оранжевая клякса

Она сидела на подоконнике… Каштановые  волосы в беспорядке были разбросаны по плечам, а в голове с огромной скоростью проносились сотни, тысячи мыслей. Но даже она не могла бы ответить, о чем она сейчас думает. Ни о чем и обо всем сразу. В руках она держала апельсин, он как будто играл с ее пальцами в темноте этого холодного вечера.
Она смотрела в окно.… Казалось, что этот темно-синий, холодный вечер понимает и пытается разделить её боль. Но это было иллюзией. Эта боль принадлежала только ей. И никто не мог её разделить.
Ей хотелось уйти… От всех забот и бед. Ей просто хотелось полететь. Вдруг! Зазвенел телефон. Но ни один мускул на её лице не дернулся. Тот, кто звонил, был очень настойчив, но… телефонный трезвон стих и тишину нарушил только горький вздох.
Вдруг руки ослабели, и ярко-оранжевый апельсин-мячик упал на пол, и,  прокатившись несколько метров остановился. Интересно… Он был еле виден. Оранжевая клякса на черной бумаге пола. Вдруг она прислонилась щекой к холодному стеклу. И предательски задрожал подбородок, и маленькая слезинка покатилась по щеке и упала на рукав свитера, оставив на нём темное пятнышко. За ней побежала другая, более крупная, потом ещё больше и вот уже прозрачные подружки несутся вниз наперегонки, и им нет конца… они оставляли за собой светлую дорожку на её щеках…
Она резко встала и рывком открыла окно. Зимний, свежий, холодный, голубоватый воздух ворвался в комнату и заиграл её волосами, а за её спиной тюль, как белое облако развивалось, подхватываемое порывами воздуха. Ей захотелось лететь… захотелось, как никогда… она села на край окна, высунув ноги наружу…и легкий ветерок щекотал ей ступни. И она думала о том, что чувствует человек, когда летит… Она всегда мечтала летать, и вот, сейчас она наконец-то сможет осуществить свою мечту… Но опять боль, только боль смогла её остановить, и именно боль не дала ей полететь…
Она сидела на подоконнике и по её щекам катиться горячие, соление капли, они обжигали кожу, а глазам уже было больно смотреть, и вот уже из-под опущенных век бегут-мчаться её вечные спутницы. Ей казалось, что они забирают её боль себе, а ветерок все играл её волосами и занавесками -  ему было весело, конечно - он же умеет летать!!!
И только мысль о солнце, которого она может быть никогда уже не увидит остановила её…. Она испугалась того, что уже никогда не почувствует лучики солнца на ресницах, что никогда уже ветерок не споет ей на ухо песню о своем одиночестве, что уже никогда мягкие бархатные волны не будут целовать ей ступни, и что никогда не будет ласкать ей пальцы бархатные лепестки алой, как  кровь, розы. И вдруг ей стало страшно. Страшно не потому, что впереди была неизвестность, а потому что она могла за несколько секунд потерять все это.
По её телу пробежала дрожь, оказывается, что на улице уже давно шел дождь.
Она убрала ноги с подоконника, слезла с окна. Села в кресло, которое стояло напротив окна. Она просидела так еще, наверное, час. А может быть и больше, казалось, что все это было вне времени. А дождь лил все сильнее и сильнее.
Вот уже на полу образовалась лужа, и когда капли попадали в неё. То брызги разлетались по всей комнате. Вдруг снова зазвенел телефон, она вздрогнула от неожиданности, рука потянулась к аппарату. Она нажала кнопку громкой связи…. И дрожащий голос говорил ей:
«Милая, прости, я виноват, все было глупостью. Мне так больно без тебя. Я не могу. Я не хочу, чтобы все было именно так. Я все исправлю. Только дай мне шанс. Все у нас будет хорошо. Прости. Что я могу сделать???»
На её лице заиграла улыбка, горькая, но улыбка. Вдруг она подняла с мокрого пола апельсин, и выбросила его в окно. Он упал на асфальт. И снова он казался, но уже прохожим, оранжевой кляксой на черной бумаге асфальта.