Женский день с яйцами!

Прекрасному женскому празднику 8 марта посвящается!

*****
Робкое весеннее солнце жгло зрение и мешало спокойно жить. Международный женский праздник, словно паук, опутал людские прихоти и вальяжно теребил некогда полные карманы сограждан. Рабочий день подходил к концу и не предвещал ничего интересного. Если бы еще выходной, а так… Никакого настроения!
Круглый в боках и плешивый по всему периметру мужичонка торопился на ускользающий с остановки автобус и невольно задел подпираемую ломом лопату, мерно вогнанную в край непонятной для городского дизайна траншеи. Вся эта конструкция (естественно, по законам литературного жанра) рухнула вниз и уже на дне звонко брякнула. Из траншеи послышался отборный пролетарский мат, и показалась плотная человеческая фигура, напрочь лишенная первичных половых признаков.
- Ты че, покемон недоделанный, ваще охренел? Куда прешься?
- Я, это…не мог…да и не видно было, - начал было плешивый свое лаконичное объяснение, но был оборван на полуслове.
- Че мямлишь, падла? А если бы я умом крякнулась? Лом – он же не спрашивает, знал ты или в ж*пе ковырял? Еще и лопата эта! – это была Ленка Клюева, во всей своей острословной красе. За врожденные непримиримость и прямолинейность ее многие уважали. Иначе приходилось только бояться. А что, она и по шее заехать могла. Даже мужику. Легко!
В общем, минуты три разговор продолжался в том же духе, после чего Ленка сочно обозвала мужичка голубым пингвином и гордо вылезла наверх. На плешивого жалко было смотреть! Добротная женская фигура уже до груди перекрыла его лысину и дальше, уже в полном единоличии, распахивала всю широту русской женщины. Болезненно раскланявшись, несостоявшийся «кандидат» отстегнул сотню и резво скрылся в повороте. Ленка посмотрела по сторонам и потянулась. Оранжевая роба разнорабочего никак не подходила ее фактуре, тут следовало бы применить что-то исконно русское, в нежные полевые васильки. Но все лимиты по спецодежде жестко регламентировались ГОСТом, да и где вы видели бабу в сарафане, чтоб она ломом по траншеях махала?
- Слышь, Никитична, харе балдеть. Короткий день сегодня. Праздник женский, международный, этой, солидарности, будь она неладна. Свистать всех наверх!
- Да ладно тебе, рассвистелась до зарплаты. – та была явно не в духе и мерно ворчала, - сдалась мне ваша солидарность, как той еврейке гонорея, - показалась пожилая фигура широкой, но невысокой Никитичны.
- Да че ты, не баба? Говорят тебе, в праздник работать грех. Девки там, наверное, уже в окна выглядывают, а ты весь коллектив подводишь. Еще в магазин по пути надо, а то выпивки на всех не хватит. Семеныч – он же за пятерых хлещет! Да и расчесаться не мешало бы. Вон, под косынкой – все как в ж*пе посидело. Пора в терриконы! - трубы дымили и явно торопили в бой неусидчивую Ленку.
По дороге «оранжевые жилеты» заглянули в небольшой магазинчик на углу соседней улицы, где вечно всякая пьянь на разлив околачивается, и купили четыре бутылки молдавского портвейна. «Это чтоб лишний раз не бегать», - логика была железной, как тот чуть было не плюхнувшийся на голову лом – фаллический символ несгибаемой женской воли. Еще с крыльца родного ЖКХ их заприметила белобрысая девчушка, захихикала и радостно бросилась внутрь. Все давно были готовы праздновать, только их не доставало. Никитична в нерешительности остановилась.
- Ну, я же говорила, что давно! – Ленка посмотрела на Никитичну, но той все было по барабану. Рассеянная она в последнее время стала, словно подменили. Раньше такая озорная, компанейская, после расхода с Колькой-матадором полностью утратила интерес к жизни. Хотя, какой он, с Колькой-то, интерес может быть? Ну, нажрется после работы, поколотит ее. А она – ему: «Миколенька, Миколенька». Но месяц назад снюхался он тут с одной, из бакалейного, вот и пригрела она соколика, на дармовых-то подачках. А тому – радости полные «пирамиды». Только Никитичне от этого – никак не отойти. Замкнутая она стала, до неприличия.
- Свистать всех наверх! – протрубила Ленка, вваливаясь в небольшую комнатушку, любовно прозванную «гардемаринником».
- Ура-а-а! – завизжал кто-то и хлопнул шампанским. Праздник обещался быть насыщенным и по-женски непредсказуемым. Вечер только начинался…

- Ну, так, что ли, за любовь, бабы? – грудастая Варька всегда была откровенная, вся душа нараспашку, и постоянно тараторила, даже когда остальные молчали, - еще по одной накатим? Под карамель?
- За любовь. Женскую, ядреную! – протрубила Ленка, - чтоб им, козлам, не все малиной-ягодой улыбалось!
- И за Якубовича! – игриво взвизгнула белобрысая, и все дружно чокнулись пластиковыми стаканчиками.
В «гардемариннике» было уютно, но бедно. Канцелярский стол, пяток стульев, скамейка, шкафчики для рабочей одежды и умывальник в самом углу. Обстановка тепла и алкоголя витала в головах и не давала сосредоточиться. Да стоило ли? Даже вечно смурная Голограмма (худая долговязая девица лет двадцати трех) слегка попустилась и развела в стороны непропорциональные брови, что-то себе нашептывая под нос. На столе изобилием не пахло, но батарея вина, различные конфеты, пяток бананов и сахарное печенье были, как говорится, в ассортименте. А еще цветы. Много гвоздик. Это начальник участка, моложавый, но усатый Василий Иванович Кобельц, распорядился всех женщин в праздник букетами и духами одарить. Духи так себе, из универмага, а букеты Варька собственноручно на рынке подбирала, грудью своей внеся гормональный фурор в неокрепшие кавказские умы. «Хотя, цветы – это дня на три, а духами хоть перед сном побрызгаться можно», - фыркнула Ленка и окатила всех из своего флакона. Даже Голограмме досталось! Хотя ее в коллективе никто не любил. Сухая она, «чужая».
- А я вот мастера нашего, товарища Зуева, намедни спрашиваю, выходной будет, так он мне знаешь, чего ответил… - молвила широкая Оксана.
- Да козел он, редкий! Еще и очки нацепил. Тоже мне, интеллигент нашелся, - Ленка была, как обычно, прямолинейна и откровенна.
- Не надо так бабы, он хороший. Он всех нас любит, - вписалась за мастера уборщица Нинка, хотя обычно она представлялась, как «Нинель».
- Ладно тебе. Он, что ли, тебя лапать не пытался? Да все они одинаковые! – разводная Зинаида вечно пахла перегаром и дымила стареньким пластмассовым мундштуком. А еще она мужиков не любила. А что, есть за что их любить? Вот и теперь, подкурив свою любимую, а потому и дешевую «Яву», она завела полемику, - им, что тебя облапать, что пришмандовку какую подзаборную – все едино. Лишь бы трахнуть поскорее. Сделал – и в кусты. А нам, бедным, расхлЯбывать, - она знала, чего говорила. Ведь она сама воспитывала двоих детей и всегда имела железное оправдание для очередной опохмелки.
- Да и делают они это самое дело не ахти как, все больше улизнуть норовят, - добавила мать троих детей и просто добрый человек Ксения Петровна, - а нам потом всю жизнь с горшками мучайся.
- Вот-вот! – поддержала ее бездетная, но грудастая Варька, - я своему с вечера говорю, что задержусь немного, праздник у нас, девичий, а он мне и заявляет: «Что, опять со своим начальником полночи голой по кабинетам скакать будешь?». С моим-то ревнивцем поскачешь! Да и когда это было? Я ему уже и забыла, когда в последний раз изменяла. Во вторник, кажется. Или вчера… 
Все заметно развеселились, а Никитична пустила по щеке скромную праздничную слезу. Белобрысая принялась бесполезно хихикать и даже одновременно икать, а Лидия Федосеевна, одинокая интеллигентная женщина из бухгалтерии, предложила всем разлить «по бокалам». Чтобы душу очистить! Это она всегда так говорила, когда пыталась немного поумничать. Вообще, она резко выделялась из всей честной компании своей средневековой утонченностью и большой диафрагмой очков, но не пропускала ни одной девичьей посиделки. Да и куда ей ходить? Дома ее ждали только дурно пахнущий персидский котик Митька да гераневый вазон на подоконнике, так что социума в личной жизни ей явно не доставало. Тем более, выпить за компанию она никогда не отказывалась. Разве что, на этот Новый год что-то захворала. Но это так, единичный случай.
- Давайте, девки, выпьем за Клару Цеткину и великий женский праздник! – она радостно подняла вверх пластиковый хрусталь и пьяно улыбнулась в два передних зуба из непонятного желтого металла.
- А это что еще за б*ядь такая? Не знаем мы таких! – прогундосила Ленка.
- Это что, лепшая подруга твоя? – осадила ее Варька.
- Да нет же, вы меня не поняли. Ведь это она, еще до революции, праздник этот придумала!
- Ну, и че? – не поняла ее Ленка, - так нам ее теперь в задницу расцеловать можно? – вообще, она недолюбливала Федосеевну за ее меланхоличность и ярко выраженную интеллигентность. «Что это за баба, что мужика на х*р послать не может!», - логически Ленка была права, но Лидия Федосеевна была женщиной кроткой и абсолютно неприспособленной к нормальной жизни. Как говорится, без мата и сиюминутных претензий. Так и теперь, Ленка нашла за что уцепиться. И для нее это было вполне естественным досугом.
- Нет же, Лена, вы меня неправильно поняли. Я только хотела сказать, что праздник этот, который… - она запнулась и рассеяно посмотрела по сторонам.
- Правильно мы тебя поняли, опять лекцию свою поперла. Как в прошлый раз, про старого президента, который еще и герой ордена там какого-то «хрена», баки всем заколачивала. Заткнулась бы, а то выпить по-человечески не даешь, - Ленка никак не унималась.
- Ты чего к бабе прилипла? Пусть говорит себе, как радиола, мешает кому? – вступилась за Федосеевну хрупкая с виду Марго. Она была очень уважаема и слыла неформальным лидером – за четкую жизненную позицию и два срока отсидки. Так и теперь, решила она поддержать «крысу канцелярскую», которую и сама-то недолюбливала, но всегда интересно слушала ее красивый слог. «Как в телевизоре» - любила она повторять и впивалась в нее глазами.
- Да ладно тебе, Марго, не заводись. Не время. А че она, со своей Целкиной, к нам, порядочным, лезет? – Ленка включила заднюю – праздник ведь мог запросто перейти в рукопашную, а  Марго она откровенно побаивалась.
- Девочки, не ссорьтесь, я вообще могу ничего не рассказывать…
Но под общее улюлюканье ей пришлось-таки поведать и про Клару Цеткину с Розой Люксембург, и про день красного платка на втором съезде социалисток «где-то в Европе», и про новый женский праздник, введенный впоследствии в Советской России. А после предложила тост за женскую долю. Все молча выпили.
- Живут же бабы, на Западе, не то, что мы, голь перекатная - первой молвила Зинаида и нервно закурила.
- Да уж, полный песеЦ! – выговорилась за прежнее Ленка.
- А тут – как в колодце: плюешь-плюешь, а толку – хоть бы на раз! – в сердцах чмокнула слюной Марго.
- Я тут давеча к нашему главному заскакивала, так краем уха такое услыхала…- проговорилась Варька, но тут же запнулась.
- Знаем, каким ты ухом вечно слушаешь, - ляпнула Ленка, но ее уже не слушали, ведь Варька – голова, всегда опережала вышестоящие инстанции в плане свежих новостей.
- Так вот, - продолжила Варька и оправила плотную в швах блузку, - зашла я тут давеча к Василию, Иванычу нашему, а там, на столе, приказ вышестоящего начальства: в связи с реформами в системе ЖКХ произвести 20% сокращение штатов. Говорят, что и в нашем коллективе тоже кого-то попрут, - и снова поправила блузку, - обязательно попрут!
- Вот суки! – не выдержали нервы у Ленки, - я так и знала. Не зря мне хвост барсучий перед глазами снился.
- Это как же так, девочки? – растерянно хихикнула белобрысая.
- Да уж, полное западло, - подытожила Марго и съежилась. Как ранее судимая, она имела минимальные шансы зацепиться за «достойную» жизнь, а потому переживала сейчас больше остальных.
Только Никитична промолчала. Она уже была пенсионеркой и давно смирилась с подобной перспективой. Да и какая теперь разница, без Кольки-то? Минут пять «народ митинговал», а после все горько выпили. За несчастных дам! Это был любимый тост Марго, которая заглотнула пол емкости махом, даже не чокаясь. Остальные последовали ее примеру. Едва только закурили, как в дверях показалась холощеная физиономия бригадира Семеныча. Он весь аж искрился от радости, которая почему-то была завернута в старую «Литературную газету» и внешне напоминала объемную бутылку. Все присутствующие враз смолкли и впялились в неожиданного гостя. Только белобрысая деваха ойкнула и почему-то отвернулась.   
- Милые дамы! От лица всех мужчин нашего коллектива хотел бы вас побаловать… вернее поздравить… в общем обрадовать…
- Видали мы таких, побаловать он решил!
- От лица – как от яйца!
- А дэзиком набриолинился – аж тошно!
Девки, явно возбужденные последними событиями, особо не церемонились с близким по рангу руководством. Они гомонили, грубили, белобрысая даже хихикать перестала, а Зинаида залпом выпила остатки последнего тоста из стаканчика. Только Варька молча сидела в углу на батарее и боялась разоблачения. Причем, не столько производственного, как сексуального. Ей не хотелось, чтобы бабы в закоулках про ее связи с начальством прознали. Наивная! Все всегда обо всем знают! Семеныч, уже изрядно навеселе, не обращал на эти эмоциональные баталии с несуществующим призраком никакого внимания. Ему было тепло и самодостаточно. Хоть кол на лысой голове теши! Его речь была мерной и неторопливой, как если бы диктор по телевизору сообщал последние события из горячек точек планеты. Переждав первые всплески ругательств, он продолжил:
- Так вот. Милые девушки, а также не очень… От имени руководства и всего нашего коллектива, - лоб покрылся предательской испариной, и он, галантно извинившись, вытер лицо предложенным Нинкой платком. Пауза затянулась, и Марго не выдержала:
- Это что же такое, начальник, за произвол? Сокращение будет – а мы ни сном, ни духом?
- Как же нам семьи-то свои кормить? – втянулась сердобольная Ксения Петровна.
- Да мы – на баррикады, в бараний рог. Да мы вам всем такое устроим… - Ленка явно выходила из-под контроля и запросто могла двинуть даже начальника.
- Да, Семеныч, поясни нам, как это все будет? – подытожила явно почерневшая Голограмма, - мы и так все извелись, по полной программе.
- Хоть фамилии назови, - резонно предложила  докуривающая очередную «рублевую» цигарку Зинаида. Наивные, кто же о таком в глаза говорит?
- Милые дамы! Никто вас в обиду не даст, никому и никогда. Да мы за вас… - его глаза наполнились искренними слезами, а руки щедро распаковали сверток.
Продолговатая коробка без надписей развеяла самые смелые женские предположения. Внутри было что-то особенное, и никто не решался это «что-то» распечатать. А вдруг действительно интересно? Семеныч мило раскланялся и вышел за дверь. Женщины молча уставились на коробку. По длине бутылки шампанского и такой же в объеме, презент явно интриговал всех, даже безразличную Никитичну. Каждый представлял себе нечто такое, невообразимое, но «совершенно отличное».
- А, может, там бомба? – гыкнула Ленка.
- Да нет же, граната! – добавила Голограмма.
- Девчонки! А вдруг там ваза хрустальная, на подарок? Мы бы в нее все наши букеты поставили! – мерно проговорила Лидия Федосеевна.
- Ага! Дождешься от жлобов этих чего-нибудь стоящего! Бутылка там! Водка, или даже виски какое, паленое, - Зинаида знала о чем говорила, ведь в ее жизни подобные подарки уже случались.
- А мы сейчас узнаем, чем нас перед расстрелом потешить задумали! – Марго еще была под впечатлением грядущих увольнений и не могла контролировать сложившуюся в бабском коллективе ситуацию.
Едва она это сказала, как белобрысая хихикнула и подбежала к коробке. Видать, нервы от порочного любопытства совсем расшатались. Она схватила картонку в руки, отбежала к углу и принялась распаковывать. Быстро, с детской опаской разворачивала она множественные обертки, пока неистово не завизжала и не отбросила нечто черное, продолговатое, на грязный пол. Ее скулы нервно задрожали, а из глаз хлынули девичьи слезы.
- Я, это, его… вот так… - она была явно под впечатлением.
- Да расскажи ты толком, что с тобой? – Марго была рассержена подобной беспечностью.
- Может, «скорую» вызвать? – добавила сердобольная Нинель.
- Или труповозку! – зло пошутила Ленка.
- Вот-вот, поделом таким любопытным и крашеным, - Зинаида была откровенно разочарована подобным поступком.
- Да вы что, с ума все посходили? – бликнула губами Варька, - вот это что!
И гордо подняла над головой огромный резиновый фаллос. Все посмотрели и расхохотались. Больше всех реготала уже в стельку пьяная, а потому порочная Зинаида. Варька крутила его над головой, бережно переворачивала, растягивала – чтобы все внимательно рассмотрели. Лидия Федосеевна аж ахнула с непривычки, а белобрысую стошнило, и она побежала к умывальнику. А посмотреть, если откровенно, было на что. Черный резиновый дилдос длиной сантиметров за тридцать явно не внушал оптимизма никому из присутствующих, кроме, наверное, грудастой Варьки. Она так цепко его демонстрировала, что могло сложиться впечатление ее греховности в подобных вопросах.
- Вот это хрен, как у коня! – первой, как всегда, ляпнула Ленка.
- Смотрите какой, весь черный! – нежно прошептала она.
- Неужели, и такие бывают? – скромно спросила Лидия Федосеевна.
- Ага, как у негра по телеку! – четко добавила Марго.
- Это ж еще поискать с таким надо! – вклинилась Нинка.
- Почти как у моего Миколеньки! – еле слышно пробубнила Никитична и покраснела.
- Да ладно тебе, мать! Ты ври – да не завирайся! – жестко вспорила Голограмма, - вон, девки из четвертого СМУ, правду рассказывали, что твой кобель недоработанный – так ваще неспособен. Тем более, на такое. Импотент он!
Все замолчали, а едва оправившаяся белобрысая сипло хихикнула. Никитична заплакала. Марго посмотрела на голограмму и жестко проговорила:
- А ну, пошла вон отсуда, пришмандовка балагуевская! И чтоб я тебя больше никогда не видела. Все ясно?
- Вот – вот, вали колбаской, не то щас таких карасей впишем! – поддержала ее явно пьяная, а потому особенно безразличная Ленка.
- Девки, вы чего? – Голограмма опомнилась, но уже было поздно.
- Потому что… - Марго встала с места.
- Ой, девочки, вы зачем? – Нинка попыталась остановить разборки, но посмотрела на заплаканную Никитичну и замолчала.
- Да ладно уж, больно надо. Вот и уйду! – сухо сказала виновница инцидента и направилась к выходу.
Ленка – за ней, явно немириться. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы громко не вскрикнула грудастая Варька:
- Ой, девочки, катастрофа. Конец света! Вы только сюда посмотрите!
Все замерли и впились глазами в паникершу. Та еще крепче сжала черный хрен раздора и принялась вертеть его из стороны в сторону.
- Ну и, чего там такого необычайного? – Марго была явно настроена скоро разделаться с давно надоевшей Голограммой, а потому и торопила Варьку.
- А вы сами что, не видите? – она посмотрела почти каждой в лицо, но те только пожимали плечами.
- А че мы там такого увидим? Хрен – как хрен. Только черный, - Ленка попыталась отчитаться за всех в общем.
- Да вы что! – Варька явно волновалась, - у него же яиц нету! Это как же так получается, член – и без хозяйства. Как может быть? Он что, кастрат, что ли?
Все дружно рассмеялись, а белобрысую снова подмутило. Даже Никитична заулыбалась, а Зинаида смачно матюгнулась про бригадира Семеныча.
- Нет, ну чего вы смеетесь? Как так, ОН – и без шаров? Я не понимаю, так не бывает! – завелась Варька, а бабы веселились и ругались одновременно, на всех мужиков разом. Голограмма подошла к Никитичне и попросила прощения.
- А зачем они ему? – Зинаида откровенно спошлила, - чем же их тогда наполнять-то, не силиконом ведь?
- Оторвал уже кто-то, на память!
- Он и без них в порядке смотрится!
- Вот-вот, ему же алиментов всяким периферийным не платить!
- Он же черный, как хобот, а у них, у таких, все так запущено!
- Такой здоровый, что даже на шаровОе хозяйство шкуры натянуть не хватило!
- Вот какой мужик никудышный пошел, если даже с таким реальным – и то делать нечего! Что уже про наших, цуцыков доморощенных, говорить, - подвела итог Ленка.
Все снова захохотали, а задремавшая Зинаида принялась прерывисто сопеть. Даже белобрысая уже не боялась этого «заморского чудака», а только хихикала под впечатлением собственной глупости. Марго предложила «всем достойным бабам» тяпнуть по средненькой. Голограмма виновато разлила по бокалам. Каждая решила выпить за свое, родное, с шарами.
- Ну что, бабы, за любовь! – гордо молвила Марго, - пусть без яиц, зато чтоб голова на плечах была, и деньги в карманах водились. Тогда мы и сами как-нибудь в жизни разберемся! Без проблем.
Чокнувшись примирителями, все дружно выпили. Все, кроме откровенно расплавившейся возле подоконника Зинаиды. Спала она. Закусывать уже давно было нечем, потому и закурили. Кто как может: кому целую, а кому и одну на двоих. Зинаида невольно угощала. А после стали рассказывать веселые постельные истории из личной жизни. Варька, вероятно смущенная недавним говорливым конфузом, старалась больше всех. Даже больше себя самой! И про свою связь с Василием Ивановичем рассказала. До мельчайших подробностей! А еще про Леньку-бабника из отдела обеспечения, который с ее же слов и оказался последним, ну как это помягче сказать, голубым. Что поделаешь, пьяная женщина – хуже КаВээНа.

Веселье было в полном разгаре, когда в дверь просунулась голова всем знакомого Семеныча. Приняв на свой адрес парочку  крепких выражений, он виновато заулыбался, в общем извинился, а потом открыл нараспашку дверь в «гардемаринник» и пропустил внутрь с десяток мужичков-сослуживцев, с шампанским и песнями, шутками и поздравлениями…
Вот это был праздник! Впоследствии, даже Зинаиду разбудили и окончательно упоили, Марго пела нежным голосом под Виктора Цоя, Ленка материлась от внезапно нахлынувшего счастья, а Голограмма, заметно попустившись,  даже перестала хмуриться. Только вот Семеныча, за «такой конкретный проброс, что совсем без яиц», заставили Ламбаду танцевать. Прямо на столе! Ну, это уже после всей официальной программы было. Когда даже пиво закончилась! Да он и не особо сопротивлялся. Попробуй, откажись с такой, как Варька, грудастой бестией, от сравнительно невинной Ламбады. То-то пересуды начнутся! Да такое счастье бывает всего раз в жизни, да и то, на восьмое марта. Все-таки не зря говорят, что это праздник женский, но для настоящих мужчин.

А Марго все равно уволили. По собственному желанию. И Никитичну на пенсию со всеми почестями провели. А еще Семеныча – по статье. Говорят, чего-то он там натворил, но Варька подругам по секрету шепнула, что это Василий, который Иваныч, так ревнует. Очень уж не понравилась ему шутка с черным фаллосом, которую мужики учинили! А отдуваться за все бригадиру пришлось. И по сей день неизвестно, кто же ему об этом «телеграфировал». Но грудастая Варька знает, обязательно знает. Она всегда все знает, только про это говорить не хочет. Пока…
Вот такая вот веселая история, с яйцами!


С праздником Вас, красивые, милые,  добрые, терпеливые! Мира, счастья, добра и удовлетворения той жизнью, которую Вы сами же себе и выбираете. Всех благ, даже недостижимых!
 
8 марта 2003 года