Взятка

— А он ничего, — сказала Даша. Хотела добавить — «прикольный», но вовремя осеклась. Она же почти взрослая — шестнадцать лет, а «прикольно» — это все-таки из детства. И потому заключила. — Это... как его... интересный, вот.
— Да. В Сереже что-то есть, — небрежно согласилась Алена.
Они с Дашкой во время перемены выскочили во двор — покурить. Слава богу, никого из пацанов поблизости не было, и можно было поговорить о Сереже. И тут, словно материализовавшись из фраз, появился он. Прошел мимо. Алена впилась вожделеющим взглядом в спину Сергея, но тот даже не оглянулся. Ганичева зло выстрелила окурком в снег:
— Пошли! Сейчас будет звонок.

...Школа бурлила. Нет, не вся. Только самая прекрасная ее половина. Возможно ли было не бурлить, если пришел новый учитель по английскому — молодой, стильный!.. И, как выразилась Даша, — «интересный».
Первой пала Светка Степанцова из десятого «а». Это было видно невооруженным взглядом. Все перемены она торчала у кабинета иностранного языка, упираясь лунатичным взглядом в полуоткрытую дверь. Вскоре чарам «Сереженьки» поддалась Вера из девятого «в». А через две недели все девчонки — «от пятнадцати и старше», — ходили по школе в мини — с ног до головы. В эту кампанию попыталась было затесаться Катюха из восьмого, но уже через пару дней, осознав, что силенок бороться за Сергея Николаевича ей не хватит, отступила. Остальные сдаваться не собирались.
Алена Ганичева, придя из школы, швырнула в угол дивана сумку. Нервно закурила, хотя до этого дня не позволяла себе курить дома. Когда огонь сожрал полсигареты, Алена вспомнила, что сегодня Сережа открытым текстом сказал на весь класс:
— I don’t like the smoking girls!1
— O.K.! — бросила Ганичева, затушила сигарету и уставилась в окно.
Через две недели, когда намерения большей части девушек уже не оставляли никаких сомнений, англичанин объявил, что женат. После этого отступились еще трое: Вера из девятого «в», Лиля из девятого «а» и — неожиданно для Ганичевой — Ольга из одиннадцатого. Шансы Алены возросли. Но тех, кто остался, существование у Сереженьки жены и намечающегося ребенка не трогало. Абсолютно. Потому что известно давно: жена — не стена. Поднапрягся, отодвинул, и — никаких проблем. Это даже не вопрос!
Не вопрос — для них. Для Сережи, Сергея Николаевича — вопрос. И еще какой! Девчонки в конце концов решили, что англичанин — жутко старомодный, Даша сказала даже — «чопорный». Но отступать, судя по всему, больше никто не собирался.
Об уроках не думалось. Какие могут быть уроки, если тут такое творится!.. Сережа пытается рассказывать им об английских памятниках, о шекспировских любовных страстях, мол, неужели вас все это не трогает? Ну, Алена тогда поднялась и — открытым текстом, по-русски:
— Сережа, я тебя хочу!
Она ощущала себя юной и соблазнительной. Англичанин сперва опешил, а потом сказал:
— You may to study! You wan’t to making love!2
— Чё? — не поняла Ганичева. И потребовала. — Переведи!
— Потрудись называть меня на «вы»! Я все-таки учитель, а не сверстник, — он перешел на русский.
— Ну и что? — искренне удивилась Даша. — Я считаю, сейчас между учениками и учителем не должно быть никакой дистанции.
«Но Сережу ты при этом называешь все-таки на «вы», — подумала Ганичева. — Придется тебя от этого отучить».
— Сереженька, — воркующе-грудным голосом сказала Алена и расстегнула на блузке верхнюю пуговицу. — Я хочу тебя прямо здесь. Давай выгоним всех и останемся вдвоем...
Она дернула плечом и чуть повелась вперед.
— А почему только с тобой?! — внезапно возмутилась Ленка. — Я тоже его хочу!
Ганичева посмотрела на решительное лицо Славиной и чуть отступила:
— Не вместе! Если только поодиночке.
— Девчонки, вы с ума сошли! — не выдержал Сергей Николаевич. — Вы бы хоть своих мальчишек постыдились!
— Этих, что ли? — хмыкнула Даша и обернулась назад, где сидели Витька и Юрка. — О чем с ними вообще можно говорить?! Лохи!
Парни молчали. Молчал даже Генка.
— Ты бы лучше английский учила... — проговорил Сергей Николаевич.
— Зачем? Ты мне все равно пять поставишь, — заявила Алена.
— Не поставлю, Ганичева! Не надейся.
— Поставишь, Сереженька, — возразила Алена и медленно расстегнула еще одну пуговицу.
О Шекспире забыли все.
— Тебе, Сережа, предлагали пятьсот баксов за мою пятерку. Ты отказался. Тебе что, деньги не нужны? Тем более, скоро у тебя будет ребенок. И, кстати, задвигать своей жене ты уже не сможешь. Так что подумай еще раз.
Это сказала уже Даша. «Молодец! — подумала Ганичева. — Все-таки перешла с ним на «ты».
— Вы мне сорвали урок, — проговорил Сергей Николаевич.
— Я тебе обещаю, Сережа, — все так же воркующе отозвалась Алена, — что мы будем срывать все твои уроки, если ты не сдашься.
— Не сдамся, — пообещал англичанин. — Не надейся.
Но Алена знала, что победит. Она должна добиться Сергея. В жизни нужно добиваться всего, чего хочешь. Любыми путями. Ганичева была в этом уверена. А если кто сомневается — это его личное горе. Такие будут сидеть никому не нужные, вечно без работы и без больших денег.
Перед глазами Алены возникло Сережино лицо. Улыбающееся ей, Ганичевой. И — одновременно — вспомнилось: «Потрудись называть меня на «вы»!». Алена схватила брошенную на столе пачку «Bond Light» и вытащила сигарету. Нет, нужно успокоиться. Нужно быть уверенной в себе. Нужно все просчитать.
...Девятиклашек, по зрелом размышлении, Ганичева отмела. Конкуренток среди них она не обнаружила. Оставались десяти— и одиннадцатиклассницы. Все. Кроме Ольги. Кузнецову Алена презирала. Отступилась! Из-за какой-то жены! Тем более, беременной. Хоть и говорят, что женщины, когда беременеют, хорошеют, но Ганичева в эту чушь не верила. Так не бывает!
Влюбленности в Сережу нарастали (не по количеству — по силе) и грозили вскоре перерасти в лавину. В такую лавину, которая смела бы всех. И в первую очередь — Сергея Николаевича. У него оставался один-единственный шанс выжить: сдаться на милость победительниц.
Он был один. Их было много. Их было действительно много, и Алена заметалась. Она уже не была уверена в своей силе.
А если посмотреть с другой стороны... С другой... Сопротивление Сереженьки можно сломить лишь вместе. А уж потом... Потом на сцену вступит она, Ганичева Алена. Небрежно и ласково поставит каблучок на его грудь и спросит: «Ну что, согласен?» И пусть только попробует ответить «нет»!..
Алена пускала в ход все свое обаяние и природную наглость. Сережа оставался непреклонен. Он не выбирал никого. Неужели ему хватало жены? Ганичева начала впадать в отчаяние. Она, откровенно презиравшая всех, кроме разве что Даши, готова была уже примириться с любыми «соискателями» Сережиного сердца. ...Сердца? Она сказала — «сердца»? Чушь какая! Ни к чему ей его сердце. Ей от него нужно совсем другое. Она говорила это Сереже не один раз. По-русски. Или он понимает лишь когда ему то же самое говоришь по-английски? Но Ганичева знала только русский. И то — не в совершенстве.

...Они подкараулили англичанина у выхода из школы. Обступили. И Алена, чуть выдвинувшись, произнесла твердо:
— Сергей Николаевич!..
— Прогресс, Ганичева, — усмехнулся тот.
— ...Сереженька, — поправилась Алена. — Ты же понимаешь, что мы не успокоимся. Поэтому выбери хотя бы одну из нас.
— Тебя, что ли? — поинтересовался Сергей Николаевич.
Ганичева посмотрела ему прямо в глаза. Нет, сдаваться он не собирался.
— Можешь меня, — сказала она. — Можешь еще кого-нибудь. Степанцову...
Света сделала шаг вперед.
— ...Или Дашу. Любую. И мы успокоимся.
— Нет, — произнес англичанин.
— Но почему?! — вырвалось у Степанцовой.
Сергей Николаевич решил объясниться на понятном девчонкам языке:
— У вас еще формы не развиты.
— У меня — не развиты?! У меня?! — взорвалась Алена и распахнула дубленку.
— Брось, — посоветовал учитель. — Простынешь.
— Простыну, — согласилась Ганичева. — А ты придешь меня навестить. Я тебя заставлю это сделать.  А потом забудешь про все. Помнить будешь только меня.
— Может, лучше тогда мне заболеть? Хоть на две недели оставите меня в покое!
— Не оставим, — сказала Алена. — Я все равно к тебе приду!
— Мы придем, — поправила ее Степанцова. — И не уйдем, пока не выберешь кого-нибудь.
Сергей Николаевич обвел взглядом девичьи лица. На всех явственно читалась решимость идти до конца.
— Пустите! — велел он.
Девчонки нехотя расступились.
— Все равно ты никуда не денешься! — зло сказала Алена. — Хоть чей-нибудь, да будешь.
Девчонки разошлись. Не все. Остались Ганичева, Даша и шесть одиннадцатиклассниц.
— Чё делать будем, подруги? — поинтересовалась одна из них, Маша.
Она была высокая и можно, конечно, сказать, что у нее ноги — от ушей, но на самом деле Машка была просто долговязая. Ганичева ее не держала бы за конкурентку, если б не Машкина мать — директор салона эксклюзивной одежды. Это было серьезно.
— Ну, Алена?
К Ганичевой повернулась Даша. Ее глаза ждали приговора Сереже. Сергею Николаевичу.
— Может, я останусь с ним вдвоем, типа, хочу позаниматься английским дополнительно, а потом порву блузку и заору: «Насилуют!»? А тут и вы вломитесь. А?
— Примитивно! — скривилась Ганичева.
— А чё, не поверят, что ли? — засомневалась Надюша из одиннадцатого. — Хотите, я останусь?
— Ты орать не умеешь, — бросила Маша. — Ты умеешь только стонать.
— Ну, т-ты! — вскипела Надюша.
Их можно было поссорить. Алене сейчас могла бы это проделать легко и непринужденно. Только не стала.
— Взятку дать, — предложила Маша. — Аннушке же давали!
— Не возьмет. Пробовали, — отозвалась Дашка.
— Подсунуть, и делов-то...
Это сказал кто-то из одиннадцатиклассниц. Надюша задрала носик, крутанулась на каблучках сапог и поинтересовалась:
— А если меня в качестве взятки?
— Разве что в качестве утешительного приза, — буркнула Алена и добавила. — Хорошо. Подсунем. Я подсуну.
— Сумеешь? — подозрительно поинтересовалась Маша.
— Чего только не смогут сделать ласковые девичьи ручки! — издевательски проговорила Надюша.
— А может, еще раз попробовать? — робко спросила Даша.
— Что — попробовать? — удивилась Надюша.
— Ну — соблазнить...
— Ты пробовала? — поинтересовалась Маша. И, поворачиваясь на каблуках, как Надюша, тыча пальцем по очереди то в одну, то в другую, спрашивала. — А ты? Ты? Ты?
— Получилось?
Ответили хором:
— Нет!
— Это уже приговор, Дашутка! Он его сам себе подписал.
Даша подумала и сказала:
— Без меня.
— Слабачка! — бросила ей в лицо Алена. И отвернулась.
Назавтра она, с разрешения родителей взяв пятьсот долларов, пошла в школу. Английский — третьим уроком, и за две перемены можно успеть...
На русском Ганичева заработала «трояк» и вылетела из класса взбешенная. Не меняя скорости, влетела в учительскую.
— Екатерина Юрьевна, можно с вами поговорить?
Злость снова придала ей уверенность в собственных силах. Алене казалось, что она способна сдвинуть в одиночку даже вон тот стоящий в углу шкаф с учебными пособиями.
— Что тебе, Ганичева?
— Екатерина Юрьевна, я хотела бы поговорить с вами наедине. ...Это очень серьезно, — добавила она.
Завуч оглядела учителей (Ганичевой показалось — беспомощно). Первым поднялся и вышел из учительской Сергей Николаевич. Следом — физик. За ними потянулись все остальные.
— Ну, Алена, что у тебя за разговор?
— Сергей Николаевич придирается, — Ганичева постаралась произнести фразу как можно жалобнее. — Почти совсем сожрал.
— Алена!
— Извините, Екатерина Юрьевна, просто уже сил никаких нету! ...Еще и пристает.
— Пристает? — удивленно переспросила завуч.
— Ну! Хоть у кого из девчонок спросите — шагу ступить не дает...
— А вы бы не одевались так вызывающе, — посоветовала Екатерина Юрьевна.
— Мы хотим выглядеть красиво, потому что наши мальчики нас абсолютно не замечают. А Сергей Николаевич...
— Я поговорю с Сергеем Николаевичем.
— Не надо! Не надо с ним говорить! — почти заорала Ганичева. И, сбавив голос на полтона, пояснила. — Он что, признается, что ли? Не будьте такой наивной, Екатерина Юрьевна! Я другое придумала. Он мне, Екатерина Юрьевна, про взятку говорил. Прямым текстом, промежду прочим! Мол, пять сотен баксов положишь мне в карман, пятерку за четверть поставлю...
Она немного виновато засунула руку в карман облегающих джинсов и, вытащив деньги, протянула завучу:
— Вот, Екатерина Юрьевна. Пятьсот...
— Папа знает? — спросила завуч.
— Да. Он мне сам дал.
— История повторяется... — вздохнула Екатерина Юрьевна. — Неужели я в нем ошиблась?..
— Сперва Анна Евгеньевна попалась на взятках, теперь Сергей Николаевич... — тоже вздохнула Ганичева.
— Еще не попался, Алена! — заметила завуч.
— Ну, это — дело техники, — небрежно проговорила Ганичева. — Вызовите его после третьего урока к себе и проверьте карманы.
Раздался звонок. В учительскую, осторожно приоткрыв дверь, заглянул Сергей Николаевич. Екатерина Юрьевна старательно списывала номера со стодолларовых купюр. Англичанина она не видела. Сергей Николаевич прошел к своему столу, забрал какие-то бумаги и так же тихо, как вошел, выскользнул из кабинета. Ганичева, небрежно сунув деньги в карман, вышла следом.
Перед третьим уроком Алена торчала возле кабинета иностранного языка, поджидая англичанина. Когда Сергей Николаевич подошел к двери, Алена устремилась к нему, подставила губы, обняла одной рукой, а вторую, в которой были зажаты деньги, воровато засунула в карман Сережиного пиджака.
Спустя несколько секунд Ганичева отлипла от опешившего Сергея Николаевича, заметив обреченно:
— Значит, ты меня по-прежнему не хочешь. Жаль! Еще не поздно изменить...
Последняя фраза прозвучала двусмысленно и угрожающе.
— ...Ганичева, к доске!
— Ну что ж, — спокойно произнесла Алена. — На это я и рассчитывала.
Как сегодня, она не отвечала никогда. Сережа удивился и заметил:
— Всегда бы так! Если дальше будешь заниматься подобным образом, дойдешь и до пятерки.
— Все слышали? — громко спросила Ганичева и обвела глазами класс. — Вы свидетели.
И пошла на место, нагло покачивая бедрами. Сергей Николаевич не сказал в ответ ни слова. «Посчитал очередной выходкой, — подумала Ганичева. — Зря, Сереженька, зря...»
Со звонком в класс вошла Екатерина Юрьевна. За ее спиной, чуть сбоку, стоял физрук.
Ганичева едва сдерживала торжествующую улыбку.
— Сергей Николаевич... — начала завуч. Физрук подался вперед.
— Сергей Николаевич, — перехватила инициативу Алена. — При всем классе пообещал мне пятерку по английскому. А знаете, почему?
Англичанин перевел взгляд с выставившей вперед грудь Ганичевой на строгую — в платье до пят — Екатерину Юрьевну и пробормотал:
— Потому что Алена отвечала сегодня хорошо.
Класс с любопытством ждал, что же случится дальше. Дашины глаза подозрительно блестели. Екатерина Юрьевна обвела взглядом класс. Физрук, не выдержав, проговорил зло:
— Потому что Алена тебе взятку дала — за эту пятерку!
Завуч укоризненно посмотрела на физрука.
— Взятка? — глупо спросил англичанин. — Какая взятка?
— Вы ее в карман положили, Сергей Николаич! В пра... — Ганичева осеклась и поправилась. — В левый.
— В левый?.. Взятку? Ты врешь...
Алена пожала плечами и отвернулась.
Дрожащими руками Сергей Николаевич выудил из кармана сложенные аккуратно пять сотен «зеленых».
— Вот видите, Сергей Николаевич! Алена не врала, — заметила Екатерина Юрьевна. — ...И номера, кстати, совпадают.
И тут поднялся Костик. Он поднялся медленно и будто бы нехотя, словно его вызвали отвечать, а он ничего не знал.
— Не слушайте ее, Екатерина Юрьевна, — проговорил он, презрительно скривив губу. — Ганичева, когда его... Сергея Николаевича... обнимала, сунула ему что-то в карман.
— Л-лох!.. — сцедила тихо Ганичева и добавила громче. — А если я что-то другое в карман положила? Записку, например?
Англичанин зашарил в кармане, вывернул наизнанку. Пусто.
— Я не понимаю...
— А чё тут понимать, Екатерина Юрьевна? — хмыкнул физрук. — Гнать ее надо из школы, эту Ганичеву! За попытку дать взятку.
— Я подумаю, — отозвалась та. — Зайди ко мне, Алена!
Десятый «в», бурно обсуждая случившееся, потянулся к выходу. Даша, улучив минутку, шепнула Сергею Николаевичу:
— Сереженька, милый, я с тобой...
И, оглянувшись, не видит ли кто-нибудь, провела рукой по его щеке.
25 — 30 декабря 2002 г