Свой среди своих

Было это в начале восьмидесятых.
Снежный лес загородной глуши. Конец февраля – конец зиме. Солнце теплеет день ото дня, но сегодня оно не в силах пробить низкую облачность. В колючем морозном воздухе повисли запахи неживого и оттого неприятного, чуждого лесу. Поодаль от елей, укрытых снежными шапками, громоздятся тяжелые бетонные столы с металлическими фермами: ракетная часть ПВО – звено в «щите» Города.
Грязно-серый холодный камень, стылое крашенное железо. Хищный оскал кинжального серебра: ракеты класса «земля-воздух». Эти – на боевом дежурстве. Другие ждут своего часа в приземистых арочных ангарах, торчащих неподалеку из снега. Столов больше, чем ракет: разные дежурства бывают…
…Резкий зуммер спецсвязи! «Что это: очередная проверка? Учения? Или как тогда, далеким майским утром над Свердловском? Или… Нет, не должно бы!..», - мелькает мысль, но офицер, слушая отрывистую команду из трубки, короткую, содержащую несколько слов и цифры, уже привычно бросил руку на пульт. Тревога!
Лесную тишину кромсает ревун. Оживают ракеты: пришел их час? Поворачиваются все одновременно, «тянутся», отслеживая в зените что-то, невидимое отсюда. Вращаются ажурные решетки антенн, чутко улавливая отражение ушедших в небо сигналов: «Свой? Чужой?»
С гулом отверзают железные ворота ангаров, взревывают мощные дизели. Тяжко, но торопко выползают наружу, подминая выпавший ночью свежий снежок, большие серо-зеленые машины с серебром на платформах-подъемниках.
…Красивы они, ракеты, в полете: игла, стремительно рвущая воздух! Подрагивают (как ноздри) тонкие стабилизаторы, чутко отрабатывают механизмы, послушные командам наведения (или охотничьему азарту?) Сзади из дюзы весело рвется наружу мощное бело-оранжевое пламя. А след – пушистый, быстро тающий в небе. Коротка её жизнь! Там, на земле – это не жизнь, так, прелюдия к симфонии полета. И яркой вспышке в конце…

Но нет. Спокоен полусонный лес.
Лес и Ракеты. Жизнь и смерть, совсем рядом. Лес – праздник жизни, оружие – «праздник» смерти. Смерть во имя жизни тоже смерть. Здесь острее чувствуется эта зыбкая грань нашего красивого и одновременно уродливого мира. Несовершенного. И незавершенного.
Невдалеке учебное стрельбище, сгрудилась кучка явно чужих здесь людей в штатской одежде.
Трое – на линии огня. В их руках пистолеты, только что полученные от двух прапорщиков и майора с обветренным лицом. Военные, раздав оружие, так и остались стоять рядом: каждый со «своим» подопечным. Не отходят. Внимательно и немного настороженно следят за действиями штатских: «Что с них возьмешь, с салаг этих, стрельнут еще ненароком не в ту сторону или себе в ногу. Оружие-то боевое, заряжено! Отвечай потом… И носит же их черт, резервистов этих, на нашу голову. И своих забот полно! Вон ребята после "боевого" домой уж наладились. А в каптерке спирт имеется: расслабиться полезно – слегка, после дежурства! И вообще…».
Майор – тот особо зол. Ему! Командиру! «Ну, пусть пока заместитель – не важно! Это ж пока, – пошли уже документы. Ждет он. Звездочку вторую. …На дно стакана её, полного по самые края, и пить медленно, но одним махом, до конца, не пролить ни капли (традиция!). А там, на дне – она, звездочка заветная – лучиками преломляется в ледяной влаге. Мягкими губами её. Как поцелуй. Сладко! Зря что ль академию «тянул», в зампотехах горбатился… С прапорами дурью здесь маяться! Так уж вышло - некому сегодня…».
Рядом с майором, держа пистолет стволом вниз, как велели, стоит мужчина лет тридцати, среднего роста и телосложения в темном пальто и недорогой шапке. Косится майор: «Вот, все вроде на месте, но са-ла-га, интеллигент. Выправка – тьфу! И вообще… Еще куль с говном на мою голову. Попался б он мне пораньше, да в срочную! Что с того, что лейтенант да еще инженер по документам – знаем мы таких. Запас, мать их... Пороха, портянок не нюхали, пота не хлебали, дерьмо не гребли. А туда же! Офицер... Да я, чтобы эти две звездочки получить в свое время… Институтки». Злится майор. «Ладно, побыстрее отработать!» – вспомнил опять о звездочке заветной, отмяк немного.

… – Всё поняли? Как целиться правильно, как оружие держать (крепко, но не тискать!), где зрение фокусировать, на мишени или мушке, собачку как нажать (тянуть плавно, не дергать), дыхание сдерживать, выстрела не ждать! «Э-э, да что им говорить, все одно…».
В магазине по три патрона. Впереди мишени. Обычные, с пятачком «десятки» по центру и кругами: 9, 8, 7….
Две попытки, шесть выстрелов. Майор усмехается:
– Ну, а кто если, господа офицеры («тьфу!»), 23 выложит, хоть со второй попытки («…25 – это нормально, 27 – отлично – армейский норматив, не для запасников… И тренированному порой попотеть приходится, чтоб сдать, будь он неладен…»), – то призовая стрельба положена! Еще три выстрела. «Это, конечно, вряд ли. Однако патроны (считанные) все равно останутся. Сам после чуток пощелкаю, душу отведу, да и им покажу, как это делается!» - повеселел немного майор.
Отстрелялись. Пошли вместе со штатскими «стрелками» мишени глядеть.
«Те двое. Неплохо! Все три дырки в наличии. Хоть и по краям некоторые. Но в мишень попали. У одного даже кучность просматривается. Нормально. Хуже бывает. Ну-ка, а у «моего» что?» - глядит майор. Очки по дыркам считает: 10. 8. «Ну-у!! А третья где, дырка-то? Нет её. Ну, ясно, мимо мишени пальнул, кулек. Но странно… Две то дырки: кучно, точно. А третья вообще мимо ушла? Не должно бы. Не ужель точно одна в одну? Да нет, пустое... Ладно, некогда». Крикнул: «Сойдет. Пошли на вторую попытку, чего раззявились».
Начали. Майор на «своего» уже с некоторым интересом поглядывает.
... – Ог-о-нь!
Есть вторая попытка. «Поглядим. У «моего», однако, 27, – крякнул озадаченно-удовлетворенно, – еще у одного 23. Молодцы двое!».
– Двое! «К барьеру»! Призовая. Заслужили. «…27 – это да! А куль-кулем. Но рука твердая вроде. Ладно, что не бывает. Случайность скорее. Повтор не пройдет!»
…26(!) «Мой. Ну, дает! А тот, второй, недобрал, сломался: нервы, понятно».
Глянул майор сверху на прапорщиков: вот, мол, что значит объяснить правильно салагам как да что!

Отстрелялись все штатские, по трое. Несколько человек отстреляли и призовую, но подтвердить условленный результат не смогли. «Случайность, значит, или опять же – нервы».
Один этот стоит. С майором рядом. Интересно майору. Дал еще попытку, уже внеплановую. Трех патронов не пожалел.
…Есть результат. 28.
Глянул майор на «своего», и вдруг улыбнулся коротко, но тепло и тоже увидел улыбку в ответ. «А рука у него спокойная, твердая. Пистолет держал правильно, «ласково». Чувствует оружие руку такую, и пули куда надо летят. Глаза серо-голубые отчего-то потемнели. Но спокоен... С любовью стрелял. Наш вроде как! Свой (без кавычек). Лейтенант! А по документам – не служил. Институтка. Ну, да что не бывает! Спортсмен небось бывший. Хотя нет: из длинного спортивного «Марголина» куда легче попадать, чем из армейского пистолета – тяжелого и резкого. Пули короткие, тупорылые: плоть рвать, а не бумажку мишени. …Может бандит, киллер какой. Но глаза… Нет, не понятно».
«Ну, да и … с вами, со всеми, – вдруг решает майор, – давно домой пора». Надумал-таки забежать в каптерку: «Перехвачу на два пальца в кружечке. Для согрева – больше нельзя: в городке жена дожидается. Ишь, в гости надумала. Хотел ить картишки раскинуть с друзьями – господами-офицерами. Но и поговорить, и помолчать, по рюмке-другой само собой. По-мужски отдохнуть в общем. Дежурство хлопотное пришлось. Тревогу объявляли (не сидится им там, в штабе)».
Тут вспомнил майор: пострелять ведь хотел (и патроны, конечно, остались). Показать: как надо. И скосился вдруг чего-то, поискал глазами своего. Вон, в строй встает. «И что за строй это? Эх, штатские…». Почувствовал смущение мало знакомое, стрелять сразу расхотелось. Шевельнулась опять мысль: «…Однако, что-то не так было сегодня. Не как должно». И погасла. Крикнул прапорам, чтоб проверили, не остались ли гильзы неподобранные на снегу, быстро зашагал прочь.

И невдомек было майору, что мужик этот, штатский, пистолета сроду в руках не держал. Ну нет, держал один раз, в учебном центре ракетных войск под N-ском. Стрельнуть из пистолета дали для проформы и мишень толком не проверяли. Их, технарей, другому там хорошо учили, а стрелять учить… В детстве, правда, в городке своем любил он бегать с пацанами в тир, что у нижнего рынка, стрелять из «воздушки» свинцовыми пульками по железным зайцам да самолетикам. Две копейки – выстрел.
И невдомек майору, что мужик этот просто хотел что-то доказать. Себе. И была это в его жизни одна из малых побед над собой, которая ему удалась. С первой попытки. А как стрелял, он и сам не понял.
Не всегда так бывает. И не у всех… А пистолет – он что? Железка…

Получил майор звезду свою, заветную. Пили и тянули под гитару: «…Вот с неба скатилась вторая звезда, к ва-а-ам, на пого-о-оны. …Звезд этих в небе, как рыбок в пруду-у-у…». В конце застолья затяжелел подполковник, майор вчерашний. Задумался про жизнь свою. И вспомнил вдруг, на миг какой-то того, своего, лейтенанта «липового». К чему бы? Что-то он, майор, тогда кажется не понял. Не додумал…

Свой тоже получил звезду. Третью, маленькую (тоже с Неба?) на погоны. Которые, неизвестно, придется ли надеть когда. По результатам той самой переподготовки получил. Не за стрельбу конечно. А просто время подошло.
Забирая в военкомате билет с непросохшими чернилами на страничке, где звание воинское записывают, тоже вспомнил майора краснорожего. Почему краснорожий? Красивый сильный мужчина! Раскраснелся от мороза, возбуждения, которое настоящий военный испытывает, общаясь с боевым оружием. Вспомнил майора с благодарностью (за что? Опять же непонятно…).
И было это в тот же день и в тот же час. Ниточка меж ними протянулась на мгновение. Из тех, что судьба иногда протягивает неизвестно зачем. Может посмеяться хочет? А может и не зря. Понять надо только. Да трудно. Появилась ниточка незримая, и оборвалась…