Арест

Арест – дело серьезное! Тут не до шуток, как-никак свободы человека лишаешь, от домашней пищи отрываешь, из-под бока жены, опять же. Чувства при этом разные испытываешь, особенно, по молодости. Бывает, радостно, когда отъявленного негодяя закроешь. Будто дерево посадил или дом построил.
А чаще настроение так себе.… Да оно и понятно. Иные так воруют, что нам и представить невозможно, а их через день по «ящику» показывают. Самое интересное, все знают, что они воруют, но по телеку все равно видишь их через день. И вовсе не в криминальной хронике! Они тоже, главное, знают, что про них все известно, но ничего – улыбаются с экрана. А тут, бывало, за червонец человека в тюрьму отправляешь! А что делать? Сегодня его не посадишь, он завтра стольник украдет, а послезавтра – 200.
Тех же, что с экрана нам улыбаются, не посадишь. Они как  памятник, который посадить нельзя. Как говорится: «Красть - так миллион, гулять - так с королевой!». А лучше – сто миллионов и в твердой американской валюте. Тогда точно - не посадят. Примета такая! Ну, да я не об этом.
Мне мой первый арест навсегда запомнился. Давно это было, я еще тогда зеленым был как три рубля ( в то время доллар еще никто и в глаза не видел). Поручают мне «дело века» расследовать. Кто-то сарай обокрал. Ну, там ведра два картошки, пару банок солений, шурум-бурум всякий. Хозяин, естественно, негодует, требует найти и наказать.
Не буду вдаваться, так сказать, в производственные подробности: опера побегали, эксперт кисточкой помазал, я протоколами пошуршал и общими усилиями нашли «злодея». Взяли из теплой постели холодными руками. И картошечка при нем, и огурчики, и варенье. Только и успел он за ужином огурчиками похрумкать.
Взяли мы его, значит, а он в судимостях весь, как елка новогодняя в огнях. Ясное дело – кража, совершенная повторно, часть вторая, да еще «терпила»  в грудь себя бьет, что ущерб для него ну о-о-чень значительный. В общем, нужно арестовывать. Съездил я к прокурору, санкцию на арест получил, все чин по чину.
В отделе уже мужичек расплакался. Не из-за того, конечно, что посадили, а из-за того, что подготовиться не успел. Надо ведь с собой телогреечку взять, валенки подшитые, шапку-ушанку мутоновую с матерчатым верхом, курева, опять же. Родственников нет, кто передаст? А без этой амуниции арестанту тяжко!
Жалко мне того мужика стало. Ему тогда шестой десяток пошел, мне чуть за двадцать перевалило. Дедушка, одним словом. Да и преступление, по сути, так себе – тьфу, мелочевка. Ведь не человека же убил!
Короче, взял я с него честное благородное слово, что вернется он через полтора часа и отпустил с миром. Сижу в своем кабинетике, бумажки пишу, а тут начальник следствия заходит и ненавязчиво так интересуется, где мой арестованный. Я, глядя на него честными еще глазами, объясняю, что человек не успел в дальнюю дорогу собраться, в связи с чем дал полтора часа ему на сборы, после чего тот обещал вернуться.
Начальник мой так дара речи и лишился. Смотрит на меня через очки, глазами моргает и только пыхтит. Я за него аж испугался.
Когда к нему дар речи вернулся, я понял, что волновался зря. Я ту речь дословно не помню, а даже если б и вспомнил, то ее все равно никто бы не опубликовал при всей нынешней свободе печати. В ней девять слов из десяти пришлось бы точками заменять из этических соображений. Но я тогда много интимных подробностей о себе и обо всей своей родне узнал. Резюме начальника было таково, что мой рецидивист ни за что не вернется, а меня, в лучшем случае, из милиции выгонят к такой-то матери. «Зайдешь - говорит - через полтора часа с рапортом». И дверью хлопнул.
Грустно мне так стало от осознания собственной глупости. Сижу, мысленно свежепришитые лейтенантские погоны с кителя отпарываю, думаю, как лучше рапорт сочинить, чтобы не больно уволили. А минуты так медленно идут! Правду говорят, что самое тяжелое – это ждать. Скорей бы полтора часа прошло!
Как бы медленно стрелки на часах не двигались, а назначенное время наступило. Нет моего жулика. Все, хана! Беру лист бумаги и начинаю писать рапорт с просьбой уволить меня из рядов славной милиции ввиду полной бестолковости, которая выразилась в том, что я собственными руками отпустил преступника, которого перед этим сам же и арестовал. Число, подпись.
Тут стук в дверь. Кто там еще? «Войдите!» Открывается дверь и входит он, родимый, арестантик мой, рецидивчик ненаглядный! В телогрейке, с валенками под мышкой и авоськой, из которой выглядывают пачки «Астры», да нехитрая снедь. Я мужика расцеловал и скорей его в камеру, а сам к начальнику, докладывать. Долго он тогда удивлялся. Небывалый, мол, случай в природе! Но чтоб больше никаких экспериментов! Само собой,  уже ученый.
Я от начальника сразу в «Гастроном», купил бутылку водки, сырок плавленый и в отдел. Забрал своего подследственного в кабинет, дверь запер и стакан водки ему. Рад был бы отпустить, но ведь не могу!
А мужик стакан выпил, сырком закусил и довольный в камеру пошел спать. Больше я, конечно, так не делал, но в памяти осталось. Не знаю, как там слово держат те, которые воруют по крупному. Ну, те, которых по телевизору показывают. А среди наших клиентов люди встречаются, слову которых доверять можно. Авторитетно вам заявляю!


Рецензии