Когда воруют детство

Еще не успело отступить лето, как волны Каспийского моря начали выплескивать свою белую пену. Пену, которая, как и всегда в это время года, контрастно выделялась на фоне темно зеленых волн. Даник шел по берегу в летних сандалях, которые, на мой взгляд, не стоило одевать, так как было уже прохладно. В руках Даник нес, прогнувшуюся ветку, давно сгнившего дерева, которая уже на протяжении нескольких километров оставляла на мокром песке такой живой и забавный изогнутый след. Солнце было почти не видно, хотя иногда, средь облаков появлялось ярко молочное пятно. Данник ненавидел такие дни, хотя еще даже не подозревал об этом.


- Данил!- донесся чей-то знакомый голос. Даник оглянулся на встречу ветру, или голосу, эхом отдающемуся откуда-то сзади. Это был Антон. Забавный мальчишка. Антон был года на три, а может на целых четыре старше Данила. Они познакомились пару лет назад, когда семья моего героя переехала в этот маленький приморский городок. С тех пор они стали очень дружны.
Антон был как всегда на своей зеленой «Каме», которую он собрал собственными руками. Даник даже немного завидовал мастерству друга, делать что-то из ничего.
- Антон, стой там, а то всю цепь песком забьешь. Антон остановился, слез с велосипеда, и прищюрив глаза, пытался сосредоточится на приближающемся друге. Через полторы минуты Даник уже стоял у ярко зеленого велосипеда.
- А что ты один катаешься?
- Один катаюсь, потому, что ты тут один бродишь, обыскался тебя уже.
- Я ракушки ищу, ответил данник своим смешным детским голосом.
- Ты что!? баба что ли, сколько можно ракушки собирать, пошли лучше на стройку, там новая горка, я дам тебе на велике покататься, там все ребята, весело будет!
Даник пожал плечами, подумал о том, что горку могут завтра разнести, а время пособирать ракушки еще найдется. Море ведь завтра никуда не увезут. Он откинул в сторону свою палку, вытер мокрые грязный руки об новенькие светлые джинсы, подумал о том, как за них ему влетит от мамы, залез на руль велосипеда.

Много лет спустя, малыш часто задумывался, о том, как же все-таки долго строятся дома в этом городе. Но тот дом, дом у которого была новая горка, дом, который строили тогда, дом, в котором, пожалуй, сейчас живут счастливые семьи, дом, который ему так запомнился в тот сентябрьский вечер, тот дом он не смог забыть и по сей день, хотя так сильно этого хотел.

Малыш спрыгнул с руля, когда они с Антоном подъехали к стройке седьмого дома, он назывался седьмым именно и лишь потому, что на построенном участке состоявшем из семи домов он был предпоследним. Обычные крики мальчишек и девчонок звонким эхом раздавались в пустом лифтовом шкафу, которому еще придется долго ждать, пока в него не повесят толстый железный трос.
Ветра здесь не было, весь двор был загроможден бетоном, и помимо пасмурного дня все казалось и так очень серым, но Даник этого не замечал, он был еще слишком молод, чтобы обращать внимание на ненужные детали жизни.
Конечно же, сразу после приезда на стройку даннику не удалось покататься на велике, он сидел на куче песка в ожидании своей очереди и представлял свой лучший прыжок.
Прошел почти час, но Антон, изумленный своими велосипедными способностями, никак не мог слезть с «Камы», только было слышно:
- Дэн! Ты видел!! Ты видел!!!
Даник встал с песочного холмика, отряхнул влажные штаны, об которые час назад он вытирал руки от палки. Он много раз был возле седьмого дома, но никогда не решался в него зайти. Возможно капля детской фантазии, а может памяти, в оголенных прутьях железобетона видела скелетов, мертвых, забытых людей. Вполне возможно, что только автор этой истории представляет себе все именно так. Даник был еще слишком чист, чтобы видеть смерть и все сказанное, это лишь догадка автора. Автор никогда не мог знать, о чем именно думал семилетний мальчишка, когда обходил дом номер семь, удаляясь от детской площадки, и подходя к подъезду этого дома.

Разбросанные кирпичи, разорванные мешки цемента, приходилось перелезать. Пожалуй, этот подъезд не закончат еще лет десять, думал малыш, вспоминая как отец просил его принести восемь кирпичей под колеса пятерки.
- Мдаа… подумал он, если каждый по восемь кирпичей будет брать, то из стройки получится жопа. Даник зашагал дальше.

Почему-то показалось, что звуки детства как отрезало, отсекло мгновенно, стало темно и страшно. Полил дождь. Наш герой спрятался под навесом вместе с мешками цемента, в метрах 15 от входа в подъезд. Он сел на один из мешков, достал из кармана коробок со спичками и начал делать маленький костер. Он делал это не от холода, а потому, что с раннего детства был не равнодушен к огню. Однажды, в еще более раннем детстве, он решил развести костер под кроватью, после чего его зад переливался всеми красками огня, но это другая история.
Погрузившись в это чрезвычайно важное занятие, Даник не заметил, как со спины к нему подошел молодой мужчина. Даник был на столько поглощен своим делом, что не обращал абсолютно никакого внимание на то, что происходило вокруг него. Может быть, на протяжении многих лет, он будет проклинать себя за это глупое увлечении, заставляющее его забыть про все вокруг. Малыш зажег спичку и на лице его застыла улыбка, такая же, как улыбка Ленина, Сталина, и Карла Маркса, изображенных на коробке. Чья-то тяжелая рука коснулась его маленького плеча. Если бы он только видел этого человека издалека, он бы сорвался с места, и бросился бы прочь сломя голову… но, увы, он был пойман. Даник вскочил. И забился в угол, окруженный мешками и страхом.
- да что ты так испугался, спросил молодой человек с небольшим акцентом,- я же не кусаюсь, просто помощь твоя нужна. Улыбка не сходила с его лица. И его маленькие поросячьи глазки бегали, как бегают бешенные собаки. Даник немного расслабился, но никак не мог понять, как это его рука оказалась в руке этого незнакомца, в руке, казавшейся железными оковами. Глаза продолжали бегать, и если бы малыш был по взрослее, по крайней мере, он говорил себе это много лет спустя, он бы смог вырваться из этих оков, убежать, но дом номер семь не хотел отпускать ребенка, он хотел на веки лишить его спокойствия, беззаботности и детства.
И вот уже Данила чуть ли не волокли по мокрой земле к недостроенному подъезду дома. Он уже не думал про мокрые штаны, за которые будет ругать мама, о «Каме», на которой он так и не прокатился…. Ему было просто по детски страшно. Ребенок ничего не понимал, он не мог кричать, да и это было бесполезно.. все ребята уже давно разбежались с дождем. Что, как, куда и зачем его туда волокут он не понимал, мальчик был бессилен. Если можно было бы наблюдать эту сцену из сухого подъезда, то к нему поднимались два силуэта, один Галиафа, а другой беззащитного ребенка, который подобно библейскому рассказу не сможет сразить великана.
Они оказались на темной лестничной площадке дома номер 7, где толстый слой пыли, смешанный с влажностью в воздухе, создавал ненатуральное серое покрытие, которое поглотило все кроме стен и потолка, в этом и так сером подъезде.
«Голиаф» все улыбался, держа мальчика за ворот белой рубашки начал торопливо подниматься по железной лестнице. Тихо, и спокойно он пошептал:
- Я тебе сейчас кое-что покажу,- и быстрее потянул за собой ребенка все выше и выше, по этому железному скелету. Было темно, и только пасмурный свет проникающий сквозь маленькое окошко на каждом этаже освещал этот адский путь. Они остановились на девятом, и последнем этаже этого дома. Заросшая рожа «Голиафа», которая скорее была похожа на страх, чем на человека, или как казалось малышу на самого дьявола, спросила:
- Ты боишься умереть малыш?- опять с тем же аварским или лезгинским акцентом спросил мужчина.
Даник хотел сказать - « Да, боюсь» но челюсть его срослась, и он не смог вымолвить и звука. Он только глупо смотрел на незнакомого мужчину, пока слезы наполняли его огромные карие глаза.
- Иди-ка сюда, сказал «Голиаф», подставляя малыша к лифтовой яме. Лифтовой шкаф ассоциировался у данника со словом смерть. Но на сколько смерть может понять семилетний ребенок? Интересный вопрос.. не правда ли ? если учитывать то, что еще несколько лет эти дети будет верить в сказки и в деда мороза.. эта черная яма, напомнила малышу старый дедовский колодец, из которого старика таки не смогли вытащить. « И я так же умру, подумал Даник».
Но неожиданно, не успев как следует попрощаться с жизнью, Даник почувствовал, что из под его ног уходит пол лестничной площадки. «Голиаф», одной рукой, без больших усилий поднял все 23 килограмма детства над ямой. Теплая моча заструилась, по светлым джинсам ребенка и улетала в никуда этой проклятой ямы. « Голиаф» смеялся, а Даник плакал, он не мог кричать, он бы так беспомощен, так потерян. Это зрелище длилось всего лишь несколько секунд, но оно запомнилось мальчику на всю оставшуюся жизнь… « Голиаф засмеялся еще раз, потом поставил малыша обратно.
- Попробуешь убежать, или кому-то что-то рассказать, я тебя убью! Понял?!
Даник боялся на него смотреть, но дьявол взял его маленькое лицо в свои огромный лапы и сквозь желтые зубы еще раз повторил:
- Ты понял?!
Даник глазами показал, что все понял, а потом, опустив глаза, только заметил, свои мокрые штаны. Странное чувство охватило тогда ребенка, чувство стыда, страха, боли, все смешалось в одной маленькой головке…
« Голиаф» положил маленькую ручонку на холодную бляху своего пояса и сказал: - «Расстегни его…»
-Расстегни его, сказал дьявол…