Лечу по проспектам

Моя машина летела навстречу проспектам.
Над городом повисла луна – такая желтая, яркая, нестерпимо четкая, словно её чертили циркулем.
Моя машина летела по мостовым, гулким, выложенным булыжником… Улицы города словно нарочно были гулки и пусты, пусты и гулки, словно все умерло вместе со мной в этот странный вечер…
В салоне было тепло и уютно. Я откинулась на меховые сидения, следуя извилистым линиям улиц, площадей, проспектов с безупречной точностью… Город загонял меня в лабиринт, но я была только благодарна. Можно всю жизнь кружить по лабиринту, думая о своем, думая, как выбраться из лабиринта жизни… Лабиринт в кубе – новое математическое открытие…
 Стекло заволокло каплями – это мокрый, липкий снег падал на него и растворялся в скорости, во встречном ветре, изливаясь бледными, подсвеченными фонарями каплями до самых фар… Я включила «дворники», но дорога продолжала оставаться дымчатым пятном перед моими глазами. Я сморгнула, и легкая соленая дорожка протянулась по моей щеке.
Странно, почему нет «дворников» для глаз? Включил – и никто не догадается о твоей боли. Ты будешь улыбаться – совсем как Русалочка, которой каждый шаг доставлял нестерпимую боль, но она продолжала улыбаться, безмятежно глядя принцу в глаза…
Едва ли я поверила бы, что за стелами промозглая ночь – здесь, под звуки французской песни о падающем снеге, под голос Эдит Пиаф, все было по-другому. Совсем как в тихой напряженности твоего дома. Пепельница полна окурков от тонких ментоловых сигарет. Их бехжалостно сломанные мной тельца лежат, скорчившись, укрывшись пеплом…
…А хорошо бы быть пеплом…
…Хорошо быть машиной и кружить по городу, искажаясь в лужах, в неверном свете фонарей, скользить, как в бесконечном танго, по мостовым…
…Нет. Хорошо бы не быть. Не быть совсем…

Моя машина летела навстречу гулким петербургским проспектам…