Басня, наверное, в прозе

С самого утра в лесу было необыкновенно тихо. Не шелестели пожухлой травой ужи и гадюки, не обламывали хрусткие веточки белки. Кончилась война. Долгая кровопролитная война двух  лесов. Вместе с войной закончилось и лето.
Когда-то медведь Гаврилыч не подарил медведю Самсонычу заветный бочонок с ароматным, вкуснейшим гречишным медом, которым как-то его угощал, тот пригрозил отнять все, да ещё и берлогу поломать. Уж больно он медок любил, да ещё и на дармовщинку. Гаврилыч же сам был не промах и на свою пасеку согнал всех своих подданных, налоги отрабатывать.
Самсоныч – медведь дела. Сказал – сделал. И сколько его другие медведи не увещевали, даже внеочередной СВМ (Совет всех медведей) собрали, ничего не действует. Как в бреду, Самсоныч повторяет: «Он меня, падла, обидел, и всю семью нашу не уважает. В прошлом годе мне на ногу наступил. Убью подлеца!» И вправду пошел войной на осиновую поляну, Гаврилычево царство-государство. Отправил туда  волчат, молодых, глупых, но резвых. Волчата поиграть хотели, детоньки глупые, не знали, что медведь дурной их не на славу, а на кровь посылает. А там такие же, Гаврилычем науськанные, у границ осинового царства поджидают. От нетерпенья когтями по земле скребут. И сцепились они, не на жизнь, а на смерть.
А вокруг поля битвы вороны кричат «Ату их! Ату! Дер-р-ритесь до кровушки, до алой, до матушки!» Белки любопытные скачут, щелкают: «Ой да кто там кого? Кто же?! Кто же?!» Лисы вокруг ходят, да из толпы зайчишек по одному выдергивают, да в свои норы утаскивают. Шакалы на солнечном пригорке сидят, глядят, да ставки делают. Зайчихи тоже разошлись. Азартные! «Бей его, бей, он у меня зайчонка в том году задавил!» А сама и не видит, как лиса уже двух утащила. Сова из дупла только самый крючок клюва высунула, тоже смотрит. Но нельзя ей особый интерес проявлять, ибо мудрая она, не чета всем этим.
Дрались волчата стойко, лишь изредка оглядывались на толпу расширенными от удивленья глазами. Они никого не узнавали. Не было тут ни добрых бельчих, угощавших их в детстве ароматными пирогами, ни медведиц, трепавших им загривки мощными лапами. Их не было. Все вокруг орали, наседали, кружились в разноцветном многоголосом водовороте.
Волчата дрались не до первой крови. До последней… Гаврилыч же отдал Самсонычу мёд: «Не серчай, Самсоныч, я ж друг тебе. Попросил бы по людски, я бы и раньше отдал». Самсоныч сказал, что столько деревьев поломал, что 10 таких бочонков мог купить. Оба они извинились перед соседями-медведями за доставленные неудобства и пошли по домам. Обедать.
И всем то уже хорошо. И тишь такая, да гладь в лесу. Все по домам, кашу, да щи кушают. Ёжик домой бежал, удивился, что муравейника, что рядом с полем битвы стоял, нет. Разнесли его. Муравьев потоптали, а те, кто выжил, пошли в соседний лес жить проситься. И волчицы почему-то смотрят на небо и без луны воют.