно и непонятно куда… так, болтаюсь в пространстве личной выдумки ни вперёд, ни влево, ни назад, ни вправо. Где-то между…

- Свободу!  - пронзило эхо и затрясло окружающее.
- Где я?
- Свободу!!!

Дрожащая бесконечность стремительно приближала  ко мне  свои несуществующие края и, почти оставив меня без воздуха, сомкнула куб вне меня.

- А теперь моя очередь, - оглушительно звонко прозвучал детский,  чистый голос, до противного, везде.

Сумбурное мельтешение граней моей нынешней действительности закружило голову (хотя я крайне сомневался в её существовании).

- Ура! Ура! Шесть, - прокричал всё тот же изверг ребёнок и захлопал в ладоши. Хлоп, хлоп… хлоп… всё громче и  громче, и снова хлоп…. Нестерпимая боль окружила и без того забитую голову… хлоп… словно мыльный пузырь разлетелся мой кубик в прозрачную даль. Я снова был невесом и обречён на несуществование.

- Ой, как здесь темно, - таинственно глубоко прошептал юный женский голос слева верху от меня.

Я устремил взгляд в самую суть новоявленного, но зрением не смог уловить ничего.

- Давай напишем на стекле наши имена, - спрашивала она у кого-то.

Скрипящее движение фломастера выдало её расположение. Одним только желанием я заставил себя двигаться в её сторону. Так нежен и нужен был её голос… и вдруг треск разбитого стекла… кап - кап – кап… то ли слёзы, то ли кровь стучали о что-то ударяясь. Кап – кап – кап…

- Па-а-ап, у нас опять кран протекает, - снова детский голос, снова омерзительно звонкий.

Кап – кап – кап. Я упустил желаемое, не рассчитав напора. Я разбил его…. Кусочки желаний летели в пустоту и, нечаянно, касаясь, друг друга, искрили обидой. Ласкающие языки пламени начали щекотать моё тело сквозь одежду, которая тлела, не причиняя боли. Опалились волосы на всём теле, и не было больно.  Медленно шурша, капала в пустоту кипящая кожа. Оставалось сознание, вырвавшееся из плена тела, взлетевшее в высоту иллюзий от безверия и пустоты… а всё могло быть не так…

* * *

- Привет, а ты кто? – спрашивала меня обладательница чудного голоса, держа в руках фломастер.
- Я разбил твоё стекло, - не к месту ответил я.
- Оно не моё, оно твоё. И не стекло ты вовсе разбил, а моё имя.
- Имя на стекле.
- Имя на судьбе.
- На чьей судьбе?
- На твоей.
- И ничего нельзя исправить?
- Может и можно, на зачем? Ты ведь уже разбил, придётся клеить.
- Что клеить?
- Имена…
- А имена можно клеить?
- Не знаю…
- Слушай, а ты не знаешь, куда подевалась мама?
- Мама? Знаю, но не скажу.
- Почему?
- Ты её не сможешь уберечь.
- А от кого её нужно беречь?
- От самой себя. Она же тебе поверила. А кого ты, кстати, уже  не уберёг?
- Да я и сам толком не знаю, не понял я, чья она мама.
- Но ты же с ней спорил.
- Но я же юн, что я мог ей ответить?
- Ты даже не понял о ком она, но стал ей отвечать.
- Я отвечал потому, что хотел понять.
- Ладно, идём, я покажу тебе её.

Неощущаемое движение колола окружающие предметы. Лопались стёкла, невесть куда поставленные, разбивались стаканы, чем-то наполненные и всё это не было рядом, это нельзя было потрогать, но можно было выдумать.

- Откуда ты взялся? – воскликнула неестественно громко та же мама.
- Откуда Вы знаете, что я здесь?
- Я чувствую тебя везде. Зачем ты?
- Хочу понять о ком Вы говорили.
- А ты не понял сразу?
- Извините, но нет.
- Зачем же извиняться… ты был в своей судьбе.
- Так кого я не уберёг?
- Свою душу.
- Но  Вы же сказали его!
- Всё правильно, его -  душу.
- Её - душу!
- Вы, люди, думаете, что всё знаете. Понапридумывали правил самим себе и верите в них. Душа есть, я это знаю, а вы только лишь верите.
- Мы догадываемся
- И что толку от ваших догадок?
- А почему от них должен быть толк? Мы верим, что у нас есть души и всё.
- Но вы ведь не знаете, зачем они вам.
- А зачем они нам?
- Чтобы беречь.
- И всё?
- Всё, но вы ведь и с этим не справляетесь.
- А кто Вы?
- Я мама души.
- А у души есть мама?
- Ну, я же есть.
- А почему я должен Вам верить?
- Ну, кто ж тебе его ещё вернёт.
- Кого его?
- Душу твою.

Караван мыслей медленно передвигался в моём мозгу.

- Скажите, а как же я живу без души? Говорят же, если душа покидает тело,  то человек умирает.
- Кто говорит?
- Люди.
- Ха-ха. Люди. Да что вы всё знаете? Как же вы любите придумывать чушь.
- Ну а зачем же мне тогда душа?
- Я тебе уже всё сказала. Если ты не понял, то жаль.
- А вы мне её вернёте?
- Его! Нет.
- Но… а вообще я же  живу и бёз неё.
- Него! Не живёшь, а так…где-то между.
- Скажите, а Бог есть?
- Кто?
- Бог.
- А кто это такой?
- Ну всевышний, тот кто всем управляет…
- Ха-ха!!! Да над вами людьми каждый всевышний.
- Значит есть?
- Не знаю. Ты меня утомил. Ты свободен.
- Ну почему Вы так со мной разговариваете? Я не заслужил.
- Вот именно, не заслужил… иди.
- Подождите, но как же я без души?
- Ты не заслужил.

Каплями, мелкими, глухими, я начал падать вниз. Я это понимал. Нечто крайне белое раскидывалась внизу, подо мной, а я всё летел, не чувствуя движения, не понимая ветра. Уже даже устал падать, как различил снег, который  обгонял. Много маленьких снежинок смеялись, направляясь к земле. Узнал землю и мой парк, накрытый снегом. Всё ближе и ближе… пока не коснулся снега. Думал остановлюсь, но проникая сквозь, полетел через него дальше. Куда уже не знал, просто не мог. На этой земле держаться можно только душой… сознание сквозит.

- Свобода, - донеслось до меня издалека.


Иван Солодовник
(ноябрь 2002 – февраль 2003)