Была дорога

Была дорога.

Когда мы ещё были детьми, помнишь, как ждали приезда громадного железного грузовика, тащившего за собой синий кузов, перечеркнутый белой полосой, заваленный письмами, газетами и почтовыми открытками. И обычно раз в месяц, или чаще, одним из вечеров, зимой он, увы, почти не появлялся, грузовик скатывался с холмистого горизонта гречишного поля гулом хриплого двигателя в песочном облаке дорожной пыли, и, объезжая деревню момо черных заборов, всегда останавливался у двора дяди Абакума.  С высоченных ступеней кабины на отвердевшую от грязи траву спрыгивали стоптанные кроссовки шофера. Дядя Абакум отдавал ему какие-то папки и газетные рулоны, а жена Абакума упрашивала остаться на гречневый крупеник и отложить путь до утра. И когда шофер соглашался - а, впрочем, соглашался он всегда - успокоить утомленные дорогой глаза и выспаться  у гостеприимного хозяина, наша стайка деревенской детворы, тем временем уже давно уследившая гостя, слеталась тут же.

У шофера было смешное имя Макит. Закурив с хозяином дома папиросы, он любил рассуждать с ним на непонятные для нас темы: говорил, что каждый шофер непременно должен знать: куда вертится его руль и зачем бормочет мотор. А мы, набившись в уютную веранду Абакума, тянули Макита за рукава и просили историй. И вот он рассказывал нам, неугомонным, о далеком городе, в который стремился всею своей душой с того момента, как впервые сел за руль. Никакой дорогой до города недобраться, не зная главной. Но её Макит нам не говорил, как мы не упрашивали. А может и сам не знал её... Но нам казалось, что там, за плюшевыми холмами гречишного поля, и ещё дольше, куда родители пока не пускают, и есть этот город. Будто жили в том городе люди в многоярусных высоких домах без дверных замков под вечно жарким солнцем. Люди гуляли по острижаным паркам с лавровыми кустами и искрящимися фонтанами-шутихами и танцевали на каруселях среди огней и разноцветных воздушных шаров. И будто было там мраморное озеро, и если ты взглянешь в самое сердце его, то обязательно увидишь в нем небывалые картины океанских глубин, хранящих древние тайны мира. Но вот дадут знать о себе часы на старой башне и бой их всколыхнет рябь в озерной тиши - картины исчезнут. Ночью ветер доносил в город сладкий аромат с горных лужаек, на которых благоухано рос агарий. Этот цветок  лишь в часы серебряного лунного дыхания открывал свои лепестки и, качаясь, словно в трансе, смотрел в глубокое небо, в котором рождались новые звезды и умирали старые, и впитывал в свои листы энергию ледяного космоса. И тянулись к горным лужайкам поломничества горожан. Каждый, сорвавший цветок, наделялся силой мудрости и красоты.

Макит часами мог рассказывать об этом странном городе, но вечер начинал перетекать в ночь и нас, ребятишек, разгоняли по домам. В холодной тьме ночи, не разговаривая друг с другом, боясь расплескать чары сна, брели мы к родным черным заборам. Когда мы вернемся в свои теплые кроватки и уснем, нам приснится этот город. А очень скоро мы вырастем и обязательно узнаем ту главную дорогу, ведущую в нашу сказку.

А наутро Макит вновь влезал в кабину своей машины. Грузовик, сверкая натертыми стеклами, разворачивался в сторону покосившегося холмами гречишного поля, туда, где продолжался его путь.

А мы специально просыпались рано утром, чтобы проводить его, и потом ещё долго прощались с песочными облаками дорожной пыли. Макит найдет далекий город и вернется за нами, чтобы отвезти к мраморному озеру и к ночным горным лужайкам, где растет агарий. Мы уже ждали следующей встречи. И грузовик, следуя почтовому кругу, возвращался: шофер продолжал делилиться с нами новыми рассказами. Грузовик возвращался... пока мы не выросли. Тогда мы встретили мечты о других городах и у других дорог - шумных скоростных магистралий, по которым медлить ниже восьмидесяти нельзя, и которые редко завершаются кругом. По ним мы покинули наши дома. Так, верно, и бывает.

Но вот что-то незримой рукой потянуло нас обратно. И когда мы, наконец, поддавшись этому притяжению, решили навестить былые черные заборы, то дороги, по которой раньше раз в месяц, или чаще, приезжал громадный синий грузовик, той пыльной дороги, которая везла нам сказки о странном городе, мы уже не нашли. Вся деревня цвела в сыром забвении мха, а дорогу словно прибило к земле разросшейся травой - земля уже засосала её в свои недра. Так же медленно и нещадно отмирали размытые следы памяти.