Как мы исследовали Космос. Гл. 4-6

Как мы исследовали Космос
Или
Прощай, Америка!
Гл. IV-VI.


Глава IV

Повествующая о победе человеческого гения над природой, об упорстве и силе духа, о мужской солидарности; содержащая лирические отступления и оптимистическое заключение.

Жить в К*** нам предстояло в гостинице при университете. Кое-как добравшись до места, дело осложнил Пашка, все время пытавшийся заснуть прямо где стоял или упасть прямо, где сидел, мы поселились на четвертом этаже в пятиместном номере гостиницы. По тем временам это был почти «люкс»: кухня, холодильник, ванна и две комнаты, одна для двух человек, другая – для трех. Мы с Пашкой, не сговариваясь, выбрали трехкоечный номер и после небольшой перепалки разместились в нем. Зосимов с Кроликовым отправились в двухместный. Дорога была тяжелой. Сказывались перелет, Пашкин концерт на борту, разница во времени, ну, и конечно, эротический фильм. Поэтому Зосимов с Костиком уснули сразу, а нам почему-то не спалось. Мы закурили и подошли к окну. Из него открывался завораживающий вид. К*** спал. В черном прозрачном небе ярким сине-желтым цветом светила Луна, отражаясь в заснеженной земле, в темных окнах домов. Мерцавшие звезды только дополняли это великолепие, усиливая глубину и наводя на мысли о бесконечности Вселенной. Теней почти не было, вернее, они были, но, обладая голубоватой прозрачностью, лишь подчеркивали силуэты деревьев и скамеек, застывших, но расслабленных и сонных.
Пашка клацнул отвисшей челюстью, а я чуть не уронил окурок в его же постель.
- Да, - задумчиво произнес Пашка, затягиваясь и пуская струйку дыма в форточку, - картина!
  - Ага, - интонацией дебила подтвердил я.
Мы продолжали это эстетическое пьянство. Время, мягко шурша своими страрыми шестеренками, текло мимо струйкой песка. И вдруг эту неземную тишину нарушил звук падающего и затем катящегося тела. «Почему тела?» - спросите вы. Да потому что только тело К***-кого мужика в изрядном подпитии могло издавать такие звуки, в которых даже на четвертом этаже прослушивались знакомые словосочетания и связки слов.
Как по команде мы посмотрели вниз.
Тут мы немного отвлечемся на географическую справку. Здание гостиницы, мой дорогой читатель, стояло в небольшой низинке, на самом краю небольшого скверика. Чтобы попасть в гостиницу надо было спуститься по небольшой лесенке, которой заканчивалась практически каждая дорожка вышеупомянутого скверика. Разумеется, по лесенке спускались культурные люди, но, поскольку рядом находился университет, а гостиница занимала лишь верхние этажи здания студенческого общежития, склоны между лесенками были раскатаны до льда веселой учащийся братией, вечно опаздывающей и бегущей по своим учебным делам.
Теперь вернемся назад, на четвертый этаж, в номер, где мы с Пашкой обалдело смотрели вниз.
Нарушитель спокойствия был под парами. Я имею ввиду алкогольные пары. Несмотря на явные сбои в координации движений и пространственной ориентации, мужичок был настроен решительно, о чем говорили его распахнутая куртка, лихо сдвинутая на затылок неимоверных размеров меховая шапка и развязанный шнурок на правом ботинке. От мужика уже валил пар, но он упорно, подчиняясь сигналам, скорее всего, внутреннего автопилота, карабкался на совершенно обледенелый склон. И пока его попытки не увенчались успехом. И что он только не пробовал! Классический ход и «елочку», боковые прыжки и задний ход, длинный разбег и заползание на четвереньках. Но, добравшись примерно до середины склона, он поскальзывался, падал, кстати, тоже совершенно различными способами, и скользил вниз, матерясь и подпрыгивая на кочках. Докатившись до самого низа, он немного отдыхал, опершись о перила лестницы, а затем возобновлял свои попытки.
Мы с Пашкой переглянулись, почувствовав всю важность этого момента, и метнулись к чемоданам, где был припрятан спирт для протирки контактов и поверхностей. Конечно, весь спирт Зосимов доверить нам не мог, просто не имел права, и основная часть хранилась все-таки у него. Но и мы были не лыком шиты: несколько литров перепрятали себе. Быстро разбавив нужное количество, мы подняли первый тост за здоровье мужика, судя по звукам, доносящимся с улицы, продолжавшего штурм склона. Второй тост мы подняли за упорство в достижении непреодолимых вершин и человеческий гений, для которого нет никаких преград.
Третий тост мы выпили стоя и молча – в память тех, кто не дошел.
На четвертом тосте спирт кончился, и мы выглянули в окно. Мужик сидел на земле, привалившись спиной к неподдающемуся склону. Видимо, он совсем потерял силы физические, но не духовные, о чем свидетельствовали некоторые его выражения, долетавшие до наших ушей.
Немного отдохнув, мужик продолжил свои занятия.
- Пашка, он ведь разобьется насмерть! – прошептал я, прижавшись лбом к холодному стеклу. – Жалко мужика! Настойчивый был…
- Сейчас мы ему поможем! – сказал Пашка и пошире открыл форточку.
- Эй, мужик! – заорал он. – Не сдавайся! Терпи и борись!
- Рядом лестница! – подключился я. – Лестница справа!
- Думай, что орешь! Ты сам-то различаешь, где право, а где лево? А когда выпьешь?
Мужик, поначалу испугавшийся голосов сверху, пришел в себя и еще настойчивее полез вверх. И, наконец (о чудо!) перевалился через «вершину», встал, покачнувшись, отряхнул о колено свою шапку, погрозил небесам кулаком и зашатался в темноту.
Мы с Пашкой пожали друг другу руки, понимающе усмехнулись и решили идти спать.
Все-таки наш человек – самый упорный! Его ничем не сломить, никакие трудности ему не страшны, тем более, когда он выпимши.
Вот так закончился первый день нашей командировки. Впереди были две недели приключений и исследований.

Глава V

Из которой мы узнаем, в чем отличие обычного воспитания от казарменного; что такое легкий завтрак, по мнению Кости Кроликова, и где на самом деле находилась наша экспериментальная аппаратура.

В К*** утро почему-то наступает внезапно. С чем это связано? Да кто его знает, может, это нам так казалось. Вот еще ночь закрывает окна своими звездными шторам, проходит мгновенье, буквально, закрыл и открыл глаза – уже утро. И солнце стучит по твоему многострадальному темечку: «Вставай, балбес, иди, работай!».
Работать не хотелось. Да нет, это не «после вчерашнего», это совсем по другим причинам. Это, наверное…
- Подъем! Подъем! – весело закричал Зосимов, вваливаясь к нам в комнату и прерывая только начавшийся, но обещавший быть интересным философический разговор о причинах отвращения к работе у отдельно взятых среднестатистических гражданинов. – Долго вы будете давить массу?
- Вот только, пожалуйста, без этих казарменных штучек и словечек! – поморщился Пашка, поправил на себе одеяло.
Зосимов опешил. Неизвестно, что его привело в это состояние: наглое поведение Пашки, совершенно не пожелавшего весело сбросить с себя одеяло и веселым шмелем полететь на работу, или слово «пожалуйста»? разобраться мы так и не успели. Зосимов, совершенно расстроившись, заорал еще громче:
- Вы …, сколько …! В 11.25 приходит багаж! А вы …, лежите, … !
Поначалу кажется, что Зосимов заикался, на самом деле это не так, я просто убрал некоторые слова и выражения ввиду их неблагозвучности.
После такого демарша нам ничего не оставалось, как поднять свои бренные тела и потащить их умываться. Костя уже шебуршился на кухне, готовя легкий спартанский завтрак, состоявший из яичницы на двадцать яиц, в которую было накрошено примерно полкило докторской колбасы, и четырех бокалов черного кофе.
Основательно подкрепившись, мы всей командой отправились на вокзал для торжественной встречи нашего же багажа.
Прибыв на место, мы заняли ожидательные позиции и закурили. То есть курили мы с Пашкой, Костя не курил с детства, а Зосимов не курил по идейным соображениям. Вокзал в К** ничем не отличался от других вокзалов. Все та же суета, все тот же запах, те же бомжи, волнение отъезжающих, скука провожающих, деловая неподкупная строгость железнодорожников, окурки, обрывки газет и лужи, состоящие из воды и мазута. И конечно, дама, голос которой доносился из репродукторов, с совершенно французским насморочным прононсом. Причем было трудно отделаться от впечатления, что диктор все время что-то жует у себя в каморке, изредка подходя к микрофону. И по всему вокзалу разносилось:
- Вдимание! Скорый поезд – бу-бу-бу – мням-мням – прибывает на – мням-мням путь к мням-бу – платформе!
Или:
- Василий! Пропусти состав мням-мням!
День был солнечный и морозный. Мы, откровенно говоря, наслаждались хорошей погодой и возможностью ничего не делать. Расслабиться нам полностью не удалось, объявили наш поезд. Зосимов с Кроликовым застоявшимися жеребцами рванули к платформе. Мы с Пашкой пошли медленно и степенно, потягиваясь на ходу. Каково же было наше удивление, когда мы не обнаружили нашего багажного вагона! Точнее, он где-то был, но совсем другой, не тот, в который мы загрузили нашу дорогущую аппаратуру. Пока Зосимов с Кроликовым закрепляли отвисшие челюсти на положенное им место, мы узнали у проводника,  «не нашего» вагона всю подноготную злополучного состава. Оказывается, в Москве, едва мы загрузили наши многострадальные ящики и благополучно удалились восвояси, нагрянула какая-то комиссия, которая обнаружила внезапный перегруз. Как это случилось, какими законами руководствовались члены комиссии – одному богу известно! Тем не менее, бедняге проводнику пришлось в одиночку (!) перегружать весь вагон сначала на перрон, а затем, обратно. В результате, вагон всё равно задержали в Москве. Состав, соответственно ушёл с другим багажным вагоном.
- Да вы не волнуйтесь! – глядя в полные скорби и отчаяния глаза Зосимова, в уме прикидывающего стоимость оборудования, сказал проводник. – Придёт ваш вагон… Дня через три, а может, через недельку… Никуда не денутся ваши ящики! А покамест, извиняйте, мне надо груз сдавать.
Оттащив остолбеневшего Зосимова и икающего Кроликова от края платформы, мы с Пашкой радостно переглянулись. Нам предстояло либо трёхдневное, либо семидневное безделье. И в этом был кайф! Деньги ещё были, пиво, слава богу, в стране не запретили! Конечно, подпрыгивать и насвистывать веселые песни мы не стали, что-то нас останавливало. То ли мученическое лицо Кроликова, находившегося в состоянии, похожем на состояние первых христианок, которых вот-вот разорвут дикие звери, то ли нервный тик Зосимова, пытавшегося в задумчивости огибать и разгибать пломбировочную проволоку на соседнем вагоне. Мы попытались их успокоить:
- Да ладно, подумаешь, денек-другой поболтаемся в городе, пивка попьем. И вообще…
Зосимов издал звук проколотой в восьми местах шины и оторвал-таки проволоку от петель вагона. Кроликов поднял покрасневшие, полные неутолимого горя глаза и молча покрутил пальцем у виска.
- Вот, пытаешься сделать людям добро, - переглянулись мы, - а они…
- Есть на эту тему анекдот, - начал, было, я. – Одна девушка собралась…
- Молчать! – рявкнул Зосимов, заглушая звук работающего тепловоза. – В институт!

Глава VI

О пользе настольных игр, воспитывающих гибкий ум, смекалку, отменную реакцию, а также силу воли и бодрость духа.

В институт ехали молча. Я наслаждался видами города, Пашка дремал, Зосимов с Кроликовым переживали свалившееся на них горе. Прибыв на место, наша группа разделилась. Зосимов полетел к руководству докладывать. Кроликов, вооружившись ручкой и листом бумаги, приступил к генерации очередных гениальных идей, а мы с Пашкой пошли слоняться по коридорам института в надежде на развлечения.
Надежды нас не обманули. Заглянув в небольшой кабинет, мы увидели несколько человек, столпившихся перед монитором компьютера. Среди них были знакомые ребята, которые должны были нам помогать во время наших важнейших для страны опытов. Нам махнули рукой, дескать, давай к нам, не пожалеете. Мы подошли. Оказалось, что эти здоровенные лбы (сибиряки все-таки) режутся в популярную в то время игрушку «F-19»! Точнее, конечно, сказать – один резался, а остальные давали дельные советы. Взмокший от напряжения «летчик» (игра-то авиационная) дрожащими пальцами посылал самолет в крутое пике, рискуя врезаться в землю, то в отвесный набор высоты, отчего аппарат терял скорость и срывался опять в пикирование. Окружающие при этом хлопали себя по ляжкам в досаде и разочаровании, крутили пальцами у виска и смачно ругались, выражая свое отношение к горе-пилоту. Я знал эту игрушку. Сколько долгих зимних вечеров было проведено в полетах! Тысячи часов налета, сотки выполненных миссий, куча наград, звание бригадного генерала, красные от постоянного напряжения глаза и море удовольствия в ощущении свободного парения над просторами Земли! Да, в этом деле (конечно, виртуально) мы достигли совершенства! Я говорю мы, потому что в нашем отделе был еще один сумасшедший летчик, так же, как и я, подверженный болезни авиасимуляторов. Прошу знакомиться – еще один мой закадычный друг Сашка, впрочем, может быть, вы о нем уже слышали. История нашего с ним знакомства – это отдельный рассказ, и когда-нибудь… Но, мы отвлеклись. Короче, с Сашкой мы совершали чудеса авиационного героизма. Он, кстати, мог посадить самолет с вообще выключенным двигателем! Слабо?! Но нет ничего лучше, чем полет вдвоем, да еще ночью, да еще на подбитом самолете. И это был кайф!
Однажды мы на спор совершили посадку, получив предварительно 100 ракет и выключив двигатель. Вот уж чего никто не ожидал! Бедолага Гарик (наш коллега) с ужасом думал, где взять денег на ящик дорогого коньяка, который и был ставкой в споре. Впрочем, он так этого и не придумал, а мы, оставшись без коньяка, особо и не расстраивались, поскольку и так получили полную сатисфакцию.
Итак, со словами: «Ну что, отцы, развлекаемся?», мы подошли к монитору.
- Да какой так! – с горечью прошипел один из «отцов», торопливо пожимая нам руки. – Видали, как он садится? Это же позор! Это же корова на льду!
- А я думал Чкалов! – ответил я, оценивая одним глазом обстановку на мониторе. – Полет под мостом? Посадка в ночных условиях на авианосец?
- А! – махнул рукой собеседник, - Кое-как выполнил миссию и вот! Сесть не может! День, епрст!
- Ага, ага. Посмотрим, - деловито произнес я, подтягиваясь ближе. – Долго летает?
- Да уже часа полтора-два. Скоро горючее закончится! – злорадно потирая ладони, сказал собеседник. – Недолго ему осталось!
Слова эти оказались пророческими, потому что вскоре наш «Чкалов» грохнулся-таки на полосу, по-моему, даже не успев выпустить шасси.
- Что я говорил! – закричал мой оппонент. – Отойди от машины, тютя! Иди, учи матчасть, или нет, смотри, как летают профессионалы!
С этими словами он отодвинул окончательно ошалевшего «горе-летчика» и «полетел» сам…
Ну что вам сказать? Летел он, конечно, лучше, чем первый авиатор, но все делал по правилам. С чувством, с толком, с расстановкой. В нем совершенно не было куража, риска. Так наши люди не летают. Даже Пашка, который был так далёк от авиационных игр, как муравей от Луны, скривил рожу отвращения.
- Слышь! – толкнул он меня в бок, - а ну, покажи, как летают простые русские парни!
А что! Я ведь могу и показать!
И я показал! Это было шоу! Удивлению бедных К***цев не было предела! Такой фурор, наверное, произвёл Джеймс Кук, появившийся перед аборигенами в сверкающих латах и предварительно пальнувший из ружья в воздух. Правда, потом они его съели, но это было потом. И, к тому же, это не наша история. Во время моего полёта стояла гробовая тишина, изредка прерываемая шёпотом: «Смотри, смотри – радар пулемётом? Ну, даёт! … Там же три МиГа! Что он делает!?» И т. и т.п.  воспитанный Сашкой и закалённый мировыми баталиями, я с честью закончил полёт, подогнал разгорячённый и немного подраненный самолёт к ангару и вытер воображаемый пот. Тишина стала зловещей.
- Ну, как, отцы? – нарушил её Пашка, - Вы только рты так долго открытыми не держите. Мало ли что в воздухе летает… Короче, отдыхайте!
Мы, не сговариваясь, чётким строевым шагом направились к выходу. Надо же было отпраздновать победу военного гения над пацифистской сущностью мирного, хотя и учёного, жителя.
В этот вечер мы угомонились быстро и довольно рано. Часа в три ночи, ну, максимум, в три тридцать, ведь завтра, то есть, уже сегодня нас ждали великие дела и героические свершения.

28.02.03           PashCo. Москва.