Биография писателя

БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК
 
ЧУГУНОВ КОНСТАНТИН АЛЕКСЕЕВИЧ
Член Союза писателей СССР

17 ноября 1916 - 30 марта 1991 года

 На фото Чугунов К.А. на даче в Быково в 1949 году

     Чугунов Константин Алексеевич родился в губернском городе Симбирске (с 1924 года Ульяновск) в семье рабочего Чугунова Алексея Захаровича и Чугуновой (Костиной) Александры Ивановны из крестьянской семьи.
    Его отец Алексей Захарович после окончания четырёхлетней церковно-приходской школы был послан родителями работать учеником на местном лесопильном заводе. Он сразу начал курить махорку, что считалось признаком возмужалости. Во времена НЭПа (1921-1929) пытался заниматься коммерцией. Он покупал лес в верховьях Волги и продавал его в Астрахани, часто с убытком. По этому поводу  его сыну Косте запомнились частые ссоры между родителями. Александра Ивановна обвиняла его отца в нерасторопности, а отец обвинял мать в излишних тратах, неумении вести хозяйство. «Куды деньжонки-то растранжирила?» - часто спрашивал он по возвращении из плавания по матушке Волге. Алексей Захарович, будучи человеком нелюдимым, предпочитал что-нибудь мастерить в свободные минуты, а не «лясы точить». Он недолюбливал суетливых и кричащих людей и обычно грубо останавливал наиболее шумных: «Чего зеваш-то?»
    Семья Чугуновых питалась домашним хлебом, лепёшками, собственным картофелем, зелёным и репчатым луком, воблой, свежей речной рыбой, сырыми и солёными огурцами и яблоками в любом виде: сырыми, мочёными и сушёнными. По окончании частых постов в доме появлялись курятина и яйца. Сахар переплавлялся в формы с добавлением молока и корицы и подавался к столу по церковным праздникам. Овощи и яблоки выращивались на усадьбе их частного дома руками матери. Костя не знал вкуса других продуктов до 1939 года.
     Переход к НЭПу в Симбирской губернии, как и в Поволжье в целом, был осложнен голодом 1921-1922 годов, когда Косте было пять лет от роду. Главной причиной голода были не столько плохой урожай 1920 года и засуха 1921 года, сколько продразверстка, которая в начале 1921 года не оставила пищи даже для потребления. Истощенные продразверсткой крестьянские хозяйства не смогли противостоять засухе, поскольку были изъяты буферные запасы пищи.    Особенно тяжелым было положение на юге и в центре губернии. Меры помощи голодающим стали осуществляться в основном в конце 1921 - начале 1922 года. Уездные комиссии помощи голодающим (упомголы) образовывались значительно позже начала голода. Так, сызранский упомгол приступил к работе с октября 1921 года, хотя голод в уезде начался с августа. Губернская комиссия помощи голодающим (губкомпомгол) была образована по постановлению ВЦИК 1 августа 1921 года.
     В условиях, когда население (за исключением рабочих и служащих госпредприятий) снималось с планового снабжения, исключительно важной была деятельность Американской администрации помощи (АРА). Костя об этом узнает спустя 18 лет. За январь-август 1922 года АРА обеспечила продовольствием 36,8% населения губернии. Советское правительство смогло это сделать лишь для 13% населения. Остальная часть населения обеспечивала себя через крестьянские комитеты взаимопомощи.
Тяжелое положение в губернии сохранялось и в середине 1922 года, когда питание населения ещё не удовлетворяло и половины физиологической нормы. В 1919-1922 годах население с 1560 тысяч человек уменьшилось до 1391 тысячи. Последствия голода сказывались и в 1923 году. Чугуновы выжили. Росту они были небольшого, часто постились, привыкли есть мало и имели свой сад.
     Алексей Захарович был грамотным человеком, хорошо учился в церковно-приходской школе, за что неоднократно получал благодарности и памятные подарки от учителей. Однако, он, в отличие от своей жены Александры Ивановны, в церковь ходил только на крещения младенцев, венчания родственников или отпевания умерших хорошо знакомых людей. Алексей Захарович, обладая слабым зрением, тем не менее, имел каллиграфический почерк, хорошо знал математику. Он обычно легко в уме рассчитывал кубатуру древесного ствола перед его порубкой. Он любил лес и хорошо знал лесоводство и технологию лесопиления. Когда в 1914 году грянула Первая мировая война, ему отказали в призыве в русскую армию по причине слабого зрения и предложили службу писаря в местном жандармском управлении, на что он согласился. Он ходил в форме, и его знало полгорода. Это стоило ему в дальнейшем больших неприятностей, а сыну Косте, скорее всего наоборот, возможности увидеть мир.
    После провозглашения Республики в апреле 1917 года, а потом, и после отмены НЭПа в 1929 году, Алексей Захарович уходил от преследования в леса в междуречье Суры и Свияги – революционеры припомнили ему и службу в жандармерии и «обогащение» торговлей.

После НЭПа дом неоднократно обыскивали чекисты в процессе всероссийской конфискации золотовалютных резервов у населения для нужд индустриализации, что, по-видимому, объяснялось и прошлой коммерческой деятельностью Алексея Захаровича. Кто мог знать, что она была на грани убыточности?
Несмотря на то, что у Александры Ивановны была изъята сколько-нибудь ценная домашняя утварь, её посадили в подвал ОГПУ вместе с остальными «нэпманами» и требовали показать тайники. Держали на воде и корке хлеба несколько суток. В конце концов, поняв, что от несчастной женщины требовать больше нечего, отпустили домой, где Костя сидел в одиночестве, запертый на амбарный замок снаружи. Александра Ивановна потеряв троих сыновей, которые, пока рос Костя, утонули в течение нескольких лет по одному, переплывая Волгу на спор, берегла своего младшенького «Костюшку» как зеницу ока.
Костю родители частенько по праздникам запирали одного в доме снаружи, уходя в гости. В эти долгие часы одиночества Костя читал всё подряд, что было в доме, и мечтал стать писателем, владельцем небольшой усадьбы с домашним скотом, за которым он мог бы ухаживать сам. Он очень любил животных - в доме всегда было много кошек, которые всегда спали с ним. Костю клали спать в углу на сундуке с выпуклой крышкой, так что он всегда забивался в углубление между стеной и горбом крышки сундука, чтобы во сне не свалиться на пол. Став школьником, Костя стал вскоре пионером и атеистом. «Бога теперь нет!» - озорно он заявил матери, и получил затрещину. По городу пионеры ходили строем и с барабаном, что ему очень нравилось. Александра Ивановна уже никогда не смогла затащить Костю в церковь, которая стала для неё вторым домом.   
Когда преследования утихли, Алексей Захарович вернулся из леса и устроился на один из лесопильных заводов треста Симбирсклес. Стал десятником. Потом он часто менял место работы, сказывался тяжёлый и неуживчивый характер. Перед пенсией уже работал кладовщиком.
Единственной отдушиной для него было летнее проживание на даче сына под Москвой в 1950-х годах, где он с любовью работал садовником, лесником и плотником. Построенные им деревянные сооружения простояли полвека, а яблони и поныне плодоносят.
Если в беседе с соседями по даче, коммунистами-пенсионерами, речь заходила о преимуществах «социалистического» строя, то далее речь Алексея Захаровича уже никак нельзя было назвать цензурной. Он не боялся материться – при Хрущёве сказывалось наступившее потепление политического режима. Случайные слушатели всё-таки замирали в изумлении, слыша, как Советскую власть посылают куда подальше. Часть этих коммунистов уже вернулась из концентрационных лагерей на свои дачи, но долго не жила, умирала через 2-3 года.
     Окончив семилетнюю школу, Костя пошёл учиться на токаря, чтобы начать зарабатывать деньги. Приходилось учиться в школе фабрично-заводского  ученичества (ФЗУ) и работать на патронном заводе им. Володарского (1931 - 1934 гг.). 
На заводе Костя вступил в комсомол и проявлял свою гражданскую сознательность, как он это понимал,  везде, где не оказывался.
В 1934 году неожиданно в Ульяновск приехала выездная приёмная комиссия Московской сельскохозяйственной академии имени К.А. Тимирязева. Он  стал слушателем подготовительных курсов и затем, успешно сдав экзамены, был зачислен студентом  зоотехнического факультета для специализации по крупному рогатому скоту. Часть его мечты начала сбываться: Костя очень хотел стать животноводом в деревне.
     Костя прибыл в Москву в единственном костюме и одной паре белья с деревянным сундучком, набитым лепёшками и яблоками. Началась новая жизнь, полная острых впечатлений и интересных событий. 
Но надо было хоть как-то одеваться, было нужно тёплое пальто и зимняя шапка. Стипендии едва хватало на еду и кое-какие мелочи. Приходилось ночами разгружать товарные вагоны на московских железнодорожных станциях. Иногда после окончания работы Косте не выдавали деньги, объясняли, что кто-то назвался его именем и получил их. Наступил 1937 год, Костя уже учился на третьем курсе академии.
     После того, как были созданы минимально необходимые экономические условия, в СССР обострилась борьба за власть, принимавшая причудливые и лицемерные формы – дискуссии, убийства из-за угла, лишение гражданства, а затем театрализованные судебные процессы одной группы политических олигархов над другой.          
Осуществлялась массированная промывка мозгов в целях получения восхищённого одобрения со стороны тёмной народной массы, доставшейся в наследство партии И.В. Сталина от партии В.И. Ленина и компании.
Благодаря захвату в свои руки цензуры и эффективного аппарата насилия победила партия реконструкции монархической формы правления с имперскими амбициями при государственных социальных гарантиях воспроизводства рабочей силы (право на труд, на отдых, на лечение, на образование, на размножение и на социальное жильё), понятных и легко воспринимаемых  новым составом советского общества, ставшего единой трудовой армией со своими рядовыми и генералами.
Общество официально разделили на два класса, оставив «прослойку интеллигенции» в виде назидания врагам русской культуры и в практических целях индустриализации.
     Проводимые репрессии создавали большое число вакансий, в том числе в ОГПУ. Требовались свежие молодые кадры, не обременённые глубокими знаниями об истории большевизма и причинах репрессий. Перед новым 1938 годом Константин Алексеевич получил повестку из военкомата с требованием явиться на перрон одного из московских вокзалов «с вещами».
     Так он оказался слушателем только что учреждённой Школы особого назначения ШОН (январь 1938 – январь 1939 года). С ним одновременно учился Фитин, будущий начальник советской разведки. В ШОНе Косте предложили изучать английский язык. Из недружественной Англии и далёкой Америки в СССР поставлялось комплектное промышленное оборудование и современные машины. Кремлю, кроме того, была важна информация о внешней политике англосаксов по отношению к СССР.
     Константин Алексеевич, не зная, к кому обратиться, кроме как к бюро комсомола, за рекомендацией о вступлении кандидатом в члены ВКП (б), обратился за рекомендацией прямо к начальнику школы и получил её.
     В апреле 1939 года Константин Алексеевич впервые выехал за рубеж. Планировалось выехать на два месяца, а пробыл он в этой первой командировке несколько лет.
Константин Алексеевич как выехал за рубеж комсомольцем-кандидатом в члены ВКП (б), лейтенантом госбезопасности без высшего образования, так и вернулся при тех же званиях. По крайней мере, тогда не давали очередных званий без заезда в СССР и не принимали в партию.
     После окончания Великой Отечественной войны Константин Алексеевич экстерном закончил Сельскохозяйственную академию (1948), затем, тоже экстерном, Высшую дипломатическую школу (1953), а также дополнительно к английскому языку, которым уже овладел в совершенстве, он смог выучить испанский и французский языки. Константин Алексеевич сдал кандидатский минимум, написал диссертацию. В апреле 1945 года был принят в члены партии. Постановили, что он успешно прошёл кандидатский стаж.
Ему каждый год стали присваивать новые звания, как бы в знак компенсации за длительную задержку в оценке его работы. Через пять лет службы в Москве он возглавил отделение, пройдя последовательно ступеньки оперативного работника и заместителя начальника отделения. Его руководство по методике ведения политической разведки хранилось в библиотеке учебных материалов Краснознамённого института КГБ. За удачно выполненные задания и проявленную отвагу Константин Алексеевич был награжден двумя орденами «Знак почёта» и медалями «За отвагу», «За боевые заслуги» и «За Победу над Германией».
    Исключительная работоспособность, продуманность предложений и точность выполнения заданий у Константина Алексеевича дополнялась исключительной скромностью, уважением к любому человеку, боязнью обидеть или, упаси Бог, унизить ближнего.
Никогда не употребляя бранных слов, ему удавалось убедить подчинённого или агента в необходимости исправить допущенную ошибку. Приходилось брать вину перед начальством на себя. Исключительная преданность идеалам коммунизма у него сочеталась с острым чувством справедливости, от чего он часто страдал. В последние годы жизни в беседе  с любопытствующим он  как-то сказал, что никто и никогда не узнает от него, в чём заключались его заслуги во время войны.
    Ему претили пьянство, курение, разврат и корыстолюбие. В семье презирали золото и вещи, не имеющие практического применения. Жене дозволялось иметь пару серёжек, одно золотое кольцо и бижутерию для украшения платья.
Он не был привередлив в еде, не ел только помидоры с детства. Однако он имел одну слабость – любил хорошо одеваться и видеть со вкусом одетую жену, которую он любил безумно до конца своих дней. В его гардеробе всегда была дюжина модных идеально отглаженных женой костюмов и полудюжина шляп, привозимых из частых заграничных командировок: когда он с женой Ниной Владимировной приезжал на приёмы в Кремль или иностранные посольства в Москве, то они оказывались предметом всеобщего внимания. За спиной русские женщины часто шептали: «Артистка видимо приехала».   
     Несколько позже его стали готовить к нелегальной работе. Однако, в конце концов, он отказался от этого предложения, попросив руководство не уродовать судьбу его детей. Ему пошли навстречу.
     Глубокое убеждение Константина Алексеевича в том, что «терпение и труд всё перетрут» не оправдалось. Несмотря на его каждый год повторяемую просьбу предоставить его семье из четырёх человек хотя бы небольшую, но отдельную квартиру, он эту квартиру так никогда и не получил от могущественной организации. Неумение просить, нежелание льстить, желание или говорить правду или молчать, кончилось для него потрясением, которое он не смог уже никогда забыть.
     В феврале 1953 года Константин Алексеевич был уволен в резерв при последней при жизни Сталина чистке органов госбезопасности. Ему тогда шёл 37-й год, не хватало военного стажа для получения права на пенсию.
В качестве причины увольнения в его адрес было высказано одно слово «бериевец». Он догадался почему – в его личном деле была зашита благодарность от могущественного шефа за особые заслуги в успешном проведении за рубежом, видимо, только им известной операции.
Исходя из личных качеств Константина Алексеевича, невозможно придти к выводу о совершённом им каком-нибудь злодеянии. В этом нас убеждает и то, что одновременно с Константином Алексеевичем из МГБ было уволено много других разведчиков высокой квалификации.
К ним не было предъявлено ни одной претензии по существу. Соратники собирались в гостях, стараясь поддержать друг друга. Среди его друзей был такой классный разведчик, как Семён Маркович Семёнов (1911-1986), имевший большие заслуги перед Родиной и уволенный ранее, в 1950 году, в начале истерической борьбы с «космополитизмом». 
     Придя в себя (он даже не выпил в день увольнения спасительной в таких случаях для русских водки), Константин Алексеевич решил, что во всём плохом надо искать и хорошее. Не пора ли заняться литературой, которую он так любил? Ещё половина жизни впереди.
    Информацию о преступлениях органов государственной безопасности Константин Алексеевич и его соратники по разведке получили одновременно со всем советским народом после ареста и расстрела руководителей МГБ без должным образом проведённого следствия и суда по их делам.
Слышали, правда, и раньше до войны, но глухо, что врагов народа били в подвалах Лубянки. Искренне верили, что хороших людей посадить не могут. Только в 1954 году Алексей Захарович и Александра Ивановна рассказали сыну о преследованиях со стороны чекистов, когда он был пионером.
Конечно, органы не бросают кадры на произвол судьбы – много знают кадровые сотрудники и слишком высокой обладают квалификацией, чтобы ими разбрасываться.
Константину Алексеевичу предложили уехать в провинцию на работу в качестве первого секретаря райкома партии – у вас, говорили, сельскохозяйственное образование, вам и работу в руки, не об этом ли вы мечтали, поступая в сельскохозяйственную академию?
     Константин Алексеевич отказался – квалификация уже не та, образование сельскохозяйственное уже забыто и не нужно на партийной работе, жена постареет скоропостижно, дети не получат московского образования и столичных перспектив, да и работа партийного вождя средней руки не интересна, будет связана с ежедневным лицемерием, с восхвалением заслуг Н.С. Хрущёва, так не умно обошедшегося с мировым коммунистическим движением (его постоянной опорой в прошлой работе), со всей советской разведкой и лично с ним самим. Сколько раз он потом говорил, что в британской разведке, например, работают до самой старости, от этого высокое качество операций. «Мы же двадцатилетними сопляками были тогда перед противником. А одних начальников нашей внешней разведки за мою пятнадцатилетнюю службу сменилось 13 человек», - говорил он.
   Судьбы повторяются. Провидение спасло отца и сына, стоявших на противоположных идеологических позициях,  от весьма вероятной гибели на полях сражений двух мировых войн: Алексея Захаровича служба в жандармерии спасла от вероятной гибели в окопах первой мировой войны, а Константина Алексеевича спасла от битвы с оружием против Гитлера служба в легальной разведке, несмотря на его искреннюю решимость защищать Родину в трудную минуту, пренебрегая своей жизнью, чему есть неопровержимые доказательства.
В декабре 1941 года Константин Алексеевич, находясь далеко от Родины, решил застрелиться в своём служебном кабинете в случае падения Москвы. Тогда он ещё не был женат. Родители не знали, где их сын, но они не сомневались, что он  жив, поскольку по его указанию мать регулярно получала денежные переводы всей рублевой части его заработной платы от финансовой части НКВД-МГБ, пока он находился за границей.
   Спустя несколько лет Константину Алексеевичу неоднократно предлагали вернуться в разведку, обещая всё восстановить и более того. Он отказывался без колебаний. Он уже был занят новой по настоящему любимой работой в коллективе творческих, демократически настроенных людей. Мало того, новые коллеги добились выделения ему долгожданной отдельной квартиры в новом доме на Ленинском проспекте.
     Надо ли теперь ему зависеть в Комитете государственной безопасности от какого-нибудь «Ивана Ивановича», который может или уволить его в один день без объяснения причин или каждый раз выражать ему очевидное недоверие (уж не заагентурили ли тебя, Костя, враги наши) по возвращении из очередной заграничной командировки? Или зачем ему было при воскресных прогулках с семьёй видеть за собой топтуна из службы наружного наблюдения родного учреждения? Константин Алексеевич состоял в резерве КГБ до 1972 года в звании подполковника.   
    В 1953 году Константин Алексеевич остался работать в информационном агентстве ТАСС, легализировавшем его деятельность в советской разведке, а затем он перешёл на руководящую должность в «особняк Морозовых» на Воздвиженке. Эти должности фактически предназначались для других кадровых сотрудников органов госбезопасности, но его не торопили. На этих постах он ещё много успел сделать в развитии культурных связей с зарубежными организациями, содействовавших развитию национальных культур и всемирному движению за мир.   
     В 1958 году Константин Алексеевич перешёл на работу в Иностранную комиссию Союза Писателей СССР в качестве Ответственного секретаря комиссии. Эти годы принесли ему знакомство с известными советскими прозаиками, драматургами и поэтами. В его обязанности входила организация встреч советских писателей с зарубежными писателями, как в СССР, так и за рубежом. Важным в то  время была поддержка зарубежных писателей, считавшихся в нашей стране прогрессивными, стоящими на позициях защиты мира и социализма, освобождения колониальных народов от их экономической эксплуатации промышленно развитыми странами.   
     Наиболее ответственные переговоры знаменитых деятелей литературы, имевшие доверительный характер, он переводил сам. Визиты в СССР зарубежных литераторов не всегда кончались для них благополучно. Поэтому советские консульства не ставили визовой штамп в иностранных паспортах, а выдавали вкладыш, который можно было уничтожить после возвращения из СССР.  В эти годы Константин Алексеевич начал писать публицистические очерки и заметки, проявив неплохие способности журналиста, что впоследствии послужило основанием для приёма его в члены Союза журналистов СССР.
      При подготовке делегаций к зарубежным поездкам Константин Алексеевич готовил справку для делегатов, по обыкновению тщательно изучал страну, её политический строй, экономику и культуру, персоналии, намечал возможный план бесед и предложений, которые могли быть высказаны в ходе бесед. Необходимо было исключать те возможные предложения с обеих сторон, которые могли бы быть наверняка обречены на неудачу при их реализации в конкретных внешнеполитических условиях. Следует иметь в виду, что в те времена большинство советских писателей не знало иностранных языков, многие даже не умели печатать на машинке, как это делали почти все западные писатели, и всю информацию о мире черпали только из советской прессы, далёкой от совершенства. За исключением тех писателей, кто, будучи в составе Советской Армии, смог разглядеть культуру даже в разгромленных городах Европы.
     Иностранная комиссия в системе Союза писателей была для литераторов одной из самых притягательных структур. В нее постоянным потоком втекали заявления, жалобы, письма, доносы, предложения писателей, желающих посмотреть мир. Если бы только посмотреть! Писатели иногда получали личные приглашения от иностранцев, их предложения печататься за рубежом и приносили эти приглашения в комиссию. Обидно, до смерти было обидно, получать отказ в поездке по какой-либо надуманной причине. Возникала неизбежная персональная неприязнь.
Константина Алексеевича самого тяготила выполняемая комиссией заградительная роль: иногда нужно было заставлять себя лгать и молча сопереживать за литератора, которому наносилась глубокая моральная травма.
На самом деле так работал государственный фильтр во всех советских ведомствах, направленный на отсеивание мятежных людей. Таким же образом можно было обижаться или ненавидеть земное притяжение. «Бунтовщиков» выпускали в краткосрочные командировки или на неопределённый срок по инициативному решению «Старой площади», чтобы замять скандалы, разгоравшиеся на Западе.
     К счастью, на Константина Алексеевича по предложению Правления Союза писателей СССР была возложена большая общественная работа ответственного секретаря постоянно действующего Советского комитета по связям с писателями стран Азии и Африки.
Эта работа протекала в рамках периодически созываемых Конференций писателей стран Азии и Африки под неусыпным контролем нескольких отделов ЦК КПСС, поскольку эта деятельность служила делу приобретения многих новых друзей СССР, делу продвижения советской и русской культуры и коммунистической идеологии в развивающиеся страны. На это время пришлись частые поездки в Алма-Ату, Ташкент, Каир, Бейрут, Дели, Бомбей, Джакарту, Аккру, Монровию, Найроби, Коломбо, Антананариву, Токио.
     В одной из таких поездок судьба свела  его со всемирно известным мастером слова Константином (Кириллом)  Михайловичем Симоновым (1915-1979), вклад которого в мировую литературу огромен.    Лирика Константина Симонова пользуется большой любовью у читателей и поныне. Симонов впоследствии оказывал ему моральную поддержку. Человеческие качества Константина Алексеевича были по достоинству оценены писателем. В романе «Солдатами не рождаются» (1960-1964) трилогии «Живые и мёртвые» Константин Симонов увековечил образ Константина Алексеевича, введя небольшой персонаж комроты Чугунова, который «...просто по своей натуре считал, что его стезя дело делать, а рассказывать – любой…расскажет лучше его».
     Следует сказать, что прошлая работа в МГБ в первые годы негативно сказывалась на отношениях с некоторыми литераторами. Люди в целом настороженно относились к бывшим сотрудникам «органов», некоторые считали, что Константин Алексеевич приставлен к ним для проведения политического сыска. Значительно позднее раскрылось, что самым могущественным его недоброжелателем оказался Анатолий Сафронов, известный советский писатель, главный редактор журнала «Огонёк». Бог ему судья, ведь прямодушный Константин Алексеевич совершенно не владел интригой!
     Коллектив Иностранной комиссии в целом представлял собой пёструю смесь молодых и способных журналистов, филологов, переводчиков, поэтов, которые пробовали свои силы в литературе. В комиссии работали и талантливые специалисты, например, Мариам Салганик, известная впоследствии литературовед и переводчик произведений индийских, пакистанских и цейлонских писателей. Она печатается и поныне.   
    Общение с молодыми талантами позволило Константину Алексеевичу попробовать и свои силы в области перевода прозы  сначала испано-язычных, а потом и англоязычных писателей на русский язык. Коллектив Иностранной комиссии создавал Информационный бюллетень, фонд которого ныне находится в Институте мировой литературы им. А.М. Горького.
   Работая в Иностранной комиссии, Константин Алексеевич познакомился Александром Борисовичем Чаковским (1913-1994). К тому времени Чаковский был известным публицистом, журналистом и писателем. Его произведения трилогия «Это было в Ленинграде» (1944), «Лида» (1945), «Мирные дни» (1947), «У нас уже утро» (1949), романы «Год жизни» (1956) и «Дороги, которые мы выбираем» (1960), «Свет далёкой звезды» (1962), а через шесть лет и роман «Блокада» (1968-1975)  сделали его признанным писателем и лауреатом Государственной и Ленинской премий. Чаковский, став главным редактором журнала «Иностранная литература» в 1955 году, сделал журнал чрезвычайно популярным среди советских читателей. За журналом читатели охотились. В 1962 году Чаковский был назначен главным редактором «Литературной газеты» и совмещать две должности ему было не под силу. В 1963 году Чаковский переключился полностью на работу в редакции газеты, ставшей весьма привлекательной для советской интеллигенции: «Литературка» начала остро конкурировать с «Иностранкой» в популярности. Константин Алексеевич предложил Чаковскому свои переводы рассказов американских и индийских писателей для публикации в журнале «Иностранная литература». Публикации состоялись.
        Вскоре Константин Алексеевич познакомился с известным русским писателем, бывшим ещё журналистом до войны в Осетии, бывшим дипломатом, Саввой Артемьевичем Дангуловым (1912-1989). Дангулов, будучи главным редактором журнала «Советская литература» на иностранных языках, написал романы «Дипломаты» (1966) и «Кузнецкий мост» (1970), рассказы и повести в книге «Новый посол» (1985). В 1961 году Дангулов пригласил Константина Алексеевича на должность своего заместителя. Отказаться было невозможно – открывался путь к издательской деятельности. Редакция состояла из языковых секций (английская, французская и так далее). Каждая секция возглавлялась ответственным редактором. В редакции работали редакторами и переводчиками, в том числе и его старые коллеги по разведывательной работе. Правда, не всех из них хотелось видеть. Эта работа дала Константину Алексеевичу опыт редактора крупного журнала, пропагандирующего советскую литературу и культуру за рубежом. Оттачивался опыт журналиста, организатора издательского дела.
Дела, однако, складывались не так, как хотелось бы. Пришлось ответить на приглашение Правления Союза писателей СССР занять должность заместителя Председателя Иностранной комиссии, где он проработал ещё четыре года (1963-1967). 
      В 1963 году главным редактором журнала «Иностранная литература» был назначен Рюриков Борис Сергеевич (1909-1969) - известный критик, журналист и литературовед, бывший сотрудник газеты «Правда» и главный редактор «Литературной газеты». Константин Алексеевич обратился к нему с просьбой продолжить публикацию его переводов в журнале, и публикации были продолжены. В 1967 году, срочно подыскивая себе нового заместителя, Рюриков  сделал предложение Константину Алексеевичу взять на себя значительной участок работы, на что он легко согласился. Оказалось, что это было то, что он искал всю жизнь: поиск новых, неизвестных русскому читателю произведений и авторов, редактура русскоязычных текстов, восстановление связей с теми зарубежными писателями, с которым он познакомился во время работы в Иностранной комиссии.
Он понимал, что должность главного является номенклатурой ЦК КПСС, куда не так-то просто попасть, а, может быть, и никогда. Нужно иметь нечто большее, чем талант журналиста или хорошего организатора издательского дела. Работа Константина Алексеевича с Борисом Сергеевичем быстро наладилась. Получился хороший тандем.
     У Бориса Сергеевича довольно легко получалось согласование содержания журнала с ЦК КПСС, ведь он ранее работал в аппарате этого всемогущего ведомства. Постепенно Борис Сергеевич познакомил Константина Алексеевича с технологией согласования, заместитель главного стал узнаваем в коридорах власти. Ведь тогда читатели зря жаловались на содержание некоторых книжек журнала, полагая, что подбор произведений осуществлялся редколлегией. Оно и верно, в редакционной коллегии шли жаркие дискуссии, однако больше относительно того, пропустят или не пропустят главные идеологи публикацию того или иного западного писателя?
Существовала процентовка: столько процентов писателей должно быть в журнале из третьего мира, столько из  братских социалистических стран и столько из враждебного капиталистического мира.
Шёл отдельно разбор по персоналиям: иностранные писатели, замеченные в отрицательной оценке социалистического строя и политики СССР, навсегда исключались из списка претендентов.
Чёрные списки составлялись несколькими ведомствами, в частности, информацию направляли в ЦК советские послы с подачи советников по культуре, а это, как правило, были сотрудники советской разведки.
Борису Сергеевичу и Константину Алексеевичу удавалось без потерь для журнала заменять друг друга на время отпусков, болезни или командировок - так Константин Алексеевич стал первым заместителем главного редактора журнала «Иностранная литература».
      Безвременная кончина Бориса Сергеевича Рюрикова стала тяжёлой утратой для коллектива редакции, издательства «Известия» и читателей журнала. Почти год Константин Алексеевич исполнял обязанности главного, приходилось туго, но совместными усилиями коллектива редакция справилась. Следует подчеркнуть особую роль советских литературно-художественных журналов этого периода как инициаторов публикации произведений современных иностранных писателей.
Наиболее значительными журналами, публиковавшими переводы классических и современных мастеров иностранной поэзии и прозы, были «Иностранная литература», «Дружба народов», «Новый мир» и другие. Ведущим журналом в этом ряду изданий являлась «Иностранная литература».
С помощью журнала читатели познавали мировую литературу и получали конкретную информацию о фактах обыденной жизни людей за «железным занавесом». Цензурные требования, предъявлявшиеся к журнальным публикациям, были столь же строгими, как и к литературно-художественным и массово-политическим изданиям, но сама специфика периодического издания - в некоей мере более гибкого - наряду с личными качествами главных редакторов и их личными связями делали возможной публикацию произведений, в значительной степени будоражащих общественное сознание.
В этом смысле приход в 1970 году авторитетного пятидесяти семилетнего  Николая Трофимовича Федоренко на должность главного редактора журнала значительно облегчил цензурные задачи редакции. Федоренко начинал с работы переводчика-китаиста у И.В. Сталина, окончив Московский институт востоковедения в 1937 году. Он был уже сложившимся государственным и общественным деятелем, профессором с 1953 года, членом-корреспондентом АН СССР с 1958 года. С 1954 года был в ранге чрезвычайного и полномочного посла СССР, поработал заместителем министра иностранных дел (1955-1958), послом СССР в Японии (1958-1962), постоянным представителем СССР при ООН и представителем СССР в Совете Безопасности (1963-1968). Федоренко являлся автором работ по истории культуры Китая и Японии, китайской и японской классической и современной литературы, а также специалистом по общетеоретическим вопросам литературы и искусства. Через год (в 1971 году) он был избран Секретарём Правления Союза писателей СССР. До этого был даже членом центральной ревизионной комиссии КПСС (1966-1971). К тому времени уже в течение девяти лет Федоренко был почётным членом Института китаеведения в Токио. Федоренко, будучи избранным в Секретари Правления Союза писателей СССР, стал «министром иностранных дел» этой организации. От него в значительной степени зависел выезд за границу советских писателей в творческие командировки. С ним, в том числе, послы СССР согласовали целесообразность встреч конкретных советских писателей с их иностранными коллегами по запросам последних. Николаю Трофимовичу ещё было необходимо свободное время для любимых занятий: для научной работы и переводов японской и китайской литературы на русский язык. Поэтому Федоренко подключался только к узловым, жизненно важным вопросам, а вся текущая работа по выпускам в тираж доставалась Константину Алексеевичу.
Читатели журнала могли сами и без труда судить о качестве работы редакции по таким параметрам, как привлекательность содержания, качество переводов и самого издания, отсутствие брака и соблюдение графика выхода в тираж.
    Состав редакционной коллегии менялся редко, с 1979 по 1990 год в коллегии работал разночинный творческий коллектив советской интеллигенции: Н.А. Абалкин, С.А. Аверинцев, А.М. Адамович, Н.А. Анастасьев, О.С. Васильев, Л.Н. Васильева, Л.А. Гвишиани, Т.П. Григорьева, Ю.В. Дашкевич, Е.А. Долматовский, Я.Н. Засурский, А.М. Зверев, И.Ф. Зорина, Т.П. Карпова, Е.Ф. Книпович, А.А. Косоруков, Т.А. Кудрявцева, Т.В. Ланина, Т.Л. Мотылева, В.Ф. Огнев, П.В. Палиевский, В.С. Перехватов, Е.Н. Пральников, Р.И. Рождественский, А.Н. Словесный, М.Г. Федоров, К.А. Чугунов, М.А. Шолохов и Л.З. Эйдлин.
Многие из них были и переводчиками и писателями и критиками одновременно. На страницы журнала приглашались и советские литераторы, работы которых печатались в рубриках «Критика», «Культура и современность», «Публицистика», «Из нашей почты», «Среди книг». Редакционная коллегия самостоятельно готовила ежемесячную рубрику «Из месяца в месяц», которая знакомила советского читателя со всеми новинками культуры за рубежом, стараясь делать её чисто информационной, а не критической. Почти всем из них иногда приходилось переживать испытание на гражданское мужество.
    В 1988 году главным редактором журнала был назначен шестидесятилетний академик Чингиз Торекулович Айтматов, талантливый киргизский журналист, писатель и деятель культуры, сыскавший мировую славу, лауреат Ленинской и Государственных премий. В марте 1990 года Айтматов покинул редакцию, войдя в Президентский совет СССР. В ноябре 1990 года Айтматов был уже назначен чрезвычайным и полномочным послом СССР в Люксембурге.
     Тогда же Константин Алексеевич расстался с любимым делом и ушёл на отдых. Ему исполнилось 74 года. Трудовой коллектив редакции журнала ходатайствовал о назначении ему персональной пенсии, которую он получал только четыре месяца.   
     Дома он продолжал переводить. До выхода на пенсию его график оставался жёстким: с 6 до 10 работа дома по делам редакции, с 13 до 18 «присутствие» в редакции и с 20 до 22 (а также по творческим средам, выходным и в отпускные дни) переводы англоязычных писателей. Чувствовал он себя не важно и давно. В течение последних 15 лет своей жизни  постоянно принимал сердечные средства. 
   Он скончался весной 1991 года на руках жены и старшего сына в приёмной городской больницы, не дожив нескольких месяцев до  того, как в августе 1991 года возбуждённая писательская группа, ворвавшись в «дом Ростовых» на улице Воровского, торжествовала свою победу, делила кабинеты, срывала с дверей таблички и расхватывала телефоны правительственной связи «вертушки», громогласно закрывала «очаг ГКЧП» - Союз советских писателей.
Одной из первых уничтоженных и разрушенных структур Союза писателей стала его Иностранная комиссия. Двери Иностранной комиссии были распахнуты настежь, ветер гулял по коридорам и шуршал в грудах бумаг, подлежащих уничтожению, но не уничтоженных... Эти бумаги, наконец, прочитали и те, на кого были написаны доносы. Узнали, таким образом, авторов доносов.
     Константин Алексеевич умер на Пасху. Верующие, находившиеся среди родственников, сотрудников редколлегии журнала и издательства «Известия», провожавших его в последний путь, говорили, что, видимо, Бог его отблагодарил, безгрешного, раз он представился на этот христианский праздник.
    Константин Алексеевич обладал неплохим чувством юмора, любил обмениваться анекдотами в кругу «своих», то есть тех, кто не продаст. Предметами юмора были глупость и дикость чиновников и обыкновенных людей, некомпетентность партийных руководителей, методы их руководства.
Однако если разговор касался  подрыва «устоев», то есть сомнений в правильности выбранного страной пути, то здесь Константин Алексеевич был непреклонен, он хмурился и вступал в ожесточённую полемику.
Он верил в идею коммунизма, однако хорошо понимал, ГДЕ живёт: сроки построения коммунизма в России он отсчитывал столетиями. Он был хорошим рассказчиком, как правило, люди слушали его с удовольствием. Константин Алексеевич был и хорошим слушателем, никогда не прерывал собеседника. И отвечал, как правило, когда ответ от него ждали.
    Константин Алексеевич не раз вступался за товарищей, попавших в беду, или по причине их преследования по национальному признаку, либо из-за оговора. Он бесстрашно высказывал объективное мнение о товарищах и требовал обоснованного пересмотра их судьбы. От него они могли и не узнать о его заступничестве.
     За вклад в дело мира и российской культуры и развитие международных культурных связей Константину Алексеевичу присвоено почётное звание Заслуженного деятеля культуры РСФСР. По совокупности переводов  художественных произведений иностранных авторов на русский язык в 1975 году его приняли в члены Союза писателей СССР. 
     В переводах Чугунова Константина Алексеевича читатели познакомились с художественными и публицистическими произведениями англоязычных писателей Эсланда Робсона «Путешествие в Африку» (1957), Рокуэлла Кента «Это я, Господи!» (1957),  Уильяма Фостера «История трёх интернационалов» (1958), Миларда Кэмпбелла «Герой» (1959), Патрика Прингала «Путешествие под водой» (1962), П.Видженаике «Третья женщина» (1964), Ларса Лоуэнса «Утро, полдень, вечер» (1966), Квирка «Победители без лавров» (1967), Ричарда Рива, Алекса Ла Гума, Джеймса Мэтьюза, Аль Ванненберга «Квартет» (1967) К. Маркандайя «Ярость в сердце» (1969), Дэвида Халберстэма «Один самый жаркий день»  (1969, 1970), Шерли Эн Грау «Кондор улетает» (1973), Р.С. Исмона «Сгоревший брак» (1974), М. Мванги «Неприкаянные» (1977), Н. Нванко «Мой мерседес больше» (1978), Джона О’ Хары «Дело Локвудов» (1974, 1978), Ирвина Шоу «Вечер в Византии» (1979, 1982), Джона Фаулза «Башня из чёрного дерева» (1982), сборника новелл «Современная филиппинская проза» (1983), сборника «Раны сознания» (1985), Р.С. Исмона «Роковое предсказание» (1986), Р.Стоуна «Флаг на заре» (1986), Джона Дос Пассоса «Большие деньги» (1990,1991), Джона Апдайка «Слишком далеко  идти» (1991), Джона Берри «Слушатель» (1991), Алекса Ла Гуммы «Ноктюрн» (1991) и некоторых других.
               
     Публицистические статьи  Константина Алексеевича по проблемам культуры и международных литературных связей публиковались в газетах «Литературная газета», «Советская культура», «Советская Россия», в журналах «Азия и Африка сегодня», «Иностранная литература» и других периодических изданиях. Ко многим переводным произведениям других авторов Константин Алексеевич писал предисловия по заказам издательств.

     Среди коллег и друзей Константина Алексеевича были писатели Василий Ажаев и Константин Симонов, поэты Андрей Вознесенский и Роберт Рождественский, писатели-супруги Николай Михайлов и Зоя Косенко, писатель-переводчик Юрий Дашкевич, литературовед Морис Мендельсон, писатель-переводчик Татьяна Карпова, писатель Лидия Некрасова,  литературовед Цецилия Кин, литературовед Валентина Ивашева, писатель-переводчик Евгения Гениева, писатель-переводчик Евгения Кацева, филолог Георгий Анджапаридзе, писатель-переводчик Фрида Лурье, литературовед Ирина Серебрякова, писатель Роман Ким, поэтесса Ирина Яшина,  литературовед и переводчик Татьяна Савицкая, писатель Семён Данилов, литературовед Елена Романова, писатель-переводчик Нина Шульгина, литературовед Тамара Мотылёва, писатель-переводчик Лев Эйдлин, переводчик Любовь Якушева, переводчик Михаил Игнатов, критик Виталий Озеров, литературовед Павел Топер, писатель-переводчик Владимир Шагаль, литературовед Александр Кукаркин, писатель Наталья Соколовская, писатель–переводчик Татьяна Кудрявцева, литературовед Александр Мулярчик, а также греческий поэт Джон Хутсохерос, цейлонский писатель Мартин Викрамасингхе, непальский писатель Васудха Саями.
Однако его единственным другом, другом детства и одногодком, с которым Константин Алексеевич мог делиться всем и во всём, оставался Вячеслав Аркадьевич Чекулаев, скоропостижно скончавшийся на 50-м году жизни, бывший фронтовик и впоследствии военный разведчик – человек с необыкновенным чувством юмора, знаток английской и французской культуры.   

Copyright; 2003 foma zamorski