Ночью

Ночью, когда суета прошлого дня уже не дает о себе знать, а суета нового  еще не началась, когда фонари светят в темные стекла занавешенных окон, где спят люди, переживая очередную грань между вчера и завтра, когда черное небо моросит мелким, как пыль дождем, собирающемся  на крышах и падающем на землю после крупными каплями, ударяясь рваной дробью о подоконники, когда где-то застряла машина в холодной февральской слякоти, когда гудит проезжающий поезд  вдалеке, приводя иногда в резонанс оконные рамы, когда светофоры мигают желтым изредка появляющимся автомобилям, вносящим какую-то жизнь в это неуверенное спокойствие, когда соседские часы бьют три, четыре, пять, когда есть пачка сигарет, теплый светлый чай и немного хочется спать, но спешить завтра некуда, когда … когда… когда… Ото всего веет чем-то бледным, сырым  и сонным. Даже болезненным. Что может быть неустроенней  февральской ночи? Голые мокрые палки деревьев бездвижно стоят над кучами грязного снега, твари живой не встретить, кроме мелкой трясущейся голодной шавки у закрытых дверей. Дома давят своей удобностью. Лампочки на лестничных клетках. Гул старых холодильников. Капанье в подвале. Мятые почтовые ящики с агитками жирных харь на газетной бумаге. Битые стекла. Запах вареной рыбы. Чуть теплая ржавая вода слабой струйкой из крана. Бессонница… И где-то, может быть, есть ОНА. Спит, наверное. Снится ей что-то… И чтоб уткнулась так, чтоб душило, как если б своя старая собака голову положила на колени и в глаза посмотрела, прижав уши, долгим слеповатым взглядом, … И вот гимн, зажигаются окна, спускается вода в туалетах, с кашлем чистятся зубы, хлопают двери, заводятся машины… И завертелось все, закрутилось… И новый день настал. И следующей ночи ждать целую вечность…