Летняя метаморфоза Анфисы N

                Летняя метаморфоза
                Анфисы N 
               
    Случившиеся вполне могло и не случиться, если бы мадам Сердюкова не вздумала прибраться в комнате своей дочери. Какая муха её укусила?
    Укусила её муха заботливой мамаши. Анфиса, её единственная дочь, училась в одиннадцатом классе и в один прекрасный момент мадам Сердюкова, словно очнувшись, подумала, что к последнему году обучения в школе надо отнестись с максимальной серьёзностью. Она вдруг решила, – Анфису надо освободить от лишних нагрузок, одной из которых являлась уборка своей комнаты. Поэтому, закончив уборку в двух комнатах трёхкомнатной квартиры, она приступила к уборке в комнате дочери.
     Мадам Сердюкова была натурой общительной, отзывчивой и активной, обладала повышенным чувством общественного долга и не была склонна к истерикам. Она являлась членом родительского комитета и комитета домового и частенько жертвовала душу и символические суммы на добрые дела. Она никогда не позволяла, чтобы грубое слово слетело с её губ, а жаргонных и тем более матерных слов, она, казалось, и вовсе не знала. И хоть была она далека от флегматичности, вывести её из равновесия было не возможно. Даже когда у соседа сверху лопнула бутыль с брагой и залила потолок и стены в её спальне, мадам Сердюкова не вышла из себя, а лишь потребовала от безобразника купить ей обои и белила для ремонта. А для окончательного снятия своей сердитости прочла соседу лекцию о вреде пьянства в целом и в частности об особом вреде от употребления самогона.
     Когда незадачливый самогонщик купил то, что от него требовалось, мадам Сердюкова сама произвела ремонт в спальне. Да, такие люди как она всегда служили опорой обществу.
     И вот вытирая пыль в книжном шкафу, и вынимая несколько книг, мадам Сердюкова обнаружила у задней стенки тетрадь. Раскрыв её, прочла: "Дневник Анфисы N". Полистав и почитав глупые детские заметки разных лет, она наткнулась на некое произведение, занимавшее несколько страниц.  Заинтригованная мамаша присела на диван и стала читать текст, написанный хорошо знакомым подчерком.

                Летняя метаморфоза

     Прошлым летом, после окончания десятого класса, я жила с мамой на даче, которую она сняла под Петербургом в посёлке Ольгино. Хозяйка дома сдала дачникам всё, что было можно: все комнаты в огромном двухэтажном доме, маленький двухкомнатный домик, построенный в глубине двора, и даже баню, выстроенную из больших кирпичей мышиного цвета и которая непосредственно баней ни разу не была. Сама же хозяйка жила с мужем в кухне-веранде пристроенной к большому дому.
     Из молодёжи, проживавшей с родителями на этой огромной даче, не было никого, с кем я могла бы подружиться, так как самыми старшими были два паренька 12 и 13 лет. Естественно, что с этими детьми мне было не интересно. 
     Но вот через неделю после нашего приезда, хозяйка сдала баню, о которой я уже упоминала, одной самостоятельной девице. Вот с ней то я и подружилась.
     Звали её Светка, было ей 22. Профессия – парикмахер. Живёт в Петербурге отдельно от родителей. А вот чем занимается, работает ли по своей специальности или по какой-либо другой – прямого ответа не дала. Призналась  лишь в том, что иногда, по случаю, подрабатывает, пуская к себе в кровать мужика, если тот ей понравится, и при этом хорошо заплатит.   
     Прошло несколько дней, которые насытили Светку скукой. Она, не удовлетворённая моим обществом, стала уходить куда-то гулять одна. И после трёх-четырёх таких походов моя новая подруга обзавелась кампанией из восьми парней возрастом 16-19 лет. Забавно было видеть, как каждый погожий вечер она шла гулять со своей командой, которая следовала всегда позади неё. Любому становилось ясно, что она у них атаманша. Где она таких откопала? На предложения Светки присоединиться к ним я отвечала отказом, боясь возможных громов и молний со стороны мамы.
     Но вот подошла к концу третья неделя нашего проживания на даче, я не выдержала и, наконец, решилась,  дав Светке согласие. Для конспирации я вышла за ворота и пошла гулять, как будто одна, но в условленном месте подключалась к компании и мы вышли за пределы посёлка на облюбованные атаманшей места: сначала на полянку в лесочке, потом к овражку, затем забрались в заросли на берегу речушки. Там разожгли небольшой костёр и компания начала веселиться: закурили, ребята выложили из рюкзака дюжину бутылок принесённого пива. Разогревшись от него, начали танцевать под переносной магнитофон.
     В первый же мой поход с этой компанией, я была шокирована поведением Светки, которая вела себя так, как будто рядом не было не то, что парней – вообще никого. Носила она всегда короткие расклешённые юбки, а нагибалась и задирала ноги, как будто была в брюках. Семафорила своими трусами направо и налево, цвет которых подобрала такой, чтобы он как можно сильней контрастировал с юбкой (мне так, по крайней мере, показалось).  Задрать в танце юбку выше пояса или потрясти грудью, как цыганка, для "атаманши" тоже было в порядке вещей.
    Два первых совместно проведённых вечера я отказывалась от предлагаемых мне сигарет и пива, но на третий раз решила отведать хмельного напитка.
    Выпив бутылку, я прилично опьянела и, поведение соседки по даче стало казаться мне не шокирующим, а просто забавным. Светка тоже заметила перемену во мне и стала вести себя пуще прежнего. То, что она стала вытворять в моём присутствии после того, как я доходила "до нужной кондиции", она, как потом я узнала, проделывала и до меня, и лишь на время моей притирки в компании вела себя скромней обычного.
    Выпивая для заводки пару бутылок пива, и разогревая тем самым своё естество, Светка начинала обниматься и целоваться то с одним, то с другим. Заканчивались наши посиделки почти всегда соитием атаманши с одним, с другим, а то и третьим гвардейцем её команды.
    Каждый такой секс-спектакль был для меня шоком. И привыкнуть я к этому не могла, так как Светка постоянно подливала масла в огонь моих впечатлений, демонстрируя каждый раз нечто новое. Задумываясь над всем этим, я замечала,  как это было ни странно, что у меня не возникало желания покинуть эту сексуально развращённую компанию.
    –  Анфиса, что ты стесняешься? – спросила как-то меня дачная подруга. – Брось ты это, мы уже все свои. Гуляй, наслаждайся! Бери кого-нибудь из парней, кто тебе симпатичнее и используй. Что ты как девочка?
    –  А я девочка. Я ещё ни разу не спала...
    –  Ба! да тебе же уже семнадцать! Для мужа себя бережёшь? Брось! Сейчас это уже не модно. Мужьям в наше время с этим делом, с девочками-целочками, возиться не охота, им подавай готовенькое. Но, в общем, твоё дело, если хочешь быть зрителем, – будь им. Это, даже, меня дополнительно возбуждает.
    И я продолжала оставаться зрителем, хотя Светкины вульгаризмы и её поведение меня потрясали (в худшем смысле).  Но ребята вели себя благородно, никто не пытался посягнуть на меня. Им, видно, хватало атаманши, которая пробовала каждый раз всё новые и новые способы сексуальных развлечений.
    Дошло до того, что она стала совокупляться за один вечер со всеми членами команды по очереди, а их было восемь, как я, кажется, уже упоминала. И было это для неё, как оказалось, не Эверестом. Далее последовали соития одновременно с двумя парнями: на  одном Светка сидела верхом, а со вторым партнёром практиковала оральный способ… Брр…
     Заключительные залпы партнёров в атаманшу, о которых я раньше имела смутные понятия,  были строго запрещены. Совершать их надо было на её лицо. Светка называла это "натуральной косметикой". Брр… Конечно же, все члены  команды строго выполняли приказы жрицы любви, боясь попасть в немилость и в наказание лишиться удовольствия. И тонкие мутные струйки из напряжённых стволов лёгкой артиллерии давали залпы в лицо Светки, а некоторые пролетали мимо и приземлялись в двух, а то и в трёх метрах от цели! Не могли наводчики, дёргаясь в странных конвульсиях, точно направлять свои заряды. Мазилы!   
     Надо признаться, что хоть я и оставалась пассивным членом компании, ограничивая своё участие лишь созерцанием, всё же, с каждым разом я начинала испытывать всё большее и большее возбуждение и наполняться незнакомым мне желанием. Ложась спать, я не могла подолгу уснуть, прокручивая в памяти фрагменты вечера. Как правило, сны, виденные мной, были эротическими. Мне частенько снилось, что я абсолютно голая в каком-нибудь общественном месте, например, в вагоне метро; я стою у дверей и пассажиры на меня не обращают внимания. Но вот поезд подходит к станции, и люди, готовясь к выходу, направляются к дверям. Сейчас, вот-вот они увидят меня… и я в страхе просыпалась.
     Светка, в отличие от меня, спала всякий раз как убитая и иногда по два дня отказывалась от прогулок, выходя из своей бани лишь в туалет. Ещё бы, после такой…
     Однажды днём зайдя к ней, я услышала, что у "Сан Саныча", такую кличку мы дали одному из парней (его звали Станислав Самойлович, но такое трудно произносить, ведь правда же?), на два дня уезжают родители и он будет это время один. Родители Сан Саныча имели собственную дачу и комнат никому не сдавали. Представлялась прекрасная возможность устроить тусовку в доме, а не на лоне природы под облаком комаров. 
     –  Светка, что это ты какая-то суетливая сегодня, – спросила я, – неужели на тебя так волнующе действует предстоящая оргия на хате?
     – Ты права. Я суетливая оттого, что собираюсь сегодня вечером устроить особый спектакль и мне нужно к нему подготовиться особо.
     –  Батюшки! Что же это ты ещё задумала?
     –  Приходи – увидишь.
     Конечно же я была заинтригована. Просидев в нашей комнате несколько часов, читая книгу, чтобы ублажить маман, я в семь часов пошла прогуляться. Придя к Сан Санычу, я застала там самый разгар сервировки стола. Начав помогать готовить нехитрые закуски, я заметила, что на этот раз стол усилен несколькими бутылками вина.
     Когда мы сели за стол, я, глядя на всех, тоже решила выпить более крепкого напитка. Оно подействовало на меня сильнее пива, но опьянение это было несколько иным – более приятным, более веселящим и более прозрачным. Я была пьяна, но голова моя была легка. Я бросила взгляд в даль с высоты второго этажа, на котором, в комнате Сан Саныча, мы накрыли стол – повыше от глаз любопытных.
    Раскалившееся за день солнце тонуло в безбрежных далях. Горизонт охватывал пожар. Бросая тёплые, рыжие лучи, солнце заглядывало к нам в окно и золотило стену. Лёгкое воздушное течение овеивало изнурённые дневным зноем ландшафты, старые деревянные особняки, небольшие дачные постройки, шуршало листвой садовых деревьев. Шумы дневной жизни затихали, уступая место мягким вечерним звукам, заполнившим пространство, в котором увяз и казался приглушённым галдёж окружавшей меня компании. Разливаясь, чарующие волны заката плавно заключали в свои объятия природу, дома, дачников и нас. Очарование тихого летнего вечера пьянило по-своему. 
     –  Анфиса! – вдруг дошёл до меня громкий окрик Светки и кто-то тронул меня за плечо, – ты что, уснула там? – я чуть вздрогнула и опустилась на землю. В следующее мгновение Сан Саныч врубил магнитофон, несколько человек закурило и вечеринка вошла в русло обыкновенного балагана. 
    Мы выпили ещё, и я стала ожидать спектакля, который, как я поняла ещё днём, собиралась устроить сегодня Светка. Сан Саныч правил, так сказать, балом:  наполнял бокалы и предлагал закуски.
    Светка, как  заправская стриптизёрша, во время танца скинула с себя верхнюю одежду, оставшись в нижнем белье. Трое парней окружавших её в танце, последовали Светкиному примеру и остались лишь в плавках.
     – Итак, мои мальчики, – произнесла моя подруга, – я хочу сегодня испробовать то, что слышала некогда от моей хорошей знакомой. Она в конце восьмидесятых годов встречалась с одним иностранным студентом, проживавшем в общежитие, что находилось у метро "Площадь Мужества". Моя знакомая, находясь как-то в гостях у своего парня, была приглашена им в комнату студентов из какой-то африканской страны. Он пообещал, что она увидит там занимательную вещь. Она согласилась. В комнате, в которую они зашли, происходила оргия: семь негров одновременно обхаживали одну русскую девицу.
    –  Как это семь? – удивлённо воскликнуло несколько голосов.
    – Да, семь, – подчеркнула Светка. – На первый взгляд это кажется невозможным, так как мы знаем, что подходящих отверстий для мужского стержня в женском теле всего три, и, тем не менее, это возможно. Как? Это мы сейчас и попробуем осуществить.
     Вечер начинал закручивать весьма интересную спираль. Слова Светки обдали меня жаром непростого любопытства, и я почувствовала, что моё тело потребовало дополнительной порции чего-то усиливающего раскрепощение. Я толкнула Сан Саныча, указав на свой бокал, опередив тем самым всех на лишний фужер. 
     –  Как же мы это осуществим? – прорезал пространство громкий голос Жоры.
     –  Сейчас увидишь, – ответила Светка, сбрасывая с себя последние атрибуты неглиже, и оставаясь в костюме Евы. Я заметила, что она побрилась – исчезла  лохматка в низу живота.  На парней это произвело усиленное впечатление, их мужское оружие было в один миг готовым к бою. Мне показалось даже, что я слышу, как трещат их штаны от натиска набухших стволов.
    На столик с толстыми ножками Светка положила одного и лихо взобравшись на него, правой рукой поставила его оружие вертикально и насадила себя на этот кол. Кол – громко сказано, но, всё-таки… Тут же, почти не наслаждаясь ощущениями, она указала Жоре – он должен был войти к ней, как бы так выразиться помягче… а! – в попенгаген! 
    Назначенный Светкой боец долго кряхтел, но так и не смог вогнать свой агрегат в нужное отверстие, пока Сан Саныч не принёс крем из спальни  родителей. И, вот, я увидела, как Жора погрузил свою сабельку в проём между двух соблазнительных полушарий  Светки. Она застонала каким-то бархатным стоном, и тем самым что-то подожгла у меня внутри. И когда оба смычка вошли в неё на всю глубину, со Светкиных губ сорвалось нечто вроде смеси стона и вздоха наслаждения.
     В нижней части моего живота, что-то как засвербит! Я машинально сунула руку под юбку и почувствовала, что мои трусики намокли. В этот момент Светка давала указания двум следующим архаровцам. После того как она приняла прочную коленно-локтевую стойку, они должны были, смазав кремом свои "крантики" (ха-ха, вспомнился детский анекдот), ввести их ей в складки локтей. Следующие двое, по следующему указу, заложили свои шпаги ей в подколенные суставы. И, наконец, последний, седьмой член, был направлен Светке в рот, после чего её частое и громкое дыхание превратилось в сопение. Но, засопела не только она, а и вся обрабатывающая её компания… Это было для меня уже чересчур! Кровь ударила мне в лицо, мои бёдра чуть задрожали. Смотреть на груду голых, работающих в некотором ритме тел, было нестерпимо… Я налила себе вина – осушила бокал. Тут же налила вновь. Выпив его, я почувствовала головокружение и, откинувшись на спинку дивана, прикрыла глаза.            
     Спустя неопределённый промежуток времени, я неожиданно почувствовала, как чьи-то тёплые руки скользят по моим бёдрам. Они скользили всё выше и выше. Смесь из нескольких чувств переполнила меня. Испуг перемешался с возбуждением, стеснение с каким-то бесстыдным желанием. Я не смогла предпринять какого-либо сопротивления, а лишь приоткрыла глаза и увидела возбуждённое и серьёзное лицо Сан Саныча. Он стягивал с меня трусики… Моё сердце заколотилось неистово, но я не пошевелила и пальцем. Что будет дальше?  Вот я уже без нижней защиты, вот он уже раздвигает мои ноги. Ужас! Он видит моё местечко! Он трогает его, но я не могу сопротивляться – мне приятно! Что я делаю, что я позволяю ему?! Но пусть… он продолжает… пусть…
     И вот что-то раздвигает меня, что-то входит в меня… Сан Саныч входит в мою расщелину! Нестерпимая приятность, лёгкая боль, жар… что-то внутри меня. Я… уже… женщина.  Коктейль из неизвестных мне доселе приятных ощущений и лёгкой боли бурлят во мне, я плыву в потоке нового наслаждения. Но тут Сан Саныч зажигается каким-то трепетом, замирает на мгновение и в следующий миг резко покидает меня, и уже через миг я чувствую, как он вновь ложится на меня дёргаясь, и между нашими животами растекается что-то горячее. Всё в лёгком тумане, я будто в полудрёме, чувствую, как мой партнёр покидает меня; слышу сопение парней и стоны Светки, похожие то на звуки наслаждения, то на плач; слышу скрип столика, на котором происходит оргия. Я приподнялась и увидела, что ребята продолжают окучивать мою подругу в семь стволов. Сумасшедшая, как она может такое выдержать?!  Тут подошёл мой партнёр по первому в жизни половому акту и подал мне несколько бумажных салфеток. Крови было совсем немного, так, пара капель.
     Вскоре я заметила, что "групповик" стал видоизменяться, парни менялись местами. Кому ж охота заниматься любовью только с локтями и коленями?!
     Приведя себя в порядок, я с Сан Санычем стала наблюдать за финальной частью оргии. Она меня шокировала. А мой партнёр шепнул мне, что Светка умело ведёт дело, не даёт ребятам просто взять и кончить. В нужный момент она прерывает копошение кучи, меняет парней местами и тем самым сбивает подходящий к ним оргазм. Вдруг я услышала, как Светка позвала Сан Саныча, он должен был налить и подать каждому из семи, работавших со Светкой, по бокалу вина. И когда разгорячённые бойцы подкрепились красненьким, атаманша произнесла: "А теперь заключительный аккорд". Она спустилась на пол и присела на корточки. Её ноги разошлись широко в стороны (просто ну ни грамма стеснения).   Семеро бойцов окружили её, и один из них схватил Светку за волосы. Он подтянул её к своему торчком стоявшему члену. В следующий миг его фаллос исчез во рту атаманши. Потаскав Светку за волосы взад-вперёд, он передал инициативу рядом стоявшему Жоре, который, ухватив мою подругу так же за волосы, довольно грубо подтянул к себе и вогнал свой смычёк ей в рот. Подвигав Светкину голову он уступил черёд Сержу, который, ухватившись за неё двумя руками, вдавил её в свой пах! Светка подавилась и отдёрнула голову, но, не успев, как следует очухаться, была увлечена следующим архаровцем, подтащившим её за волосы к своему стволу и, поработав в возвратно-поступательном ритме, отдал Светку дальше. И в этот самый миг не выдержал и Сан Саныч, он стремглав стянул с себя плавки и встал в круг. Светкин рот пошёл дальше по кругу, состоящему теперь из восьми концов. Атмосферу комнаты переполнили охи, вздохи, кряхтение, сопение, Светкино покашливание (она иногда давилась) и всё это перемешалось, закружилось в моей голове. Я не выдержала, почувствовав, подступившую дурноту. Вслед за этим начала подкатываться тошнота. Я вскочила и быстро покинула дачу Сан Саныча.
     Придя к себе, я задержалась на кухне, отрезала горбушку хлеба и натёрла её чесноком. Съев, вошла в комнату и быстро легла спать. Предпринятая мера помогла, мама не почувствовала запаха алкоголя.
     На следующий день, в полдень, я сидела у Светки в бане. Моя подруга выглядела утомлённой и заявила, что весь день проведёт в кровати.
     – А чем всё закончилось? С тобой ничего не случилось? Мне показалось, ребята перешли всякие границы.
     – А что могло случиться? Ха, – устало хихикнула подруга. – Сценарий всех оргий был написан-то мной.
     – И ужасной последней тоже?
     – Конечно! О, видела бы ты моё лицо после заключительной сцены!
     – А что? – с испугом спросила я.
     – На нём было столько натуральной косметики! Когда из нескольких стволов тебе на лицо брызжет сперма, это называется "Буккаки" – японский способ сексуальных развлечений.   
     –  Светка, это же ужасно! Тебе не противно?
     – Анфиса, ты неопытная глупышка. Противно? А ты знаешь, когда одновременно тебя и в зад и в перед, так называемым "сэндвичем", какой это кайф?! – тут она подняла глаза к потолку и, покрутив в воздухе кистью руки, как бы ища нужные слова, продолжила. – Я не писатель и не поэт и поэтому не могу подобрать нужных слов, хотя и они тоже бы не смогли! Одним словом, это кайф неописуемый!
     –  Но ведь это, наверное, больно?
     – Поначалу, по неопытности, – с видом знатока ответила Светка, – а потом!… Но, я осталась несколько недовольной!
     – Ты?! Да чего ж тебе ещё не хватает? Мне кажется, в этом деле уж ничего более сильного и более противного быть не может!       
     – Что ты знаешь, душевная простота? – ответила Светка и, потянувшись, открыла тумбочку. Достав бутылку коньяка, она налила себе рюмку, и предложила мне.
     – Шампанское по утрам пьют аристократы или дегенераты, – ответила я фразой из известного кинофильма.
     – Во-первых, – это не шампанское. А во-вторых, ты читала в "Неделе" в разделе "Для дома для семьи"? Врачи рекомендуют: расширяет сосуды, успокаивает нервную систему, – парировала Светка фразой из того же фильма.
     Молодец! Как здорово ввернула!… и мне захотелось выпить.
     – Это же какой-то клопомор! – содрогнулась я.
     – Дунька – ты, не понимаешь ничего. Закуси фруктами.
     Когда наши щёки чуть порозовели, а моя голова и загорелась к тому же, Светка поведала, что ей хотелось бы чтобы в сексуальных играх правила не она, а правили ею.
     – Понимаешь, Анфиса, – начала рассуждать она, уставившись неподвижным взглядом в стену, – мне не приносят максимального сексуального возбуждения игры с этой моей компанией.  Они ещё молодые, неопытные, немужики. Мне хочется грубой мужской силы, чтобы почувствовать себя слабой, беззащитной, не могущей противостоять мужскому натиску. Я хочу бояться мужика и подчиняться ему, выполнять все его желания и требования. Когда я чувствую, что нахожусь полностью в его власти, что я как будто бы его рабыня, и он обращается со мной не церемонясь, как с наложницей или как со шлюхой, – меня это возбуждает до корней волос, до последней клеточки моего тела. 
     – Боже, Светка, откуда в тебе столько этой сексуальной страсти, или правильнее будет сказать, разврата?! – ужаснулась я. – Ты же ещё такая молодая?! Когда ты успела всего этого набраться?
     – Не знаю. Родилась, видно, такой. Что теперь поделаешь? Повеситься, что ли?
     – Надо просто пытаться противостоять этой пагубной страсти, этому аморальному желанию!
     – Философия! Брось. Горбатого, как говорится, могила исправит, – она засмеялась и налила ещё по рюмочке. – А, возможно, ты и права.
     – Вот, вот – попробуй как-нибудь заглушить эту ужасную страсть к групповухе! Влюбись и кувыркайся только с ним одним.
     – А в твоих словах что-то есть. Слушай, сколько тебе лет? Ты рассуждаешь как умудрённая жизнью, – тут она задумалась, но уже в следующее мгновение продолжила. – Ты знаешь, я попробую осенью собрать нескольких своих знакомых мужчин и пусть они меня как следует… – я вздрогнула, а Светка продолжила. – И вот когда я всё с ними перепробую, и мне всё надоест, я тогда и угомонюсь. Надо перепробовать всё и перегореть! Другого способа я не представляю. Ха - ха! Но, чёрт возьми, это будет не легко. Они не знакомы между собой и будут стесняться друг друга.
     – Светка, у тебя всё одно на уме, ты… проститутка! – громким шёпотом произнесла я. Но моя дачная подружка лишь рассмеялась.
     – Не проститутка, а нимфоманка!
     – Что?
     – Это… болезненное усиление полового влечение у женщин. Кажется, так это называется, – пояснила она. – А теперь расскажи, как у тебя с Сан Санычем закончилось? Куда он кончил? И как себя чувствуешь?
     – Не волнуйся, на живот. А чувствую себя не совсем хорошо. Лёгкая слабость и ощущение до сих пор, будто что-то между ног торчит. 
     – Слабость – это от вина. Ты выпила с непривычки многовато. А ощущение – это… тоже с непривычки. Ха! У тебя "там" мышиный глаз, вот поэтому и ощущение такое, ведь у Сан Саныча инструмент не примечательный, как у большинства – средних размеров. 
     На следующий день, мы с мамой уехали в город на три дня. Когда же мы вернулась, то я узнала от Светки, что она умудрилась переспать с Альбертом Александровичем, соседом по даче, который жил в двухкомнатном домике с женой и ребёнком. Жена уехала с дочкой в город, и соседка из бани этим воспользовалась. Надо же – тут как тут!   
     – Но как он мог?! – сидя  за столом в бане и попивая чай, возмущалась я. – Ладно – ты, с тобой всё ясно, но как он? На вид солидный человек, верный муж. 
     –  А он мне приглянулся. Интеллигентный мужчина под сорок лет, самое то, для меня. А, "как говорит наш шеф: Нет такого мужа, который не мечтал бы хоть на час стать холостяком". Ха-ха-ха!
     – Ну, Светка, ты даёшь. Разве так можно! Хотя, по правде сказать, он мне тоже нравится.
     – Ах ты – тихоня. Тихий омут!  Хочешь, я с ним договорюсь? Он переспит с тобой, пальчики оближешь!
     – Ты что с ума сошла?! – начала я сопротивляться. Ты  меришь всё только с точки зрения секса.
     – Подумаешь! А он оказался человек понятливый. Я, как видишь, не ошиблась в нём, хоть он и кандидат в какие-то там доктора. Всё человеческое ему тоже не чуждо, понимаешь! К тому же он  добрый, не откажет тебе. И ты сможешь, в конце концов, познать, что такое опытный мужчина. Ты пойми, глупышка, мужской "конец" ровесников не ищет. Подумай.      
     – Можно подумать, что я переспала уже с десятком мужчин, и все они были неопытные.
     – Один в твоём активе есть? Есть. А теперь предоставляется возможность переспать со вторым и сравнить. Неужели не интересно?   
     Чёрт меня попутал, что ли, ведь Светка была права – мне было интересно. Но я ответила ей, что нет, и постаралась забыть об этом предложении. В конце концов, мне только семнадцать – я несовершеннолетняя. Да и Альберт Александрович не пойдёт на такой шаг.   
     Прошла пара дней и моя подруга засобиралась в город. На мой вопрос "Зачем", ответила, что ей надо поправить свой денежный запас и что вернётся через два-три дня.   
     Когда Светка уехала, мне стало грустно. Я поняла, что привязалась к ней, – к такой распутной. По прошествии двух дней, которые я провела, можно сказать в одиночестве, отвергнув предложения Светкиной, скучающей без неё команды, проводить время вместе, я стала с неким душевным трепетом ожидать её приезда. Но она не вернулась и к вечеру третьего дня. Я скучала, а бесстыдное предложение подруги не выходило из моей головы. Проклятье! У меня где-то там что-то свербело. Но как можно взять подойти к нему и сказать: я хочу с вами переспать? Чушь! Да и когда, где? Но…
     Моя мама уже как с неделю вышла из отпуска на работу и утром уезжала в город, возвращаясь лишь вечером. Я имела полную свободу в течение всего дня. Этим можно было воспользоваться, но для чего? И в один прекрасный миг я придумала очень простой план действий, который из-за своей простоты и толкнул меня на… В общем так: на четвёртый день Светкиного отсутствия, жена Альберта с ребёнком зачем-то направилась в город, и в добавок к этому, ребята, соседи по даче, со своими матерями ушли на Финский залив загорать (их отцы были на работе), наша гигантская дача опустела примерно на половину. Я вышла на крыльцо и увидела Альберта Александровича, который, сидел в шезлонге в тени своего домика и читал. Рядом на земле возвышалась стопка каких-то книг и папок. В моей голове тут же что-то перевернулось, я почувствовала, как мои щёки запылали от мысли, которая начала только всплывать из моего подсознания. Начать? Как же начать?… Я стояла на крыльце в раздумье и наблюдала за ним сквозь листья плюща, которым заросло крыльцо. Моя нерешительность преобладала. И тут я услышала голоса донёсшиеся справа, со стороны кухни-веранды. Через минуту всё стало ясно, хозяйка дачи тоже уезжала. Её муж выгнал из гаража антикварный авто – Москвич 407. Спустя пять минут на даче осталась примерно одна треть проживающих.  А день был прекрасен! Люди – соседи – ну же! И надо же: семейка, соседи по второму этажу: он, она и две маленьких девчонки тоже пошли на залив. На даче кроме меня и Альберта почти никого не осталось. Пожилая супружеская пара имеет всего две пары глаз – это немного. Я бросилась в наши апартаменты и переоделась, надев самое короткое летнее платье, что у меня было. Конечно же, очень коротким его нельзя было назвать (с моей маман такого не заимеешь), но, всё же, оно было на две ладони выше колена. К тому же оно было лёгким и расклешённым. На ноги я надела босоножки на довольно высокой танкетке. Ног стало казаться больше. Я покрутилась перед зеркалом и пошла…               
      Я решила подойти к нему под предлогом того, чтобы спросить, нет ли у него, точнее у них, каких-нибудь женских романов. У его жены наверняка есть такие книги. Вот и всё.
     Когда я предстала перед ним и спросила о книгах, он измерил меня с ног до головы взглядом, украдкой оглядел пустой двор, и пригласил меня в дом, сказав, что какие-то женские романы у его жены здесь есть. Мы вошли, и я оказалась один на один с мужчиной, который был более чем вдвое старше меня.
    Он подвёл меня к столу, на котором громоздилась гора книг и указал мне на одну стопку. "Вот сейчас, – думала я, – выберу книгу и надо будет уходить, иначе возникнет дурацкая пауза или надо будет что-то делать?" Но делать мне ничего не пришлось. Альберт Александрович, как только я выбрала книгу, взял инициативу в свои руки.
     – Анфиса, а не выпить ли нам по глоточку? Наша огромная дача опустела, по двору бродит скука, – он глянул в окно и прочёл:

                Лениво дышит полдень мглистый;
                Лениво катится река;
                И в тверди пламенной и чистой
                Лениво тают облака.

                И всю природу, как туман,
                Дремота жаркая объемлет;
                И сам теперь великий Пан
                В пещере нимф покойно дремлет.
   
    Его мягкий тембр голоса чуть убаюкал меня и я качнула головой в знак согласия. Он налил по рюмке коньяка.
     –  Красиво. Чьи это стихи?
     –  Это "Полдень" Тютчева.
    Мы выпили.
     – Анфиса закусите, это классическая закуска для коньяка: дольки лимона посыпанные сахаром, – я взяла одну. Мне показался вкусным букет клопомора, сахара и лимона.
     – Анфиса, – услышала я вновь его голос, – мы живём здесь, на этой даче рядом друг с другом уже больше месяца и, возможно, прожили бы всё лето так и ограничиваясь лишь скупыми приветствиями: доброе утро, добрый вечер. Но, вот мы смогли перейти этот барьер, эту грань. Признаться, я с первых дней, как увидел вас, почувствовал, что в моей душе что-то шевельнулось, и я стал украдкой любоваться вами, – услышав это, моё сознание поплыло, а щёки и уши запылали. – Мне нравятся ваши движения, ваша походка, будь она целеустремлённая, когда вы направляетесь, например, к своей подруге Светлане или неспешная, праздная, – я начала пьянеть от его слов и, возможно, от коньяка тоже. А он продолжал, мельком взглянув в какую-то тетрадку, лежавшую на столе, затем в окно.  –  Вы вдохновляете меня, вы Муза, вы чистое, прозрачное создание, вы – ангел. Да-да, вы – ангел, спустившийся с небес и неожиданно возникший на дороге моей жизни, которая вплела меня в единый узор с моей женой и дочерью, и, который, честно говоря, я не хотел бы разрушить. Но, вы, такая свежая, чистая, воздушная, как лёгкий ненавязчивый аромат розы, и он мутит моё сознание и чувства, толкая на близость с вами, чтобы моя душа смогла встрепенуться и сбросить, уже успевшие образоваться на ней частички сухой коры. Прикосновение к вам, к вашему телу, – телу нимфы освежит меня энергией молодости, позволит оживить романтику в душе, даст розовым облакам пробиться сквозь серый небосвод. Вы лучик солнца, пробивший брешь средь туч размеренной жизни. Ангел мой, позвольте прильнуть к вам, крепко обнять и ласкать, почувствовать, наконец, вас всем телом… Я с недавних пор пишу и это отрывок… как вы, Анфиса, его находите…   
     Он смолк, его длинный, гипнотизирующий монолог оборвался, как неожиданно смолкнувшая птичья трель, но эхо продолжало держаться в моей голове. До меня не дошёл смысл его последних слов, так как я стала вдруг ощущать,  что стеснение отступает, освобождая место желанию.            

     Здесь глаза мадам Сердюковой вдруг закатились, тело  обмякло и растеклось в позе описывающей контуры дивана. Дневник выпал из рук… но, она не потеряла сознание, хоть ей и показалось, что она вот-вот лишится его. Чуть полежав, она продолжила чтение с пожаром на щеках и выпрыгивающим из груди сердцем.       
            
     Поставив бокалы на стол, он потянулся губами ко мне…. Мы целовались. О, как он целовался! Сан Саныч, по сравнению с Альбертом, вообще не умеет этого делать.  Мы сели на кровать.  Он начал сжимать меня в своих объятиях и не решался перейти к более решительным действиям. Но только я подумала о его робости, как почувствовала ладонь, которая заскользила вверх по моей ноге, лишь ненадолго задержавшись, погладив коленку. Я не сопротивлялась, желая его ласки. И вот я уже осязала тёплую руку у самого сокровенного места. Подушечки его пальцев, едва прикасаясь, скользили по моим ногам. Слегка щекочущие прикосновения бегали вверх-вниз по бёдрам и забирались под треугольник трусиков. Сладостные покалывания чуть постреливали в глубь моего тела, и моя скованность начала таять от тепла его ласк.
     В следующий миг его пальцы приблизились к вратам любви. Они стали играть волосиками и разогревать щемящее чувство.
    Вдруг жгучее желание переполнило меня. На короткий миг, совладав с собой, я попросила его дать мне раздеться и при этом не смотреть на меня. Чувство стеснения было ещё сильно, что же касательно моральных аспектов, то их в тот миг для меня уже не существовало. Он зажёг меня и я начала тонуть в нестерпимом желании.
    Быстро раздевшись, я нырнула под одеяло, трепеща пред наступающими сладостными моментами. Он тоже раздевался и, как мне казалось, не испытывал стеснения. Застыв в ожидании, я украдкой взглянула на него.
    Он был уже нагой и стоял в трёх шагах от меня.
    Передо мной предстал Аполлон с возбуждающим, густо заросшим пахом и грудью, покрытой чёрными волосами. Его набухший орган показался мне внушительным. Я закрыла глаза, умирая от искушения.   
     Оказавшись рядом со мной,  он не стал долго томить меня, и погрузился в пространство моих  раскрытых ног.
     Моё сердце учащённо билось, по телу прокатывался лёгкий жар, дыхание перехватывало. От возбуждения моя голова почти ничего не соображала и я, взяв его огромную жёсткую игрушку, сама подвила её к моей горящей расщелине.
     Когда его орган коснулся меня и по телу пробежали сладостные токи, моё сердце замерло. Я машинально выгнулась, подаваясь навстречу мужскому стержню, и через мгновение волна восторга и лёгкой боли захлестнула меня с головой, – он вошёл в глубину моей плоти.
     Его нижняя часть тела сделала несколько поступающих в меня движений и я забыла обо всём на свете. Его руки, скользя по моим рельефам, добавляли жар в топку моего, плывущего в бурном потоке, рассудка.
     Обхватив его за шею, я забросила свои ноги ему на спину и, обняв таким образом, пыталась ещё глубже вжать его в себя. Это причинило лёгкую боль в моей глубине. Но по моему телу бежала гигантская волна ни с чем не сравнимого ощущения, распространяясь неудержимо, стремясь достичь самых отдалённых точек, напугав меня силой дикого удовольствия.  И вот это цунами накрыло меня с головой. Мое тело начало содрогаться будто от электрических разрядов. Я закричала, и  всё вокруг померкло от нестерпимого блаженства…  Я поняла, что такое оргазм. Это было сравнимо с извержением вулкана!       
     Придя в себя из исступлённо-восторженного состояния, я прошептала: "Ещё"… Мне было недостаточно одного моего раза, и он продолжил…
     Не выходя из моего тела, он продолжал насыщать меня неподдающейся сравнениям радостью. Его фаллос продолжал сладко буравить меня и мне, на короткий миг подумалось: я и предположить не могла такого блаженства от близости с мужчиной.
     Напор его ласк вторично сказался на мне несколько быстрее, чем первый. Произошло второе извержение моего вулкана. Я что-то бормотала, и возможно он отвечал мне, но слова, сходившие с наших уст, не достигали моего сознания. Я плыла не сопротивляясь по невидимому течению  реки сладострастия.
     Он не шёл ни в какое сравнение с Сан Санычем. Я неожиданно вспомнила, что первый мой мужчина не позаботился о том, чтобы удовлетворить, преподнести в полной мере, наслаждение и радость той, которую уложил в первый раз с собой. Он лишь удовлетворил себя. 
     А праздник слияния наших тел не подошёл ещё к концу. Я не заметила, чтобы салютовала его царь-пушка. Но мне требовалась передышка, дабы не умереть от переполнявшего меня удовольствия. С клокочущим в груди сердцем, я, срывающимся на шёпот голосом, предложила нам выпить.
     Он ни секунды не колебался, и тут же осуществил то, что я пожелала.
Мы выпили. Во время этой короткой паузы я уже не пыталась стыдливо прикрываться, а его возбуждённый аппарат продолжал пребывать в боевой позиции, с нетерпением ожидая новой атаки на меня.
     Я была чуть пьяна: и от коньяка и от энергии любви. В этот день, в эти часы мне казалось, я пребываю в каком-то сказочном мирке, словно наркоман, пребывающий в мире своих грёз. Я позабыла о времени и о том, что меня ожидает за стенами этого дачного домика.
     И вновь было соитие: в страстном сплетении оказались наши губы, руки и любовное оружие. В этот раз он вогнал в меня кинжал любви по самую рукоять, достав, казалось до самого сердца, и мы низверглись в пучину битвы за новое извержение. Мы стонали, тяжело дышали, сливались в сладостных поцелуях и снова стонали, пребывая в огне и ярости. Но вот настал момент, когда меня сковали сладострастные судороги, а он, застонав, выстрелил в меня своим кипящим соком, заполнив им, как мне показалось, всю меня…
      Когда мы пришли в себя, он встал, подошёл к столу, отрезал дольку лимона и подал её мне, сказав, чтобы я вставила её в свою расщелину. По его словам это контрацептивное средство. Лимонный сок предохранит от беременности. Естественно я поспешила ввести дольку в себя.
      Всё получилось как нельзя лучше. Никто ничего не заметил. А на следующий день приехала Светка. Съездила она не зря, ей удалось нехило поправит свой бюджет.  Сидя у неё в бане, я рассказала о свершившемся.
      – Я же говорила, что ты тихий омут! – воскликнула она. – Молодец! Но как ты смогла?! Такая юная, неопытная… Теперь ты знаешь, что такое оргазм.
      – Да, Светка, знаю, – это чудесная вещь!
      – А как вы кувыркались?
      – Как, как – я лежала на спине он на мне.
      – И всё?! Эх вы! Только в рабоче-крестьянской позе…
      – Почему это?…  почему поза так называется?
      – Потому что только в этой позе и в никакой другой любовью занимаются люди, у которых нет фантазии. Это он, видно, только из-за тебя, из-за твоей неопытности так себя повёл. Со мной он не был так прост.
      – А мне понравилось, я просто в восторге!
      Здесь тетрадка моего дневника заканчивается, и я заканчиваю описание моих дачных приключений этого лета, – этого чудесного лета под Петербургом, которое проделало со мной метаморфозу, сделав из девочки женщину. Ничего  особо интересного больше не произошло, разве что… Как то уехала моя маман к подруге на день рождения, предупредив меня, что останется там с ночевкой. Узнав об этом, Светка решила преподнести мне ещё кое-чего. Вечером того дня, она уговорила меня выпить. Команда её по каким-то причинам не собралась и не зашла к нам. Мы вдвоём уютно расположились у неё в бане. Когда же я изрядно захмелела, Светка неожиданно предложила пойти прогуляться, но прогуляться не просто так, а с постоянным ощущением напряжённости, которая будет эротически возбуждать. Одним словом, мы должны были пойти гулять в коротких платьях без трусиков. Я, конечно же, поартачилась, но, в конце концов, поддалась затее моей подруги. Я сходила к себе и переоделась. Потом пришла в баню к Светке. Здесь в бане Светка заставила меня снять трусики, что я собиралась сделать лишь где-нибудь подальше от нашей дачи. Задрав подол своего платья, она показала мне, что тоже уже готова, и, вытолкав меня наружу, закрыла баню. Наши трусики остались под замком.
      – Ты что, с ума сошла? – сопротивлялась я. – Возьмём их с собой, пусть лежат в карманах. Мало ли что! Мы сможем их одеть, и всё будет шито-крыто.
      – Нет. Острые ощущения, так острые ощущения! Когда мы отойдём подальше от нашей дачи, ты почувствуешь эту игру – баланс на грани того, что тебя смогут увидеть, если вдруг ветер задерёт твой подол и понять, что ты снизу голая, а могут и не увидеть. Но риск этот будет оставаться, так как мы с тобой не пойдём на безлюдные просторы, а пойдём туда, где постоянно ходят люди.
     Лицо моё залила краска, как только мы  вышли за калитку и пошли по улице. Я шла неуверенной походкой, держась прямо и боясь хоть чуточку нагнуться, прямо как кол проглотивши. Светка же, чувствовала себя куда спокойней, и я даже подумала, что она меня обманула и на ней надеты трусики. Но нет, она так же рисковала. А на моё счастье в тот вечер был полный штиль, и всё же на протяжении всей прогулки, я постоянно испытывала страх, и этот страх, этот риск меня возбуждал!
      – За нами идёт мужичёк и мы его сейчас разыграем, – сказала Светка и оглянувшись назад, я увидела объект двигавшийся за нами в метрах десяти.
      – Ты что задумала? – перепугалась я.
      – Не дрейфь,  иди просто и всё, – ответила Светка и нагнулась на прямых ногах, поправить ремешок босоножки! Я с ужасом оглянулась и увидела реакцию мужичка. У него расширились глаза, и он сбавил и без того свой неспешный темп. В следующее мгновение моя подруга выпрямилась и пошла дальше, как ни в чём не бывало.
     – Пусть он теперь помучается, – заговорила Светка. – Пусть теперь поломает голову: что же он там такое видел? Ха! Поверь мне, его головушка будет теперь напрягаться и думать: толи я без трусов была, толи у меня трусики телесного цвета и это был оптический обман, или же, как говорится, их просто попа съела.
    На другой улице моя подруга проделала то же самое ещё с одним пешеходом, и мне вдруг стало весело и боязнь отступила. Мне так же захотелось принять участие в розыгрыше и перед третьей жертвой мы уже вдвоём поправляли ремешки на  наших босоножках, склонившись на прямых ногах. Но с ним вышла накладка или он был слишком зрячий, или мы подпустили его слишком близко, только когда мы убегали, то слышали вдогонку: "Бесстыжие! Докатились, без штанов по улицам ходят! Развратницы!"      
А нам было смешно и нисколечко не стыдно.
     И вот я думаю, что же это: бесстыдство, пьяная шалость или тайные желания, скрытые в подсознании и вышедшие из него под воздействием алкоголя, ослабившего бдительность сознания? Да, человеческая сексуальность так загадочна.
      25-го августа мы с мамой переехали с дачи в город. Светка уехала на день раньше нас, но контакт я с ней не потеряла, мы обменялись адресами и телефонами. В городе встретимся.   

      – Какой ужас… Но как она пишет, мерзавка! Недаром у неё всегда были пятёрки по сочинениям, – застонала мадам Сердюкова и прикрыла ладонью глаза. Она закрыла тетрадь и замерла, поражённая прочитанным. Несколько мгновение спустя четыре старухи, сидевшие на скамейке у парадной, в которой проживала мадам Сердюкова, услышали  крик, похожий на взрыв негодования и вслед за этим обрушившуюся,  словно ливень, площадную брань. Обратив свои взоры в сторону источника ласкающего слух отборной нецензурщиной, старухи изумились: Господи! Да это ж Сердюкова! Не может быть! Она же никогда не ругалась! Это же её окно приоткрыто.
     А из окна доносилось как причитание: "Чёртова потаскуха, проститутка! Шлюха! Развратное отродье!" Доносились и куда более крепкие, бьющие плетью по уху выражения (опускаю их из культурных соображений). Нет, ну это же надо! Мадам Сердюкова и такое! Мадам Сердюкова сердится!