Хищник-2

Часть вторая, дополняющая и покрывающая первую.
 

В незапамятные времена и минувшие века и столетия на планете царствовали растения. Они питались солнечным светом и пили небесную влагу. Растения покрывали пространные участки суши, осваивали прибрежные морские воды, создавали колонии и союзы. Так текло время и ничего не менялось. Травы росли среди могучих деревьев в полном покое и постоянной медитации. Растения за нескончаемые тысячелетия набирались мудрости и для них не составляло тайны, что происходит на земле и в море. Все было предназначено для них: и свежий воздух, и вкусная вода и жаркое солнце. Постепенно растения научились играть с земными стихиями. По своему желанию они могли вызывать дожди и грозы, украшать полярную шапку северным сиянием, закручивать потоки ветра в торнадо, возводить и разрушать песочные замки в бесплодных пустынях, и простирать млечный путь над синим океаном. И когда они исчерпали запас доступного знания, им стало скучно.


А надо сказать, что больше всего растения любили спать и видеть странные сны. Им грезилось, что, оторвавшись корнями от цепкой матери-земли, они взмывают в небо и стремят свой полет в дальние дали. Конечно, растения шептали друг другу новости из чудесных стран, передавая их «из куст в куста», но так бедно воображение! – и не в силах оно заменить прикосновения. И верба, склонившаяся над обрывистым берегом задумчивой реки, страстно хотела приблизиться к соседям с другого берега. И луговой василек, расправляя лепестки, тянулся цветочной своей душой за пределы дубовой рощи, скрывающей от него красоту неизведанных полей. И водоросль, греющаяся в толще вод нагретой тропическим солнцем лагуны, посылала грустные вздохи прибойным волнам, глядя, как в них кружится и бьется незнакомый плод.


В самом центре растительного мира посреди царства вечных теней в сыром и глубоком ущелье росло старейшее дерево Калибан. Все ведало оно, все знало и помнило, и мало что могло укрыться от его чутких ветвей. Стекались к нему все слухи и были для него ясны тайные желания шепчущих трав, мхов и деревьев. Размышляло это дерево в тишине и мраке о предназначении флоры, которая создана, чтобы расти, цвести и шелестеть листвой, беседуя с ветром. И беспокойство охватывало его всякий раз, когда чуяло оно странные, невесть откуда взявшиеся фантазии своего зеленого царства. Непонятная зовущая печаль осенним поцелуем сплеталась вокруг его кроны, нарушала равномерное течение древесных соков и томила корни. Постигнуть причину этой печали дерево Калибан было не в состоянии; и тем сильнее тревожилось оно, предчувствуя, что эти невыразимая грусть и тягучая, как кедровая смола, меланхолия прямо связаны с охватившей леса и травы страстью к путешествиям.


Увы, скука, овладевшая растениями, сделалась вовсе невыносимой. И настал день, когда в едином зеленом шуме взмолились подданные дерева Калибан: «нет мочи нам терпеть и дальше это жалкое положение, когда прикованы мы к месту, где растем и не видим ни стран, ни гор, ни отдаленных морей и показалась нам жизнь наша унылой темницей!» Тщетно пыталось дерево Калибан образумить потерявшие всякий рассудок растения. Напрасно пугало бедствиями, которые обрушиваются на дерзких, возжелавших разрушить устои и извратить суть вещей. Ни веские доводы, ни угроза всевозможных кар не смогли превозмочь безумие трав, ибо пресытились они знанием. Застыло в растерянности дерево Калибан, смолкло и отступило своей душой в самые корни. Потому как и само не имело уже той твердой веры, которая оберегает живущего от гибельных страстей. А хор жалобных голосов понесся выше, в небесную ясность, к великодушному солнцу, к средоточию милосердия и нежной заботы. Дело было на излете дня, когда солнце последними лучами ласкает небосклон, перед тем как уснуть в своей колыбели. Зацепилась растительная мольба за краешек солнечного луча, настырно прилепилась, спряталась лукавая тень за чистым светом и проникла, заползла, просочилась в дом солнца, став частью замысла непрерывного творения.
 

Тем временем полная луна входила в свои права. И как было заведено изначально между луной и солнцем, дневное светило передавало ночному вахту, вверяя тому ключи от кладовой, где хранился прозрачный шар – слепок времени. В этом шаре невидимыми чернилами солнце записало прошлое, настоящее и будущее всего мира. Поутру звезда сверялась с записями, чтобы освежить память. И начинала новый день согласно начертанному плану. Луна, как повелительница снов, была прекрасно осведомлена о грёзах скучающих растений. Она тут же заметила небольшой изъян в хрустальной сфере мироздания – ту самую непрошеную гостью, идею-фикс, которая измучила зеленые умы – и луну охватила радость. Луна давно завидовала солнцу, строила коварные планы и искала возможности самой участвовать в творении. И вот случай представился. Луна не стала докладывать солнцу о своем открытии, льстиво улыбнулась и приняла ключи на хранение, а внутри вся дрожала от нетерпения. Как только на землю пала ночная тьма, луна открыла хранилище и переписала солнечный календарь в его грядущем. Прошлое луна менять не могла, это не под силу никому, но этого ей и не требовалось – фантазия растений уже сделалась прошлым, на которое опирается будущее. И луна постаралась сделать так, чтобы проснувшееся солнце не заметило подмены. Луна увлеченно выводила свои каракули, но, как обычно это бывает у нерях – что-то где-то напутала, забыла и пропустила, а вот уже близится рассвет и некогда проверять написанное – новые козни и хитрости копошатся внутри ночной души.


Дерево Калибан очнулось от необычного ощущения: нечто приятно ласкало кору, прыгало по ветвям и ворошило листья. Поначалу оно казалось дереву игрой ветерка, но, прислушавшись, Калибан поняло, что это не так. Нечто имело вес крупного фрукта, однако управлялось не потоками воздуха и силой земной тяжести, а двигалось по своему усмотрению! В изумлении Калибан рассматривало диковинку – ни корней, ни зелени у существа не имелось. Как оно подвижно и красиво, как замечательны его прыжки! – дерево Калибан зачарованно следило за сказочным растением, пушистым как мох. Вдруг существо сбежало по коре вниз и понеслось прямо по земле, к небольшому горному ручью. Остановилось и стало поглощать из него влагу совершенно невообразимым способом. Этот самый ручей питал и дерево Калибан, но чтобы дотянуться корнями до его подземной сырости дереву пришлось затратить долгие годы. Как просто! – затаив дыхание, восхищалось Калибан. Тут оно обратило внимание, что существо пьет и воздух – что было просто немыслимо для растения. Как же устроен этот чудесный гриб? (Калибан наконец-то решило записать неведомое существо в разряд грибов) Как может поддерживаться жизнь внутри того, что не имеет корней и не превращает свет в телесную зелень? Дерево Калибан мучили неразрешимые вопросы…


А было вот что. Луна спрятала хрустальный шар обратно в хранилище и села у линии горизонта дожидаться рассвета. И он наступил, – красное солнце заворочалось, стряхнуло с себя остатки сна и величественно взошло. Светило рассеянно выслушало доклад луны о ночных происшествиях, приняло ключи и направилось в кладовую. Наскоро рассмотрев проект дня, солнце принялось за работу. Его немного удивили заметки о прыгающих, летающих и ползающих растениях – оно не могло припомнить, зачем они вдруг понадобились, но всё было уже расписано наперёд и солнце сосредоточилось на деталях. В плане было указано, что поскольку растения-путешественники являются частями прежних, оседлых растений, как если бы они были ягодами или цветками, то пропитание в виде живительных соков они должны получать за счет своих хозяев. «Они будут кормиться их зеленью» - эта фраза была не совсем ясна солнцу: ему было трудно представить себе стебель, соединяющий летающий куст с дубовой рощей. Поэтому, солнце пыталось снабдить новые существа присосками и шипастыми корнями, с помощью которых те могли бы на время отдыха крепиться к деревьям и восстанавливать запас продовольствия. Но, по всему выходило, что лучше всего зелень будет усваиваться, непосредственно попадая внутрь новых существ, да вот тут и рисунок как раз есть – и солнце, не ломая дальше головы – создало зверей. А впереди еще куча дел, самое главное из которых – согревать теплом любимую землю, пробуждающуюся к новому дню с широкой экваториальной улыбкой.


Гриб утолил жажду и ринулся обратно к дереву, которое призывно тянуло к нему свои старые ветви. Пушистик взобрался на самый верх кроны и затаился там, крепко уцепившись корешками за тонкие запястья повелителя растений. Воздух посвежел, а небо задышало пасмурной мглою. Утренняя роса нежности выступила на листьях Калибан. Оно сентиментально заскрипело и хотело уже заговорить с пушистым существом, как вдруг резкая боль пронзила весь его ствол. Дерево вскрикнуло и недоуменно уставилось на гриб. Ужас обуял Калибан при виде того, чем занимается вновь обретенный друг. С помощью крохотных, но необычайно острых наростов существо ловко сдирало древесную кору, тут же проталкивая ее внутрь себя. В один миг гриб обглодал беззащитные пальцы, заживо срывая с них листья и разбрасывая их во все стороны. Добрался он и до плодов, ко времени созревших и ожидающих часа расставания, чтобы дать жизнь следующим потомкам дряхлеющего царя. Стеная от боли, Калибан беспомощно смотрело, как погибают его еще не рожденные дети. Поблизости раздался тонкий свист. Существо встрепенулось и радостно засвистело в ответ. Калибан увидело, как по дну ущелья несется целая стая пушистых грибов. Вихрем налетели они на пышную листву, гроздьями повисли на кряжистых руках и устроили чудовищный пир на истекающем прозрачными слезами вековом исполине. В одночасье от дерева остался зимний скелет, скорбно поднявший голые кости в хмурое небо. Боль убила разум, чувства исчезли, корни отнялись, и помутившийся взгляд в последний раз остановился на размытом облаками солнечном диске, посылая тому немой укор.


Солнце не видело, как воплотившиеся сны растений спешно пожирали зелёных мечтателей. Огромные полчища голодных тварей скитались по девственным лесным угодьям, рыскали в поисках сочной растительности и постоянно плодились. Они лихорадочно суетились, у них не было ни минуты времени, чтобы остановиться и рассмотреть неописуемую красоту горного водопада, услышать тихую вересковую песню и вдохнуть аромат земляничной поляны. Звери жили, чтобы есть и ели, чтобы выжить. Они вовсе не собирались летать над широким раздольем, чтобы передавать сообщение от клена к березе или рассказывать сказки мхам арктической тундры. Их век был слишком короток. И его хватало только на то, чтобы грызть, глодать, трескать и уплетать беззащитную флору. Положение растений было отчаянным. Дело осложнялось еще и тем, что саванны не знали о вакханалии, творящейся в сельве, а луга понятия не имели о проблемах соседей за холмом. Медлительные травы поедались быстрее, чем успевали что-то сообразить. И только уродливое перекати-поле, с которым никто не разговаривал из-за его вредного характера и привычки разносить сплетни о лесных красавицах, открыло весь ужас происходящего. Ему повезло, что оно оказалось невкусным. Подгоняемый ветром сухой клубок странствовал по некогда цветущему краю и везде его ждала одна и та же картина: начисто ободранные кусты медленно качались на ветру, подплывая живицей.

to be continued