Забавные истории

Дозаправка

Андреич все чаще с беспокойством поглядывал на приборный щиток. Красная лампочка указателя топлива горела давно и стрелка его уровня, совпав с нулевой отметкой, все реже отклонялась от него при встрясках. До дома оставалось километров двадцать, но становилось ясно, что дотянуть без дозаправки не удастся. Вот такая неприятность ждала его из-за чертового дефицита бензина - по двадцать литров на один талон.
И точно, через некоторое время мотор заработал с перебоями, упала его мощность и он совсем заглох. Андреич по инерции прокатил на обочину у лесочка, остановился и вышел. Поразмышляв некоторое время, он посмотрел на проносящиеся по трассе машины, вздохнул и стал давать проезжающим знак рукой - повернутым книзу указательным пальцем, что означало просьбу запра-вить. Но куда там! Никто не обращал на него внимания, проносясь мимо, как будто даже ускоряясь, чтоб быстрее миновать попавшего в затруднительное по-ложение коллегу. Даже мимо проезжавший знакомый по гаражному блоку водитель, машину которого Андреич заметил издали и очень было обрадовался, сделал вид, стервец, что его не заметил, или не узнал.
Шло время и, поразмышляв, Андреевич решил изменить тактику - про-сить не бензин, а просто помощь, чтоб хотя бы его отбуксировали. Он выставил знак аварийной остановки и стал голосовать, но эффект был тот же. Легковики, грузовики проносились мимо на сумасшедшей скорости, обдавая его горячим воздухом, и никто не останавливался. Как и тот приближавшийся стремительно «КАМаз», с платформы которого вдруг слетело что-то круглое, подпрыгнуло и покатилось, кувыркаясь, сначала по обочине, а потом в лесок, с треском ломая кустарник. Сердце Андреевича похолодело - еще метров тридцать, и груз этот врезался бы в его машину!
Он оглянулся на удалявшийся «КАМаз» и решил пойти посмотреть - что же такое слетело с его платформы. Груз этот найти было нетрудно по промятому в траве следу. Бочка! Андреич подошел поближе и рассмотрел ее несколько деформированный корпус. С бензином? Глаза его округлились, он потрогал бочку пальцем и понюхал его. Точно, бензин! Так он ведь может заправиться! А если бы как-нибудь бочку утащить с собой, то бензина бы хватило ему на целый сезон.
Андреич стоял над бочкой и размышлял, как ему выполнить программу минимум - заправиться, и программу максимум - прихватить бочку с собой. И тут он увидел, что «КАМаз» едет обратно на малом ходу; водитель опустил полностью боковое стекло и, высунувшись, оглядывал обочину. Хватились, выходит!
Андреевич вышел из зарослей и помахал рукой - здесь, мол, ваша потеря. «КАМаз» развернулся и остановился возле его машины. Из кабины вышел во-дитель, невысокий и плотный, и еще двое; они подошли к бочке.
- Ну, ребята, еще метров тридцать, и она бы впаялась прямо в меня! - сказал им Андреич, покачав головой.
- Что же ты, Степан, так хреново закрепил? - спросил на то водитель одного из мужиков, в помятой фуражке.
- Да, вроде бы, хорошо закрепил! - стал оправдываться тот, почесывая затылок.
- Оно и видно! - сказал водитель и скомандовал: - Давайте грузить. Хо-рошо, что целая осталась!
Андреич постарался помочь им, и, когда, подставив доску, общими усилиями бочку водрузили на платформу, и мужик в фуражке под контролем другого, лысоватого, стал ее закреплять, сказал водителю:
- - А я остановился здесь потому, что у меня бензин кончился. Дайте пять-десять литров. Я заплачу! Стою здесь уже второй час и никто даже не останавливается.
- Ха! - отливая бензин из бака в полиэтиленовый мешок, канистры у Андреевича не оказалось, крякнул удивленно водитель. - Это надо же! Так сильно просить бензин, чтоб даже бочку у нас сорвало!

Граница на замке

Молодая пара – невысокий молодой человек невыразительной наружно-сти, в болоневой куртке, и гораздо более приятная, с точки зрения мужчины, пухленькая коротко стриженная его спутница – в купе появились перед самой границей. И ехали они, видать, совсем недалеко, ибо вещей с ними почти что не было. Не оказалось у них с собой даже и паспортов, что обнаружилось при пограничном досмотре.
- Як же так? – забыв о нас, двух других лежавших не верхних полках пассажирах купе, присел не по годам грузный пограничный прапорщик к ним на нижнюю полку.
Удивительное дело – с каждым годом, как наблюдаю по пути в отпуск, физиономии пограничников и таможенников становятся всё шире и шире – в скором времени в двери входить не смогут и будут заглядывать в купе одним глазом.
-  Так едем совсем недалеко, - пытались оправдаться те. – И ненадолго.
- Граница! – многозначительно поднял пухлый палец пограничник. – Без документов нельзя. – И назвал цену: - Десять «зёлёных»!
- Та вы шо? – пробовала возразить женщина.
- Пять ещё куда ни шло… - почти согласился её напарник.
- Та я же и так беру с вас чисто символически, - уговаривал их прапорщик.
- Так граница у нас чисто условная. К своим едем… - всё ещё пыталась сбить цену пассажирка.
- Какая тут к чёрту граница? – нервничал и её спутник. - Проехали бы машиной без всяких, да вот сломалась…
- Хотите ехать дальше – десять «зелёных», - не уступал в торге и нику-да не торопился прапорщик. – Не хотите – выходите. Нельзя через границу без документов! Я и так полномочия превышаю – беру грех из-за вас на себя.
Захрустели бумажки, и прапорщик молча покинул купе.
- Нахалюга! – в сердцах выразилась женщина.
«Граница на замке!» – подумал я, пряча так и не востребованный паспорт в карман висящего у изголовья пиджака.

Любовь к вождям

Мамонов медленно ехал по незнакомой улице южной столицы, опасаясь пропустить знак или перекрёсток, и ещё больше сбавил скорость, когда увидел стоящего у края тротуара, в тени за деревом, милиционера. Тот взмахнул лениво жезлом и уже шёл неторопливо наперерез. Мамонов остановился, взяв чуть влево, перед этим чином, с животом навыкате, так что ремень едва цеплялся за последнюю, на самом краю ремня просверленную дырку, а голубая мятая форменная рубаха выскользнула и обнажила краешек круглого волосатого живота. Фуражка его, сдвинутая на затылок, едва удерживалась на косматой чёрной голове.
- Нарушам? – то ли козырнул, то ли отогнал от виска муху сержант. – Вашь документ.
- Что нарушаем? – не понял вышедший из машины Мамонов. Он взглянул на крупный крючковатый нос над чёрными усами и подал документы. - Где нарушаем?
- Скорость пятьдесят, - махнул жезлом в сторону дерева сержант, и только тут Мамонов увидел в густой кроне чинары знак ограничения скорости, который можно было увидеть разве что с противоположной движению стороны.
- Так я же ехал двадцать, от силы тридцать! - пробовал оправдаться Мамонов. – Не больше. Да и не видно совсем знак этот.
- Смотреть луче надо, дорогой! – И сержант выразительно потёр пальцами протянутой к водителю руки: - Штряф положено!
Делать нечего, выяснять дальше, кто прав, – себе дороже, и Мамонов потянулся к кошельку. Обычно обходился трёшней, но здесь южная столица, а закономерность такова, что чем выше и жарче солнце, тем выше мздоимство. Он достал и протянул синенькую пятёрку.
- Лэнина! – как-то даже брезгливо отстранил его руку сержант. – Лэнина давай!
- Кого? – не понял Мамонов.
- Лэнина! – видя, что водитель недоумевает, тот пояснил: - Красную давай!
Тут только Мамонов сообразил, о чём идёт речь – о красной десятирублёвой купюре, на которой изображён вождь. Он подал десятку, сержант ещё раз как будто отмахнулся от мухи и ловко сунул десятку в нагрудный карман, совсем забыв о нарушителе. Вдруг он оживился, увидев другую машину, и, взмахнув жезлом, пошёл ей наперерез.
С тех пор многое изменилось в нашем мире. Но, как говорят знающие люди, большая любовь к вождям в тех краях осталась неизменной. Только сейчас любовь к другому вождю - который изображён на зелёной долларовой бу-мажке.

Садовый стриптиз

Роман Прокофьич никак не ожидал, что день с утра прохладный и хмурый, к полудню станет солнечным и жарким. Знал бы, так непременно взял бы с собой в сад плавки, чтоб смело можно было подставить свое тело под живительные солнечные лучи. Не терять же возможности позагорать в этот воскресный уже почти проходящий день? И Роман Прокофьич разделся, оставшись в больших семейных трусах.
Так он и работал в них, радуясь теплу и солнцу. Посвистывая и подтанцовывая в такт доносившихся из приемника веселых эстрадных мелодий, он переносил шершавые доски, подпиливал и подравнивал, подстругивал рубанком, выдергивал гвозди.
За что-то зацепился, было, одеждой, но дернулся, освободился и тут же то забыл.
Подставил лестницу и полез под самую крышу дома, где взялся подправлять окошко на чердак. Как раз в это время народ на первый автобус пошёл.
Ох, уж эти садоводы! Прелюбопытнейший народ. Идут все мимо, вертят головами и смотрят - что и как кто делает. Красиво или не очень, хуже или лучше нашего. Вечно подглядывают за своими соседями - кто и что посадил, подкормил или опрыскал, сколько и какого урожая снял, с кем и на чем приехал. Хотя Роман Прокофьич стоял ко всем задом и на самой верхатуре, но, как в зеркале, хорошо видел отраженные в оконном стекле обращенные в его сторону их физиономии с раскрытыми ртами. 
Много мимо прошло пешком и проехало на машинах, пока Роман Прокофьич возился с тем окошком. Как раз со стороны улицы. А когда пришло время и ему домой собираться, и стал он одеваться, то увидел...
- Ба! Вот это да!
Сзади трусы его оказались разорванными сверху донизу. От одного шва до другого.

Странный нищий

Вылет самолета из Ташкента задерживался, что нас не особенно радовало - денег в карманах оставалось только на автобус от аэропорта до дома. Остальные были выложены на огромных и оживленных овощных базарах города; у каждого рядом с портфелем или сумкой, взвешенными при регистрации, гро-моздились неучтенные, хотя и гораздо больших размеров сетки с арбузами и дынями, яблоками и грушами, виноградом и хурмой. Вылетающие отсюда пи-лоты, наверное, всегда удивлялись - по документам значился нормальный груз, а взлет шел так тяжело, словно в этих местах открылась какая-то гравитацион-ная аномалия.
Мы стояли за зданием аэропорта, перед взлетным полем, в ожидании, наблюдая как с трудом отрывались от земли перегруженные самолеты и исчезали в безоблачной выси. Оказалось, что почему-то был объявлен карантин на гранаты, о чём пассажиры узнавали только перед посадкой, и им ничего не ос-тавалось делать, как избавляться от запрещенного груза. Кто-то первый нашёл, что наиболее подходящим местом для этого является телефонная будка с разби-тым сверху стеклом - удобно, дверь даже открывать не надо. И вскоре красноватые плоды, плотно прилегая к толстым стеклам, заполняли будку почти доверху.
Мы стали рядом с будкой и, то ли от нечего делать, или нечего было есть при пустых кошельках, взялись за гранаты, эту дорогостоящую в наших северных краях дармовщину, благо что питательное содержимое находилось под толстой кожурой и не требовало мытья перед употреблением. Так мы стояли и жевали часа три-четыре, и неизвестно сколько этих плодов съели - количество их почти не уменьшилось, - но, наверное, не меньше, чем человек съедает их за весь свой век, потому что в дальнейшей моей жизни я не только употреблять, но и видеть гранаты не мог на протяжении многих последующих лет.
Вот так мы и ожидали отлёта в тени здания аэропорта у разбитой телефонной будки, глядя на прилетающие и отлетающие самолеты. И тут к нам шаркающей неторопливой походкой приблизился старый узбек в грязном и помятом пиджаке, неопределенного цвета тюбетейке и протянул руку за подаянием.
Мы дружно отвернулись от нищего, продолжая рассматривать окружающее пространство, а самые осторожные вообще отошли подальше. В дороге часто возникает психологическая дилемма - давать или нет подаяния обычно выступающим в роли просителей цыганам, молодым и здоровым, разным сомнительным людям, якобы обкраденным или потерявшим свои деньги и билеты. А сейчас нам нечего было нам раздумывать по той простой причине, что каждый имел в данный момент денег всего лишь на оставшийся путь до дома.
Но старый узбек не отходил от нас, протягивая руку то к одному, то к другому. Тогда Александр Сергеевич, руководитель нашей бригады, наклонился к уху нищего и, по-видимому, так и сказал тому, чтоб денег от нас он не ждал, ни у кого из нас их нет, возвращаемся из командировки.
- Тогда я вам дам! - вдруг сказал старик, полез во внутренний карман своего грязного и вонючего пиджака, достал из глубины его еще более грязную тряпицу, которую стал разворачивать.
- Нет-нет! Спасибо! - поторопился остановить его Александр Сергеевич.
- Если у вас нет денег, я вам дам! - настаивал нищий, разбирая какие-то мятые и грязные бумажки, лишь отдаленно напоминавшие деньги.
- Нет-нет! Не надо!
Старик глядел на нас, не совсем понимая; людям деньги предлагают, а они отказываются. Едва мы от этого нищего тогда отделались.   

Высадка

В купе нас оказалось трое после того, как подошли женщина с множеством сумок и пакетов и, следом за ней, мужчина с двумя баулами внушительных размеров. Деревенские жители, они все еще были возбуждены своей поездкой в большой город и покупками, когда, споря меж собой, укладывали все это по полкам. Казалось, лишь только после того, как закончили возню, разделись и уселись, они заметили наконец и меня. И я теперь мог как следует рассмотреть их - женщину средних лет, с округлым просветленным лицом, не знающим кос-метики, в серой длинной кофте, скрывающей фигуру, и ее мужа, лет на десять постарше,с неухоженной копной волос, в помятом черном пиджаке.
- Куда едете? - поинтересовалась у меня женщина.
Я назвал станцию своего назначения.
- А мы в Китляр! - сказала женщина. - Не слыхали такой? Живём, правда, не в самом Китляре, а рядом, километрах в десяти.
- Восьми! - поправил её муж.
Мы разговорились и вскоре пообвыклись настолько, что мужчина даже предложил мне “сообразить” с ним насчет водки, но жена его, услыхав то, цыкнула не него, и тот замолчал. Поезд уже тронулся, время было позднее, а моим попутчикам, как я понял, предстояло ночью выходить на некой неизвестной мне станции, отчего они стали укладываться спать, и я вскоре последовал их примеру.
Проснулся я от того, что поезд стоял. Я полежал, соображая спросонья где нахожусь и почему стоим. Приподнялся, огляделся. Попутчики мои спали, едва различимые в темноте. Следовало и мне так же крепко спать, что я и собрался сделать, но прежде решил выглянуть в окно.
“КИТЛЯР” - прочитал я едва различимое в полутьме  название станции на небольшом деревянном здании, и удивился - ведь мои попутчики намерева-лись на ней сходить.
Я ещё немного подумал, поднялся и тронул спящего мужчину за плечо.
- Вы сказали, что выходите на станции Китляр? - спросил я осторожно.
- Да! - встревоженно поднялся тот и уставился на меня.
- В Китляре! - подтвердила проснувшаяся его жена.
- Так мы стоим на этой станции! - сказал я им, включая свет и начиная понимать, что происходит.
Супруги почти одновременно вскочили и, отдернув штору, некоторое время, как загипнотизированные, смотрели на станцию.
- Ты почему же спишь? - вскрикнула жена на мужа в следующий момент.
- А ты почему? - набросился он на неё.
Переругиваясь, они стали быстро и нервно одеваться, одновременно сбрасывая в пакеты и сумки разложенные вещи. Я стал помогать им, понимая, что поезд вот-вот тронется и им совсем придется худо. Полуодетые, в расстег-нутых пальто и с незавязаными шнурками ботинок, удерживая в руках все то, что они не успели упаковать, роняя все это, подбирая и толкаясь, они стали выходить в коридор. Я помогал им и мы относительно быстро продвигались к выходу. Удивительным было то, что поезд всё ещё стоял.
В тамбуре я опередил их и быстро открыл дверь; как раз в это время поезд мягко дернулся и, ускоряясь, стал отходить. Открывать ступеньки уже явно было некогда и мужчина спрыгнул вниз, за ним полетели, рассыпаясь, вещи. Я уже стал подумывать о стоп-кране, но женщина, к моему удивлению, смело прыгнула вниз уже на ходу; не удержав равновесие, при приземлении она упала, как парашютист, и разбросала весь свой груз. Я оглядел тамбур - не осталось ли чего, - обнаружил ботинок мужчины и, высунувшись из двери, бросил его хозяину.
- Спасибо! - успел крикнуть мне тот.
Я стал закрывать дверь тамбура и почувствовал, что кто-то за мной стоит. Оглянувшись, я увидел заспанную проводницу, вспомнившую, по-видимому, о пассажирах. На ее вопрос о том, что происходит, я ответил, что всё это ей просто снится.   

Дегустация вин

Как полагал Валентин, в компании, куда его пригласили, должны были собраться сплошь интеллигентные люди. Чтоб не ударить в грязь лицом, он решил купить и взять туда с собой какое-то изысканное вино; заодно и самому попробовать, что это за диковинка такая - одна бутылка десяти стоит. Он зашел в винный магазин на центральной улице, на сияние витрин которого по вечерам обращал внимание давно.
Слева от входа, у кассы,  стоял продавец. За ним на широкой полке мелькали головки бутылок самого ходового товара – «Посольская», “Дипломат”, “Исток”, “Махно”, даже старинные «Московская», «Столичная», и «Перцо-вая»... Видимо-невидимо! Самые разные. Местные и привозные. А дальше - широченные полки с самыми разнообразными и разноцветными винами, кото-рые многократно отражались в зеркальных стенках и потолке.
Валентин прошёл к ним. Красный, светлокрасный и темнокрасный, розовый и светлорозовый херес, марочные белые и золотистые столовые вина, темноянтарные и янтарные мадера и марсаль... Мускат, токай, малага... Он прошёл дальше.
Креплёные ликёрные и ароматизированные. Грузинские и азербайджанские, украинские и молдавские, узбекские и туркменские... Крымские и донские, закарпатские и кавказские... «Кокур», «Алькадер», «Сильванер». «Чха-вери», «Хванчкара», «Сурож». «Коктебель», «Массандра», «Тербаш”...
Глаза разбегались от невообразимого множества редких вин в самой раз-нообразной формы бутылках, с разноцветными наклейками и надписями на многих языках, со множеством кружочков-медалей. Пройдясь не раз вдоль по-лок и много раз меняя свое решение, он выбрал, наконец, «Мускат» какой-то, светлый весь и дорогой. Вот что надо попробовать хоть раз в жизни!
- Мне.. вот тот! - указал он продавцу, нащупывая в кармане свой тощий кошелек.
- Семьсот пятьдесят! - сказал продавец, направляясь за указанной бутылкой.
Валентин крякнул - это же больше стипендии! - и подал деньги.
Компания, куда приш1л Валентин, собралась довольно большая, едва за столом все поместились. Каждый выкладывал, что принес; напитки ставились на середину стола, вокруг ложилась всякая снедь.
Началось застолье, Валентин осторожно достал, открыл бутылку своего редкого «Муската», и пустил ее по кругу. Круг был большой, а бутылка малень-кая, поллитровая, так что, хотя и наливали понемногу всем, то вино быстро кончилось, не пройдя и половины круга. Тогда открыли водку и налили её всем оставшимся, в том числе и Валентину.
Никогда ещё водка не казалась ему столь отвратительным и омерзительным напитком, как в тот раз!

Ни бум-бум

Когда, находясь в отпуске в сопредельном государстве, однажды я вошёл в кухню, где висело вытесненное туда телевизором радио, информация о по-следних событиях завершалась.
- … За коррупцию и неумение руководить государством решением парламента Президент отстранён от поста.
- Неужели? Вот это да! – всплеснул руками и даже подпрыгнул от ра-дости я. – Ура!
Наконец-то эту бездарность погнали! Хватит пудрить всем мозги бол-товнёй о заботе о стране и народе. Как будто никто не знает, что он заботится только о себе. Хватит разъезжать за государственный счёт со своей мымрой по всему свету вместо того, чтоб заниматься государственными делами. Да и не соображает он в этих делах ничего. Ни бум-бум! А депутаты молодцы какие! Зря плохо так думал о них – что, мол, только для того в парламент пролезли, чтоб от тюрьмы депутатской неприкосновенностью защититься, чтоб деньги за лоббирование законов брать. Чтоб, протерев пару лет своей задницей стул в парламенте, получить пожизненную шикарную пенсию. А они видишь какими оказались! Вели борьбу с никчемным Президентом. Очень опасную борьбу, потому что тот – самый настоящий мафиози, их главный авторитет. И за власть зубами держится.
- Слыхала новость? Президента нашего сняли, - вбежав в комнату, радостно сообщил матери.
- Кто снял? – явно не поверила она.
- Как кто? Парламент.
- Вашего Президента сняли? Быть такого не может!
- Как не может? За коррупцию и неумение руководить государством.
- Это нашего Президента? Который зубами за власть держится?
- Да! Депутаты сняли.
- Это наши депутаты? Которые только для того в парламент пролезли, чтоб депутатскую неприкосновенность получить? Чтоб деньги за лоббирование законов брать? Чтоб, ничего не сделав для страны и народа, получить пожизненную шикарную пенсию? Не может быть такого!
- Может! Наши государства и люди всё же не дикари какие-то… И страна демократической республикой не зря зовётся.
- Наши люди? Да это же стадо баранов, хоть и образованных. Нет, у нас такого быть не может, чтоб сняли Президента!
- А ты не сериал смотри, а новости включи.
Мать переключила программу, нашла «Новости дня».
- За коррупцию и неумение руководить страной решением парламента островного государства Бамбу Президент этой страны Нибумбум отстранён от поста.
- Ты это, что ли, имел в виду? – спросила она.
Я сник и замолчал. В наше время, оказывается,  даже на далёких островах, где, наверное, ещё недавно ели людей и не гасили костры в пещерах, не терпят погрязшего в коррупции и неспособного руководить государством Пре-зидента. Это только в нашей стране, как видно, возможно такое, чтобы Президент по телевидению пудрил каждый день всем мозги болтовнёй о своей заботе о стране и народе. А на самом деле заботится только о себе, разъезжает за государственный счёт по всему свету вместо того, чтоб заниматься вконец запущенными делами запущенного и разграбленного государства. А как за власть зубами держится!
А депутатов каких здесь повыбирали? Только для того, обманув избирателей, в парламент пролезли, чтоб от тюрьмы депутатской неприкосновенностью прикрыться, чтоб деньги за лоббирование законов брать, пожизненную шикарную пенсию ни за что получить. И ничего больше их не интересует!