Бедная Лиза

Бедная Лиза(отрывок)

О да, всё погибнет, весь мир – сновиденье,
А счастья крупицу найдёшь по пути, -
Уж коль эту розу случится найти,
Как ветер отнимет в мгновенье…
А. Мюссе

Они встретились случайно. На улице.
Была поздняя осень, природу зябко передёргивало в ожидании зимних бурь. Силуэты зданий – сероватые сквозь тяжёлую завесу дождя; деревья, поникшие и жалкие в своей наготе; угрюмые садовники, сгребавшие в кучи потемневшую листву, а также редкие прохожие, спешащие по своим делам, неизменно ёжась и стремясь поскорее укрыться от холодного ветра: такой Лизе виделась эта осень.
Лиза стояла на остановке и куталась в плащ; ветер рассеянно перебирал её длинные волосы.
Она училась в институте. Мысли её были заняты решением экономических проблем; личная жизнь сводилась к нулю.
В детстве Лиза слыла домоседкой, она не любила шумных игр, редко смеялась. Затем была школа с её вечеринками, справлениями дней рождений, совместными вылазками на природу, состоянием неопределённой влюблённости – прелесть этой невинной поры осталась Лизой незамеченной.
Так же незаметно и почти без приключений прошли первые три года учёбы в институте: студенческих дискотек Лиза не посещала – её не впечатляла масштабность происходившего, с другой стороны она всегда страдала от необходимости с кем-то о чём-то говорить. Кроме того, Лиза всегда была одета скромно, без каких-либо излишеств, и вечная нехватка финансов постоянно вызывала в ней какое-то мучительное чувство ущербности. Гардеробу Лизы всегда не доставало множества мелких вещей, которые сами по себе никакой погоды не делают, а взятые вместе, создают образ. И поэтому в этот неприветливый осенний день Лиза мёрзла на остановке в ожидании автобуса, одетая явно не по погоде.
Порывы ветра оттопыривали мутные полотнища объявлений, в изобилии наляпанных на стены киоска. Мимо прошаркал старик-бомж, гремя собранными бутылками; визгливая собачонка проводила его истошными воплями и принялась за людей на остановке.
Взгляд Лизы задумчиво скользил по лицам прохожих. Впервые в жизни она думала о том, что жизнь каждого из них – непрочитанная повесть, богатая событиями, встречами и переживаниями. И что её, Лизина жизнь, путешествует рядом с их жизнями, сталкивается с ними, но отчего-то не обрастает воспоминаниями, новыми ощущениями и новыми знакомствами. Замкнутый кружок старых дев и мама – вот весь её нехитрый мирок. И нет в этом мире места чуду или сказке, нет места мечте.
Впервые в жизни Лиза ощутила грусть оттого, что слишком много лет прожито бессмысленно: без друзей, без эмоций и без романтики. И, взглянув на серые здания и тротуары, Лиза ощутила себя вдруг серым «гадким утёнком», «синим чулком», очкастой идиоткой с неумеренно разыгравшимся воображением.
Лиза призвала на помощь весь свой скептицизм, но картинка упрямо не хотела меняться: над головой по-прежнему, меняя очертания, проплывали свинцовые тучи, отбрасывая гигантские тени на мрачные дома; по-прежнему дул колючий ветер, зарывающийся в складки лёгкого плаща и вонзающий ледяные стрелы в нежную плоть; Лиза по-прежнему была одинока, ничей образ не тревожил её сердце.
А ведь всё могло быть иначе, будь она немного другой: более легкомысленной, более доступной, более привлекательной – такой, как Верочка – очаровательное создание, обладательница нежной улыбки и золотых волос.
Верочка жила именно такой жизнью, о которой где-то в глубине души мечтала Лиза: она рано познала любовь в объятиях самого красивого мальчика школы, в институте её тайно и явно вожделели все, начиная с ночного сторожа и заканчивая деканом факультета. Верочка всегда одевалась изысканно и с шиком, вещи на её точёной фигурке выглядели сексуальными и очень-очень дорогими.
Верочка не любила ходить пешком, поэтому ежедневно за ней заезжал лимузин, который увозил её в неизвестном направлении. В институте поговаривали, что лимузин этот принадлежит очень влиятельному политику аж из самой Москвы. Из уст в уста передавалась история этой вопиющей связи, будоражащей умы студенчества и повергающей в ужас ректорат. А Верочка … Верочка порхала по жизни, не замечая ни завистливых взглядов женской половины института, ни угрюмых – мужской. Она лучилась молодостью, счастьем и беззаботностью. Всё на планете было создано для того, чтобы угождать её желаниям. Мужчины поклонялись ей, точно греческой богине, и Верочка со спокойным достоинством принимала это идолопоклонничество. Она была самодостаточна и не нуждалась ни в одобрении, ни в порицании.
Лиза никогда не завидовала Верочке, никогда не осуждала образ жизни последней. Верочка училась хорошо, положительные отметки в её зачётке появлялись не только благодаря обаянию и физическим данным, а благодаря также усидчивости и интеллекту, который вопреки тяготам праздной жизни Верочка находила время развивать.
Лиза старалась поддерживать добрые отношения со всеми однокурсниками, в том числе и с Верочкой, но один случай сделал их врагами. Правда, о существовании этой вражды Верочка, скорее всего, просто не догадывалась.
Всё случилось за год до описываемых событий. На пятом курсе института, в котором обучались девушки, учился молодой  человек по имени Максим. Он не был красавцем, девушки не висли на нём гроздьями, не визжали при  его появлении, не расписывали стены его подъезда душераздирающими надписями. Максим вёл в институте факультатив по информатике, на который Лиза, имевшая по программированию «твёрдую» тройку, ходила, не пропуская ни единого занятия – сначала в силу привычки, а затем ради того, чтобы увидеть Максима.
Лиза, слишком неискушённая в делах любви, приняла внимание, которым одаривал её Максим, за нечто большее, и сердце её дрогнуло. Выросшая на сказках о золушках и добрых феях, девушка решила, что наконец-то встретила своего принца. Каждый жест, каждое слово молодого преподавателя были отныне предназначены только для неё, Лиза боялась пропустить хотя бы один из этих невинных знаков внимания. Они становились для неё целым откровением, она разгадывала их тайный смысл, лелеяла и берегла в памяти все подробности общения с Максимом: его реплики, его взгляды, она проводила пальцами по клавишам, которых касалась его рука. Лиза вверглась в водоворот страсти, он кружил ей голову, будил по ночам, заставляя бешено биться сердце.
Лизу не настораживал тот факт, что Максим никогда не предпринимал никаких шагов к сближению: не приглашал в кино или театр, не звал в кафе. Все свои уроки он заканчивал одинаково: благодарил студентов за внимание и выходил из аудитории. Лиза приписывала подобное поведение его скромности, и, наделяя Максима одной добродетелью за другой, привязывалась к нему всё сильнее. Так продолжалось около двух месяцев.
Однажды, полная неясных надежд после очередного факультативного занятия, Лиза села в троллейбус, чтобы ехать домой. На светофоре загорелся красный свет, троллейбус остановился на перекрёстке. Лиза, не предчувствуя дурного, взглянула в окно и в воротах института увидела Максима. С девушкой. Они шли, держась за руки, как подростки, и о чём-то оживлённо беседуя. В глазах потемнело, Лиза сняла очки, но и без них увидела то, о чём и подумать не смела: рядом с Максимом шла Верочка. Максим не сводил с неё влюблённых глаз.
Что пережила в тот день Лиза, знает только её подушка и старый дневник, который она вела с детства. Никто не заметил изменений в её поведении, она по-прежнему ровно общалась с Верочкой, но факультатив забросила. И дала себе зарок впредь не влюбляться.
Прошло ещё два или три месяца. Со стороны могло показаться, что Лиза безмятежно счастлива. Лишь слегка рассеянный вид и круги под глазами могли поведать стороннему наблюдателю свою страшную тайну: Лиза страдала. Она уже почти смирилась с тем, что после занятий неизменно заставала у дверей аудитории Максима, ожидающего Верочку. Последняя вместо приветствия грациозным движением руки препоручала свою изящную сумочку Максиму, при этом их руки смыкались, на секунду замирая одна подле другой - эта лёгкая ласка уже почти не причиняла боль Лизе. Пропустив вперёд однокурсников, она несколько минут стояла возле окна, пережидая, когда Верочка и Максим уйдут достаточно далеко, и тихо плелась следом, провожая влюблённых взглядом собаки Павлова.
Мир казался Лизе нереальным. Её жизнь, благополучная с точки зрения подруг её матери, состояла из множества осколков, которые никак не желали складываться в единое целое. Спокойная и апатичная среди сверстников, застенчивая и ранимая с Максимом, доброжелательная с Верочкой и, наконец, полностью разбитая наедине с собой, Лиза молча несла свой крест, не дробя свою боль на пошлые откровения и не пытаясь переложить свои страдания на плечи близких ей людей.
Лиза всегда презирала сплетни и пересуды (вероятно, сказывалось строгое бабушкино воспитание), однако с некоторых пор её стало живо интересовать всё, так или иначе имевшее отношение к Максиму. Её одновременно и страшило, и притягивало многообразие информации о человеке, внезапно ставшем для неё самым дорогим на целом свете. Студенты, лично знакомые с Максимом, утверждали, что тому всегда нравились брюнетки и иронизировали по поводу того, что у его последней девушки было причёска в стиле "панк" и такие же "ненормальные" приятели. Девицы со старших курсов с воодушевлением обсуждали раздел нажитого за три года совместной жизни имущества, затеянный "этой вульгарной особой". Однако основная масса сплетен касалась интимной стороны связи Верочки и Максима - события, во всех отношениях выдающегося хотя бы потому, что Максим был небогат и незнатен, и, следовательно, не представлял ни малейшего интереса для девушек с развитым честолюбием.
Словосочетание "физическая любовь" не рождало у Лизы никаких ассоциаций. К девятнадцати годам все её познания в области взаимоотношений полов сводились к обрывочным сведениям, почерпнутым из учебника по анатомии, рассказов "бывалых" однокурсниц и собственных фантазий, поэтому чувственная сторона волновала Лизу гораздо меньше, чем духовная. В своих мечтах она никогда не заходила дальше поцелуев; не то, чтобы дальнейшее её совсем не интересовало, просто неискушённое воображение отказывалось являть чёткие образы, ограничиваясь манящим многоточием.
Семестр близился к завершению, подошла к закату и Верочкина любовь. Решив не без помощи Максима все контрольные работы по информатике на "отлично", Верочка вдруг поняла, что совсем его не любит, и что их отношения были ошибкой. И снова к парадному крыльцу института зачастил уже примелькавшийся лимузин, увозящий Верочку в мир иной, более изысканный, полный светских раутов, эксклюзивных нарядов и дорогих круизов.
Облегчение, которое испытала Лиза, вскоре сменилось тоскливой растерянностью, потому что Максим, вместо того, чтобы забыть коварную Верочку, впал в неописуемую грусть, стал пропускать занятия, запил и потерял всяческий интерес к жизни. Ничто не могло вывести его из тяжёлой задумчивости, светочем его жизни последние несколько месяцев была Верочка, с её уходом его жизнь потеряла смысл. Лиза с волнением наблюдала за телесными и духовными изменениями, происходившими с Максимом. Она с печалью отмечала то тёмные круги под глазами, свидетельствовавшие о бессонной ночи, то нетвёрдую походку, подтверждавшую слухи о лояльности Максима к алкоголю, то неопрятный вид, говоривший о полном безразличии к окружающему миру.
Влекомая жалостью и не ослабевавшим чувством, Лиза снова стала посещать факультатив. Она больше не вводила себя в заблуждение, приписывая общению с Максимом черты романтизма: получив свой первый горький опыт неразделённой любви, Лиза догадывалась какие чувства должен испытывать отвергнутый мужчина, поэтому не ожидала от занятий ничего, кроме возможности видеть Максима раз в неделю на протяжении полутора часов.
Прошёл ещё один месяц. Зима перешагнула через свою медиану, оставив далеко позади шумные праздники, блеск мишуры и взрывы хлопушек. Планета вступила в новое тысячелетие, состарив своих обитателей на целый век, а жизни Лизы и Максима остановились на одной точке - дне, когда захлопнулась дверь за прекрасной Верочкой.
Если о разделённой любви говорят: "любовь - это эгоизм вдвоём", то человек, полюбивший без взаимности, становится эгоистом-одиночкой, не замечающим ничего, кроме собственных страданий, слепцом, попирающим чувства других людей, не виновных в его несчастии. И горе тому, кто попадёт под жернова чужой страсти!
*     *     *
Каникулы, столь обожаемые Лизой за возможность вдоволь покататься на лыжах или побродить по зимнему парку, стряхивая пласты искрящегося снега с еловых веток, прошли просто ужасно. Лиза не находила себе места, её душа разрывалась между телефоном и входной дверью, желанием позвонить Максиму и стремлением быть с ним рядом вопреки благоразумию, осторожности, стыдливости, наконец, вопреки его желанию! Измождённая двухнедельным затворничеством, Лиза с тревогой ожидала начала новой сессии.
*     *     *
Каникулы Максима прошли под знаком беспробудного пьянства. Не без некоторого удовлетворения он наблюдал за тем, как возле кухонного шкафа росла гора пустых бутылок. Он погибал из-за прекрасной Дамы: в этом было что-то роковое, что-то мистическое и геройское одновременно. Максим льнул к своей боли, ибо отныне только она одна соединяла его с Верочкой.
За неделю до начала занятий запас горючего иссяк, однако организм продолжал нудно требовать новой порции лучшего в природе анестезина чувств Кое-как натянув на себя одежду, Максим вышел на улицу, обвёл невидящим взором знакомый двор: "ночник", приветливо мигавший раскачивавшимся на ветру фонарём, старую карусель, помнившую его маленьким мальчиком в вельветовой курточке, покосившиеся лавки, на которых по вечерам собирались посудачить окрестные старухи.
Максима зазнобило, он вдруг почувствовал чудовищную слабость, какая-то неведомая сила пригнула его к земле и он, не выдержав внезапного натиска, рухнул на колени прямо в снег. Сердце билось так сильно, что Максим в отчаянии прижал руки к груди.
- За что? - Максим вздрогнул, услышав собственный голос. Затем, ещё не вполне осознавая смысла заданного вопроса, он снова выкрикнул, обращаясь к немой луне, дразнившей его с небес: "За что?"
Но луна, продолжавшая беззубо улыбаться сквозь набегавшие тучки, не сочла нужным отвечать, и Максим опустил голову. Какие-то давно забытые строчки теснились в его мозгу, что-то очень далёкое и знакомое рвалось на свободу, искало выхода. Скрестив руки на груди, Максим облегчённо вздохнул: он вспомнил, вспомнил откуда эти строки! И вначале тихо, а затем всё громче и громче, почти срываясь на крик, он стал читать единственное стихотворение Есенина, которое знал наизусть:
"Руки милой - пара лебедей -
В золоте волос моих ныряют.
Все на этом свете из людей
Песнь любви поют и повторяют.

Пел и я когда-то далеко
И теперь пою про то же снова,
Потому и дышит глубоко
Нежностью пропитанное слово.

Если душу вылюбить до дна,
Сердце станет глыбой золотою,
Только тегеранская луна
Не согреет песни теплотою…"
*     *     *