Тайная жизнь Клавдии Ивановны

Дом был такой старый, что, казалось, скрипел на ветру. Квартиры в нем занимали большие шумные семьи. Одинокие люди жили в комнатах двух длинных коридоров -- в малосемейном общежитии. В общаге всегда стоял шум и витали запахи винных паров и табака, пригоревшей еды и помоев, пыли и сырости.  Несколько стариков, обитающих тут, никак не могли справиться с отчаянным разгулом сомнительных личностей, населявших крохотные грязные комнатушки, и поэтому круглосуточно ворчали и судачили о соседях, сидя на лавочке у подъезда.
Дом повидал на своем веку немало. Его перестраивали, слегка ремонтировали, реконструировали, восстанавливали после пары-тройки пожаров. А он все стоял на самом оживленном перекрестке,  нахально портил вид улицы рыжими облезлыми боками и плевать хотел на пересуды о неминуемом его сносе.
Однажды на долю старого дома выпало еще одно нелегкое испытание. Весенним пятничным вечером слегка трезвый водитель потрепанного автобуса не вписался в поворот перекрестка и въехал прямо в окно общежитской комнаты на первом этаже. По счастливой случайности никто не пострадал. Водитель - наверное, потому, что, как говорится, пьяных Бог бережет. Жильцы - потому, что таковых в тот момент в квартире не было. Кто они и куда подевались - это решила выяснить Клавдия Ивановна со второго этажа.
Клавдия Ивановна занимала такую активную жизненную позицию, что считалась среди жильцов чем-то вроде общественной совести. Она бдительно следила за сохранностью общественных цветов и собственного укропа в палисаднике, строго выговаривала родителям отъявленных сорванцов, отчитывала дебоширов и презирала нерях. Если бы среди жильцов создавали партийную организацию, большинством голосов парторгом бы выбрали Клавдию Ивановну. В ее присутствии анекдоты становились несмешными, пьяницы смирнели, гулящие девицы изображали скромниц, добродетельные матери и отцы семейств стремились рассказать о достижениях своих чад. Клавдия Ивановна была и впрямь образцом для подражания. В свои неопределенные сорок с хвостиком лет она имела: непьющего мужа - научного сотрудника, двоих послушных детей-отличников,  уютную двухкомнатную квартиру с положенным набором мебели и перспективу вот-вот переехать из "этой развалюхи". Никому в голову не могло прийти, что эту строгую женщину можно называть лишь по имени. И уж, конечно, никто и никогда не смел бы подумать, что в душе Клавдии Ивановны может бушевать настоящая буря чувств.
Клавдия Ивановна была человеком занятым. Она отдавала много времени работе в школе, общественной деятельности, чтению и очередному хобби. С обитателями общаги она почти не общалась, считая их по большей части людьми несостоявшимися, то есть неудачниками. Но на чрезвычайное происшествие Клавдия Ивановна сочла своим долгом откликнуться.
Спустившись к месту аварии, она тут же раздала указания: Борьке -- написать заявку в ЖЭУ, Семенычу -- найти доски и заколотить дыру в стене, остальным - попытаться отыскать хозяина комнаты. Вскоре выяснилось, что уже пару месяцев в квартире никто не живет, а раньше жил какой-то старик, который почти не выходил из дома. Людка, красивая когда-то, еще не старая женщина, которую все называли шалавой, немного прояснила ситуацию:
--Да мужик здесь появлялся, симпатичный такой. Пару недель назад приходил и сказал, что уезжает в экспедицию.
Тут все загудели. В квартиру необходимо было попасть, чтоб хоть как-то до появления столяров из ЖЭУ заделать дыру в стене. Решили ломать дверь. Попавшие внутрь увидели гору книг, бумаг, каких-то тряпок, вывалившихся от удара автобуса из коробок, наполняющих комнатушку. Мебели, кроме сетчатой кровати, тумбочки и старого стола, в квартире не было. Клавдия Ивановна тут же организовала народ, чтоб сложить все это добро в угол, решив позже разобраться со странными жильцами, месяцами не появляющимися в собственной квартире.
Общими усилиями кое-как залатали изломанную стену, фанеркой заколотили проем окна, подмели пол. Вместо сломанного замка Клавдия Ивановна принесла старый навесной, собственноручно повесила на свежевбитую петлю, повернула ключ и, положив его в карман, зачем-то объявила соседям:
--Придется теперь за порядком здесь следить, а то растащат ведь все.
С тех пор Клавдия Ивановна стала ежедневно захаживать в пустую разгромленную квартиру. ЖЭУ как обычно не очень-то торопилось с ремонтом, хозяева тоже не спешили объявляться. Сердобольная соседка решила сама привести вещи в порядок, сложить как следует и чем-нибудь прикрыть, а то ведь лишатся неведомые квартиранты последних пожитков.
Освободив несколько коробок, Клавдия Ивановна принялась складывать туда книги, предварительно вытряхивая из каждого тома облачко пыльной штукатурки и протирая обложку принесенной из дома тряпкой. Иногда из книг вываливались старые открытки, адресованные некому Леониду Марковичу, пожелтевшие квитанции, а однажды выпала фотография симпатичного солдатика с надписью: "Скоро дембель! Любимому деду от внука Саши". Встречались среди бумаг какие-то записки типа "Был два раза. Где ты ходишь?"  и письма, неторопливо рассказывающие об унылом житье какой-то старушки Маруси, судя по всему сестры Леонида Марковича. Клавдия Ивановна просматривала каждую бумажку и убирала ее в отдельную кучку. Вскоре обрывки чужой жизни на пожухлых клочках стали складываться как мозаика в ясную картину. Клавдия Ивановна словно бывалый сыщик делала выводы из каждого, казалось бы, незначительного факта. Так, ей было ясно, что старик в квартире жил одинокий. Сестра Маруся как-то написала, что "...помянули твою Люсеньку...". "Это его покойная жена", -- без тени сомнения решила любопытная соседка. Кроме внука Саши встречалось еще имя некоего Витюши. Обрывочные впечатления привели Клавдию Ивановну к убеждению, что Витюша - сын Леонида Марковича и, видимо, тот мужчина, который уехал в экспедицию. Некоторые вещи: старые джинсы, остатки лосьона после бритья, детективы новомодных авторов, несомненно, принадлежали тоже сыну. Старик был немощен, старомоден и имел какое-то отношение к изучению русского языка. Среди книг обнаружилось немало словарей и учебников. Куда делся теперь старый лингвист - об этом Клавдия Ивановна как-то не думала. Она знала точно, что в ближайшее время в ее доме никто не умирал.
Вскоре перекладывание чужого хлама превратилось для Клавдии Ивановны в новое хобби. Последнее увлечение - кружок, где обучали хиромантии, -- было позабыто. Домашние недоумевали: что интересного в уборке чужой убогой комнатенки, но перечить Клавдии Ивановне никто не осмеливался. Входила в соседскую комнату она с таким мученическим выражением лица, что окружающим было даже неловко из-за того, что соседке приходится одной тащить эту нелегкую ношу - присмотр за чужой разгромленной квартирой.
Даже себе Клавдия Ивановна не смогла бы признаться в том, что интересуют ее не только пыльные книги и бумажки. Как-то незаметно образ сына старика, Виктора, стал для женщины почти реальным. Даже внешность его, казалось, была ей давно знакома. Упоминание об экспедиции позволило сделать вывод, что Виктор - геолог. Записка о том, что кто-то кого-то не застал дважды дома, вселила уверенность, что Виктор - заботливый сын. Квитанция об уплате госпошлины подсказала историю о разводе Виктора с женой по причине частых поездок в экспедиции. Иногда Клавдия Ивановна одергивала себя и запрещала выдумывать всякие глупости, но все было напрасно. Разыгравшаяся фантазия подстегивала воображение и ей виделся мужественный геолог, одинокий и нуждающийся в утешении. Она была уверена, что знакомый незнакомец стараниями отца-интеллектуала начитан и воспитан, аккуратен и самостоятелен, - в общем, мечта, а не мужчина. С мужем Клавдия Ивановна никогда не была особенно ласкова, а теперь, обращаясь к нему, она не могла сдержать проскальзывающего презрения: кто он по сравнению с мужественным, закаленным ветрами и жизненными
невзгодами Виктором?! Во взгляде ее порой появлялось мечтательное выражение. Домашние списывали странности своей мамочки на приближающийся климакс и не особенно тревожились, зная, что все вернется на круги своя.
Клавдия Ивановна для себя уже решила, что вернется геолог Виктор и она впервые в жизни именно с ним узнает греховную сладость измены. Стыдно ей за эти мечты не было ничуть, она всегда жила в уверенности, что в любой ситуации во всем права. К осени под руководством бдительной соседки работники из ЖЭУ вполне прилично отремонтировали комнату, книги были сложены, пол вымыт. Клавдия Ивановна хотела даже принести сюда цветы, да вовремя одумалась, решив, что пересуды ей не нужны. Хотя кто бы мог заподозрить ее, правильную и застегнутую на все пуговицы, хоть в чем-либо?..
Однажды вечером в дверь к Клавдии Ивановне постучали. На пороге стоял худой, заросший щетиной мужик. "Из ЖЭУ", -- подумала Клавдия Ивановна.
-- Вы Клавдия Ивановна? Мне сказали, что за батиной комнатой вы приглядывали. Я Виктор - его сын. Вот документы.
Ноги у Клавдии Ивановны стали ватными, глаза защипало от обиды. Мечта рушилась прямо на глазах. Едва сдерживаясь, чтоб не выдать себя, она пригласила незнакомца в дом, и он, смущаясь, рассказал обо всем.
Отец действительно был когда-то учителем, но заболел туберкулезом и умер в больнице. Ухаживать за больным было некому: Виктор сидел в тюрьме, сестры давно уехали отсюда. Выйдя из тюрьмы, Виктор нашел лишь убогую могилку на больничном кладбище да комнату, набитую книгами. Увы, болен оказался и он: последние месяцы провел в стационаре.
--А как же экспедиция?..-- дрожащими губами спросила Клавдия Ивановна.
--Да это я Людке сказал, чтоб ждала да за хатой приглядывала, -- сверкнул вдруг золотыми зубами ужасный мужик.
Клавдия Ивановна молча отдала ключ и, не слушая благодарностей фиксатого, ушла в комнату и с размаху без сил рухнула на диван.
Ольга ГОСТЮХИНА.