Прикосновение. Часть1

               
Эта кучерявая истеричка оказалась какой-то крупной шишкой из мэрии. Интересно, что она потеряла в забегаловке Уоллеса? Меня это, впрочем, волновало довольно поверхностно. Да будь она хоть трижды “Мисс Июнь-98”, да к тому же президентом Соединенных Штатов, или того хуже — исламским фундаменталистом, даже тогда я не встал бы перед нею из-за стола. 
Почему некоторые люди считают, что если они соизволили добиться в этой дурно пахнущей жизни хоть сколько-нибудь заметных успехов, все остальные должны скакать перед ними на задних лапках и смотреть в рот, дабы не упустить очередной “исторический“ бред?!
“Ах, по какому праву вы изволили остаться сидеть, когда перед вами стоит дама!..” Да кто ж тебя за-ставляет стоять, дорогуша! Подсаживайся ко мне, пропусти кружечку пивка и не порть людям нервы в их един-ственный выходной. Так нет же, она разоралась как полоумная на весь кабак, закатила такой скандал, что са-мому дьяволу  в преисподней за нее стыдно стало. Все вились вокруг нее как мухи над дерьмом. Тьфу ты, вспомнить противно! В конце концов, ее куда-то увел управляющий, потом еще извиняться передо мной прихо-дил. Я его успокоил, сказал, мол, не его вина, что существуют на свете такие вот требовательные дамочки, ко-торых люди, не обремененные изысканными манерами,  называют просто стервами. Или еще того похлеще.
Не скажу, однако, что тот вечер был совсем уж испорчен.  Десятью минутами позже ко мне подсела привлекательная пышногрудая брюнеточка в темном и, наверняка, недешевом вечернем платье с глубоким вырезом на груди. Я попытался заказать ей виски, но она отказалась и попросила официанта  принести  крас-ненького винца (кстати, сам я этой гадостью не балуюсь: уж очень от него голова утром болит).
Мы разговорились; оказалось, что мою новую знакомую зовут Элиза (странное, между нами, имя, больше подходит духам каким-нибудь), что она сравнительно богата (так, по крайней мере, она мне сказала), что в наших краях проездом и что направляется в данное время в Калифорнию, на отдых. Я ей почему-то пове-рил, хотя и с некоторой осторожностью, купил для нее еще немного вина и вскоре узнал, что у нее есть (то есть - был, сейчас они в разводе) муж, что он, стервец, преследует ее, житья не дает, и что едет она в Калифорнию к мамочке своей, подальше от благоверного; короче, все закончилось пьяными слезами, и мне пришлось утешать бедную разнесчастную Элизочку. Не ради хвастовства скажу, что утешил я ее довольно быстро, в собственной теплой, уютной постельке, согрел, так сказать, душевным теплом, а того паче своим горячим телом.
Утром она ушла рано: не было еще семи, обещала позвонить, как только приедет в Калифорнию, рас-сказать, как дела и все такое прочее. Я проводил ее до автомобиля, усадил за руль, поцеловал в пухленькие губки и распрощался. Я не стал ждать, пока ее “бьюик” скроется за поворотом, развернулся и пошел досматри-вать тридевятый сон.
В контору я, конечно, проспал, прибежал туда уже вначале одиннадцатого. Шеф задал мне прехоро-шенькую взбучку, пригрозив уволить, как только подобное повторится. Я не был на него в обиде, так как и сам чувствовал свою неправоту.
Тот денек выдался на славу. Не припомню, чтобы мне когда-нибудь еще доводилось столько мотаться по городу. Все как с цепи сорвались: это им подай, то принеси, вот эту штуку заверни в подарочную бумагу... А кофе нужно подавать горячим! Да разве я виноват, что шеф проболтал по телефону битый час с кофейной круж-кой в руках и ни разу не приложился к ней?! В общем, к концу рабочего дня меня можно было замешивать и лепить пирожки. Только не советую их пробовать: язык в трубочку свернется.
Езда по городу в час пик меня совсем доконала. Эти бесконечные пробки способны довести до белого каления. Да к тому же какой-то придурок всю дорогу пытался обогнать меня справа. На первую его попытку я не отреагировал никак (нет, конечно, я перебрал в голове все известные словечки, напрямую подходящие для такого случая, что ж я --- железяка какая бесчувственная?!), во второй раз я просигналил ему прямо в ухо. Он, негодник, сделал вид, будто родился глухим, даже бровью не повел. А уж в третий раз я не выдержал: даже моему ангельскому терпению приходит конец --- резко крутанул руль вправо. Моя карета давно привыкла к таким штучкам, да и я сам неплохо управляюсь с четырехколесными друзьями, а тот бедняга так шарахнулся в сторону, что, надо признаться, я уже заживо его похоронил. Он, естественно, поотстал малость. Я обернулся, чтобы констатировать смерть, но обманулся в своих опасениях: этому сукину сыну повезло: на пути попался контейнер с большой кучей мусора --- только багажник торчал.
Домой приехал разбитый, будто весь последний месяц без роздыху камни ворочал. Включил телевизор, а там такая чушь, что хоть взвой, хоть с тоски удавись. Упал я на постель, думаю: уж лучше в петлю, чем такая жизнь расчудесная. И что на меня нашло? Подремал часика два --- вроде полегчало немного. Выпил пивка хо-лодненького --- повеселел, на душе тепло так стало... Нет, думаю, рановато мне еще предсмертную песню петь.
Прошелся по дому --- делать нечего. Заглянул в холодильник: шаром покати. Нужно, думаю, купить что-нибудь для души. Сходил в супермаркет на углу, натащил всякой дряни, еле донес. Впрок, так сказать.
Ближе к вечеру я пошел в один премиленький кабачок: надо же человеку расслабиться немного после тяжелого трудового дня. Зашел внутрь, гляжу — возле стойки околачивается старина Фредди, пьяный в хлами-домонаду, еле на ногах держится. И к тому же пытается заигрывать с блондинкой, на свою беду примостившей-ся по соседству. Та уже начала воротить свой носик, видно не понравился ей надоедливый сосед в сомнитель-ном  состоянии сознания. Я подошел к стойке, заказал немного виски. Фред заметил меня, обрадовался, чуть целоваться не полез --- я его вовремя остановил. Он бросил свою блондинку и налег снова на выпивку. Мне стоило немалых усилий убедить его больше не пить, хотя он поначалу  и пытался уверить меня, что может про-пустить внутрь еще столько же, но затем, видя мою непреклонность, сдался и даже позволил проводить себя до дома, чего раньше за ним не наблюдалось.
Я вернулся в бар в половине двенадцатого. Домой идти не хотелось, и я решил задержаться в этом уют-ном заведении еще пару часов.
       
Я попросил бармена сообразить двойной скотч. Через несколько секунд заказ уже стоял передо мной. В стакане плавали кубики льда, и на их поверхности играли едва уловимые разноцветные блики. Я засмотрелся на эту диковинную игру красок в стакане и не заметил, как к стойке подошла посетительница. Лишь когда до моего сознания дошли негромкие слова, я обратил на нее внимание.
--- Что сегодня показывают в стаканах?--- спросила она, усаживаясь на высокое сиденье. Сначала я не понял смысла этого вопроса и несколько секунд приходил в себя, судорожно пытаясь собраться с мыслями. Девушка терпеливо ждала ответа, глядя то на меня, то на бармена за стойкой. В ее глазах играли задорные огоньки, а уголки губ чуть приподнялись. Наконец до меня дошел этот незатейливый прикол, но я не показал вида, что готов помереть от хохота и ответил в тон, изо всех сил стараясь сохранить на лице невозмутимое вы-ражение.
--- К сожалению, вы опоздали. Сейчас уже довольно поздно, и все передачи уже закончились. Если хо-тите, взгляните сами.
Девушка улыбнулась.
--- Сейчас подадут мой заказ. Может быть, в моем стакане работает ночной канал. Вместе посмотрим.
Я от души рассмеялся.
--- У вас прекрасное чувство юмора. В каком супермаркете вы его купили?
--- Я вырастила его на своем собственном ранчо в Калифорнии. Могу поделиться.
Определенно, мне по нраву эта девчушка! Ее озорные глаза излучали какой-то невыразимый огонь, об-волакивающий со всех сторон. Мне почему-то ужасно захотелось прижаться к ней покрепче и вспыхнуть от этого огня, и сгореть в нем заживо.
--- Мы сможем обсудить эту сделку как-нибудь за обедом, --- я не мог оторвать взгляда от ее восхитительных глаз. Она взяла меня в плен. Она могла делать со мной все, что угодно.
--- Я охотно приму ваше предложение, но только если вы скажете мне свое имя.
Вот теперь я смутился по-настоящему и молил Бога, чтобы она этого не заметила.
---Простите великодушно этого неотесанного болвана. Ему нужно прочитать еще много умных книг, прежде чем можно будет выпускать его в свет. Крис. Просто Крис.
--- Очень приятно, Кристофер, --- она протянула изящную тонкую ладонь, глядя прямо в глаза, --- а мое имя --- Милен. Или просто Мила. Вот мы и знакомы.
Девушка приятно и как-то скромно, что ли, улыбнулась.
--- Ваш мартини, --- бармен вытер влажный стакан белоснежно чистым полотенцем и поставил его пе-ред моей новой знакомой. Милен чуть пригубила прохладный напиток.
--- Каково это на вкус? — с интересом спросил я. --- В первый раз вижу, чтобы в этой забегаловке заказывали мартини.
--- Недурно, --- она откинулась на спинку сиденья и снова улыбнулась. --- Почему бы вам не заказать то же самое и самому не попробовать? Из первых уст, так сказать. Или вы боитесь всего нового?
--- Боюсь ли я нового? Не знаю... Как-то не думал об этом. Впрочем, как бы там ни было, на мартини это не распространяется.
Я подозвал парня, уже откровенно заскучавшего по ту сторону стойки, и попросил налить стаканчик. Он выполнил мою просьбу без особого энтузиазма, и в другое время я бы нашел способ заставить его подойти к собственной работе с большим участием, однако сейчас мне было плевать и на его выпивку, и на его бар, и на него самого.
--- Вы живете поблизости? --- спросил я, пробуя узнать о Милен нечто более существенное, нежели про-сто имя. Впрочем, имя, конечно, тоже уже кое-что.
--- И да, и нет, --- ответила она.
--- Объясните, пожалуйста, столь уклончивый ответ, --- попросил я, изо всех сил пытаясь вспомнить то, чему меня учили в академии на уроках изящной словесности.
Милен отпила немного мартини.
--- Сейчас я действительно живу неподалеку, приехала к подруге на уик-энд, да вот пришлось задер-жаться... А вообще я из Лос-Анджелеса, там живут мои родители.
Она вдруг почему-то заметно погрустнела, опустила голову и с отсутствующим видом уставилась куда-то в пол. Эта быстрая перемена в ее лице очень удивила меня. Прошло несколько секунд тишины.
--- Почему вы замолчали?--- решился спросить я после некоторого колебания.
Милен повернулась ко мне и растерянно улыбнулась.
--- Простите, --- еле слышно прошептала она, и мне на мгновение показалось, что в уголках ее глаз блеснули непрошеные слезы. Она поспешила отвернуться, и уже через мгновение, когда она вновь взглянула на меня, ее глаза были сухими. --- Простите. У меня неприятности.
Мне не очень понравился этот извиняющийся тон, и я произнес:
--- Вам не за что извиняться. Это вы простите меня за то, что напомнил вам о проблемах.
Милен глубоко вздохнула, встряхнула головой и опрокинула содержимое стакана в рот.
--- Как бы там ни было, --- сказала она после паузы, --- прошлого не вернешь. --- Она как-то особенно выразительно посмотрела на меня. --- Даже если очень захочешь.
С ней явно что-то происходило, ее привлекательное лицо вдруг исказила гримаса боли. Милен сорва-лась с места; я, совершенно растерявшийся, лишь проводил взглядом ее удаляющуюся в сторону уборной фи-гурку.
Я расплатился с барменом и вышел на улицу, достал сигарету, закурил.
На город уже спустилась ночь, но жизнь еще бурлила на широких, кричащих мириадами огней улицах. Я вдыхал сигаретный дым, глядя в высокое черное небо, испещренное неисчислимыми далекими звездами. В это мгновение мне почему-то невыносимо захотелось взлететь над городом, оставить его суету и отправиться к манящим огням, горящим в беспредельности. Хотелось кричать от странной давящей тоски, давящей до осязае-мой боли в груди. Хотелось разорвать эту грудь, эту тяжкую плоть и выплеснуться на волю, такую желанную и недостижимую.
Господи, когда же все кончится?! Когда же, наконец, я буду свободен?!
Милен появилась минут через десять.
--- А, вы еще здесь, --- проговорила она, увидев меня. --- Я думала, что вы уже ушли домой.
Ее лицо еще хранило следы недавних слез. Мила грустно улыбнулась и медленно пошла по тротуару, освещаемая яркими фонарями. Я пошел вслед, отставая шага на полтора.
--- Простите меня за эту неприятную сцену в баре. Ничего не могла с собой поделать, --- сказала Мила, обернувшись ко мне. --- И простите еще за то, что приходится слишком часто извиняться.
Я улыбнулся, она заметила это.
--- Мне еще никогда прежде не приходилось произносить столько слов извинений за неполные два часа, --- ее голос звенел, отражаясь от стен мирно спящих темных домов.
Задавать этот вопрос было явно не очень удобно, однако я не смог перебороть овладевшее мной любо-пытство.
--- Мила, что произошло? Из-за чего все эти слезы? Теперь пришла моя очередь просить прощения, вы простите меня, однако, может быть, я сумею чем-нибудь помочь? --- я поравнялся с ней и заглянул в лицо.
Она посмотрела на меня, не укоризненно, и тихо произнесла:
--- Два дня назад погибла моя единственная подруга Хилори, в гости к которой я и приехала сюда. Ее убили возле дома, когда она возвращалась вечером с работы. Они ограбили ее, забрали пятьдесят долларов. Я услышала, как она звала на помощь, но не успела... Хилори умерла у меня на руках... Она сказала, чтобы я по-заботилась о ее матери... Черт возьми, ей было всего двадцать пять... Двадцать пять... Навсегда...
Милен больше не плакала. Я заглянул в ее глаза, но они были на удивление сухими и блестели в ночи как у кошки, отражая искусственный свет. На мгновение мне стало не по себе. Словно чьи-то холодные руки вцепились в горло. Стало трудно дышать...
--- Что с вами? --- спросила девушка с тревогой в голосе. --- Вам нехорошо?
--- Нет, ничего... Все в порядке... --- услышал я свой неестественно хриплый голос. --- Все нормально.
Я попытался взять себя в руки, но не смог. Не припомню, чтобы раньше случалось со мной нечто по-добное. В это самое мгновение я ясно увидел лежащее на тротуаре окровавленное тело молодой девушки и Ми-лен, причитающую над ним. По спине побежали пронзительные мурашки, и чей-то громкий голос зазвенел в ушах. Я не мог разобрать слов, но чувствовал, что обращаются именно ко мне. Я вслушивался, но по-прежнему не понимал говорящего...
Чьи-то руки коснулись моего лица.
--- Крис, вы слышите меня? Кристофер! --- Я очнулся от галлюцинации. На меня глядели испуганные глаза Милен.
--- Крис, что происходит?! — ее страх  был неподдельным. --- Что случилось?
--- Мила, не бойтесь, --- я попытался успокоить девушку, хотя сам не был уверен в здоровье своего рас-судка. --- Я в порядке. Просто что-то случилось с головой.
--- Боже, как вы меня напугали... --- Мила все еще недоверчиво смотрела мне в глаза. --- Хорошо, что все так быстро закончилось, иначе я сошла бы с ума.
Я медленно приходил в себя, Мила стояла рядом. В ее глазах все еще плясали черные огоньки страха.
--- Простите меня. --- Я отвернулся.
--- Неважное получилось знакомство... --- Произнес я после неловкой паузы.
Милен промолчала.
--- Пойдемте, я отведу вас домой. --- Я взял ее за руку и быстро зашагал вперед.

Ночью я долго не мог уснуть. Проворочался часа полтора, не смыкая глаз ни на минуту.
Черт возьми, откуда это видение? Как оно могло пробраться в мою голову? Эти вопросы не давали мне покоя всю ночь. И даже во сне мне все чудился тот незнакомый повелительный голос, который постепенно пре-вращался в пронзительный крик и звенел в ушах, не прекращаясь ни на мгновение...
Я проснулся на утро совершенно разбитый и не выспавшийся. Весь день провел в каком-то полузабы-тьи, поругался с шефом из-за  ерунды, ни с того ни с сего накричал на секретаршу, за что получил от нее по морде, чуть не подрался с Пэтом --- моим лучшим приятелем... Короче, день был прожит не зря и запомнился надолго.
Домой я вернулся в половине восьмого, бухнулся на постель и мгновенно уснул. Мне снились какие-то дальние полузабытые родственники по материнской линии, тетушки, дядюшки, чьих лиц я не мог разобрать. Они говорили со мной, но я не понимал смысла сказанного, будто позабыл родную речь. Их слова превраща-лись в неразборчивое бормотание, сливались в один безумный гул, а лица все наступали и наступали на меня, приближались, пустые немигающие глаза смотрели удивленно, рты были раскрыты, и между губами сверкали белые зубы. Внезапно лица превращались в яркие карнавальные маски, отвратительные, смеющиеся, маски причудливых животных, птиц, рыб, пресмыкающихся... Они плясали вокруг меня, издавая громкие нечленораз-дельные звуки, хохотали, рычали, размахивая неестественно длинными руками, скалили зубы и снова хохота-ли... Потом все неожиданно прекратилось. Исчезли звери, птицы; ушли во тьму глаза, лица, губы; утихли ниче-го не значащие слова. Меня объял тихий сумрак. Стало невероятно тепло и уютно, спокойно и безмятежно... Я услышал в звенящем безмолвии еле уловимые звуки прекрасной неземной музыки. Она все нарастала, охваты-вая меня со всех сторон, обнимала пространство вокруг меня... Она звучала бесконечно, и я забыл обо всем на свете, купаясь в божественных, неповторимых звуках неба...

Как мне ни претило идти в контору на следующий день, все-таки пришлось. Уже часов в семь утра ме-ня разбудил чертов телефон. Не открывая глаз, я нащупал трубку и услышал противный гнусавый голосок ше-фа. "Крис, ты мне срочно нужен". Дьявол бы тебя побрал... Пришлось вскакивать ни свет, ни заря и переться бог знает в какие трущобы на другом конце города лишь только для того, чтобы передать "маленький  подарок ко Дню рождения любимой мамочки". Неужели мамочка так любит получать подарки от драгоценного сыночка в семь утра?!
Я битый час добирался до нужного квартала, еще минут двадцать искал дом, весь издергался и раз-нервничался донельзя. Да к тому же, когда я всучил старухе сверток, перевязанный алой ленточкой (для пущей слезоточивости), и наизусть процитировал незатейливые поздравительные стишки, придуманные шефом (кстати сказать - препоганенькие), она смерила меня взглядом, который при всем желании нельзя было назвать благо-дарным, и захлопнула дверь перед моим носом, не произнеся ни единого слова. Видно, мамочкина любовь к чаду не настолько всепоглощающа, чтобы уделить мне - безвинному посланнику - хотя бы минут пятнадцать драгоценного времени и предложить на худой конец чашечку кофе, ведь я сорвался из дому, не успев даже по-завтракать!
С той минуты у меня, пока еще неосознанно, начало зарождаться желание начистить кому-нибудь фи-зиономию, которое уже под вечер оформилось во вполне реальный дебош в кабаке, но об этом ниже.
Я вернулся в контору около десяти и сразу же был отправлен, как особо ценный работник, за покупками в какой-то дорогой магазин одежды, да не один, а вместе с... женой моего работодателя! Моей задачей было таскать за ней купленные шмотки и выполнять все ее бесконечные прихоти. Ох, и намучился же я с ней! "Обво-рожительная Келли Уинкотт" (так величают жену моего шефа во всех журналах и газетах города)  беспрестанно требовала от меня то прикрыть ее зонтиком от дневного светила ("Это невыносимое солнце ничего, кроме рака кожи, мне дать не способно"), то принести напиток из бара ("Крис, милый, принеси мне еще один чай со льдом, иначе я растаю как облачко посреди ясного неба"), то ... И так до бесконечности... Даже вспоминать не хочется.
Бог мой! Никогда не думал, что время может тащиться настолько медленно!
Я вернулся в контору только к обеду. Шеф уехал куда-то за город, не оставив мне никаких поручений, и до его прибытия (или до конца рабочего дня) я был совершенно свободен.
Я заглянул перекусить в закусочную напротив, заказал пару гамбургеров и кофе и удобно устроился за столиком у окна. Кофе оказался неплохим, по крайней мере - горячим, гамбургеры были тоже довольно снос-ными, и мое настроение медленно поползло вверх. Я даже почти забыл о своих утренних беспокойствах. Поч-ти...
Мой обед затянулся на полтора часа. Когда я вернулся в контору, то сразу же нарвался на разъяренного шефа. Что-то у него не заладилось с переговорами, и весь свой гнев он сорвал на мне. Каких только эпитетов я не услышал за эту минуту, однако, сумел сдержаться (что далось мне очень непросто) и сделал вид, будто толь-ко тем всю жизнь и занимался, что ежедневно после обеда позволял всяким ублюдкам оскорблять себя. Я все же решил, что если этому толсторожему недоумку еще хоть раз взбредет в голову повысить на меня голос, я разнесу его череп вдребезги бейсбольной битой, даже если после этого меня линчуют.
Этот день я кое-как доработал: никому из коллег не набил физиономию и ничего из оборудования не сломал.
Около шести я вышел из офиса, лелея мысль о том, что самые отвратительные происшествия сего-дняшнего дня остались позади, оказавшуюся впоследствии весьма далекой от реальности.