Что такое нон-овлон?

Будучи навеселе, Владик Шмутц любил разогнаться на своей «девятке» так, чтоб аж свистело в форточке и чтобы встречные тачки шарахались от него, как от чёрта. Впрочем, один он себе этого не позволял: перед кем выпендриваться? – но если сзади трясётся в своей колымаге цвета «битый асфальт» Серёга Бобров, тоже, кстати, не совсем трезвый – тогда держись, брат, держись! Трепещите, беременные женщины, завидуйте: едет Владик Шмутц собственной персоной, на новенькой «девятке». Он пьян и весел. Ему хорошо.

Обычно эти фокусы сходили Владику с рук, но на сей раз вышла промашка. Не успел Шмутц выровнять свой «жигуль», едва справляясь с крутым поворотом, огибающим густые посадки у пригородного шоссе, как сердце Владика тревожно забилось и где-то в груди нестерпимо обожгло холодом: на обочине стоял аляповато разукрашенный автомобиль ГАИ, а рядом – тощий, какой-то недокормленный лейтенантик. Красноречивый взмах жезла – и Владику пришлось остановиться. Серёга Бобров где-то замешкался, отстал, и Шмутц почувствовал себя одиноким и несчастным. «Ну, всё, – подумал он, – писец котёнку...»

Многозначительный круг вокруг «девятки», рука приложена к козырьку, «добрый день, документики, пожалуйста...» – всё, как обычно, без излишней суеты и спешки.

-Превышаем? – скучно произнёс гаишник.
-Виноват, – согласился Владик. – В сортир охота. Очень тороплюсь.
-Не торопитесь, успеется, – философски заметил лейтенант, изучая водительские права Шмутца.
-Да как сказать... – возразил Шмутц.

Гаишник пропустил реплику Владика мимо ушей.

-Чем это вы тормозили сейчас?

«Хреном!» – чуть не вырвалось у Владика, но он вовремя вспомнил о двух выпитых бутылках «Кремлёвской» и решил, как говорится, не усугублять.

-А что такое? – насторожился он.
-Правое колесо тормозит больше левого.
-Быть того не может! Только вчера прокачивал тормоза...
-Машина неисправна, – продолжал лейтенант. – Наверно, и ручной тормоз не работает.
-Работает, – сказал Владик, стараясь вспомнить, когда в последний раз пользовался ручником. Вспомнить не удалось.
-А вот мы сейчас проверим, – заявил гаишник. – Поставьте автомобиль на тормоз.
-Это как же, – хмыкнул Шмутц, – толкать её будете, что ли?
-Зачем же? Вы погазуете, а я посмотрю.
-Ну, посмотрите, – кивнул Владик.

Он завёл мотор, поднял рычаг ручного тормоза, выжал сцепление и врезал правой ногой «по газам». Двигатель взревел, как только что кастрированный бизон. «Девятка», естественно, с места не сдвинулась: Владик так и не отпустил педаль сцепления...

-Что ж, неплохо, – удивился лейтенант. А потом подумал немножко и спросил: – А какой у вас люфт руля?

Тут уж Шмутц не сдержался.

-Ты что, командир, до ночи держать меня будешь?

Гаишник настороженно потянул носом воздух. Видимо, что-то в поведении водителя показалось лейтенанту подозрительным.

-Э, да ты, братец, пьян, – догадался, наконец, он.
-Кто пьян? Я пьян? – возмутился Шмутц.
-Ну, не я же...
-А кто? – настаивал Владик.
-Если не я, то, стало быть, ты.
-Я?

И тут из-за поворота вырулил Серёга Бобров на своём «битом асфальте». Шмутц, как последний идиот, замахал товарищу руками: остановись, мол. Бобров крепко выругался и затормозил.

-В чём дело, ребята? – строго спросил он, вылезая из машины.
-Да, собственно, ни в чём, – отозвался лейтенант. – Ваш приятель вдребезги пьян, только и всего.

Серёга быстро оценил ситуацию: пустынное шоссе, глупая рожа шатающегося с перепою Владика, неуступчивый лейтенант ГАИ, а в милицейской машине – ещё один блюститель закона, коренастый здоровяк с погонами старшины на плечах...

-Ладно вам, мужики, – сказал Бобров, стараясь дышать куда-нибудь в сторону. – Давайте разойдёмся по-хорошему. Ничего не надо писать, никаких экспертиз не потребуется. Он уже давно понял свою ошибку и больше никогда не будет. Сколько нужно денег, мы заплотим и тихо уедем...

Но возбуждённый лейтенант вдруг пошёл на принцип.

-Э, нет, так дело не пойдёт. А ну-ка айда на экспертизу!
-Куда? – не понял Шмутц.
-В дурдом!
-А по-почему... почему в дурдом?
-А сейчас всех туда возят.
-Не поеду, – возмутился Владик. – Я что же, по-вашему, шизик?

Серёга Бобров отвернулся от гаишников, будто бы намереваясь закурить, а сам, скосив рот в сторону Шмутца, шепнул, не разжимая зубов:
-Давай, давай, поартачься ещё немного, а я махну в психушку, подготовлю почву.
-Чего? – захлопал глазами пьяный Владик.
-Ничего! – разозлился Бобров. – Бросаю я тебя, дурака.

Сказал он это громко, так, чтобы гаишники услышали. Быстренько влез в свою машину, махнул лейтенанту рукой и помчался в психдиспансер.

-Кто у вас тут занимается экспертизой водителей? – заорал Бобров едва ли не с порога.
-Ну я, – отозвался ему жирный детина в мятом засаленном халате.
-Ты фельдшер?
-Тебе-то какое дело?
-Слушай, друг: сейчас тебе привезут одного мудака... Ну, выпил человек немного, сам понимаешь... Так ты сделай так, чтоб твои приборы ничего не показали. Уж мы в долгу не останемся...
-Да ты что? – взвился толстяк. – Мне ж, если что, башку снимут, с работы прогонят, ещё, чего доброго, дело сошьют...

Бобров со значением глянул на «эксперта».

-Вот оно как? Тогда имей в виду: этот человек – личный шофёр самого Павла Яковлевича... Понял? И если с водилой случится неприятность – с тебя потом башку два раза снимут. И в задницу её тебе затолкают. Понял?

Толстяк потупился и ничего не ответил.

Привезли Владика. Морда глупая-глупая, лыка не вяжет, но старается быть серьёзным. Шмутц, как индюк, раздувал зоб и строго поглядывал на «эксперта».

-Дуй, – произнёс толстяк и подсунул Шмутцу свою стекляшку.

Лицо у Владика оставалось по-прежнему серьёзным, а тело колотилось от немого смеха. Дул он усердно, сосредоточенно, аж щёки с натуги раскраснелись.

Толстяк поднёс пробирку с раствором поближе к свету и объявил:
-Реакция отрицательная.

И тут Шмутц, презрев все меры предосторожности, начал громко ржать. Гаишники подозрительно посмотрели на Боброва.

-Стоп, – сказал лейтенант, – тут что-то не так. А ты как здесь оказался?
-Но если он в самом деле пьяный, то кто ж его потом домой оттаранит? – ответил Серёга. А сам незаметно кивнул толстяку.

Тот вздрогнул, как от удара.

-Послушайте, – сказал он Владику, – а вы, случайно, ничем таким не болеете? Никакие таблетки не принимаете?
-А что такое? – высокомерно поинтересовался Шмутц.
-Видите ли, это иногда случается: проба Рапопорта бывает отрицательной при абсолютном опьянении, если выпить некоторые таблетки...

Бобров бросил грозный взгляд на толстяка.

-Вернее, наоборот, – поправился тот, – даёт положительный результат, если, например, человек лечится от шизофрении, маниакального психоза, мании величия...
-В общем, так, – прервал его Владик, – записывайте: я совсем недавно принимал... это... залупент, обзидан, ну и буру в глицерине, конечно.
-Буру? Внутрь? – не сдержался «эксперт». – Это же тетраборат натрия!
-Зачем внутрь? – пожал плечами Шмутц. – Снаружи мажу. Ну, когда... того... – Владик подмигнул всем присутствующим, – вошки заведутся, где не след.
-Ну, это на пробу Рапопорта не влияет... – неуверенно заметил толстяк.
-А ещё постинор пью регулярно, – заявил Шмутц. – А нон-овлон мы с женой на пару потребляем.
-И как же вы... мм... это потребляете?
-День – она, день – я. По таблеточке... Впрочем, не часто, а только когда в аптеках кончаются амбасекс и грамицидиновая паста.
-Погодите. А чем вы таким болеете, что приходится всё это принимать? – удивился худощавый лейтенант.

Владик пьяно икнул и произнёс:
-Ночное недержание трихомонад на фоне хронического эндометрита гонад. С вовлечением в процесс всех четырёх бартолиниевых желёз!
-Не может быть! – поражённо ахнул второй гаишник, старшина.
-Может! Меня даже резать хотели, да я не дался. Куда, говорю, мать вашу, мне на операцию, у меня и так резкое сужение семенного канатика... семенного хода...
-Так что же ты раньше не сказал, что это всё, – старшина покрутил пальцем у виска, – у тебя от таблеток? Зря ты, браток, их принимаешь. Я с этими, понимаешь, железами с восемьдесят седьмого года мучаюсь, но чтоб лекарства какие – ни-ни.
-У меня случай особый, – стал горячиться Владик. – У меня от этого нон-овлона прямо делирий какой-то, честное слово!

Лейтенант отвёл старшину в сторону.
-Что будем делать, Ермилин? Надо же как-то это оформить...
-Давай, Коляныч, на всякий случай протокол замастырим – о том, что, дескать, состояние водителя опасения для дорожного движения не внушает, хотя и близко к трихомонадному делирию... ну, что-нибудь вроде этого. Придумай сам, ты школу кончил.
-А зачем нам протокол, а, Федя?

На это находчивый Федя ответа не дал, а Серёге с Владиком сказал:
-Можете быть свободными, товарищи. Счастливого пути.
-Спасибо, – ухмыльнулся Бобров и поволок Шмутца на улицу.

...Гаишники вышли из диспансера и не торопясь направились к своему автомобилю.
-Жарко, – вздохнул Федя. – Пивка бы сейчас холодненького...
-Слышь, Ермилин, – сказал лейтенант, промокая лоб платочком, – а чего это он нон-овлон пьёт, а?
-Хрен его знает, товарищ лейтенант.
-Это ж, кажись, бабское лекарство, пилюли от залёта или что-то вроде того.

Он вдруг остановился и стал рыться по карманам.
-Где же?.. Неужели дома забыл?.. Ага, вот он!
-Что там? – спросил старшина.

-Рецепт. Жена утром дала, сказала, что нужно срочно найти, потому что дни уже поджимают. А если не найду, так с дежурства могу не возвращаться, потому что дома всё равно уже делать нечего: дни, говорит, у неё опасные… Я-то сперва позабыл, а теперь вот вспомнил. Нон-овлон... Слышь, Ермилин, а чего это он противозачаточные пилюли глотает, а? Боюсь, Федя, лопухнулись мы с тобой...

-Ладно тебе, лейтенант, – ответил старшина, – брось. Не нам с тобой судить, против чего эти таблетки. Слыхал ведь: особый случай у него, ночное недержание бартолиновых желёз! С полным вовлечением в хронический процесс! Тут, браток, понимать надо. Это штука тонкая – медици-и-на...