*Салфетница и зубочистки*

Ко мне вернулась пора признаний – признаний себе и в себе. Пугающих признаний, зачастую ведущих в никуда. Эта потребность в кладоискательстве в собственной душе появилась у меня давно. И вот теперь она получила свое развитие, мне казалось, что я на пороге чего-то принципиально нового, что достаточно лишь отворить дверь и шагнуть – шагнуть в будущее.
Правда, вскоре поняла, что передо мной не порог. Я вдруг увидела  себя на ступени. Причем следующая ступень взмыла в небеса, стояла неприступной стеной, сводила меня с ума своей недоступностью. Я прыгала, отталкивалась и снова прыгала. Но ступень была по-прежнему выше, выше моей полуподростковой души с ее полувзрослыми штампами. Я заглянула за ее край, заглянула за планку. Я даже успела понять, что хочу очутиться на этой ступени, но осуществить желаемое мне не удавалось.
Цель – лучше понять себя и окружающих, по-новому взглянуть на собственные недостатки, достоинства, возможности. Более комфортно жить в обществе себя самой. Вопрос другой: как этого достичь?

Кружка пива и пепельница…Сколько раз вы составляли прекрасный дуэт на моем столике в каком-нибудь кафе… Погружаясь в прокуренный полумрак или возносясь над улицей, я никогда не изменяла вам. Вы отвечали мне взаимностью. Люди сновали туда-сюда, мысли прыгали туда-сюда, а я сидела, наполняла пепельницы и опустошала кружки, наполняла и опустошала, опустошала и наполняла.
Был период, когда я любила отгораживаться от людей завесой дыма. Только я не понимала, что истинная преграда для них – не внешняя. Истинной причиной была я сама. Мое нежелание верить в существование окружающих, моя закрытость для любых контактов с внешним миром. Мои тяжелые мысли были непроницаемее самого густого табачного тумана и темноты. Иногда я сканировала пространство, подмечала что-то, но никогда не встречалась  ни с кем взглядами. Я не завидовала, не любовалась, не строила глазки – в общем, не производила никаких  состояний, связанных с сидящими рядом людьми.
И был потом другой период. Сидя в добровольной «резервации»,  я стала наблюдать за окружающими. Их позы, манеры держать вилки, водить ножами по воздуху во время разговоров – все стало предметом моих «исследований». Вскоре я научилась подмечать даже мельчайшие гримаски, пробегающие по лицам, угол наклона головы. Но внутренняя жизнь других  ускользала от меня, или, сказать вернее, не являлась «объектом моего наблюдения». Я видела действия, но их тайный смысл, их причины, их принадлежность оставались недоступны для меня. Это как когда слово для тебя лишено смысла, когда слово для тебя – последовательность закорючек, узор на бумаге.
Я страстно хотела разобраться в себе. Понять, кто я на самом деле. И считала, что достаточно лишь размышлять, читать и снова размышлять. К чему это приводило? А к чему это могло привести?.. Конечно, у меня появлялись «гипотезы», одна краше другой. И бесполезнее. Насквозь искусственные, они не соответствовали и не объясняли мою внутреннюю реальность. Я ныряла в себя. И я тонула в себе.
Мне не хватало чего-то важного, чего-то принципиального, жизненно необходимого – мне не хватало воздуха.
Воздухом для меня стали люди. Я такая же, как они. А они такие же, как я. Я улыбаюсь – они улыбаются, я считаю себя дурой – они тоже не всегда в восторге от собственных поступков… Я причиняю боль… Боль возвращается. Я, они – мы, единое целое. Такую простую истину я нацарапала на входе в свою душу. «Сезам, откройся…».
Итак, кружка пива, пепельница; я и моя подруга. Беседа…
 - Я не люблю спорить. Но иногда это необходимо.
 - Да? Мне кажется, спора всегда можно избежать.
 - Избежать можно, но не всегда нужно. Бывают моменты: ты ставишь свою позицию жирной точкой, кто-то с тобой не согласен. Вопрос важен для тебя. И ты доказываешь. Просто иначе не выжить: либо спор, либо бегство в себя, стремглав прочь от реальности.
 - Не спорить, избежать его – это мудрость.
 - Избежать спора – мудрость? Только в одном случае это будет мудростью: если ты без спора показываешь правоту собственной позиции, причем делаешь так, что человек ее принимает. Все остальное – слабость.
 - И что же теперь? Всегда с рупором лезть в пекло спора??? Двое говорят о земельной реформе в Уругвае, а я должна вмешаться. Даже если ни черта в этом не смыслю?
 - Не надо крайностей. Не надо утрировать. Не надо делать вид, будто не поняла, что я хочу тебе сказать…
Мы делаем по глотку – орошаем глотки перед следующим актом разговора. Проходят три пятиминутных сета.
 - Ты говоришь, что всегда нужно избегать споров. Что это никчемное времяпрепровождение, что в них рождается не истина, а геморрой. Так?
Кивок головы – «да».
 - Тогда вопрос такой: почему ты не сбежала от спора сейчас?

Ситуации бывают разные. И люди бывают разными. Я еду в метро: тук-тук – квадратный стук колес поезда. Уже поздно, сегодня четверг. Люди ждут выходных, люди устали. Они этого не скрывают – не могут или не хотят. А может, даже не задумываются об этом. На удивление серо-желтые лица. В восковом музее экспонаты живее выглядят. В конце вагона на коротких лавочках друг напротив друга – спят бомжи: шапки набок, разные ботинки, грязные руки. Рядом с ними безлюдно.
Вот сидит парень. Ему чуть меньше 30. Раскинув широко ноги, явно за счет пространства сидящей рядом женщины, он зевает: челюсти медленно расползаются в разные стороны, а потом быстро защелкиваются, успевая застыть в раскрытом состоянии на секунду. Заметив мой взгляд, переводит свой на меня. Это исступление в его глазах должно символизировать что-то привлекательное. Но оно явно не справляется со своей миссией – для меня это всего лишь исступление слишком уверенного в себе человека. Ему по-прежнему чуть меньше 30. И вот  он, по-прежнему,  сидит, стесняя женщину  своими некрасиво растопыренными ляжками. Ах, простите, я хотела сказать: брутальной наружности принц восседает на метрополитеновском троне, величественно раздвинув идеальной формы ноги и перегоняя жвачку из одного конца своего королевского рта в другой. Опять что-то не то… Ну не лезет из меня романтика, когда напротив сидит такое.
Едет в поезде и вот эта женщина. Наверное, у нее был трудный день. Она измученно смотрит на свои грубые руки. Я не знаю, о чем она думает. А может, не хочу этого знать. Где-то внутри меня зарождается мысль, что проникнуть в  чувства этой женщины – очень важно для меня, что это ключ к пониманию себя. Но уже поздно, сегодня четверг, и я тоже устала. Я отворачиваюсь от вагона, от людей, сидящих рядом, беру книгу… Медленно, буква за буквой, растворяюсь в другой реальности. Я снова бреду прочь от людей.

Видя недостатки, принимать других такими, какие они есть. Я учусь этому, потому что считаю это правильным. Потому что иначе мне не ужиться с собой.
Максимализм – это не плохо, но это и не для меня. Если кто-то может жить по этой схеме – пусть живет. А мне тяжело выдерживать бешеную амплитуду колебаний самооценки, взглядов на жизнь, мироошущения в целом. Поэтому я ищу что-то другое.

Я в поиске… Это тяжело, но мне нравится. Гипсовая статуэтка женщины – не человек.  А я не хочу быть чьим-то слепком. Я хочу быть человеком.

Благие намерения могут прорасти в плохие поступки. И поэтому важнее результат, а не побудившие действие причины. Но я хочу видеть  и помыслы человека… Для меня они тоже имеют свое значение и цену. И еще мне бы хотелось научиться выражать то, что думаю, четко, а не выращивать полчиша многосмысленных и расплывчатых фраз. Такой план-минимум на неопределенный срок.

Кафе-клуб. Напротив сидят трое. Все девушки. И всем чего-то не хватает. Например, темы для общей беседы. Одна вертится – ищет жертву. Другая подпирает взглядом стол – ушла в свои проблемы. Третья – совмещает занятия подруг. Бог троицу любит?..
У меня в руках книга, но читать ее здесь – извращение, поэтому, по-прежнему держа ее в руках, сканирую пространство. Жду… Ожидание – важная составляющая нашей жизни: мы ждем всего, чего только можно и чего не нужно. Сейчас я жду: официантку, знакомого, выходных, весны, дня рождения… Список почти бесконечен. Это даже забавно: чем дольше мы живем, тем большего ждем. А терминальный блок у всех один и тот же – смерть.
Я чувствую, что нужно положить конец ожиданию прямо сейчас. Потому что иначе я не сделаю этого, никогда не сделаю этого. Положить конец ожиданию – и перейти к действиям. Но это тяжело, чертовски тяжело. Я давно вписана в эту реальность. Может, до рождения у меня и был выбор, но «до рождения» – это ужасно далеко от сегодняшнего дня.
И все-таки я решаюсь попробовать, проверить себя. Подзываю официантку, расплачиваюсь и ухожу. Через полчаса мне позвонит знакомый, чтобы узнать, зачем я сделала очередную херню и не дождалась его.

Сижу дома, смотрю телик. В телике тёлки. У телок трясутся сиськи. Кажется, у меня депрессия.

Решила еще раз проверить себя. Я бросаю курить. Самое главное – понять, что «последняя» сигарета – это не та, которую ты собираешься выкурить, а та, что была сожжена не без помощи твоей дыхательной системы несколько минут назад.
Я свободна!
24 часа без никотина – полет нормальный.
Я не курила сутки и целый день. Сейчас вечер. Руки тянутся к пачке. Весь секрет в том, что пачки у меня нет. Надо лечь спать.
Беру книгу – с ней или без нее, но не усну до 3 я по-любому. Грустно. Самое тяжелое время суток без сигарет – вечер. Если встать пораньше, то и спать захочется пораньше. План прост. Лишь бы заставить себя проснуться.

Нет сигарет – нет вдохновения. Роль моего эпиразума выполняли палочки, набитые табаком. Все эти мои рассуждения напоминают записки Бриджит Джонс. Кстати, она идиотка. И ее «Дневник» - кусок отстоя. Отстой, как жир из слишком узких брюк на толстых ляжках, вылезает из каждой строчки, из каждой странички.
У меня кризис и тупеж! Меня бесит все, что я написала в последних… раз… два… три… четыре…в последних четырех абзацах (включая этот).
А может, то, какая я сейчас, - мое нормальное состояние, а все, что было раньше, - нехарактерно для меня…
Нет, нельзя так думать. Так мне не выжить.
«Воин света знает, чего хочет… Воин света всегда открыт для того, чтобы учиться чему-либо новому… Воин света знает свои слабые стороны. Но знает и то, чем одарен». Такое евангелие от Коэльо.

Я сижу в клубе. Дверной проем, кусок коридора, снова дверной проем – а за ним кухня. Через прямоугольное декольте стены можно наблюдать копошение поваров и официантов. Зрелище то еще! Вот толстенькие пальчики кулинара соскребают содержимое кастрюльки в чью-то тарелку, закидывают ее сверху всякой гадостью из баночек. Шедевр подхватывает официантка – и понеслось. Или мытье посуды. Его, правда, с моего места не видно: нужно выйти в коридор. Мне лень.
Шесть дней я чувствую себя фригидной коровой, изо дня в день топчущей свое интеллектуальное пастбище. Ощущение не из приятных!
Я раздражительнее, чем обычно. Я злее, чем обычно. Я скучнее, чем обычно. Я негативнее, чем обычно.
Я фригидная корова!
Изо дня в день топчущая свое долбанное интеллектуальное пастбище!!!
Ни одна идея не хочет селиться в моей голове. Сейчас там – кладбище ненужных мыслей. Хочется чего-то нового, по-настоящему нового. Кто-то сказал, что я просто взрослею…

Зима явно затянулась. Ей давно пора рвать когти из города. Или склеить свои ласты. Или отбросить коньки (это как-то больше подходит к сезону).
Холод, серость и сырость.
И никого вокруг. Лишь я да я.

Мое нытье явно затянулось. Все, беру себя в руки… Пока кто-то не оторвал мне голову и пальцы.

В кинотеатре все как всегда: есть фильмы хорошие, есть фильмы скучные, есть фильмы странные. И есть «тупые комедии» - на одной из них я и сижу. Сидится мне, кстати говоря, неплохо, благо кресло удобное. Смотреть на экран значительно тяжелее. Сюжет можно уместить на билете – клочке бумаги 3х5 см, причем за время начальных титров.
«Тупая комедия» - это вполне устоявшаяся характеристика фильмов определенного сорта. Смесь плоских шуток, стеба над этими самыми шутками, стеба над стебом над этими шутками, основная  «интрига» (это то, что ты понимаешь, как правило, из названия), замешанная  обязательно на сексе, ну и так далее. Почему-то вместо «тупой комедии» иногда в рекламках пишут «молодежное кино». Фильмы такого толка регулярно проецируются на большие экраны.
За сеанс раз шесть зал смеялся: три раза над репликами зрителей, два раза над откровенной тупостью ситуации. Думаю, что мнение аудитории и создателей картины по поводу юмора совпало единожды – но хоть убей, не могу вспомнить по поводу чего.
И это не предел.
Резюме: фильм можно смело отнести в разряд «не очень плохих тупых комедий». Звучит гордо.
Вообще в этом месяце мне удивительно не везет с походами в кинотеатр: то билетов нет на нужный фильм, то люди, с которыми я иду, его уже смотрели, поэтому приходится выбирать что-то другое. И это «другое» обычно оказывается, нет, не безнадежным куском дерьма, но чем-то катастрофически к этому близким. «Фатальная непруха, в общем», как сказал бы кто-нибудь.

А обещала перестать ныть…


***
Иногда сцены последних нескольких минут встречи похожи на рыбалку. «Звони», - говорю я ему на прощание (забрасываю удочку). Он молча кивает и разворачивается. Я смотрю на его быстро удаляющуюся спину и понимаю – не позвонит (не проглотил наживку). Тогда я тоже молча разворачиваюсь и ухожу. Вполне удовлетворенная.
Если рассматривать это в таком ключе, вовсе не чувствуешь разочарования. В стиле «не больно и хотелось» - если честно, никогда не ловила кайфа от дохлой рыбки, если и привлекало что-то в рыбалке, так это сам процесс. Да и то несильно.
Метро, покачивая, везет меня домой. Я еду и думаю: то, что случилось, закономерно, предрешено. Ведь я знала – знала, что все кончится именно так.

Он не позвонил. И никогда не позвонит.

Он не позвонил –  и оказалось: он значит для меня больше, чем я думала. Значит больше, чем должен согласно регламенту, придуманному мною в кошмарном бреду.

Сейчас я сижу на подоконнике. Бокал вина, блокнот и ручка. Темное небо, световое загрязнение и собаки, гадящие на мерцающий снег. Мои мысли, листающие прошлое.

Мы познакомились в кафе. Мне нужно было провести час, и я предпочла провести его в тепле и уюте. Табачные облака медленно плыли, в углу громко смеялись, официанты сновали, а мысли стучались, когда вошел Ты. Ты подходил ближе, но я оставалась равнодушной. Ничто не беспокоило, ничто не предвещало: я спокойно смотрела и реагировала на тебя.
Ты сел рядом, на красный стул. Не спеша стал разматывать шарф, снял куртку и достал сигареты. Подошла официантка (здесь они довольно проворные), приняла заказ. Так я впервые услышала твой голос.
Голос неотделим от человека. Я знала юношу, который придавал этому особое значение. Красота для него заключалась не в чертах лица, линиях тела, а звенела в голосе. Звуки, и только звуки, играли для него решающую роль. Он, по-своему, прав: интонации, тембр гораздо сложнее подделать. В голосе больше искренности, чем в натянутых улыбках и запрограммированных движениях. Но он пренебрегал взглядами, поэтому мог расшифровывать, но не отвечать…
Твоя кружка пива составила компанию моей. Их дуэт был бесподобен – не то, что наш.
У тебя очень чистые глаза. Даже тогда я это отметила. Они притягивают и топят в своей бездонности. Глаза наоборот: они как бы обращены вовнутрь, в тебя самого…
Я не помню, о чем мы говорили. А Ты? Но слова сыпались. За ними в котел нашей встречи летели улыбки, смех, взгляды… Что-то, что-то, что-то…
На прощание ты взял у меня телефон.
Потом еще пара встреч. Опять что-то, что-то, что-то… Все как обычно. Отношения за «неимением лучшего».

Сейчас, прокручивая наши встречи через мясорубку памяти, я думаю: может, мы слишком сильно узнали друг друга за первый разговор? Может, мы узнали то, чего знать были не должны? Что должно было открыться позже? Может, именно это сделало наши последующие встречи пресными? Была чаша, мы выпили ее почти полностью, а наполнять ее заново, потихоньку, день за днем, нам не захотелось? Может, мы просто испугались?
Все это вопросы, на которые я не знаю ответа.

Я делаю глоток. Я снова здесь, я снова в настоящем. Я снова сижу на подоконнике, ласкаю загаженное людьми небо, отражающееся от темного снега. Бокал вина, блокнот и ручка.
И все-таки как это подло, низко, глупо, как это… свойственно людям! Только потеряв, начинаем ценить! Мы чувствуем власть, нам хочется упиться ею всласть. Мы используем ее, не боясь послать других далеко. А когда «другие» уходят сами, чувствуем себя брошенными, обманутыми, побитыми… Когда мы теряем…
Опять соскальзываю! Опять я обобщаю! Обобщение – первый шаг к оправданию.
Когда-то я презирала стервозность. Когда-то я придумала себе «кодекс чести». Когда-то я не хотела быть как все: гадить и паразитировать в душах других. А потом поняла, что отгораживаться от проблемы, тем более внутренней, живущей 24 часа в сутки со мной, - это не способ ее решить. И я просто приняла недостатки во всем их объеме,  признала, что таковы правила игры.
Пошла по пути наименьшего сопротивления. И, может быть, поэтому я сижу сейчас на подоконнике: бокал вина, блокнот, ручка -  и листаю прошлое. Одна.

***
Мое отношение к деньгам? Хорошо, когда они есть. Глупый вопрос (я  немного начинаю злиться).
Все чаще замечаю, что со многими людьми мне сложно общаться. Плохой признак.

Я окончательно бросила курить – абсолютно не знаю, как. Еще я бросила коллекционировать понравившиеся цитаты – абсолютно не вижу в этом смысла.

***
Болею: валяюсь, впечатанная, раскатанная, раздавленная. Температура распластала меня по простыне. Мысли путаются. Ничего не хочу.
Глаза закрываются, проваливаюсь.
Телега едет по заснеженным перевалам Кавказа. То, что это Кавказ, я просто чувствую. Еще я знаю снег на ощупь. Совсем особенный. Иногда дорога прямая, иногда – бежит волнами. Снег, дорога, горизонт – это все я, это всего лишь я.
Свет нестерпимо ярок.

Выздоравливать тяжелее, чем болеть: ты начинаешь чувствовать и понимать. В первую очередь боль. Боль, болезнь – корень общий.
Много пью налимоненного сладкого чая. Вкус необычен – шалят рецепторы, сотни маленьких вкусовых сосочков в моей ротовой полости. Сны тоже необычны. Они похожи на обрывки ткани на длинных шестах. И их теребит ветер. Наверное, они и есть обрывки, которые теребит ветер.

Сегодня мне лучше. На осознание этого капитального факта ушла бОльшая часть моих сил.

Выздоровела. И стремительно забываю болезнь. Так всегда.
Все возвращается на круги своя. К этому не надо относиться плохо или хорошо. Это нужно принять. Прочувствовать всеми 5 (или все же 7?) телами. Я еще немного путаюсь – не до конца отошла после болезни.

***
Меня спрашивают: «Черное или белое?», «Любовь или ненависть?», «Кока-кола или подгузник?».
Я что-то отвечаю.
И тогда меня снова спрашивают: «Ты думаешь, панки лучше скинов?», «Травка круче ширева?», «ГЭС или АЭС?», «Буковски страдал от запора?».
И я молчу – мне это почти неважно.
Меня не трясут многие вещи. Иногда мне кажется, что таких вещей слишком много.
Но позиция этих «анкетеров» не лучше: неужели нельзя найти середину, неужели нельзя заниматься тем, что тебе действительно интересно, неужели нужно тонуть в груде лишних слов? Неужели? Неужели? Неужели???
Вот мой перечень вопросов в ответ на ваш.
***
Мне звонит Вася, а это значит, что Васе что-то нужно: Вася никогда не звонит «просто так». (Хоть он каждый раз пытается вас в этом уверить). Действительно, вдруг оказывается, что ему «очень нужна помощь». Естественно, что помочь могу только я, я одна. Поэтому он пытается вытащить из меня клещами обещание посодействовать. Эх, Вася, Вася! Мы это проходили, мы усвоили -  ничего не обещать, пока не услышим просьбу, пока не разберемся, в чем дело.
К тому, чего он действительно от меня ждет и хочет, Вася подходит медленно, на седьмую минуту разговора. Его позиция несколько меняется, корректируется по ходу действия. Тактика такова: сначала напускаем тумана, потом с ложечки кормим собеседника просьбами, которые он, в принципе, готов выполнить; если соглашается – продолжаем давить, просим о том, чего изначально хотели; если вдруг предлагает компромиссный вариант или, не дай бог, отказывается – посыпаем сахарной пудрой комплиментов, пока не сдастся. Такова универсальная схема Васи. Но я ее понимаю, и вот моя ответная реакция: пропускаю мимо весь туман (туман – лишь состояние воды), как только звучит просьба, предлагаю компромиссный вариант. Вася соглашается, думая: пара комплиментов – и она примет и другие условия. Но я не ведусь: «вышеперечисленное – все, что я считаю нужным сделать», такова моя позиция! А похвалы, щедро швыряемые в меня… Что ж, спасибо, конечно, но вот только что-то они больно неоригинальны. Я такими не питаюсь.
И только к концу разговора Вася понимает, что его «прокатили»: он так и не добился того, чего действительно хотел, того, зачем звонил. «Как дела, Вася?» - спрашиваю его. Вася что-то ворчит в ответ, уже не пытается казаться милым и быстро прощается – до следующего раза, когда я ему понадоблюсь.
Рада была поболтать, Вася!

Возможно, кого-то удивит, почему я просто не послала Васю. Бесповоротно и полностью, со всеми его «первыми и последними» просьбами, дешевыми комплиментами и прочим. Не знаю. Мне не так-то просто сказать кому-нибудь «нет». Даже если надо. Даже если Васе.

***
Натура я странная, неправильная и, как говорит один мой знакомый, вредная. Во многим это объясняется  повышенной чувствительностью к… Да черт его знает, чем это объясняется!!! Просто натура я странная, неправильная и вредная. И все тут!!!
***
Кто-то сказал, что писатель всю жизнь пишет один и тот же роман... Что ж, это похоже на правду.
Еще кто-то сказал, что всю жизнь мы любим один и тот же тип людей, один образ.
Я вот подумала: может, это просто оттого, что мы живем одну и ту же жизнь?
Каждый хрупкий день, каждую бессонную ночь, каждую встречу, каждую улыбку... Меняясь сами, изменяя мир вокруг. Слушая музыку, ища счастье, теряя надежду, выдыхая воздух... Мы просто живем. Даже если нам кажется, что мы лишь СУЩЕСТВУЕМ.

Я бы многое отдала, чтобы увидеть глазами другого человека, услышать чужими ушами, почувствовать пульсацию этого мира чьими-то не моими пальцами, вдохнуть его весь, без остатка, узнать запах. Я бы отдала многое, но не все. Многое, но не разум.
И поэтому я никогда не осуществлю это желание.

А может, оно осуществляется во сне. Может, поэтому там люди, предметы предстают совсем по-другому: они совсем иные, чем в жизни, хоть я и точно узнаю их.

А может, даже богу не дано ощущать мир по-разному. И поэтому мы такие ограниченные и несовершенные.

Но я все равно люблю эту реальность. Только не спрашивайте, за что…

***
Нежелание меняться может скрываться под разными личинами.
Мы можем считать, что уже преодолели переходный период, чувствовать себя фениксом, возродившимся, как из пепла, из ошибок и неудач прошлого. Мы можем смотреть на людей, восхищаться ими, а где-то в пучине наших мыслей будет шевелиться: «Мне никогда не стать таким же хорошим, как этот человек. Я не смогу», а еще глубже – неожиданное продолжение: «Мне и так неплохо». Мы можем ослепнуть от блеска вчерашних достижений, забыв о настоящем. Иллюзия опытности сбивала с пути многих.  Мы можем утонуть в рутине, баюкая внутренний голос мотивом простенькой колыбельной: «У меня сейчас так много дел, проблем и так мало времени. Вот закончу, немного разгребусь – и попытаюсь разобраться в себе». Мы можем слишком рьяно пытаться меняться. И это желание меняться не дает нам увидеть реальное положение дел. Мы можем впасть в депрессию сами или поместить в нее остальной мир ( «сосед урод», «президент козел», «жизнь не удалась», «у мира нет будущего»). Способов много, но результат будет один. Один - ноль не в нашу пользу.
***
Самая страшная ложь – ложь перед собой. Если начинаешь врать себе, остановиться можешь лишь в тупике. Обманывать – значит предавать. Судьба не прощает предательств по отношению к себе. Забавно, получился каламбур: я имела в виду, что судьба не прощает, когда ее предают. Но предать себя и свою судьбу – одно и то же. Получается, что это не каламбур.
Запуталась…
***

Перед самым 14 февраля он оставил меня на съедение одиночеству. И от этого усталость и бессилие только сильнее завладели мною. Им даже не пришлось сражаться за мою душу: они вошли в нее, как входят войска в оставленный город.
Влюбленность, эта жар-птица сердец! После нее всегда так тяжело… Подкрадывается незаметно, обволакивает, усыпляет, а потом – бесследно исчезает. И снова зима, и снова оттепель, слякоть, серость, обшарпанность… Потерянность.
Пустота.
Эхо ударяется о четыре стены и кружится, кружится, кружится…

Знакомое место, «наше» место – и сердце ноет и скулит. Как же мне надоело каждый раз выкарабкиваться из болота апатии, возводить замки новых надежд, возрождаться… Устала… Когда же я научусь???
***
Тяжелый период: все старое умерло, и настоящее – смесь пепла с вечными заморочками. Это во всем, даже в одежде.
Надо как-то укротить свои эмоции!.. Надо научиться, выплавить себе хоть что-то «на все времена», хоть какую-то ценность, устала от этих бесконечных бесплодных заскоков…
***
Действие не должно шагать далеко от намерения. Они призваны работать в паре. Только их крепкая связь позволяет пройти по дороге судьбы.
Идея - воплощение, желание – осуществление. Реализация потребности. Поднимая ногу для шага, не забывать ее ставить на землю. Просто чтобы не упасть. Чтобы дойти до цели.
Собственно, намерение начинает жить по-настоящему только в действии.
Это кажется простым и логичным. Но я никак не могу добиться стопроцентного следования. Мне часто что-то мешает. Это что-то часто сидит во мне.

Пять утра. Я легла в полпервого. Но спать больше не хочу и не могу. Мою бессонницу зовут «жажда действия». Энергия копилась долго, и вот теперь – ее выход.
Мысли и идеи бурлят. Мои причуды просятся наружу. Кажется, я поняла что-то важное. Но выразить словами не получается!..
Хочется на улицу, пожевать морозного воздуха, потоптать пломбир свежевыпавшего снега…
На моем столе – пластмассовая коробка с карандашами. В одном из ящиков – белые листы бумаги. Я начинаю их соединять…

Правило номер один: начинай рисовать только тогда, когда есть, если и не идея, то что-то близкое к ней.
Правило номер два: не бойся учиться у других.

Дали был прекрасным художником. Потому что он был собой. Нельзя стать настоящим творцом, лишь повторяя путь предшественников. Необходимо развивать. Необходимо развиваться.

Правило номер три: не занимайся плагиатом. Если ты повторяешь, не забывай, кто был первым. Не пытайся присвоить себе заслуги других.
Правило номер четыре: не бойся выражать себя. Не бойся, что все шедевры уже нарисованы, все чувства отображены. Темы для картин есть всегда. Ты новая, ты индивидуальная – и ты сможешь сделать что-то новое и индивидуальное.

Так я обращалась к себе в течение двух месяцев. Были дни, когда я делала по десять рисунков (простеньких, конечно), а бывали недели, когда не рождалось ни одного образа, достойного бумаги. Такие  недели перенести тяжелее всего. Иногда мне даже казалось, что всё, я больше ничего не смогу сделать, что это конец. Но потом что-то менялось, происходили какие-то события,  порой просто произносились слова – и во мне просыпалось забытое чувство.
Это чувство, чувство творчества, необходимость выражения себя, либо бьет, прошибая все внутренние преграды, либо отсутствует полностью. Когда его нет, остается лишь ждать. Я не умею его имитировать, порой, когда оно не со мной, не могу даже вспомнить его вкус. И наоборот, когда оно живет во мне, не могу представить, что бывают моменты без него. Такой вот у меня сожитель.
***
 - Помнится, еще недавно ты говорила, что путь к самопознанию лежит через отречение от эгоизма. Как-то тебе не удалось пойти этим путем… Слишком узкая тропинка оказалась?
 - Я не знаю, удалось мне или нет, - отвечаю я, - еще рано делать выводы.
 - Да? А не ты ли утверждала, что научилась лучше понимать людей?
 - Путь длинный, а я пока на старте. Зато я сама выбрала номер дорожки. Я делаю первый шаги – мне предстоит многое испытать…
 - А чем твоя нынешняя позиция отличается от прошлой?
 - Она больше объясняет, больше позволяет. Она моя, я это чувствую. И я в нее верю… А веря в нее, я начинаю верить в себя. И еще я не боюсь, что она никуда не ведет.
 Он замолчал. И на его лице отразилось сомнение – гигантское сомнение во всем. Я вижу, что ему тяжело. Я даже немного догадываюсь, почему. Но совсем не умею ему помочь!
Я накрываю его руку своей, нежно смотрю в глаза: «…». Мне нечего сказать!
… да… нет…реализация…проблемы…будущее…верить…иногда все не так…не так, как что?…как кажется…или не так…как на самом деле…или…поверь…
Я беру свою куртку, встаю, а на прощание говорю просто: «Я верю… Я смогу! Я справлюсь! Я стану…»

Он был прав… Я не смогла отказаться от эгоизма. В моей жизни не уместиться никому по определению: в моей реальности может быть только один бог. И этот бог там уже есть.
Но я попытаюсь, еще раз попытаюсь. Мы будем бороться, правда? Мы будем бороться и - ? Победим?