Иллюзии советского руководства

В далёком детстве довелось мне, равно как и многим из моих совдеповских сверстников, прочитать рассказ о том, как маленький Володя Ульянов, беснуясь у кого-то в гостях, безответственнейшим образом обошёлся с некоей фарфоровой реликвией, не то с вазой, не то с чашкой  - уже и не помню, а когда во время дознания пришёл ему черёд отвечать, желторотый провозвестник великих перемен земли русской, прикинулся слепоглухонемым и лишь пожимал плечами. Вскоре после инцидента семья Ульяновых отбыла домой - почивать. Далее, по этой второсортной легенде, едва ночь опустилась на землю, в маленькую курчавую голову стали стучаться упрёки зазевавшейся совести, и будущий вождь великой революции дал слабину, забившись в судорожных рыданиях, просто-таки как молодой Лермонтов при виде всякого рода несправедливостей. Подоспевшая на шумные всхлипы и причитания «Мой грех, мне и отвечать!» мама виновника переименования Симбирска в Ульяновск, приласкала дитятко и, что называется «из первых рук», узнала всю подноготную истории с разбитой не то вазой, не то чашкой – уже и не помню. Опять-таки, чем окончилась паскудная эта спекуляция, с душком, выдуманная от начала, допускаю – от середины, до конца, сказать не берусь, были заботы и поважнее. Удивляет одно обстоятельство: даже, если и принять всё описанное за чистую монету, не лучше ли было вообще сокрыть от общественности столь позорный факт детской биографии мирового защитника угнетённых, ведь дрогнул, дрогнул эталон модели поведения миллионов в столь суровый для него час? Признать свою вину, когда утихают страсти, не сможет уже разве что какая мумия, совершеннейший из выродков, расчётливейший из подлецов, к коим уж никак и близко нельзя причислить человека, вставшего на защиту миллионов – Ленина, или как там его звали. Настоящий человек, храбрый революционер, даже в детстве не повёл бы себя столь безнравственно, ведь, не признаваясь в своём подлом поступке, пусть и временно, он давал повод подозревать других людей, и - как знать! - сколько затрещин легло на головы тех, кто не имел к истории с не то вазой, не то чашкой – уже и не помню - никакого отношения. И не имеем мы также никакого права не предположить, что в числе незаслуженно получивших увесистые подзатыльники оказался по случайности маленький Йоська Джугашвилли, навсегда затаивший обиду на кудрявого малыша с ангельским лицом, на которого, ясное дело, никто бы и не подумал. А вот на него, маленького грузинского зверька с хищными глазами горца, всё, что угодно можно было свалить. Тут и становится понятным упорство, с которым товарищ Сталин взялся за бывших соратников Ленина. До живого Ульянова добраться не мог – руки коротки были, а остальным досталось за те обидные оплеухи в детстве...
Но всё это из области мистификации, равно как и история про не то вазу, не то ночной горшок – уже и не помню. Знаю лишь одно и наверняка. Такой рассказ, такой поклёп на любимого Ильича мог быть возведён либо перепившимся дилетантским воспитателем из какого-нибудь послевоенного приюта, либо проклятой белогвардейской гадиной, контрой, выкормышем Антанты, что, как мне видится, ближе к истине. Большего в голову мне не приходит. И досадно, ох как досадно, что такие истории по какому-то нелепому стечению обстоятельств проходили мимо советской цензуры и невольно приучали многих из нас в определённых ситуациях лгать и изворачиваться. Чего, скажите, пожалуйста, стоит признание, сделанное не вовремя?
А сказочка про то, как Ленину лису стало жалко убивать? Красивая, дескать, была… Профессиональный охотник выходит с ружьём на зверя, и тут одолевают его приступы какой-то жалости. Красивая! То есть лишь в уродливых надо постреливать? Что за двойные морали? Это, извините за сравнение, всё равно, что голодный волк, или та же лиса видит упитанного симпатичного зайца, поглощённого поглощением липовой коры, вздыхает и говорит: «Что за душка! Ну как такого можно обидеть!» И уходит умирать от голода. Надо чётко определяться в позиции: либо Владимир Ильич был настоящим охотником и убил лису недрогнувшей рукой, как и должно было бы твёрдому человеку и истинному мужчине, лидеру, либо он вообще не ходил на охоту, поскольку был гуманистом, и, как и пристало бы твёрдому человеку и истинному мужчине, лидеру, слабых не обижал. Либо, наконец, просто промахнулся и с тем «была плутовка такова». Какой-то особый смысл видело советское руководство в таких рассказах? Неужели не чувствовался оппозиционный подтекст, стремление к колебаниям, уклонам в сторону опасных тенденций? Что, может быть, лучше поздно, чем никогда? Эдак, уважаемые, любой будет себя мыслями тешить душеспасительными, что есть время ещё грехи искупить. Благими намерениями… Слишком простенько. И, простите Христа ради, для чего надобно было марать святой облик величайшего из отцов революции? Не тот образ, не тот человек. Не боги горшки обжигают. Подобные сомнительного свойства примеры совестливости позволительны в отношении рядового обывателя с его слабостями. А Ленин он и есть Ленин. Руками не трожь!