И тут она сказала

И тут ОНА сказала: "Я не знаю, не знаю, у меня нет эмоций, нет чувств, только ощущения".

Томно взяла сигариллу в длинном мундштуке и поднесла ко рту. Её острый язычок проскальзывает сквозь контур окрашенных ртутью губ и быстрыми мелкими движениями исследует тёмное дерево остова мундштука. Удовлетворившись, он ускользает обратно в щёлку, а точёный продолговатый корпус не спеша, величественно вплывает в неё. Губы вокруг мундштука собираются в плотное кольцо, щёки на миг вваливаются, тело выпрямляется, раздаётся резкий щелчок, из серебряной трубочки вырывается пламя. Оно обхватывает, обвивает кончик сигариллы, дрожа и слегка выгибаясь, словно пританцовывая. Сигарилла начинает тлеть, огонь пропадает, серебро щёлкает ещё раз, лицо и тело расслабляются, очерченные углём глаза прячутся за шторами длинных ресниц. Рука медленно отплывает от лица, на котором отчётливо появляется выражение отрешённого блаженства. Наступает расслабленная пауза. Но вскоре, тонкой струёй дыма, её величество плавно выходит наружу. Глаза медленно открываются. Она бросает на меня свой коронный рассеянно-утомлённый взгляд, словно спрашивающий : "А, ты ещё здесь?" Впрочем, в следующий момент глаза меняют своё выражение – они, по-детски широко, распахиваются и замирают, с тревогой, любопытством и удивлением глядя на меня.

Во мне вскипают страх и злость. Ненавижу экзамены. Люблю вихри. Я словно что-то должен этим глазам. Должен что-то сказать. Сказать какие-то чёртовы слова. Но какие?! Любые слова свяжут меня. Свяжут своим звуком. Я стану несвободен от них, от неё, от себя. За мной протянется след, меня можно будет поймать. О, как было бы прекрасно потерять возможность пользоваться словами! Остаться в пространстве тактильных координат. Сказать всё телом. Что может быть правдивее этой речи?

Но какая-то напасть скручивает мой спинной мозг и посылает импульс к челюсти. Она открывается, и губы начинают складываться в слова. Запинаясь, я что-то объясняю про себя, про какие-то чувства, потребности, ожидания. Всё это звучит неровно, нервно и некрасиво.

Она молча слушает, её глаза, кажется, перевернулись внутрь. Изредка она кивает – то ли мне, то ли своим мыслям. Голова наклонена и слегка повёрнута в сторону, губы сжаты, ахматовская чёлка закрывает глаза. Сигарилла погасла, но это уже не важно. Поток моих слов прекращается, и я откидываюсь назад. Тело расслабляется, в голову приходит пустота, в душу - тоска. Она молчит. "Сука поганая!" - внезапно вспыхивает во мне ярость. Ногти впиваются в ладонь. Челюсть становится каменной. Правая рука дёргается внезапной судорогой. Это возвращает её в реальность. Она смотрит на руку, затем устало произносит: "Я не знаю, что тебе ответить, не знаю. Давай оставим всё как есть" Я криво улыбаюсь и пытаюсь пошутить, но выходит плохо. Кажется, что по моей груди разливается пятно кислоты. Оно жжёт. В голову приходят какие-то совершенно бредовые мысли – одно из доказательств теоремы Пифагора.

Вдруг, появляется зуд в ступнях. Ноги явно хотят уйти, но что-то, пока, держит.
Мрачное, напряжённое молчание.

Я понимаю, что забыл, как её зовут. В голове крутится целый калейдоскоп имён, лиц, образов. Кажется, что эта сцена вечна. Меняюсь лишь я. Да, пожалуй, ещё антураж……………………………