Собачий король

Город, в котором жил Иван, не располагает к тому, чтобы говорить о нем слишком много, так же, как и сама личность Ивана, не случись с ней того, что все-таки стоит поведать.
Наружность у Ивана была серой, невнятной. Часто встречаются по свету такие, как он, но и у тех, бывало, вдруг вспыхнет на лице особенный взгляд или затронет легкий румянец щеки, в Иване же редко что-нибудь пробуждалось, и глаза его, когда слезились от ветра или от соринки, не начинали блестеть, как у иных людей, а мутнели, словно бы обрастали бельмами. Это, впрочем, ничуть не мешало жизни Ивана, а, напротив, даже способствовало  в некоторой мере его ремеслу. Потому как Иван был вором.
В особенно серый день Иван возвращался домой после нехитрого ночного происшествия, которое разве что обляпает когда-нибудь страницы местных газет под масляным заголовком, а так вряд ли чего иного удостоится. За пазухой у Ивана покоилась толстая пачка денег, потому одну руку он сгибал в локте, прижимая нагрудный карман, а другой бодро размахивал – настроение у него было хорошее.
У порога своего дома он остановился, будто его кольнуло что-то, и, повернувшись, пошел совсем в другом направлении. И шел по разбитой дороге довольно долго, пока не приблизился к зданию с запыленными витринами в нижнем этаже с надписью «Пельменная». Последняя буква почти уж стерлась и превратилась в перевернутое «Р», но и это Ивана не смутило. Он вошел внутрь и приблизился к кассе; заказал суп с фрикадельками и двойную порцию пельменей с говядиной. Обслуживали здесь не слишком любезно, но посуду выдавали чистую, а пельмени украшали пышным листом петрушки.
Сделав заказ, Иван обернулся по сторонам, подозревая, что хороший день требует хорошего собеседника. Однако зал с кривыми столами, обтянутыми клеенкой, кое-где прорванной ножом, почти пустовал. По углам над мутными стаканами ютились два-три обывателя. Все они были субъекты помятые и жалкие, но один все же превосходил всех. То был мужичонка неизвестного возраста, щуплого сложения с лицом маленьким, острым, на котором странно повисли два больших одиноких и робких глаза. Голова его была давно нечесана, из худого пальто торчали какие-то перья, а на коленях сидела белая собачонка и, поскуливая, слизывала с грязной ладони сливочное масло. Едва ли кто мог догадаться, что человек этот был сам собачий король.
Иван, конечно, этого тоже знать не мог, но чем-то расположил его к себе незнакомец. Попросил Иван графин с двумя стаканами и к нему подсел. Стал своего собеседника потчевать, за душу они разговорились и уж не один стакан пропустили, а незнакомец все не пьянел. Ивана это не сильно смущало, слушатель ему попался хороший, он ему за небольшое время всю жизнь и поведал, кое-что, конечно скрыв за ненадобностью. Незнакомец принимал все близко к сердцу и твердил в ответ, что сам он городской жизни не любит, только, когда нужда сюда приходит, а тянет его сейчас в поля и леса.
- К осени дикая во мне кровь просыпается, - говорил он, - гляжу, бывало в небе и не кричать – выть тянет. А что, брат, ты, когда на станции был, не глянул: часто ли отсюда поезда ходят.
Иван оторопел:
- А ты почем знаешь, что я сегодня мимо станции проходил?
- Так ведь ты с собой ее запах принес, впрочем, наверное, в окно увидел, что ты с той стороны идешь.
- Ишь ты, может, чего еще про меня подсмотрел, - Иван сощурился, как будто читал мелкие буквы.
Но незнакомец только улыбнулся.
- Послушай, - сказал он ласково, - парень ты, я вижу, добрый и щедрый, а мне такие ох как нравятся! Встречу – и сразу навек привяжусь. По мне рука вора да мошенника, а пусть только по шерсти гладит.
Говорил он как будто искренне, да Иван почуял недоброе – шутка ли: его вором прямо в глаза назвали.
- Будь же со мной и дальше так добр, а я уж тебе за все сполна отплачу.
- Да чего с тебя взять-то? Собачонку разве что, да и той от меня что-нибудь понадобится.
- Брось, Иван. Много ты в людях понимаешь. Вот что: коли возьмешь меня на содержание, я тебе таким выгодным помощником стану, что никакого горя знать не будешь.
- Ха! Это чем же ты мне помочь сможешь?
- Дар у меня особый: очень я все подмечаю, ни одно движение незамеченным не оставлю, медь, серебро, золото под землей чую. Да и про тебя знаю больше, чем думаешь.
- Вот еще фокусы! Да чего ж ты обо мне можешь знать?!
- А вот то, что не спроста у тебя карман на груди оттопырен.
Ивану аж жарко стало. Схватился он за грудь и уж бежать хотел.
- Да ты не бойся, - остановил его незнакомец, - я ж говорил, что привязался к тебе и во всем помогать стану. Многое расскажу.
- Ну, болтать ты любишь, а докажи-ка на деле, - не мог Иван ему поверить.
- Что ж, изволь.

Незнакомец встал и пошел к выходу, поманив за собой Ивана. Вместе оказались они на улице. Вечерело уже, тускло светила на небе ранняя луна.
Незнакомец встал посреди двора.
- Говори: медь, серебро или золото, - предложил он.
- Ну, золото.
Незнакомец прошелся немного, спустил на землю свою собачку и она, принюхавшись, побежала вперед.  Где-то с час шли они молча, пока собачонка не уткнулась носом в старое дерево. У него она присела и стала ждать.
- Копай, - сказал незнакомец Ивану, - благо, земля еще не промерзла.
Иван склонился и стал разрывать руками землю, пока не наткнулся на что-то холодное и не вынул из-под корней три золотые ложки.
- Ну, дела, - протянул он, - а может, впрочем, что ты их и раньше здесь припрятал.
- Да я тебе сотню таких мест найду! – горячо возразил незнакомец.
- Так зачем же тебе с таким даром я нужен?
- Не понимаешь ты, Иван, что не золото главное. Был бы рядом человек добрый, который от души и накормит и про твою беду выслушает.
- Чудак ты, однако, но да ладно: живи со мной.

Всего в какой-то месяц стал Иван до того богат, что  во всем городишке ему сделалось тесно, и решил он выехать в столицу. Одно только ему мешало: никогда не мог он быть один – всюду его тот мужичонка сопровождал и до смерти ему надоел. Бывало, начнет по ночам тосковать, дойдет до двери, а выйти не может, обратно к Ивану вернется и все свою тоску по лесам расписывает. Как его Иван не одевал, как не кормил, а все вид у него был какой-то поношенный и бездомный. Стыдно было за него Ивану, так как вышел он со своим богатством совсем в иные круги, люди гостили у него солидные – такие не поймут его странной дружбы.  Начал он подумывать, как бы ему от своего приживальца избавиться. Решил он, что отберет у него драгоценную собачонку и потихоньку в столицу уедет. Поздним вечером вышел он из дому, будто бы дать охране какие-то указания, а сам сел в машину и был таков.
В столице зажил он славно. Был принимаем во многих домах, сделки проворачивал крупные. Купил квартиру с двенадцатью комнатами и видом на реку, обставился по последней моде и о друге своем ни разу не вспомнил. Собачонка, правда, оказалась никудышной: не слушалась его и все. Пришлось ее на рынок снести и за копейки продать. Она же раза два обратно дорогу находила и садилась по-хозяйски у двери. Иван осерчал, да и отдал ее живодерам.
Только стало после этого ему ничуть не спокойней. Стоило ему только показаться на улице, как тут же отыскивалась какая-то бездомная дворняга, терлась об него боком и как-то странно приглядывалась. По вечерам садились у его дверей мохнатые и грязные псы и смотрели печально, но с некоторой гордостью. И в каждом взгляде видел Иван укор и не переставал вспоминать своего покинутого друга. Наконец, решил он навести о нем справки в родном городе, и пришло оттуда известие, что он уж год, как в тех местах не показывался и ходили слухи, что он дом Ивана поджег и сам с ним сгорел.
Не мог Иван побороть уколы совести, начал с горя попивать, часто видели его шаткую фигуру в столичных заведениях и всюду сопровождали ее странные нечесаные псы. Скоро появилась у него кличка среди населения: стали звать его собачьим королем; прежние приятели насмехались над ним и презирали. Решил тогда Иван уехать из города и уехал довольно скоро.
На прежние сбережения купил он маленький домик в глухой лесной стороне у широкого темного озера. Приехал он туда поздней осенью, вдохнул лесную туманную прохладу, пальнул пару раз в воздух новым ружьем, и на душе у него полегчало. Но от привычки дурной и здесь отделаться не мог, да и не хотел, наверное. Часто над тихим озером разносились по вечерам его пьяные песни.
Как-то раз приснился Ивану тяжелый сон: видел он своего брошенного друга. Смотрел он на него жалобно и все ласково улыбался, а потом вдруг обернулся большим рыжим псом и помчался по лесу, дико нюхая воздух. Всю ту ночь лил дождь, и Иван проснулся от раската грома. Почудилось ему, будто в дверь что-то скребет, а под окном – воет. От страха схватил он ружье, распахнул дверь и выстрелил в темноту.

На утро ударил мороз. Иван вышел на улицу за дровами, с усмешкой вспоминая ночное происшествие. На пороге огляделся: ни одно деревце листвой не шевельнуло, молчало темное озеро. Вдруг померещилось ему что-то шагах в дести от дома, трава там была примята. Присмотрелся Иван и в ужасе отпрянул: на земле явственно виднелись человеческие следы, и каждый след был забрызган кровью. В ужасе сбежал он по следам к воде и нашел у берега окоченевшего рыжего пса с открытой в странной улыбке пастью.

Не стало на земле собачьего короля, разнеслась незаметно по свету печальная весть. Всюду, всюду неслышно впорхнула она и лишила поддержки, разбила на одинокие стаи бродячих собак. До сей поры ходят они и принюхиваются ко всякому, особенно много их трется у кабаков, и чуть заслышат они знакомый запах, начинают звонко и отчаянно лаять.