Москва социалистическая

Москва социалистическая

     Парфёнов сидел у стойки и пил своё любимое мюнхенское пиво «Лёэнбрё». Парфёнов хорошо слышал запах своей любимой туалетной воды «Саваж», исходившего от его рубашки, и мог бы радоваться тому, что находится далеко от втянувшейся в перестройку Москвы с её вечными проблемами питания, пития, табакокурения и вечной грязи на  ботинках и брюках. 
     Все лицензионные сигареты, изготовленные в России, на московских улицах воняли одинаково и мерзко – чувствовались результаты работы неутомимого Левши-рационализатора. Всё время надо быть настороже: пиво – редко хорошее, водка, коньяк и виски – «палёные», пища – контрафактная или тоже рационализированная в части использования порченого или низкосортного сырья. Коркунов – один из немногих, кто нанял за 6 тысяч долларов в месяц итальянца технолога, а русских зарядил работать только на подхвате, не подпуская их к участию в технологическом процессе изготовления конфет из итальянского сырья.
     Задержка Парфёнова в аэропорту Франкфурта-на-Майне выбивала его из состояния покоя. Рейс на Йоханнесбург задерживался на час, служащие сообщили о замене авиалайнера по техническим причинам. Новый «Воздушный автобус» проходил краткий предполётный осмотр.
    До тоски было ещё далеко. «Люфт Ганза», ведь, не «Аэрофлот». Если бы немцы были уверены в том, что вылет задержится более чем на три часа, то они немедленно об этом бы всех известили и расположили несостоявшихся пассажиров в чистой гостинице, предложив неплохой завтрак или обед. В номере можно было бы посидеть в одиночестве в стерильном туалете и принять душ, не подхватив ножного «гриба». И даже вздремнуть, аккуратно повесив свою одежду на плечики, завернувшись в накрахмаленную простыню. «Аэрофлот» же мог каждый час сообщать о переносе вылета ещё на два часа и так все 24 часа подряд с тем, чтобы никогда не предоставлять гостиницу, покой и питание задержавшимся по вине перевозчика пассажирам. Вспомнился Парфёнову и 1990 год. Тогда он работал в посольстве СССР в Копенгагене. Произошёл давно ожидаемый случай. Восточные немцы (наши старинные дружеские враги пруссаки) сняли с пробега советский вагон Москва-Копенгаген. Тележки были ни к черту – разбивали немецкие и польские пути. Поляки промолчали уже в который раз, а пруссаки не выдержали. «Вагон дальше не пройдет!» - и всё тут. Пересадили советских в немецкий вагон и подбросили из Берлина в Травермюнде, до парома, уходящего в датский порт Гедсер. Парфёнову вспомнился этот паром: путь был тем же, что и мнимый путь по морю из Дании в Берлин майора Федотова (сыгранного Павлом Кадочниковым в фильме «Подвиг разведчика»). Задержка у путешественников была, конечно. Баулы с советской едой, дети, бабы. Советские прибыли обычными пароходными пассажирами на пароме, с баулами сгрузились на датскую землю. У государственных датских дорог (DSB) есть гуманный договор с советской железной дорогой (МПС) о взаимной выручке пассажиров. Трудно сказать, как МПС поступило бы в таком случае. На датском пирсе встретил наших путешественников караван провинциальных такси и за счёт DSB развёз их по квартирам в Копенгагене (это километров четыреста будет). Никаких согласований с королевой и пограничниками Дании на сей счёт, конечно, не потребовалось. А если и потребовалось, то вы никогда этого не заметили бы. Хорошая служба ценна своей незаметностью. Немногочисленную охрану королевы и других должностных лиц можно отличить только по маленькому значку на левом лацкане охранника, чтобы окружающие не отвлекали его от дела праздными вопросами. Встречавшие на вокзале сотрудники посольства в Копенгагене, услышав по радио, что советский вагон может придти в лучшем случае только через неделю, вернулись в контору и с удивлением обнаружили, что все прибывшие уже сидели по домам.
    К Парфёнову приблизилась немолодая дама, она узнала его. И он её узнал, но не сразу – они не виделись лет десять-пятнадцать. Она сама назвала себя и помнила, как его зовут. Марта была искренне рада увидеть Парфёнова. «Я никогда не забуду, как вы меня спасали на Эльбрусе», - сказала она, улыбнувшись, демонстрируя изумительного качества вставные челюсти: «Нас тогда Интурист вывозил на маршрут. А вы были судьёй по спуску на лыжах. Нас, конечно, судить было не за что. Вы просто выручили меня тогда. На самой верхней точке маршрута мне понадобился туалет. Я увидела знакомую русскую кабинку и быстро туда вошла, кое-как закрыв за собой дверь на крючок. Я глянула в «очко» и ужаснулась: кабинка висела над пропастью, то есть все экскременты по замыслу конструктора должны были падать на склон горы. От неожиданности я уронила туда свои очки, и кое-как сделав то, что задумала, выскочила оттуда. Вы как раз были первым, кто оказался рядом со мной. Да и вы знали немецкий язык. Отговорили меня от поиска пропавших очков. А как мне было спускаться на лыжах? Ничего не вижу дальше двух метров. Вы со своим товарищем подхватили меня и несколько километров спускали меня под руки до подножия горы».
       Парфёнов широко улыбнулся. Он вспомнил молодые годы, авантюрные приключения. На него существовал спрос по всему Советскому Союзу: везде были нужны судьи. Хотя и работал он в министерстве иностранных дел, и ему с трудом удавалось отпрашиваться. Заместителю министра Василию Васильевичу Кузнецову звонили важные спортивные начальники и просили за него.
       Марта с теплотой обратилась к Парфёнову: «Господин Парфёнов! Я с такой любовью вспоминаю социалистическую Москву, так мне было тогда хорошо!»
     Парфёнов с недоумением смотрел в лицо Марты, пытаясь найти на нём иронию. Но Марта казалась совершенно искренней. Она продолжила: «Летом нас всех немцев грузили в «Львовский» автобус с табличкой «Интурист» и везли за Николину гору купаться. Это место называлось «дипломатический пляж». Мы ведь не были дипломатами, как вы знаете, а просто иностранцами, за которыми надо было присматривать. Мой муж работал в представительстве «Маннесманна» в Москве. Это сейчас он на старости лет служит уже  в штаб квартире фирмы. А тогда, сколько было забот и приключений. С трудом найдёшь подходящую кофточку в «Берёзке», звонишь всем подругам, чтобы пришли ко мне в гости, посмотрели на обнову. Или в театр всех повезут под присмотром ваших неулыбчивых людей. Или в Ленинград отвезут всех кучей на экскурсию».
     Парфёнов глубокомысленно отметил, что, видимо, малые и редкие радости оборачиваются большим счастьем, в этом и есть суть человека, подобно сюжету известной картины Николая Ярошенко «И всюду жизнь», написанной им в 1888 году.
      Марта с грустью кивнула: «Сейчас лечу в Южную Африку посмотреть, да послушать «африкаанс» – очень интересно. А дома делать мне давно решительно нечего. Съестные припасы привозят из магазина, раз в неделю пройдусь посмотреть по магазинам, что одеть новенького. Всё есть, ничего дефицитного нет и в помине. «Берёзку», что ли, у нас соорудили бы!»
       В зале ожидания на трёх языках сообщили, что пассажиры на Йоханнесбург могут пройти к выходу номер 7. Парфёнов с Мартой поднялись и медленно, тихо переговариваясь, как старые друзья, вместе пошли искать нужный выход.
   Парфёнов думал, какая дура эта Марта из-за своей бездуховности. Неужели так живут многие на этой земле? Он не представлял себе, как можно не читать «Ди Вельт», «Фигаро» и «Нью-Йорк Таймс», каждое утро вступая в мысленную дискуссию с редактором, освещающим те или иные мировые события в своей колонке. Он знал их фразеологию и был заранее готов к их позиции по тому или иному вопросу. Он не знал, как это можно не открывать страниц книг любимых с отрочества русских, французских или немецких авторов и читать их в оригинале. Не вполне владея английским языком, он мечтал начать чтение «Tropic of Cancer» Генри Миллера и полностью овладеть подтекстом автора.  Его жена под стать ему живо прочитывала всё, что относилось к истории страны пребывания и её отношений с Россией. Наизусть знала династии российских и европейских монархов, места их деятельности и проживания. Сидя за столом, она могла начать в деталях описывать замки и города, прекрасно мысленно ориентируясь на улицах древних европейских городов. Конечно, если, их гости имели хоть какой-то интерес к этой теме. Парфёновы всегда испытывали некоторое затруднение в общении с членами «посольских колоний». Мероприятия колонии, в основном, были направлены на само цельные возлияния, обжорство, походы в магазины, особенно на охоту за дешёвыми продуктами и одеждой, что вызывало у Парфёновых кое-как скрываемую неприязнь к соотечественникам. В гостях приходилось с трудом поддерживать ту же тему – что, почём и где? Истинное удовольствие им давали только поездки на экскурсии, где они могли, изумив соотечественников, вступить в  спор с местным гидом относительно толкования фактов и времён исторических событий на его родном языке.
     Спустя несколько минут самолёт уже оторвался от земли и понёс путешественников в южное полушарие за новыми впечатлениями, одно остаётся сказать: Jedem das Seine.
   
Copyright У2003 foma zamorski