Не-Поэт

                «…только Боги И Поэты…»
                Генри Миллер.


- Ты хотел прочитать мне стихи?
- Да…
- О чем?
- Не важно…
- Читай.

Они другие. Отличающиеся от нас. И мы. В пытках пустоцвета, ровными рядами строящие не послушные закорючки. Поэты. Кровь, плоть, сердце человечества.

Он лежал на холодном весеннем асфальте. Щекой, чувствуя черный наждак искусственной земли. Каждой частичкой своего тела, вспоминая окрик:
- Эй! Подойди!
Закрытые глаза его, цвета мокрого дорожного полотна бессмысленно скользили по опущенным векам…
Когда пришла долгожданная весна, грудь словно взорвалась от переполнявших ее строк. Он добирался от бабушкиного дома, 17 километров до трассы, один, не думая ни о чем, на подгибающихся ногах, и говорил. Шаг задавал ритм, рассветное солнце настроение, а морозный воздух легкость. Минули годы, и никто так и не узнал, тех с  импровизированных строк, единым порывом выплеснувшихся на волю. Каждый пройденный метр был строфой, каждый шаг - словом. Стихи рождались и умирали. Взрывали белый утренний воздух – и исчезали.
Пустынная трасса, в 5-ть то утра, казалось, тянулась бесконечно. Пропадая в лесу, теряясь в предрассветной мгле. Но стихи лились нескончаемым потоком. Он забыл о той своей прогулке, но о ней, помнил мертвый асфальт, живые деревья и затихший мир, нежно обнявший руками того 14 – летнего человечка. Мир помнил. А он – Поэт, нет. Сколько их было, стихов.

С чего началось? Неизвестно. Хотя… Гумилев в 6-ть лет. Маяковский, с многоэтажными не уклюжими и в то же время совершенными словесными постройками в 10-ть. «Слово о полку Игореве» в 12-ть. Целый год он просидел в большой Ленинке, мама работала библиотекарем, в надежде найти первоисточник на древнеславянском. Но не нашел. Не было того манускрипта. Все эти годы, он не сочинял стихи. Не было, не одной бумаги, рукописи, не было исписанных стен, не было судорожного выстраивания железнодорожных составов слов. Не было. Поэзия оставалась для него недосягаемым искусством. Уделом кого-то отмеченного Творцом. В 13-ть он взялся за Пушкина. Не понятного, и не приятного своими пошлыми стихами. Минул год. Ему исполнилось 14-ть. Первая. Первая, хрупкая и рвущая душу своей непонятностью любовь. Девочка старше на год. 3-и месяца чего-то не мыслимого. Расставание, и гнойным нарывом выброшенные на свободу строфы. Нескладные, переполненные эмоциями и болью. Стихи.

Сорвалась с цепи неуверенности, душа. Кто-то дарил цветы, кто-то мобильные телефоны, а он стихи. Новый день, и новые стихи. Иногда он стеснялся себя. Небрежный взмах руки, насмешливо поднятые брови и презрительные слова: « Обычный словесный понос». Так он говорил про себя.

Закончилась школа. Институт – конечно литфак. Как-то неинтересно. Рамки, наложенные университетом. Он порвал их. Первое место на Всероссийском Конкурсе Поэзии. У преподавателей больше не возникало вопросов к нему. И снова Пушкин. Ранние вещи. Поздний период. И он понял. Всего двое в истории русской поэзии писали импровизацией. Один раз пачкая бумагу и не поддавались правке. Два. И один из них Пушкин. Другие, шлифовали, вытачивая из гранита букв свои стихи. Долго, даже годами. Даже шедевры. Но все это не было полетом. Блеском неведомого. Таланты – да. Гении – нет. И он стал третьим. Наверное. Хотя, он не думал об этом. Зачем? Слава – не привлекала нисколько. Деньги – от поэзии? Не смешите. Его привлекал сам момент творения. Миг когда мир вслушивается в звуки издаваемые языком и гортанью. Мир замирает и ловит ветерком, то, что сказал он.

Однажды он выпал из жизни на целые полгода. Прогулянные пары и ежедневные походы в большую Ленинскую библиотеку. Поиск. Чего? Неизвестно. Федот-стрелец, и жестокосердный Царь. Не знамо куда, не знамо что. Каких-то полгода. И пропали стихи. Исчез тот запал, что не покидал его уже долгое время. Он не творил. Сердце его затихло. 2-года, бесплодные и бессмысленные. Никто не знал, что он нашел в самой большой Федеральной библиотеке.

 - Бабушка, расскажи сказку.
 - Страшную?
 - Нет. Неведомую, - горящие в предвкушение детские глаза.
 - Слушай. Жил был мальчик, были у него родители, семья, дом. И был он… Шли годы… Вырос он в красавца юношу… И отправился он далеко, далеко – Солнце искать… Но была трудной дорога, и не смог, он, преодолеть все препятствия пути… И сказало тогда Солнце, вернется в мир, он, в тот миг, когда это будет необходимо…

4-е долгих зимы. Бессонные ночи. Дни, один за другим проваливающиеся в серую пелену. Очередная весна, комом встала в горле. Не стало стихов, не стало весны. Был разорван вечный круг обновления. И не хотелось ничего. Почему-то бывший Поэт чувствовал приближение Тени. Странной, и страшной своей непонятностью…
Однажды молодой парень встретил преподавателя из универа. Профессора русской словесности. Тот пророчил ему великое будущие, но юноша не слушал его. Поэту было неинтересно.
Старик взял его под руку, мягко ненавязчиво заговорил.
 - Ты пишешь?
 - Нет.
 - Почему?
 - Не хочу.
Они долго разговаривали в весеннем парке. Мирно шла беседа. Постепенно старый, много повидавший на своем веку человек, узнал все. Кроме того, что же нашел поэт в библиотеке. А потом, смотря парню прямо в глаза, профессор сказал:
 - Зайди ко мне, завтра вечером, книга есть, почитаешь. Может заинтересует.
На следующий день, зайдя к профессору домой, поэт потерявший веру в себя, долго стоял удивленно поглаживая руками пачку фотокопий книги. По черно-белым, плотным листам бумаги текли завитки непривычного для глаза древнеславянского алфавита. «Слово о полку Игореве» - оригинал. Несколько дней он не выходил из дома. Пожирая глазами текст. Продираясь сквозь неясные очертания, он видел картины. Снедаемых отчаянием людей идущих в последний бой. Он был тем молодым князем, предвидевшим свой конец. Он был простым ратником, смотрящим на темный вал печенежской конницы. Он нес рыданья Ярославны Игорю. Смена дня и ночи потеряла для него смысл. А потом, после целой недели просиживания за письменным столом, он зашел к соседке. Старушке, днями просматривающей старые фотокарточки, и слушающей древний граммофон. Из почерневшего жерла неслись голоса давно покинувших  белый свет певиц. Ничего не говоря, открыл ящик секретера, достал завязанную бечевой стопку истрепанных писем - треугольников. Вытащил откуда-то из середины единственное не вскрытое, и надорвал его.

Молодая девчонка залетела в избу с мороза. Черные галоши, берет, сумка почтальона через плечо.
 - Яра, тебе письмо. Пляши.
Огрубевшие, не потерявшие свои точеные очертания, от работы в поле Ярины руки нежно взяли треугольник исписанной бумаги. Девчонка почтальон улыбнулась, и не подумавши бухнула:
 - Откроешь, когда вернется твой Игорь.
Через месяц пришла повестка. Одна из последних бомбежек. Состав везущий отвоевавших свое солдат. Игорь был среди без вести пропавших.

Письмо пролежало почти 60-т лет. Ярославна так его и не открыла. Поэт не послушными пальцами расправил ветхий треугольник. Глаза выхватили из текста две фразы:
« …я еду домой Яра… болит нога… доктор говорит, фантомные боли…».
Старушка подняла голову.
 - Внучек, а ты, что здесь делаешь?
 - Ярославна Дмитриевна, он не вернется.

Вечером он пошел гулять. Он любил ночь. Может быть без взаимности, может. Колючие звезды. Серп полумесяца. Все это, давало ему что-то недоступное другим. Он гулял. По пустынным улицам, тихо и мягко выводя стоки стихов. За четыре прошедших года, к нему  первый раз вернулось вдохновение. Он не смел, но надеялся на это. И строфа  за строфой, полились стихи. Он словно читал колыбельною, злому ребенку – городу.
Поэт сторонился многолюдных улиц. Неживой свет фонарей, раздражал его. Чей-то окрик вывел из прострации.
 - Эй! Подойди!
Вряд ли это были грабители. Он увидел только блеск отраженной луны в радужке у кричавшего. И звездное небо стало низом, а мокрый асфальт небесами.

 - Бабушка, а когда он придет?
 - Он уже здесь, маленький. Он среди нас.
 - Он будет искать Солнце?
 - Нет. Зачем оно ему глупенький.
 - Ну как же. Ведь тогда он его не нашел.
 - Он? Нашел, но не понял, своей удачи, не понял того, что однажды вступив на эту дорогу, ты уже нашел его. Солнце.
  - Бабушка, а ты включишь сегодня те пластинки, что включала всегда?
 - Нет. Зачем? Лучше я почитаю тебе.
 - Что?
 - О Руслане и Людмиле. Слушай.