Тот, кто смотрит в эти окна
Окошко горит. Вот он садится на диван. Я помню, как вносили диван. Это мальчик сам на него заработал.
Пришёл с работы, сидит.
Я помню, полтора года назад он сидел на старом диване. Около соседнего фонаря, если исхитриться, видно. Она вырвала у него руку, отвернулась, пошла. А лампа потом горела, он закрыл глаза ладонями, и плечи у него тряслись. Так хотелось поближе. Даже смешно. Куда уж мне. Ничего, он оправился. Ему, наверное, было, как после зимы и дождя в солнечный сухой день. Новый диван, одежда.
Помню, он ходил в школу. Придет, сядет на стул или на диван ляжет. Ковыряет пальцем в носу, потом ест свои козявки. Или ногти грызть начнет. Весна, лужи. Видно иногда, как бегут мальчишки, размахивают портфелями и он среди них. Смех, шум, все вокруг расступаются. Все любят его, все за него радуются.
Снова он приходит. С какой-то красивой бутылочкой, пьёт из неё. Чуть замыкания не было. В дверь входит женщина. Они понемногу пьют из бутылочки. Он обнимает её. Хорошо, он не будет один. Ничего не видно, свет выключили. А так хочется ещё посмотреть, что он не один. Так хочется, ничего, у него всё наладится.
Вот и утро, всё хорошо. Она оделась, ушла. Лучше бы он её поцеловал или обнял. Ну, ничего, всё ещё успеется.
Опять он с бутылкой. Уже третья за вечер. Прозрачная. В прошлом месяце после двух прозрачных он стоял на четвереньках и пачкал пол. Что же такое? Не знаю. Поскорее бы погаснуть.
И каждую неделю новая женщина. Он ходит, задевает мебель, машет на людей руками, обливает из стакана. один раз пришла та, которая вырвала руку и ушла, от которой он плакал. Ели, пили, потом он ходил и махал руками. Она тоже махала руками. Он подошел и ударил её. Ушла. Так продолжается долго.
Сегодня опять пол испачкан. Ничего не изменится.
А я? Что происходит? Я рассохшийся старый фонарь. У меня нет ног, нет рук, только провода, ведущие электричество по лабиринту улиц от фонаря к фонарю. Столб мой в трещинах, мох кое-где. Я бы обнял кого-нибудь, я бы гладил и гладил всех, я бы делал и делал… Если люди с руками и ногами так ничего и не делают, куда уж мне. Может, им нужна помощь? Если бы тогда… Как не понять, я ведь понял, что ничего не могу, можно уж понять, что время не повернуть. Я ничего не могу. А так хочу… обнять, гладить, быть рядом, когда трудно. Быть… Достичь чего-то. Как же вышло, мне не вырвать ног из земли, не раскинуть рук, не умереть прежде времени. Хоть бы все остальные умерли, чтоб мне не мучаться.
Он окно открыл. Дышит, улыбается, смотрит на меня, кричит «Здравствуй, фонарь! Хочешь, я к тебе прыгну?». Такая улыбка у него была тогда весной, с портфелем. Обкусанные ногти, старый диван, козявки… Он прыгнул.
февраль 2003 г.
Свидетельство о публикации №203030800001