Коридор одиночества

Неуверенно смотрю в тот коридор жизни, где  тебя нет. Понимаю, что временно... нет, что это не навсегда, но иллюзия  одиночества  сильная. Ты  скажешь - полно врать, какое уж  одиночество, а я говорю - ОДИНОЧЕСТВО страшное (наверно, как у тебя). Это люди, что звонят, они не ради меня  звонят, а  ради себя.
А ты - ради меня.
Вчера, говоря с моей птичкой при полной  хате народа, думала - потеряю самообладание. В нескольких  шагах не спит на  диване Леонид, дети хохочут, а у  меня комок в горле, вот сейчас в истерику  упаду. Сажусь за  компьютер, внутри твой  голосок зевающий воркует, ты со мной как чужой говоришь, ты   меня наказываешь! И правильно, я опять не  выдерживаю экзамен, как та девица в  полушубке, которая завалила  сессию и усыновила рыжего котенка.
Не могу показать поступок - вот смотрите, какое у меня сильное  чувство, я даже родителей чьих-то не боюсь. Но я же  боюсь - всего здесь и боюсь - всего там. Нет, я не могу показать класс. Я только могу сидетьи  бессильно  плакать от боли, от нежности, от того, что не умела, не  умею  обьяснить, как ты  мне нужна...
 "понимаю, что так получилось, случилось, что тебе пришлось думать и за Глашу, и за
меня, ну, и за себя. За Глашу пришлось думать более всего. Она наиболее ранима и слаба, но она и сильна, как революционер, и слаба, как жертва, и счастливица и грешница, она не как все и в твоей жизни заняла такое  и столько места, что ты даже сама не знаешь, чего и сколько." - это Леонид,  адресуясь ко мне. Наверно он расуждает достаточно обьективно, нельзя  его заподозрить в  том, что  он что-то преувеличивает, аналитик ведь. Я его цитирую не потому, что нет своих слов. Они до тебя не  доходят теперь, да и я слишком примитивна, чтобы убедить тебя... особенно на расстоянии. Если бы рассказ придумать - тогда  ладно, можно поморочить голову, но сию минуту не могу, столько слез, ни пса не  вижу  на дисплее. 
То, что я говорю - это все для видимости. Ты  же сама  предложила говорить всякую  ерунду, когда  у нас не  ладились телефонные разговоры, а  видишь, ерунда не помогает. Они, все мои, смотрят на меня с выжидательной  усмешкой - что опять будешь ездить как тогда,  каждый  день? - Пока некогда, - уклоняюсь я, чтобы снова начать плакать. Я и так ведь посмешище. Ты  тоже  сказала -"не надо". Но ты же врешь, ты же не против, просто гордость тебя заедает: как же это, ты - да  просить. Нет,  лучше с  гордости умрешь. А я согласна унижаться, согласна  на все, мне так не хочется, чтобы все было явно. Ты в  прихожей любишь  мотать нервы, ну и ладно,  имеешь право. Имеешь право болеть, сердиться, даже месяц не приходить. Хотя  это  больно. Но это никак тебя не  ограничивает. Для меня, конечно, разница есть - тебе опостылеть или  просто обстоятельства. Но ты не  хочешь знать никаких обстоятельств, ты за всем видишь нежелание и скуку. Наверно, тоже  своего рода  ревность, хотя ты  сто раз убеждалась, я вне подозрений. А подозреваешь. А я нет. Наорусь до последней степени и все-таки помню своей  тяжелой головой, что ты все врешь, дорогая, тебе  тоже  плохо, просто ты маскируешься, супротивная, или  как это назвать. Все равно ведь  маешься, и даже  если  будешь характер  держать,  все равно... А не верю, чтоб ты  могла так внезапно перемениться, быть не  может. Тебе бы  так... Тебе бы  так сказали - "высчитай прийти во вторник. чтобы  долго потом  не приходить, да и вообще ни к чему  теперь..."
Ну  уж это тебе  видней, к  чему  или нет. Что бы ты  со мной не  сделала, как бы не поступила, я не откажусь...никак не откажусь... что ты  моя  ласточка.
Что у тебя пальцы  атласные, родинка на шее  поет, а на плече твоем домик лучше которого не бывает. И сама ты  добрая  на  свете, самая ласковая, лучше тебя никого нет, это ты про  ведьму все врешь, от отчаяния, но это правильно, я  понимаю…