Пугающие, бестолковые замыслы

Написать что-либо. Что-ли-бо.
Как можно, стоит ли писать "что-ли-бо" только потому, что не хватает тебе опоры, и берешься за спасительный карандаш и опираешься. Опираются при движении, весь смысл, в движении.
Ты на это надеешься и начинаешь искать смысл, а его вроде как и нет. Есть одно передвижение. В тоже время понимаешь, что совсем без смысла абсолютно не возможно. И ощущение этого знания переполняет иногда и требует выхода. Тогда и думается, что не плохо бы написать "что-ли-бо". В какие то моменты приходит сюжет, и предлагает себя в качестве материала для "чего-ли-бо". Но обычно не выдерживает критики и уже уходя, намекает, что при такой разборчивости не то что рассказа, открытку не сможешь подписать.
 Представить свою руку пишущую повесть? Представляю, это должно быть замечательно, глобально. Кажется, что надо только начать. Но начинал. И не раз. То сюжет забывается и потребность вспомнить все, принимает на себя весь пыл новоявленного романиста, то ускользает смысл. Смысл как осознание правильности того, что делаешь. Уставший от борьбы со слабой памятью но довольный тем, что не совершил очередной глупости, забываешь напрочь ненавистный (несостоявшийся) сюжет, и о желании "чего-ли-бо".
  Говорят нужно работать и работать. А ещё говорят должна быть уверенность в себе.  А сумашедшие, говорят, больше всего уверенны в том, что они не сумашедшие.
Приобретая уверенность в себе, я потеряю уверенность в том, что я делаю. Я могу расслабиться и дать волю своей уверенности, но отпущенная на волю уверенность стоит как голый в поле, и что бы отвлечься от новых ощущений изображает из себя уверенность которая получается уже какбыуверенностью. Уверенностью подтрунивающей, насмехающейся над собой. И от этого получается полная неразбериха. Иронизм проникает в уверенность и разрушает её изнутри. Уверенность без стержня превращается в понты. И тогда получаются стихи, типа тех, что вспомнить трудно...
 А как заполнять промежутки между словами? Как растянуть свое повествование на жуткое количество страниц. И о чем вообще повествовать. Трудно придумать что-то новое. История литературы знает сколько угодно и каких угодно историй. Все возможные ситуации были описаны, обыграны, опеты. И не по разу. Менялась эмоциональная, этническая, этическая, политическая и проч. окраска этих сюжетов. Но по моему люди давно уже повторяются.
Сколько еще оригинальных комбинаций можно создать из всех стыкующихся друг с другом ситуаций? Как можно писать, подозревая, что, чтобы ты не сказал, уже было сказано и написано до тебя?
 Еще есть, какие-то правила написания слов. Не орфография, не синтаксис. То, что называется языком(?).
Язык Пушкина, Гоголя, Достоевского, Бунина, Набокова.
Мне печень с макаронами. Большинство сами языкастые.
Правда сейчас кто языкастей, тот мордастей, менее языкастым остается матюкаться.
Хотя есть ещё эти, интелегенты. Точнее «рефлексирующие
интелегенты». Эти точат свой язык. По лекалам предков. Поставив бюст Вольтера ли, Маяковского ли на коленки, самозабвенно гладят с непонятной целью. То ли сточить до основания, то ли обогатить "голубым салом" своим из сальных железа.   
Вообще-то, это должно быть забавно – морочить голову человеку, взявшему в руки книгу. Заставлять возвращаться к ней, держать в своих руках его мысли, вертеть и щекотать их.
 Какой ещё нерв не огрубел от постоянной щекотки, на что нацелиться, что бы обезволить и захватить читателя в коварный плен своего сумашествия? Читателя, вчитывающегося в каждое слово и отрывающегося от книги только для того, чтобы осмыслить прочитанное.
Не разделять людей на представителей с грубыми нервами и на особей с оголенными.           «Струны души» ...?
Почему мне кажется, что один человек может воспринять то, что воспринял другой. Или мне так не кажется.
 Что все-таки ставить перед собой задачей?
Смысл этого произведения доходит до читателя независимо от его умственных, духовных и физических способностей. Не этого конечно. А того идеального, в котором смысл перестает быть смыслом. Поскольку вбирает в себя столько смыслов, что если бы не
режиссёрская работа автора, они, смыслы, пролетали бы над читателем как Миг над летней поляной.
 Сюжет задает ритм, сплетенье смыслов  - басовая партия и лишь в голове читателя, создается мелодия. У каждого своя. Или не создается. Близка ли эта мелодия к замыслу автора, или далека, все уже не важно. Это идеальное произведение, автор не идеален. Каким бы ни было его произведение, автор всегда хуже. Пусть мелодия звучит в каждом. Это наилучшее. Автору – не трогать руками поющие души. Не объяснять, как надо петь. А сыграть что-нибудь ещё.

«Каждому-своё».