Пес дождя. часть первая

Снежке, доброму дракончику.
       
                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: УТРО ЛЮБВИ.


Память – если не гранит –
                Одуванчик сохранит.
                Так любовь уходит прочь.
                Навсегда. В чужую ночь.
                Прерывая крик, слова.
                Став незримой, хоть жива.
                (с)Иосиф Бродский.



I
Брюхо преподавателя мерно покачивалось от дыхания, напоминая своим ритмичным движением… Что же оно напоминало? А ничего – просто брюхо господина преподавателя, и всё. Монотонный голос стоящей рядом с господином Рорхом девушки размеренно повторял старые истины, давно уже вбитые в их тупые курсантские головы:

-- Война - это путь обмана. Поэтому, если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь. Если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься. Хотя бы ты и был близко, показывай, будто ты далеко. Хотя бы ты и был далеко, показывай, будто ты близко. Заманивай его выгодой. Приведи его в расстройство и бери его. Если у него все полно, будь наготове. Если он силен, уклоняйся от него. Вызвав в нем гнев, приведи его в состояние расстройства. Приняв смиренный вид, вызови в нем самомнение. Если его силы свежи, утоми его. Если у него дружны, разъедини. Нападай на него, когда он не готов. Выступай, когда он не ожидает…

Тонкая фигурка девчонки, затянутая в черную униформу Школы, являла собой немой укор сборищу «полусонных дубоцефалов», как их «ласково» назвал на утренней поверке господин начальник курса. Девять здоровенных парней, прилежно стараясь придать своим помято-серым мордам видимость интеллекта,  упорно делали вид, что страшно заинтересованы древними воинскими откровениями.
Как настоящий командир группы, Йок хорошо знал, что происходит в похабных головах его бойцов. После вчерашнего посещения Дома Удовольствий, никакие иные мысли, окромя охальных, в головах держаться не хотели. Понимая, что детские восторги не к лицу настоящему воину, Йок все же с удовольствием вспомнил, как, в награду за победу, их впервые допустили туда, куда вход строго воспрещен всем, кроме настоящих мужчин.  Мягкие розовые стены, тугие женские тела, опьяняющий запах дурманных трав и ощущение готовности полюбить весь мир, переполняющее его в объятиях очередной наяды, вставали перед внутренним оком паренька. Йок с удивлением подумал, что не помнит их лиц - только одуряюще-прекрасные тела, дарящие бездну неги и нежности. Утром, возвращаясь из Дома Удовольствий в казарму Школы, группа выглядела, как после тяжелого утомительного боя – помятые бойцы, тараща слипающиеся глаза, добрели до коек и, рухнув, забылись коротким предутренним сном. Который, впрочем, был прерван в положенное время отвратительной трелью звонка побудки.
Теперь, слушая, как Рикки отдувается за них, согласно неписаному правилу: «Один за всех и все за одного», Йок вновь обдумывал явные несправедливости жизни. В том учебном бою именно Рикки принесла его группе победу, придумав изначально показавшийся дурацким трюк с изготовлением чучел и одеванием их в свою одежду, а между тем, используя эту нехитрую ловушку, были условно уничтожены две группы, без оглядки кинувшихся на спящих возле костра лохов… Да и группа старшекурсников была взята, можно сказать, тепленькими, когда, забыв обо всем на свете, наблюдала купающуюся в реке обнаженную ундину. Надо ли говорить, что роль соблазнительницы-русалки тоже досталась Рикки, единственной женщине-бойцу на целом курсе? И вот: им удовольствие, развлечение и наслаждение, а ей вроде бы никакой награды и не достанется – Дом Удовольствий не для порядочных дам, пусть даже они будут трижды бойцами.
Йок снова поглядел на Рикки, которая, подняв глаза куда-то к потолочному перекрытию, словно изречения великих стратегов были написаны где-то там, в пыльной паутинной полумгле, продолжала отдуваться за всю группу:

--Если деревья задвигались, значит, он подходит. Если устроены заграждения из трав, значит, он старается ввести в заблуждение. Если птицы взлетают, значит, там спрятана засада. Если звери испугались, значит, там кто-то скрывается. Если пыль поднимается столбом, значит, идут колесницы; если она стелется
низко на широком пространстве, значит, идет пехота; если она поднимается в разных местах, значит, собирают топливо. Если она поднимается то там, то сям, и притом в небольшом количестве, значит, устраивают лагерь…

Верное решение наконец-то пришло. Мысленно обругав себя узловатым ужом и бесхвостым обезьяном, Йок, стараясь не шуршать, выдрал листок из блокнота и, быстро черкнув пару строк, подвинул листок соседу по столу. Заметив, что тот оловянными глазами смотрит в никуда, явно предаваясь грезам о вчерашнем и отринув все окружающее, Йок трахнул под столом каблуком бутсы по его ноге и одновременно треснул локтем поддых, обрывая готовый вырваться вопль в зародыше. Удовлетворенно понаблюдав, как ловящий ртом воздух сосед пробегает вернувшими осмысленное выражение глазами записку, он кивком головы показал, что с запиской должна быть ознакомлена вся группа. Краем глаза наблюдая, как записка голубем порхнула за соседний стол, Йок упустил момент, когда вроде бы безмятежно дремлющий за своим столом господин Рорх коршуном метнулся к соседнему столику и с громким хлопком накрыл записку. Сжимая листок в пухлой ручке, радостно кудахча и изображая всей своей гаденькой мордочкой крайнюю степень удовлетворения, преподаватель протянул листок замолчавшей девушке и, хихикая, проблеял:

--Боец, прочтите-ка это послание, дабы…гм…не утруждать ваших коллег пересылкой этой…хи-хи…петиции, отвлекаясь от урока!

Девушка взяла протянутый листок и звонким командным голосом зачитала:

--Козлоёбища уродские! Если кто сожрет за обедом сладкое, хавальник лично перекособочу! Всё идёт Рикки. Вы своё сладкое вылизали вчера, а если бы не она, то не видать нам Избы, как Рорху своей головки…, - Рикки поперхнулась и, стараясь удержать на лице равнодушное выражение, дочитала, - … из-за того  пивного бочонка, что он прессом зовет! Я.

Сдерживая ползущие вверх уголки губ, девушка протянула листок обратно преподавателю.
Шумно вдохнув воздух, господин Рорх оглядел сидящих перед ним курсантов ласковым взглядом и нежно спросил:

--Ну что, господа будущие офицеры, этот «Я» сам признается или лишим всю группу увольнений на пару месяцев?

Проклиная себя за ненужную, детскую дурость, Йок встал и отрапортовал:

--Господин преподаватель, записку написал я!

Преподаватель, примостив на краешке стола свой массивный зад, неторопливо оглядел замершего по стойке «смирно» курсанта и печально произнес, укоризненно качая большой лысой головой:

--Тэк, мастер-курсант лично писал, - помолчав, он добавил,-командиру должно излагать мысли четко и понятно, а у вас в этой писульке сплошные «хавальники».

И рявкнул:

--Ну-ка четко изложить содержание записки, нормальным красивым языком!

Подтянувшись, Йок четко доложил:

--Друзья мои! За обедом сладкое оставляем все, без исключения! И отдаем его бойцу Энрике. Свою награду мы получили вчера, а если бы не боец Энрике, то победы нам было бы достичь также трудно, как трудно увидеть господину преподавателю Рорху свою крайнюю плоть из-за его плохой физической формы. Мастер-курсант Йокерит.

Глядя перед собой уставным оловянным взглядом, Йок понимал, что сейчас лишил себя всех шансов на ближайшее время получить хоть какой-нибудь отдых от надоевших помещений Школы. Увольнений ему теперь не видать долго, а уж про Избу и говорить не стоит, и всё из-за дурацкой, вредной привычки выпендриваться.
Стоящая за спиной преподавателя Рикки все же не выдержала и, издав сдавленный курлыкающий звук, расплылась в ослепительно сверкающей белыми клыками улыбке.
Обернувшийся смех господин Рорх некоторое время молча пожирал взглядом лицо тщетно пытающейся принять серьезный вид девушки. Запыхтев, подобно школьному паровику, что приводил в действие механизмы оружейного класса, преподаватель задумался, а потом  перевел свои маленькие «кабаньи»(как их называли между собой курсанты) глазки с каменного лица стоявшего навытяжку мастер-курсанта на по-прежнему сияющее улыбкой девичье личико и вкрадчиво спросил:

--Йокерит, вы уже являетесь командиром подразделения. Какое бы наказание вы назначили, будучи на моем месте? Кстати, при том прилежании, что вы выказывали до сей поры, вы вполне могли бы оказаться в преподавательском составе нашей Школы. И уже скоро…

Мысленно пожелав жирному борову скорейшего простатита, Йок безразлично ответил:

--Лишение увольнения в город  сроком на семестр, пять нарядов по кухне или три наряда на чистке мест общественного пользования!

Рорх с интересом взглянул на курсанта и ухмыльнулся:

--А вы круты, батенька, но справедливы! Хорошо, вы лишены увольнения сроком… - Рорх мстительно замолчал и, выдержав паузу, закончил, - …на месяц!

Йок постарался даже глазами не выдать вспыхнувшей в нем радости: месяц - это такой пустяк, так легко отмотаться от «Зловреды» Рорха, это что-то сродни маленькому чуду! Тут же где-то в глубинах подсознания тихонько зажужжал тревожный звоночек – «что-то здесь не так».

Рорх, не переставая сладко улыбаться, ласково спросил:

--А какое наказание мастер-курсант Йокерит приготовил для бойца-курсанта Энрике?

Йок, ещё не понимая к чему ведет Рорх, честно ответил:

--Боец-курсант Энрике не должна нести никаких наказаний, так как не совершала проступка…

И тут же по злобным огонькам в глазах Рорха, понял, что тот придумал очередную пакость. О зловредности господина преподавателя Стратегии по школе давно ходили легенды, впрочем, Йок хорошо понимал, что большинство из этих рассказов - всего лишь плоды бурной фантазии курсантов. В то, что за стенами Школы толстенького Рорха ожидают отряды эльфийских «кровников» для немедленного свершения обряда мести, верилось слабо. Мало ли почему преподаватель старается не покидать пределов Школы? В конце концов, что такому уроду делать в городе? Прохожих пугать? Но сейчас Йок загривком почувствовал, что Рорх его шутку не простит, а значит он изобрел что-то более коварное, чем просто личная месть.
Всё тем же приторно-сладким голоском преподаватель прервал его деликатным покашливанием, почему-то рождавшим ассоциации о неком сгоревшем театре, из которого разбежались все актеры:

--Кхе-кхе-кхе… Что же, мастер-курсант, ваше стремление выгородить провинившегося бойца объяснимо и верно, но мой долг как вашего…хе-хе…наставника, преподавать вам не только великое искусство стратегии, но, в некотором роде, и некоторые уроки житейской мудрости!  Что же мы видим в данном случае? - возвысив голос, вопросил в молчащую аудиторию преподаватель. --Я вас спрашиваю, мастер-курсант!

Йок молча пожирал наставника глазами, помня о известной житейской мудрости: «Молчи, за умного сойдешь».
Поняв, что ответа на этот раз ждать не стоит, Рорх уже своим обычным равнодушно-монотонным голосом объявил:

--Ну что же… Боец Энрике проявила неподобающую нижнему чину непочтительность при разговоре двух де-факто офицеров, своего командира группы и своего шефа-преподавателя – наказание за эту вопиющую дерзость должно быть подобающим! - Рорх аккуратно собирал со своего стола журналы и книги в огромный, потрепанный саквояж глупого ярко-зеленого цвета.

Покончив с этим важным делом и снова обведя мутным взором напряженные лица курсантов, он вынес вердикт:

--Итак, за неподобающую несдержанность, излишнее любопытство к разговору двух офицеров и насмешку над старшим по званию боец Энрике лишается увольнения сроком на семестр! - по аудитории прокатился легкий шорох - это девять глоток одновременно выдохнули свою печаль в пахнущий пылью и скукой полусумрак аудитории.

Между тем, господин преподаватель продолжил:

--Кроме того, чтобы вам, Йокерит, с бойцом было не так скучно в первый месяц, в те часы, когда ваши товарищи будут предаваться порокам большого города в увольнении, Вы с бойцом Энрике будете повышать ваше искусство рукопашного боя, - и, мерзко хихикнув, уточнил, - в личных спаррингах! А так как кое-кого видимо излишне интересуют некие физиологические подробности, - расплываясь в ещё более широком оскале, веселился преподаватель, - спарринги проводить одетыми по форме «ноль»!

Прерывая поднявшийся в классе шум стуком кулака по столу и сгоняя с лица веселую улыбку, Рорх зло процедил:

--Бойцам нелишне будет провести занятия в естественном виде – хороший боец не должен зависеть ни от условностей, ни от пола противника!

С задней парты экспрессивно выкрикнул Ларс, никогда не отличавшийся сдержанностью:

--Да что же это? Что они - мальки какие, чтобы нагишом драться? Что это воо…

--Пять нарядов по чистке мест общественного пользования! - прервал его Рорх, и объяснил, назидательно подняв толстенький, похожий на сардельку, палец:

--Древние бойцы сражались обнаженными - это, можно сказать, наши исторические традиции. Насколько я знаю, в стенах Школы деление на лядей и джентльменов отсутствует, так что ничего страшного в этом не вижу!

И, уже подходя к двери, скривив в усмешке клыкастую пасть, преподаватель закончил:

--Кстати, мастер-курсант уже посещал Дом Удовольствий, так что не думаю, что его шокируют такие пустяки, как натурально выглядящий боец! А боец Энрике, как оказалось, тоже способна оценить юмор про крайнюю плоть преподавателя!

Десять курсантов пораженно молчали, будто оглушенные грохотом захлопнутой преподавателем двери. Лишь остренькие ушки курсанта Энрике начали менять свой естественный чуть зеленоватый цвет на нежно-розовый, да грязно выругался Ларс, представивший, по-видимому, весь объем предстоящей ему работы.

II
Низкие свинцовые тучи, подобно легендарным левиафанам III Империи, ползли по небу, придавая унылому пейзажу почти пустой по случаю Дня Увольнений Школы дополнительные тоскливые краски. Даже дерзкий кукиш на протянутом навстречу небу шпиле школьного Храма, казалось, вот-вот - и безвольно разожмется. Янтарно-черный флаг Империи вяло повис на флагштоке, будто сморенный предгрозовой духотой.
Йок не спеша шел по посыпанной белыми ракушками дорожке школьного парка, размышляя о странности, а порой и явной глупости Уставов. Необходимость париться целый день в парадной форме, притом, что его лишили увольнения – просто потому, что в Уставе Школы записано: «В День Увольнений форма одежды парадная» - ярко доказывала верность выводов многих поколений курсантов. Мысленно ухмыльнувшись, он вспомнил любимое изречение мастер-наставника Борхи: «Помните, парни: Полевой устав - это такая книжка, где каждая запятая вписана кровью умников, пробовавших делать  по-своему». Машинально проведя лапой, затянутой в ослепительно белую перчатку, по ритуальному хлысту, пристегнутому к широкому парадному ремню с пряжкой-черепом, Йок выдохнул:

Как на гномьей на платформе
стоял орк в парадной форме,
а к нему на каблучках
девка подползла в очках…

Одна из ухарских частушек дядюшки Йохара прозвучала на этот раз грустно и печально, так грустно, что продолжать её совсем не хотелось... Быть тем орком, что покажет хумансийской девке, чем отличается настоящий мужчина от бледнокожего холодца, ему сегодня не грозило. И вообще - не то настроение! Ещё бы, одно дело - банкетная Дома Удовольствий, где разгоряченные непотребством женские тела, танцующие на столах какие-то дикарские танцы, пьяные  морды товарищей, дядюшка Йохар, орущий пьяным голосом куплеты про удалого орка… А вот пустынный двор Школы окруженный высокими каменными стенами древней крепости – это, согласитесь, уже совсем другой антураж! Затянутый в парадный, черный с серебром, мундир, мастер-курсант возвращался в казармы. Ещё месяц каждый шестой день ему предстоит отправлять своих бойцов в мир свободы и отдыха, самому оставаясь в этом царстве порядка и скуки.

«Ну-ка не ной, урод» - мысленно одернул себя Йок, – «ты пропустишь ещё четыре Шестых дня, а Рикки?»

Мысль о Рикки вернула его к тому, что предстоит им сегодня вечером. Спарринг, сколько тысяч раз они сходились в таких боях, но в этот раз…

«А что в этот раз?», - попытался урезонить себя мастер-курсант.  «Вот, помню, не так давно вся группа и мылась вместе, и на речке безо всего… Лишь каких-то пару-тройку циклов назад…», - и тут же вспомнил Рикки «безо всего», какой она была в тот момент, когда изображала русалку перед опешившими от такого чуда старшекурсниками. Вот ведь, казалось бы и некогда было тогда отвлекаться – они ссыпались на головы расслабившихся от упоительного зрелища «вражеских» охотников, подобно демонам мщения из старинных легенд, путая их сетками и вяжа ремнями, как институток из хора благородных девиц, а ведь запомнилось… Перед глазами молодого орка встали нежно-зеленые, отличающиеся цветом от остального прожаренного на солнце тела, окружности… Почувствовав знакомое шевеление в организме, могущее означать, что сейчас станет немного затруднительно идти, Йок быстро начал упражнение, известное любому продвинутому существу удачного пола, коему не повезло быть застигнутым подобной неприятностью в неподобающем месте – старательно вспоминать турнирную таблицу по крикею. «Оркс Гладиаторс», как всегда первые, а «Голубые Динамисты», как обычно, борются за выживание в Лиге», - облегченно закончил упражнение Йок, чувствуя, что оно ему снова помогло. Вопрос в другом - как надолго? Впрочем, «не думать о белом Медвежути» их учили ещё на девятом курсе, а уж на первом-то тем более это будет несложно. Несложно ровно до того момента, как им с Рикки придется остаться наедине в знакомом, но на этот раз абсолютно пустом помещении тренировочного зала. Чувствуя новую волну, приливающую к паху, орк начал вспоминать все знакомые ему грязные ругательства – их он знал много.
Зацепившись ногой за что-то, Йок едва не споткнулся. Машинально произнеся одно из коллекционных ругательств, он уставился себе под ноги. На него взирали чистой голубизной глаза малька в желто-цыплячьей форме курсанта десятого курса. Валяющееся поодаль ведерко с ракушками сразу объяснило всё происходящее – «цыпленок»(как все без исключения дразнили первогодков) тоже был наказан каким-то их, цыплячьим, уродом - Рорхом. И теперь вместо того чтобы гулять с родителями (если они у него были) или просто брызгаться в «лягушатнике» под присмотром воспитателя-наставника, он посыпал дорожки ракушками, и, наверное, ему сейчас не менее тошно, чем Йоку. Йокерит за шкирку поднял малыша с земли и, дав поощрительный подзатыльник, наставительно пробасил:

--Курсанту десятого курса должно быть тенью, коей он и… Что?

--…коей он и является в действительности, ибо недостоин находится даже в одном помещении с настоящими воинами, господин мастер-курсант!!! - бодро проорал малек, вытягиваясь в струнку и пытаясь придать лицу должное выражение тупой почтительности.

Однако растерянно-испуганные глаза выдавали его настоящие чувства. От жизни этот кроха уже не ждал ничего хорошего, пришло верное осознание того, что хорошо не бывает, а бывает только «как положено» или «плохо». Йок вспомнил, как десять циклов назад сам носил эту дурацкую канареечную форму - тогда в его глазах одетые в черную с серебром форму курсанты-старшекурсники казались недосягаемыми грозными богами, сверхъестественными существами. Сейчас, глядя на этого щенка, чьи щеки ещё оставались по-детски розовыми, Йок вспомнил, как сам в таком же возрасте пытался выполнять подсмотренный где-то Тоби-гери – травмированное тогда колено иногда болело к дождю.

--Ладно, расслабься, ученик-курсант! - Йок неожиданно для самого себя дружески улыбнулся и, подмигнув потрясенному таким панибратством мальку, добавил заговорщицким шепотом:

--Мы тоже разумные, «цыпленок», в отличие от уродских господ преподавателей!

И прошел мимо растерянно моргающего малыша. «Если у самого настроение ниже уровня тоски, то пусть кому-то будет повеселее», - хмуро думал орк.
Мысли вновь вернулись к предстоящему вечером спаррингу. Хорошо изучив себя, Йок уверенно мог сказать, что последует, как только они с Рикки «оденутся» по форме «ноль». Представив ехидно смеющуюся Рикки и себя перед ней, закрывающего ладошками «достоинство», Йок снова грязно выругался. Хотелось выть. Одно дело устроить состязание на длину члена в срамном уюте Дома Удовольствий, а совсем другое - демонстрировать любимой девушке своё к ней отношение подобным образом... Йок пораженно замер. Только что он впервые признался в том, как он относится к Рикки. Даже самому себе он запрещал думать об этом. И вот! Тут же новая мысль обрушилась на его злополучную голову: «Неужели «Зловреда» об этом догадался?». «Конечно, догадался, отсюда и такое наказание». Йоку становилось физически плохо – в висках звенело,  в груди что-то сжалось, мешая дышать. Орк остановился и постарался привести мысли в порядок. «Спокойствие, только спокойствие» - повторял он про себя любимую присказку героя детских сказок, прожорливого дракончика Карла. Но спокойствие не приходило. Йокерит представлял хохочущую, но вместе с тем разъяренную Рикки. Зрелище представлялось страшным – мало того, что такое к себе отношение гордая Рикки вряд ли простит, так ведь и разнесет своим ехидным острым язычком новость о его конфузе всем курсам. Йок представил, как становится посмешищем всей Школы, с удивлением отметив про себя, что на это ему все же чхать… Выходит, боль вызывала мысль о том, что он обидит Рикки?

«Может, просто заранее предупредить её?» - перебирал варианты орк.

«Ага, так и заяви: Знаешь, Рикки, я как подумаю о тебе, так могу даже дядю Йохара победить в соревнованиях на длину члена!» - ехидно ответил он самому себе.

«Дядя Йохар… Дядя Йохар…» - какая-то умная мысль всё никак не могла родиться, но щекотливо чесалась где-то внутри… Йок вспомнил дядюшку Йохара – легенду Школы.
Дядюшка Йохар, мастер на все руки, был неизменным атрибутом Школы уже многие годы. Господа преподаватели, казалось, даже не замечали худощавого хромого орка, бродящего  по Школе и починяющего вечно требующее ухода оборудование. А для курсантов дядюшка Йохар был единственным взрослым, при виде которого не требовалось становиться во фрунт или орать положенное Уставом  приветствие. Мальки вечно толклись возле него в надежде на какую-нибудь незатейливую безделушку или просто в тоске по родительской ласке. Старшие курсанты тоже захаживали к дядюшке: поговорить за жизнь, послушать похабные истории, которых у дядюшки был неиссякаемый запас… О чем говорить, если даже в Доме Удовольствий дядюшка посещал ученическую половину? И чем сильнее презирали старика господа преподаватели, тем большее уважение к нему испытывали курсанты. Жаль, Йок не успел посоветоваться с ним. Вчера просто не подумал об этом, а сегодня дядюшка Йохар наверняка гудит в городе либо пиво  пьянствует в Доме Удовольствий. Почему же он вспомнил о нем? И тут же оформилась мысль! Йок вспомнил одну из баек дядюшки Йохара – про бедолагу попа, попавшего в женский монастырь сестер-натуристок… Этот несчастный, борясь с распирающим его дьяволом, переколол годовой запас дров! Не важно, что потом он все же не выдержал и скончался счастливым, в экстазе – погребенный массой развратных монахинь. Йок хлопнул себя по лбу – ему-то нужно всего лишь выдержать пять Шестых дней! Дров у него, конечно, нет, но… Йок, мысленно прося Фроса, чтобы давешний «цыпленок» никуда не исчез, рысью помчался назад.
Малёк всё так же трудолюбиво засыпал дорожку ракушками. Йок, сдержав бег, не спеша подошел к нему и, мысленно показав небу кукиш - на удачу, спросил:

--Слушай, парень, ты, наверное, здесь все уголки излазил? Не знаешь какого-нибудь укромного местечка, где можно усталому курсанту спокойно отдохнуть, попеть похабные куплеты, чтобы господа-уроды не засекли и не испортили отдых?

Малёк задумчиво посмотрел на верзилу старшекурсника и тихо, замирая от собственной дерзости, спросил, выразительно поглядев на нашивку в виде серебряной молнии:

--А почему господин мастер-курсант в увольнение не пошел?

Подавив в себе рефлекторно возникшее желание наорать на мелкого, позволяющего задавать вопросы старшекурснику, Йок, ухмыляясь, ответил:

--Потому что господин мастер-курсант, так же как и господин ученик-курсант, лишен сегодня увольнения господином преподавателем!

--А почему вы тогда в парадной форме? – не унимался любопытный «цыпленок».

Йок задумчиво глянул на паренька:

--Хех… А ты ведь Устава Школы не знаешь! Будут у тебя проблемы…

Паренек ковырнул носком белого тапочка дорожку:

--Уже… Вот… Работаю…

--Работа даже хумансов заставила отбросить хвост! – наставительно произнес Йок, - Ну так что?

Цыпленок о чём-то задумался, а потом снова спросил:

-- А разве господин мастер-курсант сам не знает этих мест? Парк не такой уж большой, его все уже излазили! – в глазенках лисьим огоньком горело любопытство.

Йок аккуратно щелкнул малыша по носу и ласково объяснил:

--От любопытства девки бабами становятся! – и, вспомнив, что одна из мудрых поговорок дядюшки Йохара вряд ли понятна ребенку, пояснил: -- А такие мелкие орки, как ты, получают пинка и дисциплинарное взыскание!

Глазенки малыша наполнились такой тоской, что Йок, мысленно обругав себя «свинским Рорхом», тут же объяснил:

--Понимаешь, боец, - мордочка маленького орка порозовела от удовольствия, хотя он явно понимал, что до почетного звания бойца ему ещё предстоят долгие циклы муштры, боли и пота, - мы не из этой Школы, раньше мы учились в Ровендэйле! Так что я тут ещё плохо ориентируюсь – не до этого было!

И, не удержавшись от небольшого хвастовства, Йок добавил:

--За те три цикла, что мы в этой Школе, было совсем не до парка! Полигоны – это интереснее, скоро сам узнаешь, как выигрываются учебные бои!

Щенячья мордочка выразила недоверие, в глазах по прежнему читалось ожидание какого-то скрытого подвоха - уж чему-чему, а психологии на старших курсах уделялось немало времени. Тяжело вздохнув (правда, вздохнув мысленно, внешне оставаясь каменно-спокойным), Йок бросил:

--Разрешаю задать ещё вопрос! – и, испугавшись, что малёк сейчас погребет его в дебрях «почему, отчего, зачем», лезущих как грибы после светлого дождя из любого щенка, охладил его пыл:

--Но только один вопрос! После следующего останешься на неделю без сладкого!

Малек задумался, видимо, стараясь как можно точнее сформулировать разрешенный старшекурсником вопрос, а потом, запинаясь, выпалил:

--Но ведь… За три цикла… Весь парк можно излазить! Я вот весь-весь парк знаю, а только осенью… Меня сюда взяли! – и замер, сверля глазками лицо старшего по курсу.

Йок смотрел на этого малька, которому ещё предстоит всё то, что он с друзьями уже прошел. Как объяснить тебе, малыш, что на старших курсах нет времени играть в парках? Как объяснить тебе ощущение, когда после лекций,  тренингов, спаррингов и снова лекций, лекций, лекций ты чувствуешь, что забыл даже собственное имя, а все мечты сводятся к одному – ледяному душу и тому часу, что оставляет старшекурсникам на «личное время» жестокий распорядок Школы? Для тебя три цикла - это почти половина жизни, а для нас… Для нас это всего лишь один большой, безумный экзамен! Но сейчас тебе этого не понять, у тебя всё впереди, «цыпленок», все впереди… Йок посмотрел на малыша и стараясь чтобы его слова прозвучали как можно более искренне соврал:

--Просто я не любопытен, да и парки везде одинаковы!

Малыш задумался, а потом доверчиво сказал:

--Есть в парке одно место… Я туда раньше ходил часто… Ну… Когда хотел, чтобы меня никто не видел…

--Плакать? - без улыбки уточнил старшекурсник.

--Это уже давно было… Последний раз… - буркнул малёк.

Йок вспомнил, как сам когда-то тихо плакал в пахнущую НЕ домом подушку от одиночества и тоски.

--Это со всеми бывает! Потом разучишься!

--И с вами? – снова захлопал глазами малыш.

«Эк, какой лупоглазый», - со странной лаской подумал Йок. И, улыбнувшись своей самой ослепительной улыбкой, от которой, случалось, бледнели гражданские хумансы, ответил:

--Это было давно и неправда!

После чего, подняв ведерко, высыпал остатки ракушек в кусты и официальным тоном произнес:

--Ученик-курсант, сообщите вашему дежурному офицеру, что мастер-курсант первого курса группы «Удав», Йокерит снимает с вас взыскание за помощь, оказанную вами старшему по курсу!

Малек подпрыгнул и, схватив своё ведерко, явно приготовился стартануть в мир отдыха, осчастливленный внезапным освобождением.

--Эй! – охладил его пыл Йок, - взыскание-то я с тебя снял, а помощь пока не получил!

Паренек виновато вздохнул, а потом, доверчиво схватившись лапкой за руку старшекурсника, извинился:

--Меня ребята Стариком прозвали - я, когда сильно задумаюсь, всё забываю! Извините, тут близко, только лезть надо через кусты!

И они полезли сквозь густые кусты и высокую траву по старому - наверное, такому же старому как вся эта древняя крепость - парку. Скользя среди мрачных, заросших пушистыми бородами мха, деревьев – ведомый за руку, как большой океанский корабль маленьким буксиром, своим ярко-желтым, как одуванчик, проводником, Йокерит вспоминал. Наверное, не многие уже помнят, как он получил своё официальное погоняло «Пёс Дождя», а просто когда-то он сильнее всех в группе потел от нагрузок и соответственно пахнул… А потом ехидина-Рикки, морща свой острый носик, изрекла: «Йоки, от тебя пахнет, как от пёсика после дождя»… Когда он добыл своё право на прозвище, он уже без сомнений позволил вытатуировать на своём предплечье – «Пёс Дождя». Скосив взгляд на сосредоточенного на своей важной миссии малыша, он представил, как несколько циклов спустя этот возмужавший к тому времени паренек, будет улыбаться, старательно не выказывая боли от раздирающих его руку иголок. И радостно наблюдать, как на его, уже ставшем по-взрослому зеленым, предплечье возникают буквы древнего алфавита, складывающиеся в его имя бойца: «Старик».

«Ничто не ново под Луной!» - философски подумал Йок.

--Вот! – показывая на небольшую полянку, заросшую высокой травой, сказал парнишка.

Поляна вплотную примыкала к древней крепостной стене. Впрочем, как раз в этом месте толстая стена была разрушена, а после заделана современным жидким камнем – ещё одним изобретением пытливого гномьего разума. Потому-то и получилась в этом месте глубокая ниша. Когда-то по старинным крепостным стенам ездили на рептилоидах, а тоненькая белая стенка была всего-то с ладошку толщиной. Образовавшийся загончик вполне годился для задуманного!

--Спасибо, ученик! – искренне поблагодарил Йок малыша. И, отпуская его отдыхать, наставительно добавил:

--Устав - это такая книжка, где каждая запятая вписана кровью умников, пробовавших делать  по-своему! Так что, все же, учи быстрее, рекомендую - жизнь проще станет!

--Выучуууу!!! – убегая, крикнул малыш.

Проводив мелькающее среди зарослей желтенькое пятнышко задумчивым взглядом, орк тяжело вздохнул и стал раздеваться.

III
Аккуратно сложенная стопка одежды, лежащая на зеленой, пахнущей свежестью траве, бросалась в глаза своей нелепой чернотой и ненужностью здесь. Свернувшийся поверх форменного берета хлыст выглядел уснувшей змеей, спокойной, но все равно смертельно опасной! Отливающие мутным блеском бутсы, казавшиеся такими уместными на покрытом жесткой циновкой полу казармы, здесь, в царстве мягких красок и птичьих голосов, ощущались хищными броненосцами, ставшими на рейд возле мирного курортного городка. На пряжке ремня ухмылялся череп - возможно, его веселил выбитый там же девиз Имперских Легионов: «Сами Боги!».
Йок улыбнулся своим мыслям. Этих сравнений он явно нахватался от Доджета. Вспомнилась очередная мудрость из запасов великого дядюшки Йохара: «С какой девкой поведешься, от той дурную болезнь и получишь»! Доджет влился в их группу уже здесь. Вместо Гемба, навечно оставшегося в Ровендейле – городе, в котором озверелая толпа хумансов, поддержанная восставшими матросами с имперских броненосцев, устроили резню, подняв бунт против Империи и уничтожая всех, кто не потерял разум от пронизанных ненавистью лозунгов дураков, кричащих, что расы должны быть разделены, а Империя разрушена.
Гемб погиб одним из первых – случайная, залетевшая из города, пуля. Никто тогда не понял, почему в строю, приготовившемся к церемонии поднятия флага, вдруг опустился на колени паренек с серебряными молниями мастер-курсанта. Кровь незаметна на красной форме четвертого курса. Дым от подожженных кварталов они увидели  чуть позже. Потом они бежали  катакомбами, ведомые несколькими преподавателями, оставляя за спиной полыхающую пожарами, огрызающуюся огнем Школу. Школу, в которой преподаватели и курсанты-старшекурсники принимали свой последний бой, уходя в Вечность и навсегда оставаясь в Списках и памяти друзей. Солдаты, исполнившие свой долг. Прикрывшие своими жизнями отход малышей-младшекурсников и той горсточки орков из города, что смогли, вырвавшись из охваченного резней Ровендейла, добраться до возвышающейся над городом громады школьного замка.
Йок вздохнул. Три цикла - достаточный срок, чтобы примириться со случившимся, но слишком малый, чтобы утихла боль. Ровендейла больше нет. Когда карательный Легион вошел в напившийся крови город – пленных не брали. Как не брали пленных те, кто приколачивал орков, гномов - всех тех, кто хоть чем-то отличался от озверелых хумансов - к крестам или просто деревьям. Ещё живые завидовали мертвым. Когда безжалостные цепи легионеров вошли в проклятый город, их глазам открылся ад, тот самый ад, которым так любят пугать доверчивых хумансов их лживые священники.  Живым легионеры не оставили никого. Дома были снесены, поля распаханы и засеяны солью – на месте города осталась чадящая незаживающая рана. И лишь обгорелая твердыня Школы возвышалась над уничтоженным за преступления своих жителей городом. Памятником  тем, кто погиб, но все равно одержал победу.
Будь Йок всего лишь на цикл старше, и он бы остался там, рядом с Гембом, рядом с принявшими на себя удар бойцами. Но четвертый курс - это всего лишь ученики, не заслужившие своего права. Права на бой.
Орк поморщился - от подобных воспоминаний всегда больно. Но надо жить. Это было, но это прошло. И лишь память всегда будет возвращать улыбающееся добрыми глазами лицо Гемба. А на поверке на имя Гемб будет отвечать звенящий от торжественности голос очередного курсанта в форме цвета крови: «В Списках навечно!». Вечность – это так долго.
Возвращаясь к реальному миру, Йокерит постарался перевести мысли на Доджета. Нравился ему этот паренек. И хотя порой над его выходками потешалась вся Школа, да и сам Йок при случае не упускал случая дружески вставить шпильку этому чудаку, но упорство, с каким парень предавался своему хобби, внушало уважение. Даже то, что Доджет в качестве своего имени бойца выбрал могущее показаться обидным прозвище «Кендер», говорило о многом. С таким прозвищем он обрекал себя вечно доказывать, что с милым домашним зверьком он схож лишь повышенной мохнатостью ног, но никак не характером. Единственный из орущей толпы курсантов, вырывавшихся из тесных стен Школы на долгожданные сутки свободы, он упрямо шел не в бар - наливаться пивом, не в сад аттракционов - развлекаться до свиста в ушах, даже не старался предаваться на улицах упоительным попыткам кадрения местных красоток, а шел он прямиком в Библиотеку Университета. Из которой возвращался в Школу припорошенный серой архивной пылью, пахнущий старыми фолиантами и свежими мышами. Нагруженный охапками шуршащих копий со старинных свитков. Сгибаясь от тяжести купленных для него друзьями-студиозусами книг, как гном-носильщик со станции парокатов. На все подначки с предложениями перевести его в Университет, где он, бесспорно, станет ученейшим из всех известных орков, Кендер только беззлобно ухмылялся. Постепенно старые шутки приедались, даже Йок стал брать у него книжки. Они помогали отвлечься от мыслей, а читать про странную, не всегда понятную жизнь гномов и хумансов, эльфов и драконов, оказалось неожиданно занимательно.
Окончательно же Доджет всех умыл при посещении Дома Удовольствий. Встреченные на входе хмурым в своей бородатости гномом, они с нетерпением выслушивали немудреные правила этого веселого места, замирая от предвкушения обещанных в названии заведения удовольствий. Все были сражены наповал, когда радостно лыбящийся Доджет затараторил что-то на хлюпающе-рычащим гномьем языке. Похоже, гнома это удивило не меньше - на миг приоткрыв украшенную острыми, похожими на иглы, зубами пасть, он растерянно глядел на орка выражавшими безумное изумление красными глазами. После чего, как-то суетливо дернув роскошной огненно-рыжей бородой, пробасил курсантам:

--Короче, клыкастые! Правил много, но сами разберетесь чего куда пихать, не дети! Заранее предупреждаю - учините непотребства, сделаете кому-то из девчонок больно, кастрирую лично! – и таща за собой радостно хлюпающего гномьим наречием Доджета, закончил, - а вашему другу в знак уважения к его разумности будет предоставлена особая программа!

Действительно, Доджет присоединился к ним уже на выходе, по-прежнему сопровождаемый величественным гномом. На все вопросы он загадочно отмалчивался, но, судя по тому, что выглядел не менее довольным и утомленным, чем остальные распутники, гномья программа «для особо разумных» пришлась ему по душе.
А ему сегодня предстоит собственная программа, «для особо неразумных» - мысленно передразнил гнома-привратника Йокерит. Откидывая ненужные воспоминания, орк несколько раз глубоко вздохнул и сел  на колени, поджав под себя ноги так, чтобы  колени  были  сведены  вместе  и направлены вперед, пальцы одной ноги лежали на пальцах  другой.  Корпус прямой, плечи расправлены и параллельны земле, руки на бедрах,  подбородок слегка приподнят и смотрит вперед, челюсти плотно сжаты,  глаза  закрыты.
Полностью расслабив тело, Йок тщательно освобождал разум от посторонних мыслей и всякого рода переживаний. Сейчас у него одна цель - он  пришел сюда, чтобы что-то с собой унести, чтобы узнать то, что  еще  не  знает,  чтобы научиться тому, чего  еще  не  умеет,  чтобы  превозмочь  себя...  Иначе
тренировка пройдет впустую. Он повторил про себя ритуальную фразу древних бойцов, тех, чье искусство пришло со звезд и живет, переходя от учителей к ученикам долгое время, время, равное вечности: «Как только Вы перестаете грести, Вас  относит  назад». Чувствуя, как уходят лишние мысли и разум очищается от забот, орк представил, как его  неудержимо  засасывает  в
болото. Его тело наполняется вязкой бессильной тяжестью. Он чувствует это.  Его, похожий на отлаженную гномью машину, организм наливается теплом. Затем орка  начинает медленно  тянуть  к себе земля:  постепенно опускается  голова,  плечи,  корпус. Наклоняясь  вперед,  он  медленно вытягивает вперед руки.  Тяжесть переполняет  тело,  она целиком прижала корпус к коленям, и, словно повинуясь ей, до конца расслабившись, Йок как  бы обтекает телом свои колени. Руки вытянуты  вперед.  И вот он уже полностью погрузился в затянувшее мир и его самого болото. Он лежит на дне самой трясины, не  в состоянии пошевелиться. Но он боец, ему жизненно  необходимо  вырваться  из  этого омута. Для этого необходимо резкое  движение, сильный  рывок,  который
вытянет его на поверхность, но для этого нужно  не  просто  усилие,  а сверхсила, сила, которой на первый взгляд у него нет. Но она все же есть! Есть в нем, в его Предках и  в его сознании, и нужно лишь поверить в нее, ощутить зарождение силы в себе и себя в силе! Иначе никогда не  выбраться  из этой вязкой, похожей на страшный сон, трясины. Чтобы сделать этот спасительный рывок, Йок должен  полностью сосредоточиться на нем и, собравши в себе все силы, с  резким выкриком выпрыгнуть как  можно выше.
Сидящая возле аккуратной стопки одежды скореженная фигура, издав дикий, похожий на рев подстреленного мамонта, крик взвивается в воздух!

--Хей-яаааа!!! – разносит вездесущее эхо клич древних бойцов.

--Ой!!! – испуганно взвизгнул рядом тонкий девичий голосок.

Орк кувырком крутнувшись к своей одежде, прикрыл первым попавшимся интимное место, и оглянулся в поисках визжащего существа. Никого не обнаружив при беглом осмотре местности, Йок посмотрел чем же «одел» себя. И едва не загоготал вслух, отметив что выглядит совсем как те орки из бани, к которым по ошибке зашла обнаженная красавица-эльфийка, только в отличии от тех счастливчиков из байки старины Йохара, его украшала не шайка, а форменный, черный берет, с кокардой в виде жёлудя. Ещё раз, внимательно осмотрев прилегающие кусты, орк громко вопросил в пространство:

--Это кто здесь орет?!

--Конечно вы! Кто же еще? – тут же последовал дерзкий ответ.

На этот раз Йок легко определил, что вредное существо находится за тонкой стенкой, а значит не может, ни увидеть его упражнения, ни тем более помешать им. Швырнув берет к остальной одежде, орк на мгновенье задумался, может ли он продолжить тренировку и не найдя чем ему может помешать кто-то находящийся вне стен школы, решил приступить к разминке.
Начал как всегда с обычного бега, наращивая темп, он почувствовал, как рожденный его движением ветерок приятно обдувает разгоряченное тело. Йок вспомнил рассказ Кендера про древнего мудреца утверждавшего, что всё в этом мире относительно. А прав был древний трупняк - неподвижный жаркий воздух, превращался для несущегося вдоль стен орка, в свежий ветерок. Дышать становилось легко и начало приходить, то, особое, чувство – ощущение власти над собственным телом. Ощущение жизни.
Не снижая скорости, орк перешел к бегу на внешней стороне стопы.

--Эй, вы ещё там? – отвлек его все тот же голос.

«Это ты, говорилка, там, а я тут!» - мрачно подумал Йок, перейдя к бегу на внутренней стороне стопы.

--Я же слышу, как вы пыхтите, – снова донеслось из-за стены, и примирительным тоном просящего прощения ребенка, - ну извините! Просто я задремала, а тут такой клич странный. Ну не молчите!

--Я сюда не разговоры говорить пришел! – буркнул орк которого стал раздражать писклявый голосок.

--Вы пришли сюда кричать? – съязвили за стеной, - давайте! Это я от неожиданности первый раз испугалась! Можно даже вместе орать!

--Ааааааааааааааа!!! – завопили за стеной, и тут же снова спросили, - Правильно я ору?

Орк галопирующий на пятках, стараясь не сбить дыхание посоветовал:

--Орать надо немного громче! Тут где-то патруль поблизости должен бродить, как раз решат, что вас насильничают, прибегут, и вам сразу станет веселее!

Голосок засмеялся, будто серебряные колокольчики зазвенели.

--Это орки что ли?

--Не хумансы же!

За стенкой снова захихикали:

--Тогда не придут, решат, что кто-то из них забавляется со мной, и не захотят мешать!

«Хумансийка» - удивился Йок, - «Интересно какого Фроса ей здесь нужно, возле Школы?»

Сменив пятку на носочки, выдирая когтями траву орк продолжал нестись в странном хороводе, чувствуя как всё стремительнее и стремительнее несется по жилам кровь.

--Придут! - успокоил собеседницу орк, - Придут, чтобы спасти брата-бойца от насилия озабоченной хумансийки!

Услышав в ответ фырканье, орк продолжил:

--Орки ребята надежные, своих не бросают!

--Да кончай ты орка из себя корчить! – раздраженно проорали из-за стены. --Всё равно непохож!

От неожиданности Йокерит затормозил, взрывая землю когтями ног. И чтобы не срывать разминку перешел на правый  приставной шаг.

--Это почему же непохож? – стараясь не выдать своё удивление, спросил Йок.

--Все собакоголовые сейчас пьянствуют в городе, пристают к честным девушкам, носятся по пляжам. Даже щенки под присмотром зеленых крокодилиц, в город поперлись! – зло ответили из-за стены.

--Погляжу, орков ты не жалуешь? – орку стало не по себе, в этом почти детском голосе слышалась неподдельная ненависть. Странная ненависть.

--А ты что так уж любишь этих крокодилищ?

 Шагая левым приставным, орк ответил как можно честнее:

--Так уж не люблю, тем более крокодилищ, но у нас ровные дружеские отношения, а кое с кем и…

--Да брось ты! – пренебрежительно донеслось из-за стены, - если ты работаешь на них, то это не значит, что ты их друг!

И тут же чуть испуганно:

--Эй, только не думай, что я что-то имею против такой работы! Сама иногда подрабатываю официанткой в баре, так что на пьяные, зеленые морды нагляделась досыта!

Йок побежав спиной вперед,  спросил:

--А ты уверена, что пьяные зеленые морды, так уж отличаются от пьяных розовых морд? Надо быть справедливым пьяные орки на улицах не валяются, а пьяных хумансов патрули регулярно по домам таскают! Не умеешь пить – делай детей! – завершил он обличающий невоздержанное питие спич.

--А ты так уверен, что делать детей проще, чем нажираться? – собеседница теперь откровенно веселилась.

Впрочем, орк поймал себя на том, что его самого занимает эта дружеская беседа. Сменив направление пробежки, и совместив её с врашением вокруг своей оси, Йок наблюдая как несется в диком хороводе зелень парка, серость неба, сила камня, и белая заплатка стен выдохнул:

--Не уверен… Ещё… Не сделал…

--Чем ты там все-таки занимаешься? – удивленно спросила хумансийка. И добавила:

--Такое ощущение, что ты как раз сейчас детей делаешь! Пыхтишь задохнуто так…

Не прекращая дикого разминочного танца и добавив к нему захлест высоко поднимаемых бедер, орк съязвил:

--Похоже… у тебя опыт в делании детей… поболе моего будет… уже по дыханию определяешь… кто чего делает?

--Я сейчас обижусь и уйду! – предупредил голосок.

--Как хочешь… - выдохнул Йок, все же ловя себя на том, что разговор его забавляет, хотя и несколько отвлекает от занятий.

--Обижаться не хочу, но буду вынуждена, если ты не прекратишь говорить пошлости!

--Все… прекратил! – стараясь удерживать контроль над дыханием, просипел орк.

--О чем будем говорить, если про пошлости ты сама уже все знаешь и мне тебя не удивить? –уточнил Йокерит переходя на спокойный шаг. Усилием воли остановив пытающийся продолжить тошнотворное вращение мир, он уточнил:

--О снах? О книгах?

--Для начала бы неплохо было представиться! – задумчиво протянула незнакомка. -- Я Линни! А тебя как звать заморенный юноша? – церемонно вопросила она.

--Йок, - коротко представился орк снова начиная разбег, на этот раз дико вращая шеей, разминая мышцы защищающие хрупкие шейные позвонки.

Повороты вправо-влево, вверх-вниз максимально. Вращение вокруг своей оси. И тут же подключая руки - рывки и вращения, ножницы большие и маленькие.
Вращения в  разные  стороны,   вращение в плечевом суставе, локтевом.

--Снова шутишь? – на этот раз хорошо был слышан подавленный в зародыше зевок.

--Почему? – удивился орк.

--Имя оркское, у них эти Йоки-Йокериты через одного, какому ослу придет в голову назвать парня собачьей кличкой?

Уязвленный орк, втайне гордившийся таким легендарным именем, съязвил:

--Саму как эльфийку звать, я же не спрашиваю, какой свин назвал дочку сокращением от Алиен? Может, не знал, что была такая принцесса у эльфов, все единорогов совращала, пока последнего не заморила? – выдохнул Йок.

Линни раздраженно ответила:

--И не надо снова пошлить, что там было с единорогами, не знаю, возможно, они просто тянутся к свету и чистоте, но о принцессе Алиене сложены легенды и баллады!

Йок закрутил солдатскую мельницу.   Чувствуя, что дыхание уже полностью подчинено его воле, орк высказал:

--Не знаю к чему там тянутся единороги, может у них период гона и они зебру от эльфийки не отличают, но про Йокерита тоже сложены легенды!

И торжествующе добавил:

--На площади Согласия монумент стоит!

Голосок Линни выразил почти физическое отвращение:

--«Унесенная орком»?

Йок снова удивился, ему всегда нравился этот памятник. Изваянный, из темного как ночь камня, орк, прижимает к груди хрупкую девушку в изодранной одежде. Древний мастер смог передать и нежность во взгляде огромного орка-бойца, и надежду в грустных глазах маленькой хумансийки. Казалось, давно ушедшие на Луну влюбленные, продолжали жить, навечно соединенные магическим резцом скульптора.

--Это легенда, но когда-то это было былью. Об этом написано в старых манускриптах.

Сделав мостик, орк кувырком сел. Совершая наклоны вперед к ногам, повороты корпуса назад, вбок, он с недоумением слушал, как снова наполнившийся яростью голос, со скрежетом боевых мечей рубит:

--Это ложь! Большая, красивая ложь! Я читала эти писульки, все же не зря в Универе мышей гоняю. Сам вспомни! Орк там более человечный, чем человек. Это типично орковская позиция-попытка показать, что те, кто кажутся зверями, более  люди, чем те, кто изначально кажутся людьми и людьми же являются. Наезд на эльфов - наезд на человеческие  представления о доброте, которые эти звери не приемлют. И орки во всей красе! Во всей красе! Именно красе - кроме внешности, нет ни одного черного штришка.

Не дав Йоку вставить даже слова, Линни хмуро бросила:

--Пока, тёзка-орков! Испортить настроение ты умеешь. Пойду я, кажется, дождь собирается, а мне ещё пилить до города. Не хочешь даму-то проводить, заодно и обсудим что-нибудь, а то беседы через стенку выглядят странно?

Йок растерянно задумался. Обижать эту смешную, в своей детской ненависти, девицу совсем не хотелось. Подумав, он сказал правду:

--Я месяц не смогу выйти за территорию Школы.

--Контракт? – понимающе протянула Линии. И прежде чем орк что-то ответил, прощебетала: --Тогда здесь же через неделю. И как будто ставя точку в беседе:

--А ты забавный, Йоки-токи!

С той стороны стены раздался шорох листьев. И наступила тишина. Незнакомка исчезла, не сказав даже традиционного «прощай». Странные они существа хумансы… Нелепые. Сами не знают для чего созданы, и всю жизнь проводят в поисках смысла этой самой жизни. Дядя Йохар иногда рассказывал о них…
Йок растянулся в шпагате. Продольный, потом поперечный. Растягивая мышцы до ощущения свободы в  связках, орк нет-нет, да и вспоминал серебристый колокольчиковый смех Линни. Почему-то ему стало интересно, как выглядит это существо.
Но, когда, закончив длинную разминку, орк начал тренировку, никакие лишние мысли не отвлекали его от Пути Опустошения, как назвал это искусство один из древних мастеров.
Если бы кто-нибудь наблюдал за этим уголком старого парка, то его глазам предстал бы странный, состоящий из высоких прыжков, мгновенных падений, и странных изломанных поз танец. Зеленая фигурка танцора, покрытая остро пахнущим потом, скользила по небольшому пятачку вырванному у древности стен, и лишь далекие раскаты грозы служили аккомпанементом этому странному танцу - танцу жизни и смерти.
Дежурные по Школе равнодушно несли свою неспешную вахту, боец-курсант Энрике глядя в окошко казармы на блистающие вдалеке молнии, задумчиво грызла кончик своей косы, а по направлению к городу бежала молоденькая хумансийская девчонка, в легком платье цвета доброго, теплого моря… Над миром царило тревожное ощущение приближающейся грозы!

IV
Покрытый потом орк обессилено лежал на траве, его собственное дыхание казалось чужим, доносящимся извне хрипом. Сердце трепещущим комком плоти билось о ребра, и эти удары отдавались тяжелым гудом в перегруженных мышцах. То, что начиналось как обычная тренировка, пусть в не совсем обычном месте, превратилось в нечто большее. На белой стене отчетливо выделялись пятна свежей земли, будто какой-то шкодливый проказник кидал в стену гротескные черные снежки. На самом же деле это всего лишь перепачканные во взрыхленной земле ступни орка безжалостно били белоснежный камень, били, словно пытаясь этими бессмысленными ударами выплеснуть неподобающие бойцу мысли и желания вовне, избавиться от них навсегда.
Йок позволил своему утомленному телу отдохнуть только тогда, когда понял, что больше не может держать равновесие, а собственный организм, словно став предателем, больше не подчиняется приказам озверевшего мозга. Поняв, что сил больше не осталось, орк снопом повалился на взрыхленную когтями лужайку, где измятая трава, перемешанная с жирной черной землей, приняла на свои привычные ко всему плечи, утомленное тело бойца.
Под взглядом помутневших от усталости глаз паренька, все так же медленно плыли тучи, вокруг заметно потемнело. Слушая свое, уже становящееся более размеренным, дыхание, Йок думал о том, что ему предстоит после вечерней поверки. Церемонии, на которой Дежурная смена и несколько таких же неудачников, как они с Энрике, будут наблюдать, как янтарно-желтый флаг, с Черной Луной в центре, будет устало опускаться в руки дежурного офицера-преподавателя, сопровождаемый печальным сигналом боевого горна. А впрочем, сейчас ему уже было все равно. Хотелось закрыть глаза и перестать думать. Совсем. Стать как вон то мохнатое сизое облако, которое, медленно клубясь величаво и не спеша, свершало свой только ему известный путь, почти не выделяясь среди поддерживающих его плечами туч грозового строя.
Раздавшийся где-то поблизости шум напомнил орку о звуках издаваемых болотами, по которым они месяцами лазали на занятиях по выживанию. Ленивая мысль шевелилась где-то в темных глубинах усталого разума. Чем-то этот звук был ему знаком. Какая-то болотная птица, из тех, что они могли имитировать, подавая, друг другу условные сигналы? Протяжный, бурчащийся стон повторился. На этот раз Йокерит точно определил его источник – собственный живот. Забытый со вчерашнего вечера желудок, обиженно требовал своей порции.

--Молчать! – устало скомандовал орк своим разговорчивым внутренностям.

Еды сегодня тоже не будет. Дежурная смена питается сухим пайком. Курсанты в городе проматывают серебро, щедро выделяемое воспитанникам Империей. Бойцы не должны ни в чем нуждаться – это правило, признаётся всеми. Но вот если ты был настолько плохим бойцом, что вместо увольнения вынужден проводить весь день в надоевших стенах альма-матер, то вини себя. А впрочем, писавшие Устав в этом пункте были правы, времени у провинившихся курсантов было в избытке. Закрытые аудитории, библиотеки, тренировочные залы оставляли только два варианта – сидеть в казарме, или гулять в парке, где вполне по силам было найти себе пропитание. В конце концов, накопать дождевых червей это не так долго – не очень вкусно, но вполне питательно. Но даже на эту нехитрую работу сил уже не оставалось, да и время поджимало.
Тяжело вздохнув, Йок, приступил к проверке рассказа дядюшки Йохара на правдивость. Представил Рикки такой, какой она была тогда, на реке перед разинувшими слюнявые пасти курсантами выпускного, нулевого курса: капельки воды драгоценными камнями горящие, на гладкой упругой коже девушки, распущенные иссиня-черные волосы тугой волной струящиеся по гибкой узкой спине… Она медленно поворачивается, словно танцуя в струях лениво текущей реки… Дерзкий взгляд золотистых глаз, манящие губы из-за которых чуть блестят ослепительно прекрасные, остренькие клыки… Нежно-округлая грудь, на которой будто экзотические ягоды... 
Орк опустил глаза вниз и издал тоскливый, печальный вой, на который тут же откликнулся один из караульных псов вдалеке:

--Ууууууууууууууууууууу!!!!!

В том месте, где его кривые ноги волей природы крепились к телу, дерзко вытягиваясь к небу, вырастал толстый зеленый ствол!
Всё напрасно! Дурацкий хумансийский священник не шел ни в какое сравнение с полноценным орком. Надо было быть кретинским идиотом, чтобы понадеяться на какие-то рассказы про хилых хумансов! От собственной слабости, глупости, уродства тошнило… И будто решив добить бестолкового орка, с неба тяжелым потоком обрушился ливень! Смешиваясь с потом, превращая землю в грязь, мгновенно промочив сложенную одежду, потоки воды неслись с хмурых небес, освежая утомленный духотой мир. И словно артиллерия наступающих войск, в полную мощь ударил гром, до этого лишь тихо рокотавший вдалеке.
В призрачном свете змеящихся в небе молний зеленое существо, по которому текли струйки воды, смывая пот и землю, натягивало насквозь промокший, черный комбинезон. В грозном отблеске небесных разрядов серебром сверкали молнии на рукаве форменной одежды.
Залитый потоками воды плац, словно легендарное зеркало эльфов, таинственно мерцал, отражая свет зажженных дежурными фонарей. Йок, чувствуя себя водоплавающим русалом, подбежал к месту построения в момент, когда горнист уже начал своё вечернее соло. Плац, в обычные дни заполненный разноцветными шеренгами торжественно замерших курсантов Школы, сейчас напоминал доску для игры в «рюмашки», в тот момент, когда партия подходит к концу – почти все рюмки выпиты соперниками, и лишь несколько одиноких фигур ещё продолжают ждать ходов питаков. За исключением Дежурных, напоминающих в своих боевых «хамелеонах» бесплотные призраки, лишь несколько фигурок занимали места своих групп на плацу. Йок подбежал к своему обычному месту и замер рядом с, одетой в прозрачный дождевик поверх такой же как у него черной формы, Рикки.
По плацу, торжественно чеканя шаг, шёл дежурный офицер в сопровождении двух ассистентов, в чьих лапах тускло сверкали обнаженные мечи. Йок сотни раз наблюдал эту картину, и каждый раз печально-тревожное чувство рождалось в нем – фигуры в боевой амуниции Легиона, блестящая боевая сталь, тоскливый плач горна… Ощущение того, что он присутствует на церемонии погребения очередного дня, усиливал шорох дождя, капли которого будто слёзы стекали по торжественно-напряженным лицам.
Флаг Империи медленно опустился на руки офицеру, и был с почетом унесен в места, где спят флаги. Йокерит вспомнил, как ещё на десятом курсе, маленькая Рикки сочинила для них всех сказку. Сказку о том, что флаги на самом деле живые, и они устав за день бороться с холодным, злым ветром спят в своих, специальных казармах, где им снятся сны, будто они не флаги вовсе, а маленькие веселые орки… Смешные они были. И смешно, что не забываются такие пустяки.

--Эй, командир, мы тут до утра стоять будем или что? – отвлек его от воспоминаний, как всегда веселый, голос Энрике.

Он вздохнул и мрачно спросил:

--Ключ от зала у дежурного получила, или мне ещё и в караулку чапать?

Девушка, дернув носиком, огрызнулась:

--Можно подумать это я где-то целый день пропадала! – и, стараясь идти в ногу с Йокеритом, заинтересованно спросила:

--Йок, а и правда, где ты пропадал весь день? Я уже начала думать, что ты в самоход пошел!

Йок хмыкнул. Ему представилась картина, как он, оглядываясь, будто эльфийский лазутчик, перелезает по штурмовой лестнице через высоченную крепостную стену.

--Ключ-то взяла? – тоном ниже повторил свой вопрос Йок.

Рикки молча продемонстрировала ему золотистую пластинку ключа, на котором было выбито «Т.З. 1» - «тренировочный зал первого курса». И снова с улыбкой оглядев его, сообщила:

--А ты сейчас, в самом деле, похож на пса дождя, весь мокрый, злой, нахохлившийся… Что случилось-то? – уже серьезно спросила она.

Йок шагая к корпусу, где располагались спортивные залы, честно ответил:

--Как дурак целый день в парке проторчал, вымок как собака, лучше бы с тобой саранчи наловили на обед!

Рикки справедливо заметила:

--От саранчи толку-то, вкусно, конечно, но её пока наловишь, больше сил потеряешь, чем приобретешь за таким обедом. Баловство это!

И тут же, ослепительно улыбнувшись, затараторила:

--Ой, а к нам в казарму дядюшка Йохар заходил, починял кровать, которую Кендер головой Ларса сломал!

Орк тоже улыбнулся, вспомнив как обычно тихий и спокойный Доджет, схватил здоровяка Ларса и приемом дай-джигу бросил его через всю казарму так, что бедняга пробил головой деревянный подголовник койки. Разбушевавшегося Кендера ели удержали втроем. Ошарашенный Ларс бурча под нос: «Сам дурак!», ощупывал большую шишку, вздувающуюся на его лбу. Как оказалось ему все же удалось достать обычно спокойного Кендера шутками про «особую программу» и  «Голубых динамистов». Горячим поклонником этой команды Доджет, похоже, был с самого рождения и видимо чашу терпения обычно спокойного парня переполнило их очередное поражение, ну а Ларс со своими подколками просто напросился под горячую руку. Поделом. Как говаривал господин Рорх: «Не будите во мне хумансийность»!
Рикки вставляя ключ в прорезь замка, между тем, продолжала пересказывать очередную историю дядюшки Йохара:

--…ну так вот, прикинь, мало того, что эти хумансийки специально морят себя голодом, чтобы из них ребра торчали, так они ещё привязывают веревки к грудям и подвешивают их на шею!

Йок моргнул от ударившего в глаза яркого света и захлопнув за собой дверь зала, отделяя их от шумящего дождем мира, растерянно спросил:

--А зачем?

--Что зачем? – удивленно спросила девушка.

--Ну это… Морят себя голодом и груди веревками привязывают? – думая о своём, меланхолично уточнил орк.

--Потому что дуры! – авторитетно заявила Энрике. И окинув собеседника оценивающе-хозяйским взглядом, скомандовала:

--А ну-ка по форме «ноль»! Пока будем тренироваться, как раз комбез немного подсохнет, - и фыркнув все же не удержалась от шпильки, - правда пахнуть пёсиком он всё равно будет!

--Рик, - начал орк, стараясь правильно подобрать слова, - а тебя это… Ну… Не смущает?

Два золотистых глаза изумленно уставились на него.

--Что, «не смущает»?

Не зная, как правильно объяснить ей свою мысль, орк промямлил:

--Ну форма «ноль», мы ж не мальки какие… И…

--И поэтому нечего уподобляться этим самым малькам, переживая из-за разной ерунды, командир! – перебила его Рикки, расшнуровывая свои бутсы. --Хочет Рорх спарринг, получит спарринг, пусть себе дальше радуется! – закончила Рикки и одним гибким, движением сбросила комбинезон, как змея сбрасывает старую кожу.

--Ну, - требовательно протянула она руку.

Ещё раз помянув господина Рорха и всю его родню подходящим словом, Йок тоже «оделся» по форме «ноль». Стараясь не глядеть на Энрике, которая, деловито растягивала его комбез на тонкой лавке, он сделал несколько сальто, проверяя насколько вернулись к нему, потерянные в идиотской тренировке, силы. Мышцы были скованы, от перегруза их неприятно тянуло. А впереди ещё спарринг с не самым слабым бойцом…
Йок бросил не оборачиваясь:

--Я уже размялся в парке, разминайся без меня.

--Угу, - ответил за спиной звонкий девичий голос.

Йок приняв позу для размышлений и закрыв глаза, готовил себя к предстоящему спаррингу, помня правило «Не думать о белом Медвежути», он постарался забыть, что сегодня бой будет немного особенным.

--Хей – яаааа!!! – мощный выкрик девушки не отвлек его от размышлений. Он ощущал, что где-то рядом несется в разминочном танце самая красивая на свете девушка, но старательно думал о толстом Рорхе, который жестоко им отомстил, о странной хумансийке(интересно морит ли она себя голодом), о ученике-курсанте по прозвищу «Старик»…
Плавно текущие мысли были прерваны хлопком по плечу:

--Приступим, партнер? – ухмыльнулся голосок Рикки.

Йок, выпрыгнув с разворотом из положения сидя, склонился перед своим противником в ритуальном поклоне.
Огромный, залитый ярким светом гномьих ламп, зал рождал странное эхо, в огромной зеркальной стене отражались две фигурки замершие друг перед другом. Кривоногий бритоголовый орк и хрупкая тоненькая оркийка с толстой длинной косой.
Йок наблюдая как девушка перетекает в стойку Неко-Аши-Дачи(кошачью стойку), очередной раз поразился как же сильно Энрике напоминает стремительную, хищную пантеру. Хорошо ощущалось, что Рикки горит азартом предстоящего боя, она, как обычно, была готова выложиться до конца. Такой у неё характер – ничего не умеет делать наполовину!

«А это значит, что она мне сейчас наваляет по ушам» - меланхолично подумал орк уходя в защитную Кокутсу-Дачи.

Стараясь держать в поле зрения не только руки, но и ноги девушки, Йок чуть опустил взгляд…
Знакомая жаркая волна накатила на него. Девушка напротив выпрямилась и почесав пальцем нос задумчиво протянула:

--Вот это баньян…

Йок почувствовал, что его уши сейчас вспыхнут, синим пламенем, от невыносимого стыда. Слов не было, да и собственно, что тут скажешь? Вот он, а вот его баньян… Вспомнился детский анекдот про вредного кендера: «А вот твоя панама»…

Рикки продолжая задумчиво разглядывать Йока, заинтересованно спросила:

--Слушай, если это третье место, то какой же у дядюшки Йохара? С руку?

--Чего? – промямлил растерявшийся орк, чувствуя, что сейчас сойдет с ума.

Рикки деловито продефилировала мимо него, поясняя:

--Ну, помнишь, вы трепали про то, как в Доме Удовольствий достоинствами мерялись?

--Я ничего не трепал! – обалдело откликнулся орк.

Неожиданно лампы под потолком погасли, Йок ночным зрением, которое в комнате лишенной окон выручало мало, видел лишь расплывчатые силуэты спортивных снарядов, да яркие звезды погасших, но ещё не остывших светильников.

--Ага, наверное, это Элай был, очень гордился, что тебя обыграл! Но по его словам до дядюшки Йохара вам обоим далеко!

--Не так уж и далеко, - обижено возмутился Йок.

Рикки за спиной тихонько рассмеялась. Её смех странно напомнил смех той хумансийки в парке – те же звенящие колокольцы.

--Йоки, - Рикки чуть замялась, - а долго это будет продолжаться?

Решив, что хуже, чем есть, на свете не бывает, а оправдываться как-то надо, и тем более все знают, что правда это лучшее оправдание, орк пробубнил:

--Не знаю. Рик извини, ладно! Я ничего не могу с этим сделать, он мне не подчиняется… Сегодня чуть себя не уморил в парке…

--Ух, ты! А как? – подозрительно осведомились из-за спины.

--Тренировался, пока были силы, думал, что поможет…

Рикки снова хихикнула.

--Я, правда, ничего не могу сделать! – глупо бормотал Йок.

За его спиной раздались осторожные шаги. Мягкое тело прижалось к спине, а две сильных руки обняли орка за грудь, понимая, что видимо он только что сошел с ума и тяжело бредит, орк услышал, странный, не похожий на себя, слегка хрипловатый шепот Рикки:

--Дурачок, это могу сделать я!

Острые зубки куснули его за ухо. Чувствуя, что сейчас взорвется, орк вырвался из захвата. Но тут же бледное, в туманном восприятии ночного зрения, лицо девушки оказалось прямо перед ним. Орк почувствовал, как его снова обнимают ласковые руки, а под своими пальцами ощутил шелковую нежность непонятных окружностей. Теплые губы впились в него, и уже поняв, что он просто видит сон, Йок расслабился и закрыл глаза.
Поцелуй пах какими-то незнакомыми травами, дальними ветрами и едва заметным кисловатым запахом пота. Поцелуй пах Рикки. Следующий поцелуй был ещё слаще… И ещё… И ещё…

V
Бархатная тьма нежно окутывала пушистым одеялом снов, сквозь которое, ленивыми субмаринами гномов, пытались подняться к поверхности разрозненные покалеченные мысли. Сон медленно отступал, так отступает разбитая, но все ещё непобежденная армия, так отступает отбушевавшая, но всё ещё щетинящаяся мечами молний, гроза.
Зеленый орк лежал на жесткой, узкой койке разглядывая мелькающих во тьме, под закрытыми веками, светлячков. Вокруг него шумела знакомая тишина казармы – разноголосое сопенье и похрапывание вернувшихся из увольнения товарищей, поскрипывание расшатанных деревянных лежанок под грузными телами… Уже совсем скоро забьется в звенящей буйной истерике ненавистный звонок. Звонок означающий начало нового Седьмого дня недели.
Просыпаться совсем не хотелось, остатки прекрасного, хотя и немного странного, и чуть-чуть стыдного сна, ленивым туманом окутывали полудремлющее сознание. Йок с едва заметным чувством стыда, стыда ставшего его постоянным спутником уже целых два цикла, вспоминал свой сон – он и Рикки. Вместе. В бесстыдном сплетении тел и прекрасном переплетении душ. Глупые, запретные мечты. Мечты ставшие привычными с того момента, как Йок понял, что один из его бойцов стал для него чем-то большим, чем просто брат по оружию. Когда же это случилось? Кто, вообще, помнит, когда он становится взрослым? Глупые мысли привычно беспокоили даже во сне.
Орк открыл глаза. Всё, пора просыпаться и прогонять грёзы, пока не сбылась ещё одна из мудростей дядюшки Йохара: «Сны снами, а постель потом наяву стирать!». Йок улыбнулся, как тогда, когда в первый раз услышал эту присказку от веселого старикана.
Зудяще-грохочущий звон адским грохотом обрушался на дремлющую в сладком послеувольнительном сне казарму. Йок, чья голова почему-то странно гудела с утра, резко сел на койке закрыв ладонями уши. Его дернуло болью и, ощущая под пальцами распухшее и увеличившееся в размерах ухо, орк почувствовал, как мир вокруг него разлетается жалкими клочками, подобно мишени превращённой в подобие стайки белых мотыльков точным попаданием заряда картечи из огневика.
Йок отупело глядел на окружающий мир, как будто замедливший своё движение, на медленно вскакивающих со своих коек курсантов… На Рикки сладко тянущуюся в койке напротив… Рикки… Вместе со звуками и вернувшимся к норме мироощущением, возвратилась и память.
Память о безумном нарушении всех правил и запретов. Память о сладкой боли и болезненной слабости. Память о прикосновениях и словах, движениях и чувствах, шепоте и крике, поцелуях и… Шагах господина Рорха, вовремя услышанных умницей-Рикки, его Рикки… Орк пробовал на вкус это словосочетание – «Моя Рикки». Ухо вновь дернуло огнем… Ох какой бой увидел вошедший в тренировочный зал господин преподаватель! Два взмыленных, растрепанных бойца работающих в таком диком темпе, что будь на месте чистокровного орка Рорха, какой-нибудь беспородный хуманс, то не разобрать бы ему ничего, кроме двух зеленых вихрей несущихся в стремительном полете по затемненному залу! Йок вспомнил, как он ощущая в пятках провалившуюся туда душу, а в теле бушующий коктейль из адреналина и остатков недавнего наслаждения, пропускает Нидан-Гери и успевает напрячь пресс спасаясь от короткого и резкого первого удара, но второй более страшный удар, удар в голову, наполняет его череп осколками из звуков, света и обрывков мыслей… Даже сейчас он может вспомнить только несущуюся на него в прыжке фигурку девушки, а после всё скрывает тьма наполненная разъяренным голосом преподавателя и испуганным голоском Рикки.

--Йок, ты как? – Рикки, настоящая реальная Рикки, стоит рядом с ним, уже умытая и одетая, излучая участливость и заботу. --Как голова?

Чувствуя в теле слабость, а в ушах непрекращающийся звон, Йок попытался бодро отшутиться:

--Что мне сделается?

Коротышка Йенс, заправляя свою койку, радостно подтвердил:

--Что ему сделается, у него же там КОСТЬ!, - и ухмыляясь предложил на всю казарму: -- Парни, когда кому-нибудь захочется на Луну, спаррингуемся с Энрике – она если не убьет сразу, то помучает!

--Отвянь, сдубарухнутый! – рявкнул Йок, попытавшись встать с койки, комнату ощутимо покачивало, - если я такой идиот, что не смог блок поставить, то на Луну мне и дорога.

Немного подташнивало, но в Храме, где на торжественной утренней службе, курсанты незанятые в Дежурной смене были обязаны присутствовать каждый Седьмой день, можно будет подремать с открытыми глазами. Главное выдержать утреннюю разминку, пробежку и поверку.
Сдерживая тошноту, Йок проковылял в душевые боксы. Оглушающе-ледяная вода обрушилась на него, отгоняя болезненную одурь, стало чуть легче дышать. С тоской ощущая, что он задерживает всю группу, которая может не успеть на построение и получить взыскание, покачиваясь от вновь накатившей слабости он вернулся в комнату, отметив, что кто-то заправил его койку.

«Как за больным!» – зло подумалось Йоку.

Натягивая комбинезон, он ощущал, как все наблюдают за ним, будто желая помочь в неожиданно ставшем сложным занятии. Йок, зло усмехнулся, ничего и хуже бывало.

«Например, вчера» - подсказал ему услужливый внутренний голос.

--Йок… - начала Рикки.

Её прервал дикий вопль Ларса:

--Группа! Смирно!

Курсанты, вытянувшись черными истуканами, замерли в уставном оцепенении. На пороге казармы,  возникла увесистая личность господина преподавателя Рорха.
Господин преподаватель, стоя на пороге с ехидной улыбочкой младенца только что сделавшего в штаны, хитро прищуря маленькие глазки, радостно начал:

--Группа «Удав», первого, курса получает взыскание за опоздание на построение…

И, выдержав паузу, радостно закончил:

--Но я его отменяю, так всё равно решил зайти к вам в гости…хе-хе… побеседовать, так сказать о жизни и любви… Таким образом…гм…вы бы все равно задержались… - булькая от переполняющего его непонятного удовольствия веселился Рорх, навевая странную тоску на слушающих его курсантов.

Рорх в казармах. Это пришествие, невиданное доселе, могло означать только одно – какую-то на редкость злобную, ужасную, всепоглощающую пакость!
Рорх захлопнул за собой дверь, громко уронив на пол мелодично зазвеневший саквояж.

«Бутылки у него там что ли?» - медленно проплыл в гудящей голове Йока, нелепый, в своей бессмысленности, вопрос.

Между тем господин преподаватель, оглядев помещение, великосветски заметил:

--А у вас тут миленько! Уютненько так! – и снова захлебываясь своим знаменитым на всю Школу ехидным хихаканьем, изволил пошутить: --Было б можно, я б к вам переселился, все б веселее было…хи-хи…вам.

Смахнув рукой несуществующую пылинку с ближайшей к нему тумбочки, господин Рорх водрузил на неё свои мощные телеса, сопроводив этот трюк новой порцией радости:

--Если не возражаете, то я присяду?

Стоящие навытяжку курсанты не возражали.

--Ну и ладненько! – довольно рыкнул Рорх.

Слыша, как скрипит под непомерным грузом ученого преподавательского зада тумбочка, Йок от всей души желал, чтобы дерево не выдержало. Стоять было мучительно трудно. Пол постоянно пытался стать стеной, а потолок мечтал завалиться за спину. От противного хихиканья преподавателя мутило вдвойне.
Рорх ещё немного покачавшись на тумбочке, наслаждаясь поскрипыванием несчастного дерева, скомандовал:

--Вольно! – и продолжил ласково и добро улыбаясь:--Не прав я оказался, ребятки!

«Ребятки», тупо захлопав глазами от такого обращения, удивленно смотрели на скалящуюся во все четыре клыка кабанью морду «Зловреды».
Рорх между тем, всё тем же медовым голоском, продолжал:

--Я вот тут извиниться решил!

«Нам конец!» - понял Йок.

Судя по появившейся в глазах его бойцов тоске, остальные курсантские головы посетила та же мысль.

--Назначив вашему мастер-курсанту и одному из ваших бойцов спарринг по форме «ноль», я не учел, что пример древних бойцов, окажется столь заразителен, что боец решит покалечить своего командира! – голос преподавателя переполнила печаль. Рорх ещё немного поскрипел тумбочкой и уточнил:

--В древности, победивший своего командира в схватке, занимал его место…, - задумчиво оглядев Рикки он, закончил, - …времена изменились, боец-курсант Энрике, теперь вам достаточно всего лишь подать рапорт на имя начальника курса и он будет рассмотрен.

Рорх снова хмыкнул:

--Ваши личные показатели намного превышают средние по Школе, вам вполне по силам получить свою группу. Я настоятельно рекомендую Вам обдумать этот вопрос!

Йок почувствовал на себе пристальный взгляд Рорха, от которого противно зачесалась пятка. Стараясь не думать о том, что последует сейчас, он сосредоточился на том, чтобы не потерять равновесие, голова кружилась всё сильнее. К тому же очень ярко представился бассейн наполненный голодными, злыми крокодилами, по которому плывет он, Йок, с ужасом ожидая, когда острые как бритвы зубы откусят ему самое дорогое. То что крокодильего бассейна на территории Школы не наблюдалось, успокаивало мало – судя по виду Рорха, крокодилов он мог лично привезти из города минувшей ночью.
Грустно покачивая блестящей башкой Рорх продолжал каяться, наводя ужас на слушающих его орков:

--Из-за моего просчета едва не получил тяжёлую травму мастер-курсант Йокерит, а боец-курсант Энрике могла получить сильнейшее душевное расстройство…

Йок, услышал как скрипнули зубы у стоящей рядом Рикки. Неуемный Рорх продолжал:

--…я приношу свои извинения этим достойным всяческих похвал бойцам нашей Школы и отменяю спарринги! – клыкастая морда Рорха выражала полное раскаяние, даже улыбка теперь выглядела растерянной и грустной.

 Йок истово просил Фроса:

«Пусть только это будет не бассейн с крокодилами!»

Наверное, Фрос услышал искреннюю молитву, так как господин преподаватель, хихикнув, высказал новое распоряжение:

--Спарринг я заменяю работами по чистке мест общественного пользования!

Йок с тоской представил уходящие в бесконечность ряды смрадно воняющих толчков, сортиры, почему-то вдруг представившиеся с ножками вроде куриных, завели дикий хоровод на Центральной лужайке школьного парка, а над всем этим благолепием царил довольный рык господина Рорха:

--Совместный труд, он облагораживает!

«Я брежу» - Йок пытался отогнать видение пляшущих на травке сортиров.

Между тем довольный произведенным эффектом преподаватель, звонко хлопнув в пухлые ладошки, завершил утреннюю беседу:

--Все свободны!

Йок, открывший было пасть, чтобы проорать положенные команды, вынужден был захлопнуть её, когда горькая судьба принявшая обличие злобного толстяка в преподавательском мундире закончила:

--Все кроме мастер-курсанта Йокерита, который переходит в моё распоряжение вплоть до завтрашнего утра!

И снова заулыбавшись, становясь похожим на добрую зеленую Луну, какой её часто рисуют в книжках сказок, распорядился:

--Командование группой на это время принимает… - маленькие глазки скользнули по лицам растерянных орков, - боец-курсант Энрике! Вы проявили такое мастерство и упорство, в попытках покалечить своего командира, что вам будет нелишне на денек побыть в его…хе-хе…шкуре, - пояснил преподаватель, добавив, - надеюсь после этого новых попыток проломить череп вашему мастер-курсанту не воспоследует!

Йок, растерянно наблюдал, как его бойцы покидают казарму. Отдавшая положенные команды Рикки, на прощание бросив на него нежный, полный сочувствия взгляд, покинула помещение последней. Йок слушал, как по коридору удаляются шаги его группы, и глядел на лысину поскучневшего Рорха. Над комнатой повисла вязкая тревожная тишина, которую нарушало лишь становящееся всё более громким сопение господина Рорха, да раздающаяся вдалеке строевая песня. Мальки, бегущие на пробежку в парк, орали писклявыми голосами устрашающую песню:

… Ничего на свете лучше нету,
Чем поджарить эльфа как котлету.
Дух уйдет навек к валарам в гости,
Псы сожрут оставшиеся кости…

Новой волной накатила дурнота, не удержав равновесие, Йок покачнулся, схватившись рукой за кровать.
Рорх, спрыгнув с облегченно вздохнувшей тумбочки, молча подошел к курсанту. Улыбка исчезла с его лица, и без того маленькие глазки совсем утонули в складках низкого лба. Подойдя вплотную к старающемуся, стоять прямо, несмотря на плавающий в океане дурмана мир, курсанту, преподаватель тихо прошипел:

--Мастер-курсант, в моем саквояже приказ о вашем отчислении из Школы.

Йок почувствовал, что он больше не способен удержать падающий потолок. Мир, закрутившись в бешеном водовороте темного урагана, рухнул на него, разбившись с печальным звоном на осколки звенящей тьмы.
Лицо обожгла резкая боль, потом словно гром от далекой грозы, догоняющий ускользнувшую молнию, послышался резкий шлепок. Йок открыл глаза над ним страшным призраком, висела клыкастая рожа господина преподавателя Рорха, чей голос, дрожа от переполняющего его презрения, с отвращением цедил:

--Курсант военной школы Оркеса, валится в обмороки, как обесчещенная гимназистка!

--Слизняк капустный! – вынес Рорх справедливый вердикт.

Йок, ощущая как к лицу приливает кровь, попробовал вскочить с койки. Но неожиданно сильная рука господина преподавателя прижала его к жесткому тюфяку казенной постели:

--Лежать! – рявкнул Рорх. И зло добавил: --Меня не прельщает таскать ваше бездыханное тело с пола на койку! Раза вполне достаточно!

--Я сказал, лежать! Это приказ! – уточнил преподаватель, видя, что Йок пытается хотя бы сесть.

Перед носом курсанта возникла пухлая ладошка с растопыренными пальцами.

--Сколько пальцев? – задумчиво спросил Рорх.

«Считать не умеет» - зло подумал Йок, и закрыв один глаз, чтобы прогнать вязкую муть плавающую перед глазами, обнаружил, что рука демонстрирует три средних пальца. Вспомнилась старая шутка, курсанты сопровождали этот жест фразой «Читай между строк!». Йок хотел ответить, но пальцы сжались в кулак, который задумчиво покачивался перед его носом.

--Дать бы тебе по второму уху! – мечтательно произнес голос «Зловреды».
--Чтобы обои ухи стали одинаковые! Жаль нельзя – нечаянно убьешь паршивца, потом устанешь объяснительные записки писать! – расстроено пробормотал он.

--Бейте! – потухшим голосом искренне сказал Йок, - уж лучше так…

Курсант ясно увидел завтрашнее построение, на котором, под гремящую барабанную дробь, дежурный офицер сорвет с него курсантские нашивки. Без всякой магии превращая его из Легионера, будущего офицера, бойца, наконец, в обычного гражданского орка-неудачника… Его и… «Рикки» - бухнуло в висках. От боли орк зажмурился. Рикки для которой десять циклов школы были сложнее, труднее, мучительнее чем для любого орка мужского пола. Рикки, которая единственная из всех оркиек не отсеялась в заведения рангом ниже, дерзко выдерживая безумные требования Высшей Военной Школы Оркеса – Школы, в которой нет деления на пол. Рикки, чью мечту он вчера убил своей ублюдочной несдержанностью…

--Ты о чем думал, кузнечик половозрелый?! – зло спросил преподаватель. --О чем думал, спрашиваю?!!! – ещё громче заорал он.

Поморщившись от звона в ушах, Йок, потерянным, как его жизнь, голосом, честно ответил:

--Ни о чем!

--Ни о чем?!!! – от рева преподавателя, испуганно дзенькнули стекла в окнах.
--О себе ты думал, зёбр озабоченный! О своём уде, чтоб он у тебя отсох и отвалился! – орал преподаватель.--Гнать! – закончил он утомившись.

Йок закрыл глаза, хотелось заснуть и больше не просыпаться. Или спрятаться под теплым одеялом, зная, что ни один монстр, ни один орущий Рорх, не сможет тебя достать. Никогда…

--Как давно это у вас? – неожиданно мягко спросила тьма.

--Что давно? – промямлил Йок, не открывая глаз.

--Мастер-курсант, перестаньте из себя хуманса изображать, - устало сказал Рорх, - вашей любовью пропах весь зал! Неужели Вы думали, что я не знаю, как пахнет любовь? – в голосе преподавателя Йоку послышалась насмешка.

«Конечно, не знаешь, откуда такому мерзавцу это знать?» - зло подумалось Йоку. Но ответил он другое:

--Вам показалось!

--Да, мне показалось! – спокойным голосом согласился преподаватель. --Мне показался запах, показались пятна на матах – мне всё показалось…

Йок открыл глаза, голос преподавателя звучал как-то странно, почему-то в нем родилась сумасшедшая, дикая надежда на чудо. Глядя в спину Рорха, который стоял, отвернувшись от своего курсанта, словно ему был противен сам вид подобного урода, он ловил спокойно капающие в тишину слова:

--Я сделаю то, за что потом буду долго себя винить! Возможно, когда-нибудь вы подтвердите правильность моего решения, став тем, кем можете стать! Хорошими офицерами…

Пухлые пальцы переплелись за спиной Рорха, словно сливаясь в братских объятиях, после долгой разлуки. Йок услышал вздох.

--…Я совершаю должностное преступление, но мне жаль лишать Империю двух потенциально грамотных офицеров.

Рорх резко повернулся и Йок увидел холодный блеск кабаньих глазок.

--Но если мне ещё один раз п о к а ж е т с я что-то, - в голосе захрустел лёд, - вы пойдете под трибунал.

Йок растерянно хлопал глазами. «Зловреда» Рорх и вдруг… Мысли разбегались, хотелось что-то сказать, но не было слов.

--Только в обморок больше не падайте! И дайте Слово, что этого больше не повторится!

Йок, рывком вскочил с койки, прорвавшись через звон в ушах и мутную слабость, и произнес древнюю клятву своего клана:

--Пусть отвернуться от меня предки, пусть даже бездомный пёс не подаст мне лапы, пусть ослабнут мои руки, а глаза никогда не увидят Черной Луны, если нарушу это Слово! Устав Школы больше не будет нарушен и происшедшее вчера, больше никогда не повторится… на территории Школы – выдохнул Йок.

Чего?!!! – рёв преподавателя, напоминал трубный вопль атакующего мамонта.

Стараясь чтобы в словах не было даже намека на вызов или непочтительность, курсант тихо ответил:

--Ни в одном Уставе нет запрета на любовь! От любви я отказаться не могу!

Глаза господина преподавателя расширились, тело пробила крупная дрожь, рот приоткрылся, являя на свет острые клыки. Йок испугался, что господина Рорха сейчас хватит удар. Но тут на комнату обрушилась волна дикого, всепоглощающего, необузданного хохота! Курсант удивленно смотрел на визжащего от смеха преподавателя, из глаз которого катились крупные слезы, а живот дико трясся, вызывая вкуснявые воспоминания о фруктовом пудинге.

--Любовь! Ха-ха… Любовь!! Хи-хи-хи… Любовь!!! Гы-гы-гыыыы…

Булькая смехом, Рорх достал из кармана до жути измятый платок неопределенно коричневого цвета, и изредка взвизгивая от остатков бурного веселья, начал обстоятельно оттирать с большой лысой башки, капли пота, слез и слюней…
Йок растерянно глядел на веселящегося преподавателя, абсолютно не понимая, что вызвало такую бурную реакцию. Немного отсмеявшись, преподаватель взглянул ещё слезящимися глазками на Йока и, хихикнув, спросил:

--Значит любовь?

--Любовь! – твердо сказал Йокерит.

Господин Рорх перестал ухмыляться.

«Что ж он как громом разбитый, то хохочет, то злится?» - отрешенно подумал курсант.

--Как вы себя чувствуете? – спросил преподаватель.

«Не дождетесь!» - мысль была рефлекторной, и Йок устыдился её. Только что Рорх нарушил все писанные и неписаные правила, оставив вопиющий проступок без возмездия.

--Готов приступить к исполнению! – автоматически ответил курсант.

--Мы не на плацу, - поморщился Рорх, - вы осилите небольшую прогулку?

И упреждая молодецкое гарканье курсанта, строго обрезал:

--Подвиги мне не нужны, валяющиеся в обмороке по территории Школы старшекурсники тоже! Так что извольте ответить правдиво!

--Так точно! Способен! – проорал Йок.

--И незачем так орать! – поморщился преподаватель, задумчиво глядя на Йокерита.

Курсант наблюдал, как господин Рорх, подобрав свой колоритный саквояж и плюхнув его на тумбочку, задумчиво роется в его необъятных недрах. Глаза Йока расширились от изумления, из недр уродливого саквояжа показалась внушительная бутыль темного стекла. Мысленно присвистнув, Йок растеряно смотрел на этот призрак зеленого Змия. Алкоголь на территории школы находился под категорическим запретом. Даже для игры в  «рюмашки» использовалась обычная вода, а тут…  Рорх что-то энергично чирикал в извлеченном на свет, вслед за бутылью, блокноте. Стило скрипело и пищало, царапая несчастный листок. Дописав, Рорх призывно махнул рукой подзывая курсанта.

--Сейчас вы пойдете в Дом Удовольствий, передадите привратнику эту записку, - он протянул растерянному орку листок, - а эту бутыль передадите тётушке Мэльдис! Лично в руки! – уточнил Рорх.

--А как я узнаю тётушку Мэльдис? – Йок чувствовал себя участником какого-то нелепого спектакля, сначала чудесное преображение Рорха, теперь ещё какая-то Мэльдис из Дома Удовольствий…

--Да… - задумчиво протянул преподаватель, - похоже, мастер-курсанта вчера повредили сильнее, чем мне казалось. И елейным голоском пояснил:

--Отдадите привратнику записку, он отведет Вас к женщине, Вы спросите, как её зовут, если Мэльдис, то Вы отдаете ей бутыль и выполняете поступившие от неё распоряжения!  Ясно?

--Так точно! Разрешите выполнять? – вытянулся курсант.

--Выполняйте! – кивнул головой преподаватель.

С колокольни школьного Храма звоном ударили колокола, созывая курсантов на торжественную службу. Толстый невысокий орк и молоденький долговязый курсант одновременно сложили ритуальный кукиш, грозя беспощадным небесам…

VI
Колокола гремели тревожно и торжественно, призывно и устало, гремели отголоском далеких времен, когда их древние собратья созывали на сбор кланы, чтобы решать вопросы о мире и войне, любви и ненависти, жизни и смерти. Давно истлели кости древних правителей, ослабла вера в магическую мощь колокольного боя, редкий малёк верит, что небеса, отвергшие когда-то первых орков, обитаемы… Но каждый Седьмой день, гремят колокола в Храмах Империи, вызывая у одних насмешку, у других ненависть, гремят эхом истории, громом забытых гроз, эхом тяжелой поступи древних Легионов…
Сделав ритуальный жест – «Веришь, не веришь, а лишняя удача никогда не помешает», Йок осторожно взял со стола бутылку и, сжимая в другой руке записку, потопал к выходу. Злобное, как у разъяренной очковой змеи, шипение преподавателя, остановило его у самой двери:

--Вы собираетесь так идти по территории Школы?

Курсант непонимающе уставился на толстяка в преподавательском мундире.

--С бутылкой запрещенного алкоголя в одной лапе, а запиской за моей подписью в другой? – ехидно уточнил Рорх.

--Да, но… - начал Йок.

Рорх ухмыльнулся своей фирменной, клыкастой улыбкой и, подмигнув, вздохнул:

--Молодежь нынче тупая уродилась – дети прогресса, как пить дать! – и назидательно объяснил:

--Под комбез с левой стороны пристрой, ремнем притяни – встретишь Дежурного и приветствовать будет удобно и со стороны ничего незаметно…

Йокериту отчетливо представилось: как только он выходит из казармы, Рорх несется своей неподражаемой походочкой одичавшего рептилоида к Дежурному и… вот он, бывший мастер-курсант Йокерит, перед строем, лишаемый нашивок за пронос запретного алкоголя на территорию Школу.

--…а уж если заметят, покажете дежурному туже записку, что я дал для привратника, там приписка есть! – Рорх хлюпнул носом и довольно пробормотал:

--Правда, в этом случае появится очередная байка про то, что ублюдок Рорх придумал новую пытку – соблазнять курсантов алкоголем! – Йок растеряно наблюдал за радостным Рорхом.

«Ничё не понимаю!» - эта мысль плотно засела в голове курсанта, упорно выпихивая любую другую, из тех, что робко пытались занять её место.

Машинально выполняя распоряжение преподавателя, Йок, полностью растерявшись, не пытался даже анализировать происходящее. Возможно из-за кружащейся головы и непривычной слабости тела, странное преображение страшного преподавателя ощущалось ещё одним симптомом недомогания.

«А может это все же бред, а я по-прежнему валяюсь в ауте, на жестком мате тренировочного зала?» - наконец-то прорвалась новая мысль.

Вспомнилась переделка известной мудрости Фроса, которую они услышали вскоре после их перевода из Ровендейла, сюда, в Лоунвилль: «Дождь – мокрый, огонь – обжигающий, а по Школе бродит старина Рорх, терзая курсантские души».

«Расскажи кому, не поверят» - мысли вспыхивали одна за другой, сгорая ночными мотыльками в свете свечи.

Йок, ошалело наблюдал, как Рорх поправив на нем берет, снова улыбнулся странной открытой улыбкой и, помахав пухлой ручкой, попрощался:

--Прямых дорог! Не спеши, иди аккуратно, помни что твоя…хи-хи…«любовь» навешала тебе по ушам нехило!

«То на «ты», то на «вы» - издевается» - решил курсант, стараясь быстрее покинуть казарму. Бутылка приятно холодила бедро под комбезом, надежно притянутая к телу широким ремнем. Закрывая за собой дверь, Йок, с уже ставшим привычным за это утро удивлением, услышал, как оставшийся в казарме преподаватель беседует сам с собой:

--Есть ли у вас план, господин Рорх? Есть ли у меня план?! Есть ли у меня план?!! У меня есть план, господин Рорх!!! Немного поспать в тишине и покое, а не в Храме под нудные завывания остряка Лоэн-гуру!

Закрывшаяся дверь отрезала Йоки, от размышляющего вслух Рорха.
Длинный коридор, в который выходили двери казарм первого курса, на этот раз показался бесконечным. Выйдя на солнечный свет, Йок остановился, переводя дух. Тошнота была сильной, дышать мешало неприятное колотье в боку и сосущая тяжесть в желудке. Впрочем, мысль о еде вызывала лишь тошноту, хотя крайний раз он питал свой многострадальный желудок вечером пятого дня, а сейчас уже во всю сверкало утренним блеском утро дня Седьмого.
Утро играло на приятно теплом солнышке, освежающим ветерком, пахло мокрой, после ночной грозы, травой, пело веселыми голосами птиц. Утро жило. Йок с облегчением ощутил, как освежающая прохлада отгоняет ночную дурноту, даже звон в ушах, слившись с трелями беспечных птах, будто бы покинул его многострадальную голову. Ещё раз, с наслаждением, вдохнув пьянящий аромат утра, орк не спеша зашагал по хрустящей белыми ракушками дорожке.
Путь предстоял неблизкий, Дом Удовольствий размещался в левой башне крепостных ворот. Эти ворота, выкованные в седой древности гномьими мастерами, открывались всего лишь единожды в цикл – выпуская в мир, новоиспеченных Офицеров Империи. Стройная шеренга, сверкающих золотом парадных мундиров, выпускников, шла строевым шагом из школьной крепости к станции паровиков, разбрасывая монетки, по старой выпускной традиции. Гордо чеканя шаг – вызывая гордость одних, ненависть других и ехидство третьих. Солдаты Империи – её меч, её сила, её воля…
Йок, хмыкнув, поймал себя на мысли, что даже думает фразами, которые вбивали в их разум школьные преподаватели Пропаганды. Конечно, в этом нет ничего плохого, всё верно и про меч, и про силу, но все же как-то пыльно это слушается. Орк неспешно бредя по направлению к воротам, попробовал перефразировать мысль собственными, похожими на нормальную речь, словами. Легион – опора Империи, краеугольный камень её мощи… Опять не то. Плюнув на это занятие орк, решил лучше подумать о Доме Удовольствий, в который его направил, непонятный каприз «Злобеса» Рорха.
Имеющий пунктик на истории Доджет, любил рассказывать про то, что Дома Удовольствий пришли из глубокой древности. Когда ещё действовал ныне давно позабытый запрет на межрасовые браки, и женщин не хватало катастрофически, не хватало настолько, что приходилось строить специальные Избы, в которые и ходили в очередь все страждущие мужчины. Мол, те Избы Удовольствий и развились в Дома Удовольствий.  И даже просторечное название Дома Удовольствий – Изба, якобы эту версию полностью подтверждает. Впрочем, этому рассказу Йок верил мало. Доджет вечно что-нибудь рассказывает. Всему верить, это себя не уважать. При чем тут какая-то древность? Всё намного проще – озабоченный солдат, это плохой солдат. Вот и строят Дома Удовольствий для солдат Легиона, а Школа одно из подразделений Легиона. Спрашивается, зачем древнюю пыль ворошить, когда и так всё ясно и понятно? Впрочем, парень Доджет знающий, порой рассказывающий интереснейшие вещи, его бывает занятно послушать. А иногда и откровенно весело.
Вспомнился давний спор, в котором Ларс упорно доказывал смеющимся друзьям, что известное выражение «пойти налево», появилось именно потому, что школьные Дома Удовольствий находятся в левых приворотных башнях. Мол, вот и идут озабоченные налево, а гражданские просто перехватили это «выражение» и повторяют бездумно, как неразумные птицы-говоруны. Доводы о том, что если у них Дом Удовольствий в левой башне, то где-то он может быть и в правой, отвергались Ларсом с презрением:

--В Ровендейле Изба тоже была в левой!

Даже логичный довод Энрике, что в крепостях размещают лишь Школы, а в расположении частей Легиона иногда вообще нет башен, а Дома есть везде, упрямец тоже напрочь игнорировал. Эту веселую перебранку смог прекратить только Доджет. Разозленный шумом, мешающим ему читать очередной трактат из жизни гужевых рептилоидов, знаток истории прочел целую лекцию об анатомических подробностях строения детородных органов хумансов. Обширный экскурс свелся к одному – кривизне этого органа, у среднего хуманса часто загнутого влево. То есть «пойти налево» - означало всего лишь «поддаться зову плоти». Этим спор был благополучно завершен. Неожиданное продолжение эта история получила спустя некоторое время, когда разъяренного Ларса доставил в Школу патруль, и бедняга был лишен увольнений сроком на месяц, с вердиктом «за чрезмерное употребление хмельных напитков и непристойное поведение». Быстро распространившиеся по Школе подробности похождений перепившего пива Ларса, пристававшего на улице к обалдевающим хумансам с вопросами о кривизне их органа, вошли в анналы школьных баек. А Ларс получил долго продержавшееся прозвище «Ушедший направо». Йок улыбнулся – «А кто-то говорит, что жизнь скучна» - вспомнилось ему.
Тень от школьного Храма темным одеялом накрыла дорожку. Йок почувствовал, как больное ухо, отогревшееся под ласковым солнцем, схватывают прохладные мурашки. Огромное каменное здание, за чьими стенами сейчас скучали курсанты, подавляло своей архитектурой – холодом и мрачностью. Йоку, представилось как на длинных деревянных лавках, словно нахохлившиеся разноцветные птицы, сидят курсанты в своих парадных мундирах. Те, кто не научились ещё спать с открытыми глазами (а это искусство не так легко дается), слушают сейчас занудные рассказы настоятеля Лоэн-гуру о жизни и подвигах Великого Фроса. Брр… Йоки передернуло от отвращения. Служба всегда вызывала в нем уныние и тоску – печаль по бездарно упущенному времени, которое уж точно можно было бы провести с большим толком, занимаясь на снарядах, да что там говорить, даже просто слушая лекции в аудиториях. Вместо этого всем приходилось внимать школьному настоятелю, чья занудность могла сравниться только с его же подвигами по части пития огненной воды. Если бы не его подвиги в пивных соревнованиях, быть бы ему посмешищем школы, но как можно смеяться над уникумом, способным один на один перепить гнома и остаться в живых? Поэтому курсанты прощали своему пастырю и редкую однообразность и занудность проповедей, и необычный для орка цвет лица – не зеленый, а уже ближе к синему. Прощали всё. Зато с чем можно было сравнить то удовольствие, что приносили его возвращения из города? Йок улыбнулся, вспоминая, как обычно проходили подобные возвращения. Ведомый под руки патрульными, которых частенько специально приходилось посылать на поиски заблудшего наставника, почтенный Лоэн-гуру, своим хорошо поставленным голосом далеко разносящимся в вечерней тишине над Школой, орал, что-нибудь из репертуара дядюшки Йохара. Но если в устах старины Йохара песенки казались чем-то обычным, то угрожающий рокот голоса почтенного Лоэн-гуру предавал фривольным стишкам, какой-то особенный, торжественный смысл. Редкие же счастливчики, со старших курсов, которым доводилось встречать почтенного Гуру в городе, долго потом смаковали подробности очередной пивной победы, непобедимого наставника душ.
Теплое солнце вновь погладило своей теплой ладошкой щеку молодого орка.

«Какая неожиданно хорошая прогулка получилась» - расслабленно подумалось Йоки.

Самочувствие было относительно неплохим. Конечно, впереди ждала встреча с какой-то тётушкой Мэльдис. Орк поморщился, представив эту «тётушку», кем же она может оказаться, если даже такое чудовище, как «Зловреда» Рорх произносит её имя с ощутимым почтением, но лишний раз не желает показываться ей на глаза, посылая вместо себя провинившегося курсанта… Ему представился огромный волосатый колобок с горящими глазами ревущий сиплым басом:

--Я тётушка Мэльдис!!!

«Точно – её держат в Доме Удовольствий, чтобы распугивать задержавшихся клиентов!» - придумалась шутка.

«Похоже, прихожу в норму!» - отметил про себя Йок. Дядюшка Йохар часто повторял, что любой орк в хорошем расположении духа сразу начинает делать две вещи – шутить и думать о девках.

«Шутить уже могу, только вот не знаю можно тётушку Мэльдис к девкам отнести!» - Йок наслаждался ощущением возвращающихся к нему сил. Во всяком случае, дышалось уже совсем легко, а к слегка покачивающемуся миру он уже почти привык. В конце концов, морячки месяцами живут в качающихся
 кораблях и ничего – неплохо выглядят.
Дорожка разделялась на три части. Прямо как в известной легенде: «Прямо пойдешь – никуда не придешь(верно, главные ворота закрыты), направо пойдешь – смерть найдешь(смерть не смерть, но Дежурного офицера, на пропускном пункте выхода в город, точно), налево пойдешь – любовь найдешь(в лице ужасной тётушки Мэльдис)!» – Йок веселился. Все же что-то похожее на приключение намечалось.

«Первое «приключение»» - обречено подумал орк.

Перед ним возникла затянутая в «хамелеон» фигура дежурного. Настроенный на легкую степень маскировки боевой костюм, почти скрывал своего хозяина, послушно пропуская сквозь себя и изображение гигантских ворот крепости, и серых башен за его спиной. Казалось, что перед курсантом возник бесплотный призрак. После событий в Ровендейле дежурные несли свои вахты в боевых доспехах Легиона и с оружием. Поэтому к «призракам», снующим по территории школы, давно успели привыкнуть все.
Бросив лапу к голове в уставном приветствии, Йокерит доложил:

--Мастер-курсант первого курса группы «Удав» Йокерит, по приказанию шефа-преподавателя Рорха следует в Дом Удовольствий!

Похоже, дежурный молча переваривал эту информацию. Йок услышал щелчок – дежурный отключил амулет связи.

--Слушай, брат, а чего ещё «Зловреда» учудил? – в голосе дежурного слышалось почти эльфийское любопытство.

Как бы устрашающе не выглядел дежурный, одетый в доспехи Легионера, но там, под скорлупой гномьей технологии, жила душа брата-курсанта который, сдав дежурство очередной смене, вновь попадет в мир, где придумки «Злобеса» могут коснуться всех.

--Не знаю, - честно признался Йок, - отправил в Дом Удовольствий в распоряжение какой-то грымзы по имени Мэльдис!

Дежурный сочувственно покачал головой:

--Попал парень!

Йок недоуменно уставился на прозрачный силуэт. Тот, покачивая головой, доверительно сообщил:

--Мэльдис эта та грымза, что в Доме Удовольствий за девчонок отвечает. Они её боятся как огня. Раз слышал их разговор – похоже эта Мэльдис вроде нашего Рорха, только для девочек. Вот и думай, зачем тебя «Злобес» к ней отправил.

Дежурный дружески хлопнул его по плечу и, включив связь, официальным тоном разрешил:

--Следуйте дальше!

Чувствую спиной сочувствующий взгляд товарища, Йок поплелся по направлению к левой башне. Ему стало зябко, несмотря на ярко горящее солнце. Вновь начала своё укачивающие кружение голова. Кажется, он рано решил, что Рорх изменился. Вспомнился заливистый смех преподавателя, слова, что он поступает в его распоряжение до утра. Йокерит с содроганием представил, чем может оказаться этот поход. А бутылка! Неужто для него? Чтобы он смог… Смог что? В голове толпой запрыгали мысли одна ужасней другой… На лбу выступил пот.

«А ну успокойся, разгильдяй!» - скомандовал он себе.

Ни в одном Уставе нет ничего о подобных приказах, так что никакой тётушке Мэльдис невозможно применить какое-то бы ни было насилие к солдату Империи. Йок облегченно вздохнул – представится же такое! И уже твердым шагом пошел к большим металлическим воротам, выделяющимся среди серого камня древней башни.
По своему прошлому (и единственному) посещению Дома Удовольствий, он помнил эти ворота маняще распахнутыми. Зовущими в полумрак Дома, наполненный запахами цветов и ещё какими-то терпкими ароматами. Правда, тогда был вечер и ту площадку, на которой он сейчас стоял, заливал теплый, обволакивающий свет красных фонарей, а сейчас, при свете дня, башня казалась холодной и строгой, совсем непохожей на приют ищущих удовольствий странников. Впрочем, уже сегодня вечером  этим дверям предстоит распахнуться, принимая новые отряды поощренных за хорошие успехи первокурсников, и орды выпускников, для которых Седьмой день, просто был днем удовольствий. Йок завистливо вздохнул, целых два дня наполненных приятным.

«И когда я стану выпускником?» - подумалось ему.

«Никогда! Если не прекратишь изображать идиота!» - зло ответил он сам себе, напоминая о том, что если бы не Рорх, он был бы уже де-факто гражданским раздолбаем.
Ещё раз глянув на поющий вокруг него утренний мир, курсант протянул лапу к здоровенному молотку, висящему на толстой цепочке возле двери. Ощущая в лапе его увесистую тяжесть, он постучал им по железной обивке ворот. Глухой грохот почему-то напомнил ему о тех гвоздях, что забивают хумансы в крышку ящиков, в которые они прячут своих мертвецов. Мало того, что из-за этого дурацкого обычая, они лишаются уймы полезных земель, так ещё и душе предстоит ждать, пока не сгниет бренная оболочка, отпуская её на волю. Конечно, есть ли у нас душа это ещё вопрос, но вдруг…

«Нет, огонь – это огонь… Быстро, красиво и душа уже на Луне!» - прислушиваясь к тишине за дверью, размышлял орк.

Йок ещё несколько раз грохнул в дверь.

«Спят они там что ли? Все же эту ночь им будет не до сна!» - ехидно подумалось ему.

За дверью что-то громко бухнуло и орк, своим глубинным слухом, ощутил тяжелую поступь. Судя по ней, к двери шло существо тяжестью мало уступающее рептилоиду.

«Хорошо, если это гном, а если это и есть тётушка Мэльдис?!» - заметались мысли.

Орку представилось давешнее чудовище, колобкообразная старуха, топающая внутри башни. Йок вздрогнул. Смотровое окошко открывалось с диким, душераздирающим скрежетом, словно не хотело являть миру что-то страшное, от чего оно защищало его…

«А вот сейчас точно будет «приключение»!» - заполошно подумалось орку.

VII
Красный, мутный глаз глядел на орка сквозь решетку смотрового окошка. Сиплый бас, неуловимо похожий на сигнальные гудки парокатов, нелюбезно осведомился:

--Что надо?

Йок, подавив в себе желание отрапортовать как положено по Уставу (в самом деле, гном всего лишь привратник, много чести ему будет), ленивым жестом ткнул в окошко листок с запиской Рорха и процедил сквозь зубы:

--Здесь всё написано.

Толстые коричневые пальцы, почти вырвали листок из его руки. Окошко захлопнулось с тем же, пронзительным плачем. Переступив с ноги на ногу, Йоки стал ждать. За дверью царила тишина. Интересно, а что делать, если ему, вообще, не откроют?

«Напиться с горя» - хихикнула мысль.

Прерывая, веселые мысли с грохотом распахнулась маленькая калитка, встроенная в ворота. Из тьмы раздался гномий бас:

--Заходи давай.

Согнувшись, Йок полез в темноту калитки. Эту дыру, похоже, делали в расчете на домашнего кендера, но никак не для торжественного входа не самого низкорослого орка. Протискиваясь в низкую дверцу, Йок вновь ощутил, что мир отлетает вдаль. Высокий порог предательски подсек ногу, и Йок, почувствовав, что становится летучим, едва успел прикрыть лапой драгоценную бутыль.

«Разобью» - окатило ужасом.

Тьма встретила влетающего внутрь орка мягким и пушистым. С облегчением ощущая, что лежит на чем-то удобно упругом, Йок первым делом ощупал бутылку на боку. Слава, Фросу! Цела. Сильный удар болью обжег лицо, яркий свет ударил по глазам, а нечленораздельный рёв наполнил уши. Резко оттолкнувшись от чего-то пушистого, издавшего от этого утробное уханье, Йок вскочил, пытаясь оценить обстановку, понять, что пыталось сломать ему челюсть и приготовился как следует дать отпор нападающим. Разбитая губа наполнила рот знакомым солоноватым привкусом. Несмотря на вяжущую слабость, орк, повинуясь вдолбленным в него годами тренинга рефлексам, укоренился подобно могучему дереву, почти прижавшись к воротам спиной, застывая в стойке фудо-дачи, готовый дать серьезный бой. Похоже, он понял задумку Рорха – спарринг в незнакомом помещении с неожиданными противниками. Ну что ж… Он оглядел поле предстоящего сражения.
Гном с разлохмаченной бородой что-то орал нечленораздельным басом потрясая могучим кулаком, коротенькие толстые ножки, обтянутые синими штанами дергались – похоже, гном пытался лягнуть орка… Мгновенно, оценив расстояние и поняв, что гном пока ему угрожать не может, он бросил взгляд туда, откуда лился свет. В самом конце большого зала, который он помнил по своему единственному посещению, где-то тут их инструктировал гном (может даже тот же самый), на первой ступеньке широкой лестницы ведущей куда-то наверх (туда их не водили, сразу отправив направо, в общий зал), стояла худенькая высокая девушка в коротеньком голубом халатике. Орк решив, что угрозы с этой стороны ждать не стоит, вновь перевел взгляд на буйного гнома. Тот, уже вскочив на ноги, подобно мячику для игры в крикей, и потрясая огненно-рыжей бородой бросился, низко наклонив голову, на замершего возле ворот орка. Видя несущееся на него тело, Йоки не успел даже удивиться столь глупому поведению – рука выстрелила навстречу несущемуся, словно неразумный бык гному, даже смягченный в последний момент, гяку-цуки отбросил беднягу назад, рев сменился странным хлюпом. Орк задумчиво глядел, как гном, странно скрючившись и закрыв лицо руками, издает какие-то скулящие звуки.

--Что вы творите!!! – девушка в халатике вихрем слетела к хлюпающему гному и, бросившись на колени, пыталась отвести его руки от лица.

--Он меня изуродовал! – скулил гном.

Орк растерянно наблюдал эту картину. Странно хнычущий гном (а ещё говорят прирожденные бойцы). Девчонка с пронзительно синими глазами(и когда заметить успел). Странная лампа, в виде обнаженной хумансийки с факелом в руках, валяющаяся возле лестницы (девчонка уронила, и как не разбилась-то)…
Девушка, что-то, ласково шепча гному, глянула на замершего спиной к воротам орка, того пробил озноб, в глазах сиял ледяной холод.

--За что ты избил Гиви? – слова, произнесенные тоненьким певучим голоском, странно давили на сознание.

--За что он меня изуродовал? – безутешно захлюпал гном.

Йоки растеряно промямлил:

--Он же сам… первый… - почему-то захотелось оправдаться. Слова не шли.

--Да… - завизжал своим басом гном, - кто на меня прыгнул и с ног сшиб? А теперь изуродовал… - тоскливо хлюпал гном.

Девушке наконец-то удалось оторвать ладони гнома от лица – на сморщенном как печеное яблоко личике, закрытом всклокоченной, мокрой бородой выделялись только зажмуренные глазки, вокруг левого набухал кровяной шишкой огромный синячище.

«Подумаешь, фонарь» - попытался успокоить себя орк, гнома почему-то становилось всё жальче.

--Очень плохо? – срывающимся баском выдохнул гном.

Девушка успокаивающе погладила его по кудлатой голове:

--Пустяки, сейчас немного споем и даже следа не останется!

И гибким движением вскочив на ноги, двинулась к орку.

--Меня тоже бить будешь? – певучий голос выражал столько презрения, что орк почувствовал, как кровь толчками приливает к ушам, стало стыдно, будто бы он действительно обидел гнома ни за что.

Разозлившись, орк выдержал морозный взгляд девчонки, и демонстративно выпятив челюсть с разбитой гномом губой, честно сказал:

--Он меня первый ударил! И если б я ему в пятак не двинул, он бы меня своей косматой башкой по воротам размазал!

--А зачем ты на меня прыгнул? – обижено завопил гном.

Легкие пальцы девчонки коснулись зудящей губы, прохладное прикосновение пахнущих незнакомыми травами рук, было неожиданно приятным. Йоки захотелось закрыть глаза и дать кружащим волнам унести его вдаль, нежная ладошка нежно дотронулись до распухшего уха.

--Гиви, ты тоже… за что ты его так? – укоризненно спросил девичий голосок.

Орк честно признал:

--Ухо это не он, это на тренировке! Гном только губу разбил, ну я подумал, что это спарринг будет ну и…

--А зачем ты на меня прыгал? – опять буркнул гном.

«Как заезженная шарманка» - раздраженно подумал орк и объяснил:

--Споткнулся об порог, в такую калитку даже кендер не пролезет, а тут мне в челюсть бьют, а потом бодать пытаются! – и обижено заявил:

--Хорошо вы тут гостей встречаете!

--Мы тебя в гости не звали, ты сам пришел! – тут же завопил в ответ гном.

--А ну замолчали! – взвизгнула девчонка. И услышав, что Гиви пытается что-то пробурчать, уточнила:

--Оба!

Орк разглядывал девчонку – тощенькая, казалось, её можно обхватить пальцами одной руки, копна золотистых, как парадка выпускников, волос, огромные синие глаза на остреньком лице… Ничего особенного короче, но спорить с ней почему-то казалось невозможным. Совсем.

--Так! – хлопнула в ладоши девчонка, - прекратили детские разборки!

Йок снова встретил сияющий льдом взгляд девушки.

«Она не хуманс» - родилось понимание, бездонные как океан глаза не имели зрачков, ни булавочных хумансийских, ни вертикальных оркийских.

Растеряно оглядывая изящную, легонькую фигурку девушки, вспомнив певучий завораживающий голосок, беззрачковые глаза, орк начинал понимать кто перед ним. Изящное длинное ушко, кокетливо мелькнувшее сквозь гриву горящих золотом волос, окончательно подтвердило правильность его догадки – перед ним стояла настоящая, всамделишная эльфийка.

«Вот это номер» – орк растеряно глядел на что-то говорящую ему эльфийку, не слыша ни слова.

--… нужно? – обрывок фразы вывел его из удивленного отупения.

--Что? – переспросил орк.

Эльфийка приподнявшись на цыпочки, заглянула орку в глаза.
 
--Голова кружится, тошнота, слабость? – мягко спросила она.

--Есть немного… - честно признался орк, но тут же испугавшись, как бы не решили, что он жалуется, подобно нытику-гному, бодро уточнил:

--Всё нормально, только иногда…

Эльфийка прервала его:

--Понятно, - и жестяным голоском, неуловимо передав интонацию господина начальника Школы, добавила, - бравый вояка, характер стальной как клинок, бла-бла-бла …

Девчонка, подойдя к по-прежнему сидящему на полу гному, распорядилась:

--Гиви, давай-ка аккуратненько поднимайся, пойдем ко мне, поправим твою мордашку…

«Гы, мордашку…» - хмыкнул Йоки про себя.

--…и ухо этого клыкастого грубияна… - она попыталась помочь гному подняться с пола.

Видя, как хрупкая девчонка старается приподнять неуклюжего расслюнявившегося бородача, Йок бросился ей помогать. Увидев решительно шагнувшего к нему орка гном выставив ногу в остроносом ботинке угрожающе заорал:

--Только подойди, так двину, детей иметь не сможешь!

«Второй глаз погасить?» - Йоки, едва не высказал эту мысль вслух, но вовремя взяв себя в руки, как можно более спокойно произнес:

--Извини Гиви, я не хотел драки, просто рефлекс, когда меня бьют, я даю сдачи.

Гном, хлюпнув носом, пробормотал:

--У меня тоже рефлекс, когда на меня прыгают, я даю в морду.

--Всё миримся и идем лечиться! – проворковала эльфийская девчонка.

Пока она возилась с неуклюжим гномом одна из маленьких застежек халата отстегнулась, и орк с понятным интересом наблюдал открывшееся взгляду, розовое и гладкое.

--Ну и как одобряешь? – насмешливый голосок эльфийки вновь погнал краску к лицу орка.

--Вполне, - буркнул Йоки, чтобы эта девчонка не воображала, что какая-то наядка из Избы, сможет смутить будущего офицера Империи.

«И вообще, она находится здесь, для удовлетворения наших насущных нужд – им за это Империя серебром платит» - успокоил он себя, подхватывая немного успокоившегося Гиви под руку.

Гномье тело под шелковистой рубахой оказалось неожиданно  рыхлым, там, где орк инстинктивно ожидал встретить литую твердость бицепса, вяло пружинила мягкая плоть. Размышляя на тему, почему этот гном такой хилый и что делает хилый, наверное, больной гном в Доме Удовольствий, орк поставил гнома на короткие ножки, заботливо стряхнув с обтянутого синими штанами зада какой-то прицепившийся мусор.

--Ты чего?! – новый вопль гнома заставил вздрогнуть не только эльфийку, но и орка.

--Ты чего пристаешь?! – продолжал вопить Гиви.

Йок пораженно замер. Как это иногда бывает, разрозненные кусочки вопросов, загадок, догадок, неожиданным скачком заняли свое место, являя взгляду искомую картину, так и сейчас веселые байки Йохара, странное поведение бородача, его нахождение в Доме Удовольствий, наложились на «особую программу» Доджета, дав ответ сразу на все вопросы.
Йок поморщился от нахлынувшего отвращения. Почему-то вспомнился первый визит на бойню, где их, ещё совсем детей, приучали к запаху и виду крови. Бойца не должна смущать кровь. Только вот желтым малькам, до бойцов было ещё очень далеко. Йоки вспомнил, как же их тошнило, при взгляде на спокойно пьющих ещё дымящуюся кровь старшекурсников. Много позже он сам глотал приятно-соленую, дающую силы влагу на глазах у посеревших «цыплят», но в тот первый раз ему было противно. Противно почти так же как сейчас. Он подавил позывы к рвоте, если он не позволил себе слабости даже тогда, будучи желто-форменным «цыпленком», то неужели сейчас, став бойцом, он позволит себе эту слабость? Почему-то вспомнился момент, когда он рвал клыком яремную вену рвущегося в лапах старшекурсников бычка. Его первая кровь, первое испытание, от которого выворачивало почти всех,  по первому разу, из всей группы лишь они с Рикки перенесли это задание без стыдных последствий. Так неужели циклы спустя какой-то несчастный гном-извращенец заставит его постыдно замарать пол? Усилием воли, отогнав тошноту и, обдумывая предстоящий в ближайшее время серьезный разговор с Доджетом, орк спокойно спросил:

--Где я могу увидеть тётушку Мэльдис?

--А зачем тебе эта злючка? – улыбнулась девчонка.  --Может, лучше я тебе помогу?

--У него записка была, - буркнул Гиви.

Пьяно покачиваясь на ногах, аккуратно придерживаемый золотоволосой эльфийкой, Гиви шарил лапой по многочисленным карманам своих брюк.
Наблюдая за потугами гнома шарящего по карманам обтягивающих круглый зад штанов, орк с внутренней усмешкой вспоминал недавнее хумансийское поветрие. Тогда молодые хумансы раскупили у гномов все запасы их рабочих штанов, появляясь в этих грубых портах, даже на магистерских балах. Дядюшка, Йохар давясь смехом, рассказывал им про одну хумансийку умудрившуюся надеть такие порты под бальное платье.
Гном наконец-то извлек измятую бумажку и протянул её девчонке. Та, смешно дернув носиком, задумчиво пробежала глазами послание Рорха и протянула:

--Мастер-курсант Йокерит, значит? – и просительно глянув, добавила: -- Помоги, мне Гиви довести, боюсь, как бы мы с лестницы не упали.

И умильно захлопав ресницами, улыбнулась:

--Ну, пожалуйстааа…

Йок опасаясь, что с лестницы они могут упасть уже втроем, снова поставив сбегающий потолок на свое место, подхватил мягкого гнома и вдвоем с девчонкой повел его по широкой, иногда устало поскрипывающей лестнице. Путь оказался трудным, похоже, гному, в самом деле, было нехорошо, он тяжело висел на лапе орка. Помощь от поддерживающей гнома с другого бока эльфийки, была чисто символической. Прижимая левым локтем ставшую скользкой от струящегося по нему пота бутылку, орк борясь с качающимися стенами, тупо считал ступеньки:

--Девяносто девять, сто, сто одна…

Лестница кончилась, открывая длинный коридор с множеством выходящих в него дверей.

«Как в казарме» - утомленно подумал орк, сопящий груз гнома на локте казался невыносимым.

--Уф, почти пришли, - облегченно выдохнула девчонка.

Таща гнома по коридору, в ожидании слов эльфийки  подтверждающих то, что эта туша наконец-то доставлена на место, Йок машинально отмечал отличие этого места от их казармы. Здесь стены были выкрашены не в казенно-стальной, а в нежно-розовый цвет, ноги неприятно вязли в пушистом красном ковре, но главное неудобство представлял запах. Вместо свежести казарм, здесь витали тяжелые, мешающие свободно дышать, ароматы каких-то цветов, трав и ещё чего-то противного и незнакомого, что орк не смог определить.

--Сюда, - наконец-то последовала долгожданная команда эльфийки.

Ожидая долгожданное избавление от надоевшей туши, орк помог затащить гнома в боковую дверь. Первым что ударило по глазам в открывшейся комнате, была огромная круглая койка, занимающая почти всё пространство небольшого помещения.

«На таком лежбище, в рядок вся наша группа поместится» - отметило сознание.

--Куда его? – уточнил орк.

--Давай в кресло, - распорядилась эльфийка кивнув на массивный стул перед огромным зеркалом, сплошь уставленным какими-то кисточками и баночками.

«Каптерка Йохара в миниатюре» - хмыкнул Йокерит, запихивая гнома в кресло.

Облегченно вздохнув, он уже привычно перевел взгляд на потолок, проверяя, не превратился ли тот в стену. На этот раз потолка не было. Чувствуя, что уже не ощущает где пол, а где потолок, теряя ориентацию, орк закрыл глаза и схватился за первое, что встретилось его лапам.

--А дальше что? – спросило «первое», насмешливым девчоночьим голоском.

--Говорю же - маньяк, - печально буркнул гном где-то рядом.

Йок отдернул руки и осторожно открыл глаза, стараясь глядеть в пол. Хорошо, что хоть пол был в этот раз на месте.

--Ну-ка, - лапка эльфийки решительно дернула его за рукав, - садись на кровать отдохни, пока не свалился, в самом деле.

Орк упрямо буркнул:

--Некогда, мне нужно тётушку Мэльдис найти!

Девчонка, не отпуская его рукава, успокаивающе сказала:

--Садись-садись, касатик, тётушка Мэльдис – это я!

Рядом басовито хихикнул гном. Орк растерянно глядел в бездонные глаза девчонки, почему-то сразу поверив, что эта худенькая малышка и есть та самая страшная грымза Мэльдис…

VIII
Огромная кровать на которой, ссутулившись, сидел орк, оказалась неожиданно упругой. Хотя раньше Йоки почему-то казалось, что подобные постели, явно предназначенные не для того чтобы на них просто спать, должны быть мягкими. Тупо размышляя над тем, почему же он так решил, орк глядел на эльфийку нежно поглаживающую лицо гнома. Совершая плавно скользящими над лицом гнома ладонями медленные движения, эьфийка затянула какую-то тихую песню. До этого Йокерит только слышал, что эльфы способны лечить пением, теперь он наблюдал это своими глазами.

«Слышал своими ушами» - поправил он себя.

Песня неспешно струилась подобно лесному ручейку, непонятные слова, казалось, ласкают не уши, а всё тело. Орк поймал себя на мысли, что хочет закрыть глаза. Сбрасывая с себя окутывающую пелену странной песни, орк снова поднял глаза на потолок. Неудивительно, что ему недавно показалось, будто крыша съехала, с потолка на него смотрела желтыми глазами мокрая от пота отвратительная рожа молодого орка. Показав своему отражению в зеркале потолка язык, орк стал рассматривать комнату, стараясь отвлечься от убаюкивающего пения Мэльдис.
Возле кровати примостились две громоздкие тумбочки такого же дурацки розового цвета, как и вся комната. На одной из них горела, освещая комнату, лампа в форме хумансийки сжимающей факел. Орк вспомнил, что точная копия этого светильника так и осталась валяться у подножия лестницы выроненная эльфийкой.

«Не мое дело» - решил орк, пожаром эта лампа не грозила, сжиженный гномами свет, был абсолютно безопасен.

Тяжелые бордовые портьеры на двери, зеркало с метелками, возле которого развалился на стуле волосатый гном, да девчонка продолжающая петь свою странную песню – вот и всё на чем можно задержать глаза. Йок рассматривал длинные стройные ноги почти полностью открытые коротким халатиком, всё интереснее, чем об стену глаза тереть, решил он про себя. В голове завертелась какая-то шутка дядюшки Йохара посвященная эльфийским ножкам, но так и не оформилась, словно спугнутая льющейся песней. Слушая песню, которая теперь набирала мощь, словно полноводная река, в которую может превратиться любой удачливый ручеек, орк вытащил из-за пояса бутылку и, воровато вытерев её о покрывало на кровати, поставил на тумбочку. Из расстегнутого во время извлечения посылки комбеза, отчетливо запахло песиком.
Между тем, теперь эльфийская песня гремела в комнате в полную мощь, будто уже не река, а водопад несся куда-то с острых скал, рождая радуги из разбивающихся о камни капель. Орк поморщился, от песни было щекотно в ушах и хотелось чихнуть. Вроде бы тихий напев, странно давил на душу, рождая резонанс где-то далеко-далеко, на грани сознания. Мощь в едва слышном шепоте разве так бывает? Уши слышали тихую мелодию, но в этой песенке гремела струящаяся сила воды, призрачная тайна дождя, холодное прикосновение тумана…

«Что только не покажется с устатку» - успокоил себя орк.

Песня переросла в пронзительный визг и оборвалась.
Эльфийка тяжело дышала, халатик облепил худенькие лопатки, а по комнате поплыл едва ощутимый аромат цветущей сирени. Орк очередной раз удивился. Казалось бы, давно можно было привыкнуть, что байки Йохара почти всегда оказывались правдой, но все же находя подтверждение очередной, Йоки часто удивлялся. Орк вспомнил сидящего в сортире на перевернутом ведре дядюшку Йохара. Старик, жуя очередную порцию табака, заговорщицким шепотом рассказывал собравшимся вокруг него курсантам, что «эльфийки это такие деффки, у которых даже там цветочками пахнет»… И снова был прав, отметил про себя Йок, похоже, пот эльфов пахнет цветами.
Эльфийка, шумно вздохнув, плюхнулась на кровать рядом с ним, запах сирени ощутимо усилился. Йок хотел вскочить, но цепкая ладошка ухватила его за рукав, а насмешливый шепот защекотал ухо:

--Сиди, не пугай Гиви.

Орк глядел на гнома. На сморщенной мордочке Гиви горели красным светом глаза, а от синяка не осталось даже следа. Йок с отвращением наблюдал, как гном кривляется перед зеркалом, крутя кудлатой башкой, будто гимназистка перед зеркальной витриной. Мысленно плюнув на этого извращенца (что с больного возьмешь, кроме анализов), орк скосил глаза на свою соседку. Эльфийка опершись на руки, довольно разглядывала вертящегося перед зеркалом гнома, на личике было написано удовлетворение от проделанной работы.

«Словно у Ларса после чистки сортира» - желчно подобрал сравнение орк, который слабо представлял, зачем Рорх отправил его к этой Мэльдис, которая к тому же оказалась совсем ещё зеленой девчонкой.

 «Розовой» - поправил орк себя, задержав взгляд на приятно-округлой коленке соседки.
Гном, которому, кажется, надоело кривляться, вскочил со стула и радостно пробасил:

--Спасибо, Ти, ты волшебница!

--На здоровье! – довольно ответила эльфийка.

«Ти?» - орк разозлился.

Резко вскочив с койки, Йоки, стараясь скопировать металлические интонации мастер-наставника Борхи, процедил сквозь зубы:

--Знаешь, малютка Ти, обманывать нехорошо. Где тётушка Мэльдис? – прошипел он.

Сидящая на кровати эльфийка сначала непонимающе уставилась на орка пронзительно-синими как осеннее небо глазами, а потом, откинувшись на кровать, рассмеялась – словно хрустальные шарики рассыпала звеня. Эхом забасил гном:

--Хи-хи… Обманывать нехорошо! – передразнил он орка.

--Слушай, Ти, - ехидно осведомился орк, - если что, ты ему ещё один синяк вылечишь? – он с удовольствием пронаблюдал, как разом переставший хихикать гном, отпрянул назад, постаравшись, чтобы между ним и орком оказался массивный стул.

Эльфийка перестав смеяться, но, продолжая весело улыбаться, спросила полным подчеркнутого терпения голоском:

--Клыкастый, тебя как зовут?

--Издеваешься, - равнодушно констатировал орк, все же чувствуя раздражение от собственного бессилия, не будешь же, в самом деле, лупить девчонку с гномом за их смешинки, - ты ж прочла, меня зовут Йокерит. Мастер-курсант Йокерит. – уточнил он.

Девчонка смешно сморщив остренький носик, дурашливо пропела:

--Йоки-Йоки, Йокерит, от чего он так сердит? Видно ушко у бедняжки жарким пламенем горит…, - и что-то увидев в глазах орка, пояснила:

--Зовут тебя Йокерит, аха… А вон там под рукавом что написано?

--Моё имя бойца, - буркнул орк, начиная догадываться.

--Вот-вот, - кивнула девчонка, - Мэльдис это, так сказать, моё имя бойца, а зовут меня Тигелинн. – она протянула узенькую лапку орку.

Орк чуть растерянно глядел на безмятежно раскинувшуюся на громадной постели девчонку, тянущую к нему розовую лапку. И все же решив, что, сравнив свое жалкое прозвище наяды с именем бойца Империи, она не хотела оскорбить, а всего лишь ляпнула глупость по незнанию, осторожно пожал тонкую ладошку, своей зеленой лапищей.

--Гиви, - обратилась она к гному, - а ты знаешь, что Йокерит на древнем значит «Шутка Судьбы»?

Гном хмыкнул, потрогав глаз, и мрачно заявил:

--Теперь буду знать.

Орк глядел на эльфийку, которая широко зевнув, гибко потянулась, от кончиков ушей до розовых, выглядывающих из пушистых шлепанцев, пяток, излучая ленивую негу. Йок вспомнил урок психотренинга под руководством Борхи. Зевота это безусловный рефлекс, даже просто вспомнив об этом слове, либо прочтя его, организм стремится произвести это действие. Поэтому первым уроком было не зевать, даже если все зевают вокруг. Подтверждая правильность выводов Борхи, во всю пасть зевнул гном.

--Аааа – пронесся басовитый зевок по комнате.

«Интересно, она устала или просто дает намек, что пора сваливать?» – с надеждой на скорое избавление подумал орк.

Словно подслушав его мысли, эльфийка приглашающе похлопала рядом с собой:

--Присядь, сейчас немного отдохну и займусь твоим ухом! Хорошо? – будто орк мог что-то решать, спросила она.

Снова усевшись на великанскую койку, орк, придав лицу положенное старшекурснику безразличие, наблюдал за гномом, вновь уставившимся в зеркало. Почувствовав на локте ладошку Мэльдис, он вопросительно взглянул на эльфийку.

--Йок, - будто к старому знакомому обратилась она, - а ты не помнишь, мы закрыли дверь?

Орк точно помнил, что калитку никто не захлопнул, было не до того.

--Нет, - твердо ответил он.

Гном охнул и пошел к двери, ворча себе под нос, что-то об отсутствии покоя в этом самом бестолковом из миров.

--Там под лестницей ещё лампа зажженная валяться должна, - напомнил орк.

--Не валяется, а лежит, - буркнул вредный гном.

--Гиви, - догоняя вновь помрачневшего гнома на пороге комнаты, пропела эльфийка, - ты потом идти отдыхать, тебе это необходимо!

Орк поймал странный взгляд красных гномьих глаз, гном скривив бородатую физиономию, кивнул и закрыл за собой дверь.
Эльфийка подобрав под себя ноги перекатилась на бок и грациозно опершись на локоток мурлыкала что-то непонятное себе под нос. Йоки покосился в её сторону и тут же отвел взгляд, распахнувшийся халатик открывал много интересного.

«От такого интереса баньяны вырастают» - подтвердила мысль его ощущения.

--Ну, так и будем молчать? – ехидно осведомилась эльфийка. -- Пришел, можно сказать, в гости и не развлекаешь девушку. А где хваленный оркийский юмор? – лениво протянула она.

«Нашла паяца» - мысленно злил себя орк, пытаясь злобой отогнать видение золотистого пушка, что мелькнул под сбившимся халатиком, буркнув:

--Я сюда не разговаривать пришел!

--А зачем же? – кажется, девчонка просто разгоняла свою скуку.

--По приказу господина преподавателя Рорха, доставить бутылку, - орк кивнул на мутнеющую, на тумбочке бутыль, и выполнять поступившие от вас распоряжения. Если конечно, тётушка Мэльдис это вы! – мстительно добавил Йоки.

--Я, не сумневайся,  - успокоила его эльфийка. И задумчиво протянула: --Значит исполнять мои распоряжения? Все? – Йоки ясно представилась её улыбка.

--Только те, что не противоречат Уставу Школы! – поспешно уточнил орк.

По его спине пробежал палец, рождая волну мурашек разбегающихся от него, будто пенный след за кораблем. Водя пальчиком по спине напрягшегося орка, девчонка проворковала:

--А я ведь не знаю ваших уставов! Откуда слабой женщине, знать все эти глупые штуки?

На его плечи легла теплая тяжесть рук, орк спиной ощущая что-то жаркое прижавшееся к нему, услышал теплый шепот:

--Я тебе буду распоряжения отдавать, а если что-то запротиворечит, - Мэльдис хихикнула, - то ты мне скажи и я сразу перераспоряжусь.

От тихого шепота и легких прикосновений, внутри орка щекотно зачесалась какая-то внутренность, запах сирени и ещё чего-то неуловимого заставил и без того кружащуюся голову вальсировать в диком темпе, орк почувствовал легкую тошноту и громкая отрыжка разнеслась по комнате, подобно первому удару летней грозы.
Слыша заливистый смех девчонки за спиной, орк постарался контролировать сбившееся дыхание, отгоняя тошноту. За спиной перестали хихикать.

--Йок, не обижайся ладно? -  по спине вновь прошлась ладошка. --Просто, ты такой потешно-серьезный, как будто не у девушки в гостях, а в этих ваших казармах.

--Я и так не в гостях, я поступил в ваше распоряжение, согласно приказу… - начал было орк.

Звонкий хлопок ладоней прервал его. Строгим голосом эльфийка приказала:

--Первое распоряжение! Считать себя в гостях и прекратить вести себя подобно идиоту! Не противоречит Уставу? – ехидно уточнила Мэльдис.

Орк промолчал. Не зря народная мудрость утверждает, что спорить с эльфом себе дороже. А тут, вообще, первый раз с эльфом беседуешь.

«Чтоб Рорху он сам приснился» - злобно пожелал орк.

Эльфийка спрыгнула с постели и, одернув куцую одежку, нагнулась над тумбочкой и из-под синей, как небо, ткани халатика, вновь сверкнуло золотисто-солнечным… Быстро отдернув глаза и уставив их на дверь орк судорожно начал подсчитывать количество мячей, что провели «Гладиаторы» за текущий сезон. Немного отпустило. Рядом звонко зазвенело чем-то стеклянным, и в лапу орка легла тяжесть бутыли.

--Открывай-ка, - раздалось над ухом, - не женское дело пробки тащить.

Орк хотел было что-то возразить, но вспомнив, что запрет на алкоголь не распространяется на Дома Удовольствий, и даже в его первое посещение пиво присутствовало, содрал когтем сургуч заливающий горлышко. Грохнув пару раз дном бутылки об ладошку, чтобы пробка чуть выскочила из своего укрытия, он клыками ухватил пахнущую чем-то горько-жженым пробку и с громким чмоком раскупорил бутыль. В ноздри ударил запах дождя, земли и одуванчиков.
Каждый курсант проходит через попойки в городе, хумансы с радостью меняют имперское серебро, на закупоренную в бутылки дурманную радость, невзирая на запрет продажи алкоголя малолетним. Какой хуманс устоит перед звоном монет? Так что с алкоголем многие курсанты знакомились задолго до того как получали имя бойца и право употреблять алкоголь, вне стен Школы, разумеется. Так что не одна эта бутылка лишилась своей невинности в зубах Йоки, но такого душистого вина он раньше не встречал.
Подняв взгляд на, растеряно вертящую в руках штопор, девчонку, он протянул откупоренную бутылку и, не сдержавшись, поинтересовался:

--Что это за вино?

--Эльфийское одуванчиковое, - улыбнулась девушка и добавила, - похоже, твой преподаватель тебя очень ценит, раз твое исцеление такой редкостью оплачивает.

Орк растерянно глядел на разливающую, в длинные бокалы, стоящие на тумбочке, золотистое, будто бы излучающее свет, пенящееся вино, эльфийку. Странностям Рорха объяснения не находилось, сначала неожиданное прощение, теперь вот это вино.
Между тем, девчонка, не переставая щебетать что-то про редкие вина, вытащила из всё той же тумбочки массивный подсвечник с толстой розовой свечой в нём. Йоки с интересом рассматривал подсвечник, сделанный в форме дерева, к которому была притянута толстыми цепями женская фигурка.

«А ведь на неё похожа» - отметил Йоки, странное сходство девчонки и изображения на подсвечнике.

--Правда, на меня похожа? – догнал мысль вопрос. Впрочем, эльфийка явно не ожидая от него ответа, продолжая щебетать о том, как она обрадовалась, увидев такое чудо, и как у неё не нашлось денег…

Эльфийка звонко щелкнула пальцами над свечкой, пропев какую-то фразу. Вспыхнувший фитилек был ответом на простое заклинание. Орк глядя на танцующий свой танец огонек, умиротворенно слушал болтовню девчонки, о каких-то древних магах способных применять заклинания не только для всякой ерунды вроде разжигания огня и лечения синяков, но и для войны и даже сотворения миров.
Слушая болтовню этой почти незнакомой эльфийки, глядя на бешено пляшущий язычок пламени, орк вдруг почувствовал давно позабытое ощущение, ощущение, которое осталось там, за воротами Школы Ровендейла, ощущение Дома. Дома, который у него отняли соплеменники этой смешливой девочки.
Орк прислушался к себе, знакомого ощущения ярости, ненависти к врагам не пришло. Не похожа была эта девочка на тех беспощадных приграничников, что выжгли хутор, где жила семья Йокерита. Вернувшись с дедом домой с ярмарки, они застали вместо дома чадящее пепелище. Давно это было, но ведь было… «Две тысячи зим война…» - вспомнились слова старинной боевой песни.

«А ты видел тех приграничников? Может такие же розовые да веселые?» - рассудок не сдавался. Только вот сейчас думать о прошлом не хотелось. От свечи шел странный аромат каких-то растений, голос девчонки приятно щекотал душу, стало легко и спокойно.

--Держи, - Мэльдис протянула ему бокал до середины наполненный тихо шипящим, пахнущим летним дождем, солнечным вином.

Видя, что орк собирается что-то возразить, она вкрадчивым голоском объяснила:

--Это лекарство. Мне тебя ещё лечить, а ты напряжен как бревно!

Йоки было почему-то все равно, спорить не хотелось, а шипящий напиток манил своим волнующим желудок (или не только желудок) запахом. Взяв в лапу хрупкий бокал, он спокойно наблюдал, как девчонка гасит яркую лампу, погружая комнату в шевелящийся тенями полумрак. В то, что там, за стенами башни, только набирает силу солнечный день не верилось, как не верилось, вообще, ни во что, кроме этой волшебной комнаты, смешливой девчонки рядом, и шепчущего вина в тонком бокале.
Мэльдис скользнула к нему на колено.

--Не возражаешь? – улыбнулась она.

Орк не возражал веса в ней было… Да не было почти, разве имеет вес пушинка? Прохладная, но в тоже время обжигающе горячая рука обняла его шею, огромные, сверкающие в мерцающем свете глаза, были рядом, запах сирени и трав смешивался с запахом одуванчикового вина.

--За нас! – тихо прошептала Ти.

--За нас! – согласился Йоки, выдвигая челюсть, чтобы залить вино.

Тихий смех не дал ему этого сделать.

--Не так, - улыбнулась эльфийка. Её рука, держащая бокал, переплелась с лапой орка.

--До дна! – услышал орк, вливая в себя вино. В нос ударило запахом одуванчиков. Мир неожиданно превратился в сверкающие темной синевой глаза эльфийки. Пахнущие одуванчиками губы…

«Её или мои?» - исчезая, удивилась ненужная мысль.

Свеча погасла задутая ветром от пролетевшего ночной птицей халатика. В наполненной запахами и звуками тьме два разумных существа превратились в одно неразумное и, наверное, от этого такое счастливое животное.

IX
Зеркало слепо отливало жидким серебром. Окажись в комнате, хотя бы маленький заблудший лучик света, зеркало потолка смогло бы отразить в себе смотрящего прямо в него орка. Жаль, но в комнате не было места играющим где-то на свободе, за толстыми каменными стенами, солнечным зайцам. Комната хранила душную прохладу тьмы и сонную одурь искусственно созданной ночи.
Йоки, глядел в непроницаемо-серую поверхность потолка. «Зеркала не отражают тьму» - слова древнего поэта были мудры.

«И хорошо, что не отражают!» - орку сейчас совсем не хотелось видеть того, что отражают зеркала.

Рядом тихо дремала эльфийка, её гладкое, чуть влажное бедро, касалось орка рождая воспоминания о только что стихшем безумии. Легкий ветерок дыхания чуть овевал плечо ласковым бризом, пушистые волосы спящей женщины чуть щекотали немного онемевшую под приятной тяжестью руку.
Орк осторожно, чтобы резким движением не разбудить Мэльдис, напряг мышцы, заставляя кровь проникнуть в слегка затекшие пальцы, прогоняя неприятную немоту. Девушка рядом, вздохнула. Орк замер, боясь, что она проснется. Мягкий нос ткнулся в плечо, сонно прошептав что-то, эльфийка вновь задышала ровно и легко.
Орку было нехорошо, произошедшее только что, было приятно, но…
«И даже смерть не разлучит нас…» - вспомнились слова древней свадебной клятвы. Эту клятву он мысленно уже дал Рикки. Получается, что дал лишь для того, чтобы нарушить её в тот же день? То, что мысленная клятва как бы не в счет, не успокаивало нисколько. Если бы он хотя бы на мгновение вспомнил о Рикки, когда пахнущие вином и одуванчиками мягкие губы впились в него… Если бы… Но мыслей о Рикки не было.

«Так, вообще, никаких мыслей не было» - попытался оправдать себя орк.

«Лгать себе последнее дело, щенок», - ответ был холоден от презрения, - «были мысли! И ещё какие мысли!».

Действительно были. Орк вспомнил только что закончившийся танец страсти. И о чем были его мысли, он тоже помнил хорошо. Не стоит себе врать и успокаивать.

«Ага…» - подтвердила совесть, - «ты предал Рикки с этой розовой эльфийкой! Предал легко и с радостью!».

«Ты предатель, Йок» - твердо сказал он себе.

Мир не перевернулся, а блестяще-серое, непроницаемое во тьме, зеркало не разлетелось дождем хищно-острых осколков. Всё так же ровно билось сердце, тело приятно ломило от сладкой усталости, а несчастный желудок требовал еды. Рядом безмятежно спала девушка, только что научившая его проделывать такие штуки, что…
Орк причмокнул, необычный вкус во рту ещё держался. Накатила слегка стыдная волна воспоминаний. Стыдная или?.. Орк ощутил, что некоторые из воспоминаний, ему захотелось повторить ещё раз.

«Ну и в чем дело? Вот ты, а вот девчонка!» - сказал внутри кто-то мерзким голоском, - «всё равно никто не узнает!»

«А даже если и узнает, то, что тут такого? Избы для того и существуют, чтобы получать удовольствие!» - не унимался мерзавчик.

Йоки представился маленький орк внешне похожий на него. Слюняво улыбаясь, этот карлик сидел у него в голове и шептал изнутри свои гаденькие советы.
Острые зубки, чуть прикусившие ухо, заставили Йоки вздрогнуть. Ощущая шаловливую ладошку там, где находилось место мешающее думать голове, Йоки услышал нежный шепот:

--Продолжим наше лечение?

Чувствуя как тело, вслед за ладошкой, стремится включиться в становящуюся привычной игру, орк давя в себе ликующее ощущение, сквозь зубы выдохнул:

--Извини. Не надо бы больше…

--Устал? – по щеке прошелся щекотливой влагой язычок. --Ничего, сейчас что-нибудь придумаем… - ворковала эльфийка.

Орк почувствовал, как желание сопротивляться исчезает, словно детский рисунок, начертанный на песке, под пенящейся рукой ласкающей берег волны. Бунтующие против рассудка руки вновь ощутили волнующую шелковистость нежной кожи, сопротивляться нахлынувшему желанию стало некому…
Резкий, как удар хлыста, свет обжег глаза. Орку показалось, что он слышит, как его зрачки со скрипом сужаются от беспощадного сияния. Оседлавшая его, подобно древней всаднице, девчонка тоже растеряно охнула, прекращая дикую изматывающую скачку.

«А вот и старина Рорх пришел, проверить, как проходит лечение» - равнодушно подумал орк.

Ему было все равно, лишь немного обидно, что Мэльдис так и не успела доехать туда, куда она так спешила.

«Загнанного рептилоида на мясо не пустишь» - лениво припомнил орк поговорку, поворачивая голову.

В дверях, замерев с полуоткрытым ртом, подобно изображению глупости в школьном Храме, стоял гном. Лампа, в виде разгоняющей тьму хумансийки, сияла, заливая ярким светом комнату.

«Это он свечку принес!» - вспомнилась орку старинная байка.

Моргая вытаращенными глазками, гном задушено просипел:

--Я вот тут лампу… Ты это… Вылечила?

Едва слышный чмок сообщил орку, что его расседлали. Эльфийка, соскользнув с него, танцующе прошла к двери, нежно воркуя:

--Ой, моя лампа! Спасибо Гиви!

И взяв из рук гнома злосчастный светильник, попросила:

--Мы ещё немного полечимся, ты не волнуйся, у нас всё хорошо!

Дверь снова закрылась, орк отчетливо услышал лязг засова.

--А мы с тобой, кажется, девочку напугали! – весело подмигнула ему Мэльдис.

Орка передернуло, догадка про гнома была верна. Ну и Доджет… Новая мысль больно стукнула в голову. Наблюдая за девчонкой, что присев поднимала с пола синюю лужицу халатика, Йоки, кажется, начинал догадываться, что за «особую программу» получил проныра Кендер. В самом деле, смешно представить себя бойца, пусть даже излишне ученого, интересующегося бородатыми извращенцами. А ведь и его самого к Мэльдис тоже привел гном. Как раньше Кендера? Йоки представил себе Доджета лежащим на этой кровати и так же как он сейчас любующегося мягким золотистым пушком, пушком который только что скрыл наброшенный синий халат. Почему-то стало ещё противнее, чем тогда, когда он понял, что он всего лишь жалкий предатель, потерявший свою любовь.
С потолка на Йоки глядела хмурая морда мокрого от пота орка, орка валяющегося среди измятых, растерзанных простыней, орка так похожего на того, что всего пару дней назад был уверен в себе, уверен в жизни, уверен в любви, орка которому сейчас было больно и становилось почему-то всё больней и больней.
Постель едва заметно прогнулась.

--Продолжим, или сначала тебя чуть подлечить, пока у нас ещё силы остались, герой? – весело спросила эльфийка.

--Мэльдис, - начал орк, зачем-то ему было нужно подтверждение своей догадки от эльфийки, будто и так не ясно, что он все просчитал верно.

--Ти, Тиге, Тигелинн! – эльфийка глядела на него своими глазами, в которых искоркой горело отражение, возвращенной на своё место, лампы. --Мэльдис это для всех остальных.

--И много этих остальных? – выделив последнее слово, спросил орк.

Синие глаза прищурились.

--Не считала. Разве не знаешь, что все эльфийки законченные шлюхи?

--Теперь знаю! – орк устало закрыл глаза, снова навалилась тяжесть.

--Ну-ка поворачивайся на живот, знаток! Пора тебе ушко лечить, вино отрабатывать! – хмуро бросила эльфийка.

Орк послушно выполнил команду. Ишь хмурится, не нравится напоминание о том, кто она есть?
Тихое пение вновь надавило на него пушистой кошачьей лапой. От ласкающего звука закружилась голова… Потом сбилось замирая сердце и мир опять исчез сметённый волнами странной мелодии…

--Всё! – вновь ставший ледяным голос привел его в себя.

Внутри было ощущение пустоты, мысли приходили в мозг четкими и ясными, как приказы хорошего командира. Пытаясь понять, что изменилось в нем, орк перевернулся и сел на постели. Он не ошибся, голова больше не кружилась, да и ухо прекратило свой, уже ставший привычным, зуд.

--Здорово! Тебе надо лекарем быть, вместо нашего коновала! – искренне восхитился орк.

--Благодарю за высокую оценку моих способностей! – в лицо орка прилетел его комбез. Летящий вслед за ним башмак он поймал лапой, второй плюхнулся на постель рядом, пачкая и без того ставшие не слишком чистыми простыни.

--Передай, господину Рорху, что вино было великолепным! – спокойно произнесла эльфийка наливая себе вина и усаживаясь на стул перед зеркалом.

«Кругом зеркала, потолок зеркало, вместо стола тоже зеркало, наверное, чтоб собой красивой любоваться» - отметил орк.

--Передам непременно! – вежливо сказал он.

Распутав комбез, орк встал и углом простыни начал стирать со своего тела следы пота и страсти.

--Опять Гиви лишняя стирка будет! – ехидно заметила Мэльдис.

Почувствовав раздражение, орк ответил:

--Ничего, он привычный, наверное…

Снова булькнул, наливаясь, бокал.

-- Гиви нечасто видит неумытых и потных орков! – объяснила Мэльдис.

--Не пыльней твоего Доджета! – обиделся Йоки.

Не глядя на эльфийку, он хмуро натягивал комбез.

--Какого Доджета? – в голоске девушки орку послышалось изумление.

--Того, что тебе Гиви приводил в прошлый Седьмой день! – пояснил орк.

И натягивая на себя комбез, передразнил басок гнома:

--Вашему другу в знак уважения к его разумности будет предоставлена особая программа!

Будто подтверждая все его догадки и расчеты, эльфийка со странным интересом спросила:

--Так значит, ты знаешь того паренька, что с Гиви на подгорном беседовал?

Йок, расшнуровывал ботинки. Интересно, как же он их снял, если шнурки не развязаны? А Доджет парень не промах, ему-то всего лишь было достаточно поболтать с гномом, чтобы свою порцию сладкого получить.

«Обошел командира» - сумрачно подумалось орку. Впрочем, что тут такого, они оба тогда получили поощрения? Доджет хотя бы не предавал любовь, ради розовых прелестей какой-то наядки, пусть даже и эльфийской.

--Того парня звать Доджет, первый курс, группа «Удав» - если сильно понравился легко сможешь найти! – пояснил Йокерит. И не удержавшись, злобно пояснил:

--Только не забудь, что первый курс может посещать Избу, лишь в качестве поощрения, так что придется немного подождать! Перейдем на нулевой курс, вот тогда сможешь ненаглядного Доджета каждый Седьмой день видеть! Если только между своими книгами и тобой, он выберет тебя! – ухмыльнулся орк.

--Ой, а ведь ты ревнуешь?! – вопросительно утвердительно протянула Мэльдис. И будто сама эта мысль доставила ей какую-то странную радость, проворковала ласкающейся голубицей:

--Йоки, нет серьезно, ты меня ревнуешь?

Орк поглядел на радостно улыбающуюся девчонку в кресле.

«Не дождешься!» - её улыбающееся лицо почему-то вызывало раздражение.

--Как можно ревновать, к толчку в сортире? – грубость все же прорвалась. И видя, как злящая его улыбка пропадает с её лица, сменяясь сначала растерянностью, а потом обидой, продолжал рубить фразами, будто нанося удары в спарринге:

--Сначала тобой воспользовался Доджет, потом я, кто-то будет следующим! Кстати, что и  Рорх тоже регулярно приходит лечиться? – орку почему-то казалось, что картинка, в которой Рорх кувыркается в этой постели с Мэльдис, выйдет смешной. На самом деле стало больно. Но остановиться не получалось:

--Ты всего лишь, наядка на раз, завтра я не буду помнить, даже как тебя звали. Как не помню уже лиц тех твоих подружек, с кем оттягивался прошлый раз! – думая, что добивает её, злобно добавил:

--Твой Доджет, небось, уже забыл, какого цвета твои глаза!

--Пшел, вон! – голос эльфийки казался равнодушным, но орк с какой-то, вызывающей отвращение даже у него самого, грязной радостью подметил, что ему удалось сделать ей больно.

«Лучше бы себе в ухо дал, ты ж урод предал любовь, а не эта наядка. Она-то даже не знает о существовании Рикки.» - Голос Предков, который хумансы почему-то прозвали совестью, был, как всегда, мрачен.

«Причем, здесь Рикки?» - обрадовавшись, что на этот раз голос ошибся, мысленно, вопросил орк.

«А узнай ты, что Рикки была с Доджетом, что бы ты почувствовал?» - голос снова оказывался прав, чувствуя свою правоту, совесть добивала орка, будто в отместку нанося удары, подобные тем, которыми он сам хлестал Мэльдис:

«Переставай врать! Ты ревнуешь к Доджету! Тебя бесит сама мысль о том, что такое «лечение» девчонка регулярно повторяет с другими! И на Рикки тебе плевать! Любовь-морковь», - передразнил голос мысли орка, - «баба тебе была нужна! Вот и всё. Ты едва не погубил жизнь Рикки, а теперь сделал больно девчонке, которая тебя же, гада, вылечила! Прав был Рорх, когда хохотал над твоими словами о любви! Уроды не умеют любить!» - припечатал Йоки голос.
Орк затянув пояс, побитым псом пошел к двери, но уже на пороге раздумал и вернулся. Подойдя к девушке замершей в кресле с недопитым бокалом одуванчикового вина, орк опустился на колено, чтобы поймать взгляд синих глаз, и попросил:

--Извини, хорошо?! – он постарался, как можно честнее, объяснить. -- Ти, понимаешь, я думал, что люблю девушку, а после всего…, - он замялся, пытаясь подобрать верное слово для обозначения захватившего его безумия.

--Моя мама часто говорила, что по-настоящему обидеть может только кто-то очень близкий, - прервала она его, и задумчиво глянув прямо в глаза, сказала:

--А тебе это удалось, Йоки-Йокерит! – она улыбнулась глазами и, слегка хлопнув его по щеке, наставительно заметила: --Считай, что я тебе дала по физиономии!
Орку почувствовал, что может остаться, подхватить её на руки, снова ощутить вкус ставших знакомыми губ, безумный полет сливающий тела в единое, напоенное восторгом, целое… Но почему-то, он не мог этого сделать, будто сказанные им по злобе слова, превратились в невидимую, но твердо разделяющую их стену.

«Интересно, а где её мама?» - действительно, как могла оказаться эльфийка здесь, в Доме Удовольствий Имперской Школы?

--Ти, ты давно её видела? – спросил орк.

--Кого? – удивленно, вскинула глаза девушка.

--Ну… маму! – буркнул орк.

Когда-то его впервые наполнило ужасом чувство, что он больше не помнит лица мамы. Сейчас он уже привык, что мама осталась у него в памяти лишь ощущением ласковых ладоней с запахом теплого хлеба, а отец чем-то большим и сильным, что-то вроде горы с громовым голосом…

--Давно, - вздохнула эльфийка. И протянув ему свой бокал, спросила:

--Хочешь, я тебе сказочку расскажу? Если не торопишься, конечно.

Орк никуда не торопился. Ему было ясно, что выйдет из этой двери совсем не тот парень, что в неё заходил, и этот новый тип ему совсем не нравился. Не нравился настолько, что даже думать о том, кем он теперь стал, было противно. Уж лучше сидеть здесь у ног ни за что обиженной им девчонки и слушать напевный, будто песня, рассказ Тигелинн . Держа в руке, ещё сохранивший в себе тепло её пальцев, бокал, он слушал тихий голос глядящей куда-то сквозь него эльфийки. Слушал сказку:

--Жила-была давным-давно одна эльфийская принцесса! - Тиге улыбнулась, - Ну может и не принцесса, конечно, но просто взбалмошная, немного избалованная, девчонка. Как и все молодые эльфы любила приключения. Любила, чтобы её любили. Носилась по лесам, наслаждаясь жизнью и свободой. И однажды встретила орка. Не знаю, была ли у них любовь или она всего лишь лечила его, как я тебя, - орк тоже улыбнулся, - но скорее все же встретились два любопытства. Наверное, с опытом там тоже было не все хорошо, потому что в положенный срок, она родила мальчика – красивого, здоровенького орка… Настоящего, который стал бы в будущем молодцом, вроде тебя – зеленым, клыкастым, сильным… Он им и стал. Потом, - Мэльдис вздохнула, - только мир устроен так, что все делятся на своих и чужих. Понимая, что её ребенок не увидит в Лесах, ничего кроме насмешек и непонимания, она нашла своего орка и отдала ему сына. Сама же вернулась к себе, трудно, будучи молодой, бросить всё, изменить свою жизнь, уйти из поющего мира лесов, в мир населенный расчетливыми орками. Понимаешь? – уточнила она.

--А что тут понимать? – единственное, что не очень понимал орк, зачем она вообще, рассказывает ему это.

--Действительно, всё просто, - согласилась Тиге. И продолжила:

--Орк взял сына и уехал подальше от лесов, в горы… Женился, его сын жил среди братьев и сестер, ничем не выделяясь. Считал своей матерью жену отца, не подозревая, что настоящая мать по-прежнему живет среди зеленого сумрака Великих Лесов. Потом мальчик вырос, окончил Техническую школу у гномов, стал мастером оружия, женился на любимой девушке. У него родились два сына - точные копии отца. А третьим ребенком была дочка, - Тиге грустно улыбнулась, - с большими синими глазенками, лишенными зрачков!

Орк растерянно глядел на девушку.

--Это ты про себя? – уточнил он, собирая разбегающиеся, подобно кругам на воде, мысли.

--Это сказочка, - улыбнулась Тиге, - про одного молодого зеленого орка и одну глупую уставшую девицу, которой этот орк так понравился, что она решила его соблазнить!

Йоки помотал головой, будто пытаясь вытряхнуть из неё собственную растерянность и бестолковость.

«Каково же было такому розовому, ушастому, тощему существу расти среди зеленых да клыкастых?» – растеряно подумал орк.

--Получается, ты оркийка? – тупо уточнил он.

Девушка кивнула, заинтересованно разглядывая что-то поверх его головы.

--А как же ты… здесь… - нужные слова не находились.

Оркийка, пусть даже ничем неотличимая от эльфийки в Доме Удовольствий – этого же не может быть! Не может быть, потому что не может быть никогда!

--Ты сказочку не дослушал,  - вздохнула Тиге. И продолжила:

--Девочка выросла, стала лекарем… 

--А почему наш лекарь песенки не поёт, а всё больше какой-то дрянью поит, да кровь пускает? – заинтересованно перебил Йоки.

Тиге хихикнула:

--Чтобы применять эльфийскую методику лечения, надо быть немного эльфом… Впрочем, говорят, что нет никакой эльфийской методики… - и явно передразнивая кого-то незнакомого Йоки, прорычала:

--Так называемая эльфийская методика, на самом деле является грязным шарлатанством, к которому неприменимо благородное понятие «медицина»!

Йоки потрогал ещё недавно бывшее распухшим ухо. Лечение по-эльфийски оказалось действенным, почему-то ему было совсем всё равно, что его вылечило какое-то шарлатанство, а не благородное понятие «медицина».

--А дальше всё просто…, - Ти, криво улыбнулась. --Что ты знаешь об эльфах? – удивил орка вопрос.

--Ну… - начал он. Тигелинн перебила:

--Что их гулящие девки, годны только для одного! Злобные чудища, сжигающие поселения на границе и всегда думающие об одном – как бы уничтожить Империю и порядок, который она несет миру! Бла-бла-бла…

Орк промолчал, именно, так он и думал, пока не встретил Мэльдис. Которая, закончила свою «сказку»:

--Хороший папин друг, господин Рорх, предложил мне место мастер-наставника в Доме Удовольствий, психологию я знала плохо, но для того чтобы убеждать отчаявшихся девчонок, что есть вещи более страшные, чем несколько орков раз в седьмицу, достаточно.

Она вновь улыбнулась:

--Все же эльфийка оказалась в Избе. Лечу девочек, смотрю, чтобы их, бедняжек, не обижали…

--От чего лечишь? – орк чувствовал, что напоминает любопытного эльфа, вопросы толпами теснились в голове, один глупее другого.

--От разного… Ты думаешь, кто приходит работать сюда? –  печально спросила девушка.

--Ну кто…, - протянул орк, - хумансийки понятно…

Тиге кивнула.

--Верно. Хумансийки. Правда, это те хумансийки, которых жизнь вынудила продать последние, что у них есть – их тело.

--У каждого свой выбор, ты не находишь? – поинтересовался орк, пытаясь понять отчего так грустит девушка.

Она снова кивнула.

--У каждого свой выбор, а когда никакого выбора не остается, кто-то приходит сюда. К тётушке Мэльдис, доброй, всё понимающей тётушке, которая изо всех сил убеждает их, что это работа ничуть не хуже, любой другой…

Девушка криво улыбнулась.

--Знаешь, Йоки, я хорошо умею убеждать – убедительно.

--Ти, ты так об этом говоришь, будто девушки приходят не на хорошую работу, а продаются в рабство. Чем плоха работа в Избе?

--А ты считаешь эту работу хорошей? – иронически скривила бровь Мэльдис.

--Империя щедро оплачивает этот труд! – вырвалась фраза вызубренная на уроке пропаганды.

--Разве все оценивается империалами? – она посмотрела ему прямо в глаза. И добавила:

--Когда ты узнал, что я оркийка, но думал ещё, что я работаю наядкой… На хорошей работе, - передразнила она орка, - ты что подумал? Наверное одобрил хорошую работу, щедро оплачиваемую Империей?

Орк промолчал, она была права. Но ведь для хумансов деньги главное, это все знают? Или нет?

--Ти, - орк попытался подобрать слова правильно, - чтобы нечаянно не обидеть эту печальную оркийку, с грустными эльфийскими глазами, - но ведь кто-то же идет, значит, всё не так плохо?

Девушка, поднявшись с кресла, ответила :

--Как тебе сказать...  Для кого-то это бывает единственно возможным решением. Изба – это всяко лучше, чем портовые кабаки. Империя хотя бы щедро платит… Только вот не каждую возьмут в Дом Удовольствий. А для кого-то это единственный шанс выжить…

Она коснулась лампы, погружая комнату во тьму. Ночным зрением орк видел, как она идет по комнате, тоненький светлый силуэт, окруженный клубящимся морем темноты. Глядя на эту фигурку, орк решился спросить о том, что давно мучило его:

--Ти, а если ты не работаешь…, - он запнулся, - так… То почему у нас с тобой так вышло? Ну… Ты и я… - орк растерянно замолчал, вопрос звучал глупо и нелепо.

Девушка, протянула руку вверх, будто собираясь сделать танцевальное па и тихо спросила:

--А ты не думал, что просто можешь кому-то понравиться?

Поток теплого, вечернего света хлынул в комнату золотым водопадом, заставив сидящего на полу орка зажмуриться. Когда он смог открыть глаза, первым что он увидел, была фигурка девчонки, купающаяся в солнечных лучах из окна, которое больше не закрывали тяжелой стеной мохнатые от бархата портьеры. Остренькие ушки, кокетливо выглядывающие из облака золотистых волос, светились розовым, прозрачным свечением, прибавляя сияния в залитой солнцем комнате.
Йоки вспомнил, что всё ещё сжимает в лапе бокал, и опрокинул остатки вина в рот. Одуванчиковая горечь растаяла на губах, давно прошедшей весной…

X
Из окна башни, Лоунвилль виделся стайкой разноцветных светлячков, вроде тех, что устраивают свои брачные хороводы среди хмурых деревьев школьного парка. Рубиновым камнем горел огонь на шпиле Городского Совета. Россыпью звездчатых огней сиял порт, напоминая собой диковинное звездное скопление. Спящие кварталы, где видели свои добропорядочные сны скучные хумансы, опоясывали ожерелья тусклых фонарей. А станция парокатов точно посредине между Школой и городом,  казалась, детской каруселью, вроде тех, что устанавливают на ярмарках. Ночь царила в мире, боящемся тьмы.
Орк сидел в открытом настежь окне, наслаждаясь долетающим с моря ветерком, пропахшим солью и водорослями. Внутри каменных стен Школы близкое присутствие моря почти неощутимо, а вот сюда, на высоту пятого уровня, дыхание распаленной зноем воды могло долететь, рождая приятные воспоминания о прокаленном на солнце пушистом песке пляжей и о горьковатой прохладе морской воды ласкающейся и доброй. Йоки чуть поерзал босой пяткой по шероховатой поверхности стены, в которую он упирался ногами, ощутив обнаженной спиной точно такой же шершавый от древности камень башни. Когда-то грозные, узкие, сощуренные, будто глаза напрягшегося стрелка, бойницы, теперь были расширены, превращены в вульгарные, охотящиеся за светом окна. В Ровендейле за жажду света расплатились жизнями. В этом Йоки был согласен с Рорхом. Впрочем, кто его спрашивает? Зачем спрашивать, когда можно просто приказать?

«Это мудро», - напомнил орк себе, - «чем опытней станешь, тем меньше будет тех, кто отдает приказы тебе, тем больше будет тех, кто выполняет твои приказы».

«Всё в жизни происходит к лучшему!» - гласит древняя поговорка. В чем-то конечно совсем неправильная, разве может быть к лучшему чья-то смерть(враги не в счет) или предательство, но в чем-то безусловно верная. Орк прислушался к себе. Ему показалось, что подобные миролюбивые мысли ему подсказывает, впервые удовлетворенный, после томительного воздержания, желудок. Сейчас в нем покоилась истерзанная жестокой судьбой птица – гильотинированный, закаленный жаром духовки цыпленок, растерзанный острыми клыками, нашел свой последний приют в голодном орке, утопленный в темном, густом пиве в компании своих не менее многострадальных товарищей по столу.

«Последний приют он получит завтра, в сортире» - юморнул Йоки, вспомнив свой самый странный обед.

Большой зал, в который его привела Тиге, состоял, казалось, из одного громадного стола, заваленного диким количеством вкусностей. Такого количества самой разной еды сразу, орк не видел ещё никогда. Их рационы были достаточны, но особым разнообразием не отличались, пища должна быть здоровой и питательной, остальное неважно. Конечно, существовали ещё уроки Этикета, на которых сушеная, подобно рыбке к пиву, грымза-хумансийка, со странным прозвищем «Флифе», учила будущих офицеров Империи потреблять самые изысканные блюда. Кто знает, на каких приемах могут оказаться потенциальные маршалы Империи (а плох тот корнет, что не мечтает стать маршалом) и какие заковыристые блюда могут встретиться им в их длинной, как  жизнь, карьере? Но даже на этих обычно полных юмора уроках было лишь какое-то одно блюдо. Вроде тех злосчастных улиток, которых они страдая, роняя из щипцов, пуляя, не рассчитав силы, в пространство, а то и друг в друга, учились потреблять под злобное карканье Флифе: «Эс-карр-го…». Только одно блюдо, но не целый, заваленный  всем на свете, стол. Больше всего его поразил пузатенький бочонок темного гномьего пива стоящий на столе в окружении разнокалиберных бутылок. Вина он сегодня выпил достаточно, но вот пиво – это же совсем другое дело. Пиво – это напиток мужчин!
Ошарашенный всем этим нереальным изобилием, Йоки даже не сразу обратил внимание, на сидящих за столом хумансиек. Одетые в одинаковые клетчатые юбочки девицы, показались ему какими-то гимназистками, случайно забредшими на огонек. Хотя, догадаться, что за хумансийки могут сидеть за столом на пятом уровне башни Дома Удовольствий, совсем не сложно. Тиге, одетая точно в такую же одежду, казалась рядом с этими серенькими мышками, стремительным солнечным котенком. Да и, вообще, если бы у орка после постельного безумия и всего остального, были бы силы удивляться, его бы сильнее всего удивил выплывший откуда-то гном, наряженный в точно такую же юбку, и с бородой обвязанной бело-голубыми ленточками. Но сил не было. Орк только обрадовался тому, что его наряжаться в юбку не заставили, после чего, набросился на еду – цыпленок стал лишь первой жертвой.
К концу обеда, орк уже ощущал себя легко и свободно, правильно говорят женщины: «Сытый орк – добрый орк!». Даже сидящий рядом гном, в юбке, перестал вызывать острые приступы тошноты. Вообще-то, ко всему привыкаешь, а уж когда на пару с кем-то выпиваешь бочоночек(пусть и маленький) доброго пива, то отношение несколько меняется – ну в самом деле, какая ему разница, чем этот гном занимается на досуге и что он носит за обедом? Пиво он пьет хорошо, пиво хорошее, что ещё надо? Поначалу немного напрягали мысли о том, насколько подобает будущему офицеру обедать вместе с наядками, но после четвертой кружки пришло здравое понимание того, что если офицеру подобает даже сплетать ноги с наядками, то обедать-то тем более подобает. И вообще, он в распоряжении Мэльдис, так что всё было хорошо, а после шестой кружки стало ещё лучше.
Стараясь не ударить в грязь лицом и поддерживать общее веселое настроение, он рассказал им байку дядюшки Йохара, про то, что хумансийки привязывают груди к шее. По тому, как задорно смеялись раскрасневшиеся от вина и еды девчонки, он понял, что на этот раз байка оказалась просто байкой… И если в начале обеда он ловил на себе их тревожные взгляды, то позже он почувствовал себя настолько своим здесь, что даже продемонстрировал им незамысловатый трюк – расколол об свою голову пару пустых бутылок…

«Короче говоря, напился, как Лоэн-гуру!» - резюмировал, сидящий на окне, орк.

Он прислушался, пытаясь уловить далекий шепот моря. Тщетно. Зато хорошо стала слышна плясовая мелодия, раздающаяся в ночи. Седьмой день – День Удовольствий продолжался, отняв у Первого дня, часть принадлежащей тому ночи. Там внизу идет бурное веселье, поощренные первокурсники, реализующие своё право выпускники, господа преподаватели… И эти серенькие девчонки, с которыми он смеялся не так давно над глупой шуточкой Йохара. Сейчас они отрабатывали свои империалы и щедрый до безумия обед.
Орк поглядел на Черную Луну, низко зависшую у самого горизонта, горизонта, за который давно уже скатился желтый месяц молодой Луны. Память нельзя отключить, раньше ему никогда не приходилось жалеть об этом. А вот сейчас…
Наверное, его преподаватель психологии, господин Йофф, должен был бы гордится своим учеником, искусство слушать он особо подчеркивал в своих лекциях. Раньше Йокерит сомневался, умеет ли он слушать, теперь, похоже, сомневаться больше не стоило. То, что выплеснула на него Мэльдис, служило лучшим доказательством того, что слушать он умеет.

«Или просто оказался рядом в тот момент, когда она больше не смогла удержать в себе накопившееся» - поправил он себя.

Интересно, насколько Тиге старше его? Спросить её об этом он так и не решился. Собственно, какая разница? Он чувствовал себя пожилым стариком, старше дядюшки Йохара, старше собственного деда, когда она, доверчиво прижавшись к нему, рассказывала, о том, что, наверное, переполняло её мысли. Боль, много боли… Столько, что будь на его месте «деревянный хуманс» из тренировочного зала, снаряд на котором сотни курсантских лап оттачивали мастерство удара, и ему бы стало больно. Но рядом был он, мелкий, тупой орк, способный только мямлить что-то невразумительное, да гладить мягкие, словно пух деревьев волосы.

«Интересно, ругает она себя за слабость?» - подумалось Йоки.

Он представил себе её работу: изо дня в день подбирать девушек, учить их тому, как сделать хорошо абсолютно незнакомым, зачастую противным им оркам. Лечить, успокаивать, решать какие-то их непонятные ему споры… Орк передернулся, толи от порыва прохладного ветерка, толи представив себе жизнь внутри башни.

«А что дергаешься, сам тоже в крепости живёшь и никому не жалишься?» - похоже, заткнувшийся мерзавчик решил проверить свои силы.

Он живет в крепости, но у них есть полевые выходы, учения, увольнения и впереди целая, полная смысла, жизнь. А тут…
Орк вновь услышал горячий шепот Ти, шепот, будто бы был кто-то, кроме них, в этой ставшей совсем привычной комнате, рядом с огромной, но иногда такой тесной постелью. Шепот, открывающий, будто легендарная калитка морока Хны, дорогу в иной, абсолютно чужой мир. На самом деле так и было. Мир, в котором доведенные до края девчонки продавались за империалы и чтобы лучше выполнять свою работу жгли дурманные свечи, превращающие серую реальность в подобие веселого сна. Мир, в котором оркийка, внешне неотличимая от эльфа, вынуждена носить плащ с глухим капюшоном, чтобы просто выйти в город. Мир, в котором выезд на природу с противным толстяком Рорхом, становился событием. Для него чужой, для Тигелинн тот в котором она живет.
Орк нанизывал мысли на ниточки, словно собирая диковинные бусы. И то о чем Ти не рассказывала ему, стройно дополняло известные ему факты. Для любого нормального орка семья превыше всего. Но кто женится на эльфийке, будь она хоть трижды оркийкой? И как можно жить, зная, что кому-то из твоих потомков уготована суровая участь белой вороны? Да и захочет ли она детей сама, ощутив всю прелесть оказаться чужаком среди самых близких?

«Эй, а тебе-то что?» - не оставлял попыток продолжить разговор мерзавчик.

Действительно, казалось бы какое ему дело, до чужой жизни? Тем более, ни помочь, ни что-то изменить он не сможет. Но вот мысли и память, от них никуда не спрятаться. И каждый раз, приходя в Дом Удовольствий он будет знать, что сладковатый цветочный запах наполняющий комнаты, это запах дурманных свечей зажженных для того чтобы отдыхающие орки и работающие девчонки, забыли о неловкости и стыде, были естественны и раскрепощены.

«Как ты с эльфийкой?» - гыкнуло внутри.

«Я ей понравился, она нравится мне, но я люблю Рикки…»

«Э! Ты уверен, что любишь Рикки?» - продолжался допрос.

Что такое любовь? «Взаимное влечение двух разумных существ основанное на доверие и дружбе, как правило, имеющее цель создание крепкой здоровой семьи!» - всплыла цитата из учебника. Да уж, стремление описать всё и дать всему классификацию, это извечное стремление ученых умников. Если б всё было так просто определить.

«А чем тебе не нравится определение?» - съехидничал мерзавчик.

Прерывая эту ненормальную беседу, откуда-то издалека, раздалась удалая песня:

Мы - высшие из Высших - идем, чеканя шаг,
И зря спасенья ищет от нас презренный Враг -
Ему, как псу, на горло - ошейник золотой:
Навек запомнят Кланы, что шли на них войной!

Молодые слегка пьяные голоса самозабвенно орали слова. Похоже, День Удовольствий заканчивался. Вскоре вновь загрохочут звонки побудки, и орущая, бестолково-пьяная орда молодняка, снова превратиться в хорошо отлаженный, безотказный механизм Школы.  «По выжженной равнине марширует легион…» - отметил орк. И ухмыльнулся. Доджет рассказывал, что эта песня когда-то была боевым маршем эльфов… Вот смешно, если он прав…
Из комнаты пахнуло теплым ветерком.

--Как там? - не поворачивая головы, спросил орк.

--Уже всё нормально - устало ответил голос Тигелинн.

Орку показалось, что она немножечко охрипла. Действительно, за этот длинный и непонятный день,  ей пришлось много петь. Сначала гном, потом он, теперь вот одна из девчонок…

--И часто бывает так «нормально»? – уточнил орк, вспоминая заполошный бас гнома за дверью, вопящий, что кто-то где-то без сознания валяется.

--Бывает, - теплые губы ткнулись в ухо, - Йоки, тебе пора уходить…

Орк соскочил с подоконника и побрел к стене, за которой скрывалась дверь в ещё одну комнату. Комнату, в которой они тоже любили друг друга, под упругими струями теплой воды…

«Любили, хе…» - орк повернул рычажок, и ледяной водопад обрушился на него, будто стараясь смыть саму память, о ласковом теплом дожде и двух телах танцующих здесь же…
Выйдя из душевой, орк стал молча одеваться. Собственно, говорить было нечего. Он сам отлично понимал, что до выпускного курса ещё почти полный цикл, что никакое безумие не может продолжаться долго, что всё произошедшее всего лишь сон. А сны уходят, когда приходит утро.
Хищно чмокнул череп на пряжке ремня, хлыст вошел на своё привычное место.

--Гиви тебя проводит! – по-прежнему глядя в распахнутое окно, сказала девушка.

Орк тоже подошел к окну, глядя поверх её головы на светлеющее небо, спросил:

--Ти, мы ещё увидимся?

Ответом послужило молчание. Йоки всё понял. И повернувшись, молча пошел к двери. Уже ощутив в руке холодную округлость ручки, он все же спросил:

--А что Рорх написал в записке?

--Вылечи, парня – он балбес, но чем-то напоминает меня! – процитировала Ти.

«Тем и напоминает, что балбес» - мысленно ответил Рорху Йоки, выходя из комнаты. Сон заканчивался.
Гном уже ждал в коридоре. Орк аккуратно прикрыв за собой дверь, вопросительно поглядел на бородача. Тот приглашающе мотнув головой, засеменил по коридору. Орк двинулся следом. Лестница прошлым утром, казавшаяся такой бесконечно-длинной, в этот раз промелькнула неощутимо. Холл встретил их запахом дурманных свечей, теперь бы Йоки ни спутал этот запах ни с одним другим. Эхо шагов обгоняло их, прячась в сумрачных уголках мохнатыми кендерами. Молча, они подошли к воротам, уже закрытым, что означало, окончание Дня Удовольствий.
Знакомо заскрипела калитка в воротах. Орк приготовился шагнуть в утреннюю прохладу школьного двора.

--Передай, пожалуйста! – остановила его просьба гнома.

В коричневой лапке он протягивал листок. Не говоря ни слова, орк взял записку.

--Тому парню… - начал, было, гном.

--Его зовут Доджет, – кивнул головой орк.

--Скажи, что это от Гиви! – попросил гном.

Орк снова кивнул.

--Удачных дорог! – попрощался он, перешагивая порог.

Утро встретило его хрустом ракушек под ботинками, неярким светом звезд высоко в небесах, и запахом травы, особенно сильным летними ночами. Йоки зашагал знакомой дорогой, туда, где спит его группа. И его Рикки, которая ничего не узнает о том, чем он занимался этим днем. Это решение пришло только что. Лгать противно, но можно ли считать ложью то, о чем молчат? Нельзя любить двоих, но нельзя любить и лгать. Рорх был прав, когда хохотал над ним. Пока он не умеет любить. Ну что же, зато он умеет ждать! И его ждет девушка, которую он должен научиться любить. И всегда с ним будет память о другой. Той, что нечаянно показала ему, что любовь это не только сплетение тел, но и что-то другое. Что-то, что ему ещё только предстоит понять.
Йоки глубоко вздохнул и побежал по дорожке, из скрипа ракушек под ногами, из ровного ритма сердца, из ветра бьющего навстречу бегущему орку, рождались воспоминанием строчки древнего поэта. Такого древнего, что забылось его имя, но строки, шепчущие сквозь века, жили и должны были жить пока существует мир:

Синий плеск одиноких теней на полу,
Свет луны осторожно ползет по стеклу,
То вдруг яркий палящий полуденный свет.
Кто возьмется сказать - это явь или бред.
Кто возьмется учить, как же надобно жить.
Объяснил бы, кто добрый, как надо любить.
И не шамкая правдой святой и добром,
А сказал, как о чем-то до боли простом.
И о чем нас тоска изъедает в ночи,
По кому вечно катятся слезы свечи,
Чем нас песня любви так за душу берет,
И зачем же живет кто так скоро умрет.
Но еще не пора…
Будет дней перебор.
Будет жизни игра,
Будет дум разговор.
Будет солнце влюбляться в усталый прибой,
Будут слезы катиться живою водой,
Будет ветра вперед уноситься поток.
Будет тихо кружиться прощанья листок.
Будет правда босая стоять на ветру,
И растает свеча, догоревши к утру.
Будут лица стираться, чтоб вновь проступать,
Будут кони далеким галопом стучать,
Будет пьяно-похмельным последний закат,
А рассвет будет чист... Чем же он виноват?

Новый рассвет вставал над миром. Чистый и свежий - рассвет нового дня. Дня, навстречу которому бежал орк в черной форме с серебристыми молниями, орк мечтающий научиться любить…