Мыльная тварь

1.Стиральщицы
Часть леса. Посреди - небольшой прудик (впрочем, не похоже на прудик; скорее, углубление), вокруг которого ютятся восемь женщин. Всё это было изображено на открытке, в виде фотоснимка картины Альфреда Сислея "Стирающие женщины". Самым неожиданным образом открытка эта попала в руки двум пятнадцатилетним сестрам, Юле и Жене. Они уже заходили в подъезд дома, как Евгения обернулась, решив, что ей послышалось что-то любопытное... И точно - из кармана куда-то спешащего парня выпал бумажник. Парень через две-три секунды заскочил в соседний подъезд, бегом поднялся на третий этаж, на ходу вытаскивая из переброшенной через плечо сумки ключ, и дверь за ним надолго захлопнулась. Юля в это время подняла бумажник и тут же открыла его.
– Чё там? – спросила её сестра, оглянувшаяся прежде и убедившаяся, что никто всё это не увидел.
– Денег нет, – собралась Юля швырнуть бумажник в сторону, но Женя вырвала его у неё из рук.
– А вдруг есть, – принялась она вскрывать все молнии на бумажнике. – Ты ж дура - не проверишь никогда всё как следует.
– Да нету там не фига! – Юля как будто серцем чувствовала, что бумажник полностью пустой. Но сестра её уже извлекала эту злосчастную открытку.
– О, блин! – радостно воскликнула Женька, перед тем как отшвырнуть открытку в сторону. – Смотри! Экзамен!!
Юля тут же посмотрела, и обомлела... – Женька! – взвизгнула она и расцеловала сестру.
Девушки возвращались из училища. Они получили экзаменационное домашнее задание по предмету творческое писание, описать мысли, возникающие при взгляде на картину, и картину, ввиде такой вот открытки. Но когда Юля выходила из автобуса, роясь в своей сумочке, чтоб оплатить проезд, то кроме прорезаной бритвочкой дырки, ничего больше не обнаружила. И вот какое счастье им привалило: не надо будет завтра получать за экзамен "неуд", а сегодня всё хорошенько обмозговать, в чем им поможет сосед-художник.
– Ты запомнила рожу того козла? – спросила Юля сестру, доставая из кармана ключ и открывая квартиру. – Он в соседний подъезд забежал. Надо будет с пацанами его выцепить.
– Так я его, по-моему, знаю, – неожиданно вспомнила Женя. – Он на третьем этаже живёт.
– Ну ты блин! Я тебя люблю!! – выразила та всё свое счастье.
Через две-три минуты к ним пришел сосед. Это был бородатый, худощавый, тридцатилетний мужчина небольшого роста, по имени Александр.
– Я бы этих стиральщиц и не заметил, если б название не прочитал, – первое, что выразил из увиденного художник. – Вообще, судя по тропинкам, рядом располагается селение, но в то же самое время, ничего непонятно - рождается много мыслей: во-первых, "что" они стирают, опять не совсем понятно и стирают ли вообще. Стирающие женщины... – задумался он. – Вам, девчата, неплохо было бы описать какую-нибудь аллегорию, что - например - женщины не вокруг пруда ютятся, а... вокруг компьютера... и "стирают" всё, что находится вокруг... оставляя видимым только подвергшееся кисти художника... Представляете? Всего остального - всей Вселенной - не существует: стерто. Здорово, а?
– По-моему, не очень здорово, – произнесла Женя. – Надо ещё какие-нибудь варианты привести.
– Ты хоть бы поблагодарила для начала человека, – мягко упрекнула сестру Юля.
– Да брось ты, – усмехнулся Александр. – Свои же люди! Ну какие ещё варианты? – задумался он, всматриваясь в открытку. – Воображение. В лесу в это время может происходить... Что-то многозначительное нужно сейчас придумать, чтобы завтра сразить всех наповал.
– Стиральщицы, – сказала Юля, то ли задумавшись, то ли начиная выражать одну из пришедших на ум "многозначительных" мыслей.
– Да что угодно может происходить, – говорил Александр, не услышав этих начавшихся "стирательниц". – Война; прошлое и одновременно будущее; зарождающаяся новая эра; приближающиеся катаклизмы... Например, несется сейчас прямо на этих стиральщиц какой-нибудь смерч и они об этом знают, но вынуждены стирать, потому что они СТИРАЛЬЩИЦЫ - потому что кисть художника приковала их к этому зловещему лесу, да и им самим плевать на то, какой из себя лес... Да на всё плевать - они СТИРАЛЬЩИЦЫ! Да в этой картине целое море фантазии! – не мог он словесно объять необъятное. – Лес и стареющие… то есть стирающие - оговорился - женщины... Ну что, девчата, сами не справитесь? – По его виду было заметно, что он сильно спешит к своему мольберту.
– А тебя, судя по всему, осенила какая-то гениальная идея, – обратила Женя внимание на его поспешность. – Если напишешь что-то великое, пузырь должен будешь нам поставить.
– Да, – согласилась с ней сестра. – Судя по всему, бутылку мы тебе уже не будем ставить, если завтра за экзамен получим five?
– Да какое там великое, – реагировал он на слова Жени, остановившись. – Кому сейчас нужны художники! Как говорила моя жена, "***дожник". Не люблю я эти живописные пейзажи, этот нудный реализм. – Александр уже как будто и не спешил никуда. – Я считаю, что настоящая картина может быть написана отвратительно, но вглуби её обязательно можно будет увидеть что-то многозначительное. И каждый увидит там что-то чисто для себя - для души, о чем давным-давно мечтало его сердце. Но от меня требуют реализма. Никто не понимает, если я нарисую, например, мешок, сквозь полотно которого будет проглядываться дохлый кот.
– Почему обязательно дохлый? – тут же отреагировала всегда неравнодушная к котам и кошкам Юля. – За что ты кота так?
– А потому что живой, он разный может быть, – ответил Александр. – А дохлый, он всегда один и тот же: он не исцарапает тебя и мешок не... не испачкает, если мешок ещё нужен будет. И мяукать он не будет, если ситуация его мяукание не преемлет. Так что не любят сейчас художников; не существует для них спонсоров. Нарисовал я, например, проезжую часть, а посреди неё столб стоит...
– А машины в него врезаются, – поддерживали девушки беседу.
– Слава Богу, на картине моей машин пока не было; слава Богу, потому что темно - ночь, и картина моя называется "В этом городе ГАИ не разрешает включать фары". Меня попросили убрать столб, потому что такого не бывает. Или я изобразил на картине поляну, посреди которой стоят три сосны, увешанные людьми.
– Тоесть как, людьми? – не поняла Юля.
– Самоубийцами, – пояснил Саша.
– А, – поняла Женя. – Заблудились в трёх соснах и повесились от безысходности. И много же там у тебя людей висело?
– А картина называется "Welcome", – ответил он ей на вопрос. – Так что закончится всё тем, что ветки сосен сломаются, или сосны эти попросту спилят и вырастят на их месте новые.
– Классные картины, – откровенничала Женя. – Да и вообще ты, Санёк, классно рисуешь. Нарисовал бы им что-нибудь на заказ, а там и назад проще уже вернуться - в свой стиль.
– Рисовал - бесполезно: найдут какую-нибудь мелочь и прикапываются. А я, знаете ли, люблю эту тему: картинную галлерею изобразить, где ко всем стенам неаккуратно прибиты уймы книг с красивыми обложками, и на каждой из обложек изобразить самые многозначительные вещи, в глубь которых легко можно заглянуть самым невворуженным глазом. Ну ладно, девчонки, побегу я уже, а то...
– Куда ты побежишь, – перебил его громкий голос из какого-то соседнего окна, располагающегося неподалеку, – дверь-то не откроется больше!
– Это что это? – не понял Александр.
– Чёрт, – вспомнила Женя. – Да это же тот ишак, который нас в автобусе сегодня обчистил!
– Это он орёт? – неверила Юля своим ушам, пока сосед подходил к двери и тщетно пробовал отпереть дверной замок, – этот кусок хрена?
– Я испортил вам замок! – ликовал голос из того же окна.
– Ты, херосос, – заорала ему Юля, высунувшись из окна по пояс, – тебя ведь отымеют за щеку прямо сегодня! Бегом прибежал и починил замок.
– С удовольствием, – отвечал громкий самодовольный голос. – Только с небольшим условицем: вы включаете свой компьютер. Дальше - объясню.
– Что он собрался? – не понял вернувшийся назад Александр.
– Я вам просуну под дверь дискету со "СТИРАЛЬЩИЦАМИ", – говорил голос. Дальше - объясню.
– Какими ещё стиральщицами? – спросил его уже Александр.
– Всё, что хотите, – говорил голос. – Хотите, люстра у вас упадёт?
И тут же на потолок что-то обрушилось, так, что дом аж содрогнулся; люстра в результате сорвалась с петель и провод оборвался, Женя только и успела отскочить в сторону, не то люстра рухнула бы прямо на неё.
– Ах ты ж тварь, – процедила Женя сквозь зубы.
– А потолок чтоб рухнул, хотите? – продолжал любопытствовать голос.
– Ты, падла, – орала ему Юля, – кончай чудить, слышишь? Мы включаем комп. – Она и правда подошла к отцовому компъютеру и включила его.
– Я просунул дискету под дверь, – орал голос уже не из окна, а из-за двери.
– Как он успел так быстро?! – удивлялась двинувшаяся в сторону двери Женя.
– Теперь вы мои! – радовался голос, пока Женя поднимала дискету. – СТИРАЛЬЩИЦЫ!!!! Только вякните ещё что-нибудь, мозги ваши в один миг размажутся по потолку!
– Чё тебе надо? – подошел к двери Александр.
– Ты, ***дожник, не вякай, а настраивайся: будешь рисовать великое! А вы, девчонки, представьте себе, что вы в лесу и вокруг ничегошеньки не существует, кроме вас и стирки. Марш к компьютеру!
И сестры нехотя побрели к компьютеру.
– Я-то что должен делать? – интересовался у двери оставшийся в прихожей Александр.
– Рисовать!!! – проорал он ему как идиоту. – Не то на потолке мозги твои нарисуют собственный автопортрет.
– Чем и что рисовать? – спрашивал художник.
Но за дверью в это время, судя по всему, появились какие-то другие люди. Этот террорист был уже на другом этаже, судя по его невнятному голосу. Он что-то кричал сверху, и из всего Сандр мог разобрать только "я ещё вернусь" и "СТИРАЛЬЩИЦЫ". Дверь в это время свободно поддавалась ключу, открывающему её снаружи.
– Кто вас запер? – вошли в квартиру родители девушек. – Хулиганы? Мальчишки балуются?
– А чем заперли-то? – спрашивал Александр у матери близняжек, пока их отец входил в большую комнату и в поле зрения ему тут же попадала люстра.
– Да деревяшкой мальчишки дверь подпёрли, – отвечала та. Дверь открывалась наружу, так что подпереть её - от стены к двери - ничего не стоило.
– Подождите, какие мальчишки? – не понял сосед. – Вы видели того парня?
– Какого парня? – не понимала в ответ его мать девушек. – Ватага мальчишек сиганула, когда мы поднимались по лестнице и увидели их. Никакого парня не было...
– Маша, хватит там болтать, – перебил ее муж, – иди-ка, посмотри на нашу любимую люстру.


2.Мыльная тварь
Как-то, летним ранним утром, "люцида" рассекала окутавший весь пригород туман, придерживаясь максимальной скорости, не рискуя превратить в лепёшку и себя и первый попавшийся встречный автомобиль. Водитель "люциды" полагал, что все полчаса езды дорога пуста только потому, что утро и солнце ещё как следует не выползло из-за горизонта. Прошлым вечером ему пришла телеграмма, оповестившая его о смерти любимой тёщи, и он ранним утром поднял с постели сына и через несколько минут автомобиль его уверенно набирал максимальную скорость.
– Как ты думаешь, – заговорил десятилетний сын, после получаса молчания, – мама узнает о смерти бабушки? Она ведь сейчас в экспедиции, за рубежом.
– Догадайся сам, – ответил безразличный ко всему отец, – узнает или...
..."Нива" его обогнала и засигналила, всем своим видом показывая, что нужно остановиться. И всегда во всем податливый Геннадий (отец десятилетнего Кости) сбросил скорость и нажал на тормоз, решив, что у водителя "Нивы" есть к нему какое-то важное дело.
Водитель "Нивы" и Гена вышли из машин одновременно.
– Разворачивайтесь назад, – заговорил плюгавый водитель нивы, каким-то беспокойным голосом. – Дальше ехать нельзя.
– В каком смысле нельзя? – не понял Гена.
– Я не знаю как это объяснить, – говорил плюгавый; говорил каким-то беспомощным дрожащим голосом. – Я позвонил в милицию, но они наверно не поверили мне, я так думаю. Попробуйте вы позвонить.
– Да вы успокойтесь, – попытался Геннадий привести этого перепуганного чем-то человека в нормальный вид, – и расскажите всё по-порядку. – Должно быть, он забыл, что у него любимая теща умерла и он дико спешит, но... там, куда он собрался ехать, происходит что-то жуткое, если обратить внимание на затравленный взгляд этого плюгавого "доброжелателя"; а не верить этому человеку было очень сложно - излишне естественно он вёл себя.
– Я не знаю, как это описать, – не менял тот тона. – Вы решите, что я свихнулся. Просто разворачивайтесь и уезжайте.
– Пап, поехали, – оказался за спиной папы уже и Костик, – поехали назад.
– А ты чё вылез? – вдруг прикрикнул на сына отец. – А ну - в машину!
– Нет, не поедем назад, – ответил Геннадий плюгавому тихим голосом, чтоб захлопывающий за собой дверцу сын ничего не услышал. – И не уговаривайте.
Тон Геннадия был переполнен сарказмом, и плюгавый это слышал. Судя по его (плюгавого) поведению, он ничего не мог поделать с упрямой настырностью этого водителя "люциды". И он только повернулся и двинулся в сторону своей нивы, со словами: – Ну и плевать мне на вас, выкручивайтесь как хотите.
– Что он последнее сказал? – не расслышал Костя, когда папа его залазил за руль и захлопывал за собой дверцу, тут же выжимая сцепление.
– Я не слышал, – ответил отец. – А чё ты назад-то собрался ехать?
– Э, ты куда едешь? – обратил Костя внимание на то, что поехали они не назад. – Останови!
– Ты чё это? – тут же остановилась "люцида" и отец с должным любопытством уставился на сына. – Что случилось?
– Я понял, что в деревне происходит, – ответил сын.
– Что ты понял?
– Я всё по глазам того мужика прочитал (мужик же в данный момент уже исчез на своей ниве за горизонтом окутанного туманом пригорода), – сказал сын.
– Что?!! – у того глаза чуть на лоб не полезли. – У тебя это опять началось?
– Стало быть, – пожал сын плечами.
– Тебя же врач закодировал...
– Надо в милицию позвонить, – перебил его сын, – и сообщить, что по деревне Прудное бродит банда... ну, в общем, чё-нибудь наврать.
– А что там происходит-то? – заинтересовался отец. – Что ты увидел в глазах того мужика?
– По деревне бродит МЫЛЬНАЯ ТВАРЬ, – нехотя отвечал Костик.
– Что? – протянул отец. – Какая ещё мыльная тварь?
– Сегодня ночью она вылезла из грязного пруда, – отвечал Костя всё также, через "не хочу", как будто ЧТО-ТО его заставляло говорить, – и начала мстить за экологию.
– За какую ещё экологию? – не понимал тот.
– Пруд загадили, – говорил Костя невесть что. – Это был как бы священный пруд... Я не знаю, как тебе это объяснить... Он, этот пруд, как будто... сошел с картины... Не знаю, как это объяснить. А стиральщицы пришли из деревни и за два-три дня загадили... В общем, получилось что-то вроде, "не ссы в колодец"...
– Что за выражения! – машинально прикрикнул на сына отец.
– Поехали назад, – умолял отца сын. – И позвони в милицию, у тебя же сотовый с собой есть. Не зря ведь мужик тот набрал такую скорость. МЫЛЬНАЯ ТВАРЬ наверняка уже бредёт по шоссе, направляясь в сторону города...
– Знаешь что я тебе скажу, Костик, – перебил его отец, – ты про свой "третий глаз" ваньку мне не валяй, просто скажи честно: напугал меня этот страшный дядька и я решил своего папку надурить, чтоб он отвёз меня домой и я как следует выспался. Ну, правильно я говорю? Бабушку в последний путь провожать не будем?
Спустя две-три минуты, "люцида" уже мчалась с прежней максимальной скоростью, несмотря на все мольбы десятилетнего мальчика, переростающие в вопли. Отец знал своего сына: стоит ему начать канючить и его уже не остановишь.
По мере того, как солнце вздымалось над горизонтом, утренний туман постепенно рассеивался, так что въезжающая в пределы деревни "люцида" (черно-зеленое мыльное пятиметровое чудовище "люциде" так и не повстречалось на дороге) могла своим пассажирам позволить обратить внимание сквозь слабые проблески тумана на многие дома, дачи и коттеджи: если не обращать внимания на какую-то странную мыльную пену, уделавшую многие из домов, то в том, что все до единого здания пустынны, можно было не сомневаться при первом же на них взгляде.
Чем глубже заезжала "люцида" в селение, тем яснее до ушей отца и сына доносилось булькание и хлюпающие звуки; доносились из-под земли, как будто там, глубоко под землей, тонули толпы людей.
– Надо же! – усмехнулся Геннадий, глянув на приборную доску и в растерянности нажав на тормоз, – как это я не заметил, что бензин у меня на нуле!?