осторожно, двери закрываются

вагон качнуло – и я практически упала в ее руки.
наши взгляды столкнулись – что-то мистическое на тысячный момент мгновения высветилось в воздухе. этот момент внешне был неразличим с остальными сотнями сотен миллиардов, но между нами он длился вечность, за которую мы, наверное, успели сойти с ума и забыть об этом… зрачки, будто взбесившись, носились по ее лицу от левого к правому глазу и обратно, изучая миллиметры от переносицы к лисьему краю ока…
потом внезапно вернулся гул метро, чертыхания наступающих друг другу на ноги людей и моё сознание, а вместе с ним – металлический голос… конечно же это была моя станция. конечно же не ее… по логике – я должна была выйти, потому что работа меня ждать не любила. но я даже и не подумала, что можно хотя бы попробовать, что можно банально поколебаться… я просто никуда не пошла… я осталась в ее руках… полустоя-полулёжа я рассматривала ее сережку в виде маленького смычка… а она аккуратно и немного смущенно держала меня, не осмеливаясь вернуть в более-менее вертикальное положение. мы ехали куда-то по кольцу… ее руки надежно оберегали меня от внезапных порывов железной машины махнуть куда-то в сторону, смычок все так же раскачивался, повинуясь ритму колес вагона… краснопресненская осталась без меня – по крайне мере на это утро. на киевской мы вышли вместе.
мы шли по мосту, под ним на полузамерзшей… или скорее полурастаявшей реке ближе к берегам еще оставались островки льда, изо всех сил сопротивлявшихся неминуемо наступающей весне… правда, пока еще шел мокрый снег, и ноги вязко утопали в кашице из снега и грязи цвета ранней весны.
- я не люблю метро
- а я - весну
голос ее оказался удивительно мягким и … шелковым даже… спустя уже минут 25 нашей… прогулки, назовем ее так, я услышала его впервые. зато за это время я смогла наизусть выучить все черты ее силуэта… светлые волосы, взъерошенная прическа, поднятый воротник на джинсовой куртке с белым мехом, очки в тонкой черной оправе, тяжелые, но элегантные ботинки… черные…
голос подошел к ее внешности так, как шестеренки в часах – необычайно точно и мягко.
Арбат встретил нас людьми, которых здесь было слишком много для утра пятницы; расставленными в шахматном порядке подставками для картин порой абсолютно неразличимого содержания; кришнаитами, поющими вот уже много лет одну и ту же песню; студентами… их было много… наверно.
они шли, шли, шли – мимо нас, будто кусты диких ягод и деревья мимо окон поезда.
небо швыряло кусочки снега, оставшиеся от зимы, прямо под ноги, и мы беспощадно втаптывали их в землю.
такое обычное утро с запахом талой зимы.
я не люблю метро. она – весну. у нее есть маленький смычок, а у меня – гора ненужных дел.

в Александровском саду она показала мне скамейку, где сидела Маргарита, а я – место, где когда-то зимой я весь день прокаталась с горки и после этого подхватила грипп.

мы расстались у метро… мне нужно было на работу, ей – куда-то по Тверской.

пятничный рабочий день прошел незаметно и тихо. или я его просто не заметила… все было как всегда: часа в четыре позвонила подруга и сообщила о месте встречи, она как всегда в конце недели собиралась тащить меня куда-то, чтобы общаться там с кем-то… она никогда на меня не обижалась. вплоть до той пятницы, когда… я отказалась – впервые за многие недели-месяцы-жизни.

я не взяла ее телефон. я не знала ее имени. я немного сомневалась, что вообще ее видела. но снова моё врожденное колебание и обычная неуверенность перед всем новым меня покинули. еще не понимая того, я знала, где проведу этот вечер.
осторожно, …двери закрылись.

в начале девятого мы сидели на той самой скамейке, грея в ладонях мягкие листья роз… да, мы обе их принесли…