Ночной звонок

Посреди ночи меня разбудил телефонный звонок. Сладкий сон исчез, как кинофильм в старом кинотеатре, когда рвалась плёнка. Сейчас кино на большом экране возрождается, а ведь было время, когда кинотеатры становились почти анахронизмом. Видеомагнитофоны пришли на смену. Однако, выигрывая в удобстве, видеоманы теряли эффект присутствия – и акценты сменились. Хороший фильм не грех посмотреть и в роскошном кинозале, у входа в который работает бар, а может быть, есть буфет, совсем как в театре.
Впрочем, я отвлёкся. Разумеется, по впечатлению, им произведённому, сон не шёл ни в какое сравнение с фильмом в кинозале, даже самой модной и эффектной картиной  в самом современном кинотеатре, поражающем изяществом интерьеров. Это я помню, хотя  содержание самой картины – конкретика – напрочь выпало из сознания, ушло куда-то глубоко-глубоко.
Впечатление было приятное, волнующее, как предчувствие чего-то настоящего, светлого… предчувствие на грани предвкушения, когда лишь абсолютная неопределённость места и времени не позволяет ринуться навстречу ГРЯДУЩЕМУ, распахнув себя и не зная силы, которая вернула бы тебя назад…
Звонок был абсолютно некстати. Резкое дребезжание телефона разом свёло на нет  миллионы образов различных реальностей, одновременно стоявшие передо мной, как в калейдоскопе. Словно мощная длань рывком вытащила меня в тёмную комнату, и, чертыхаясь спросонок, я потянулся к телефону, стоящему на столике трюмо, не достал, сел, опираясь на локоть. Схватил трубку…
- Алло!!!
- ……..
- Я слушаю!!!
Короткие гудки. Кому вздумалось шутить в три часа ночи? А может, попали не туда… Приезжие, поди, номер перепутали.
Я снова лёг, но сон не шёл. Удивительно было не то, что звонок раздался в это время, а то, что он вообще раздался – телефон отключили три дня назад за неуплату абонентской… Да и на что он мне? В последние месяцы я до минимума свёл общение с внешним миром, моя однокомнатная квартирка в спальном районе превратилась в жилище отшельника. Новых знакомств я заводить не хотел, старым приятелям, которых всё больше хотелось назвать бывшими, своего номера не оставлял. Аппарат использовал в основном для поисков заработка, обзванивая различные конторы, куда требовались временные работники – на одном месте я не мог продержаться больше пяти месяцев. Да и такое было лишь единожды.
А – может статься – я всю свою жизнь ждал только этого звонка… Но – на том конце провода внезапно передумали, наверное, когда услышали мой голос, заспанный и совершенно пустой (я безнадёжно намеревался вернуться в ту реальность, которая ускользала).
И обратного пути нет.
Помнится, мечтал о женщине, которая никогда не ходит в туалет по-большому.   
А где такую найти, как не на том конце телефонного провода. В нашей коммуналке, этом анахронизме перестроечной эпохи, когда – каждая советская семья будет иметь по квартире –  всё к тому прежде и шло, а тут горбатый сказал – как сглазил – в этом рудименте, оставшемся от эпохи начала существования городка  не было телефона. Звонить можно было из автомата, где опуская в прорезь две копейки, где – бесплатно, «на подергушку» – то есть резко дёрнув рычаг, едва на том конце поднимут трубку. В центре позвонить «на подергушку» не получалось нигде. А в городке – пожалуйста.
 И когда – вдруг – увидел надпись простым карандашом, одну из множества подобных – имя девушки и телефон - вдруг захотелось оказаться в удобном кресле и, вертеть удобный диск, а то даже нажимать кнопки, мечтая услышать голос абсолютно незнакомого человека. Телефонные знакомства я практиковал и прежде. Однажды,  набрав  прочитанный номер, узнал о смерти незнакомой Ларисы – и огорчился. Но мысли – а может, эта была та единственная, с которой рука об руку по жизни – не было. Просто жаль, как бывает жаль, когда видишь похороны – неважно чьи, неважно где. Особенно если застаёшь момент, когда новопреставленный лежит в открытом гробу, а крышка стоит рядом. А эту – даже не знал, не видел никогда. Просто было грустно.
Но в этот раз, по привычке осмотрев стены телефонной кабины и разглядев слово «Таня» с номером телефона в придачу, я почувствовал непонятное сладко-волнующее чувство, как бывало в школе, когда я на уроке физкультуры подходил к перекладине – больше, чем я, пять лет занимавшийся гимнастикой, подтянуться не мог никто. Но странное дело – вместе с тем странная робость охватила меня. А вдруг у Тани сейчас плохое настроение и она вовсе откажется со мной разговаривать?  И я не стал набирать номер, просто запомнил его, как всегда поступал с телефонными номерами. Эта способность -  постоянно держать в голове всю когда-либо полученную цифровую информацию (телефоны, номера домов и квартир) – составляла мою гордость. Теперь же – увы…
Я позвонил ей на следующее утро. Стоял погожий весенний день, снег уже сошёл и настроение было праздничным – как же – природа пробуждается, тут ещё и выходные, а месяц пролетит – там и каникулы, поедем в Ялту. Почти бегом достиг ближайшего автомата, зашёл в будку, плотно прикрыв за собой дверь и, набирая вчерашний номер, почувствовал  ту же непонятную робость. Однако, отступать уже было некуда.
- Алло, - обладательница полусонного голоса на том конце явно не понимала, кому она понадобилась в столь ранний час.
- Здравствуйте, а Таню можно?
- Это я…
Что дальше? – почти панически подумал я
- Слушаю… Что вы молчите?
И вдруг помимо воли у меня вырвалось:
- Таня, я тебя люблю…
Пауза.
- Ты слышишь? Я люблю тебя.
- Кто это говорит??? – я услышал неподдельное изумление в её голосе.
- Я…
- Кто такой я? Это что – шутка?
- Нет.
- Как же вас зовут?
- Дмитрий… Можно просто Дима, - добавил я зачем-то, - и давай на «ты».
- Как интересно… Но я не знаю никакого Димы.
- Уже знаешь. Давай встретимся.
- Но это невозможно… У меня есть парень.
- Думаю, это не то, что тебе нужно.
- Дима, с чего ты взял? Кто ты такой вообще? Откуда ты взялся? И откуда у тебя мой телефон.
- Мне сказали его. Я не решался к тебе подойти, поэтому звоню, - зачем-то  соврал я. – Вадик сказал.
- Вадик? Какой? Из 9-го «Б» ?
- Да…
- Слушай, Дима, или как тебя там… Я не верю, что ты меня любишь. Забудь этот номер. Повторяю, у меня есть парень, и если он узнает, что ты мне надоедаешь, тебе не поздоровится.
- А как он меня найдёт?
- Увидишь…   
- Но…
Я не успел договорить. На том конце положили трубку. Я, повинуясь безотчётному порыву, снова крутил диск автомата.
- Алло.
- Таня, это снова я. Не бросай трубку, послушай. Я позвонил тебе потому, что не могу без тебя… Ты ведь меня не помнишь?
- Нет.
- Давай встретимся. Или хотя бы разреши мне ещё позвонить. Узнав меня получше, ты тоже поймёшь, что я твоя судьба. Тебе не будет скучно. Я знаю много анекдотов…
- Ну, не знаю, -  в её голосе слышалась растерянность, - а КАК ты меня любишь?
- Сильно… очень сильно…как в книжках. Как Д’Артаньян любил Констанцию.
- Тебе нравится «Три мушкетёра»? 
- Очень. А тебе?
- Мне тоже. Но это было так давно. Так сейчас не любят…
- Не любят. Никто так не любит, только я. Так что, наверное, тебе повезло.
- А ты в какой школе учишься?
- В 35-й. А ты?
- Ты что, не знаешь? Я в 66-й… Послушай… Выходит, ты меня обманул. Вадик не давал тебе моего телефона.
- Не давал, - смущённо сознался я, - Я его придумал… вычислил, исходя из ритмов биения моего  сердца.
- А имя… как ты узнал имя?
- Почувствовал…
Мы разговаривали, а время текло, не думая замедлять свой ход ради каких-то глупых школяров, чирикающих друг с другом. Около телефонной будки уже образовалась очередь.  Мужчина средних лет сердито распахнул дверцу.
- Слышь, пацан… Это самое… Людям тоже звонить надо.
- Сейчас, сейчас, - проговорил я. А в трубку сказал:
- Таня, я говорю из автомата… Тут уже  очередь. Можно, я позвоню тебе вечером?
- Лучше завтра после обеда.
- Нет, до завтра я не доживу.
- Ну ладно.
Я позвонил ей вечером. И на следующий день тоже. Два раза. И через день. А неделю спустя мы договорились о встрече. Встретились около магазина «Спорттовары». И – странное дело – слова, которые я говорил ей в первый раз, вернее, вырывавшиеся у меня тогда помимо моей воли, теперь были обличены уверенностью в своей истинности. Мы гуляли по вечернему майскому городку, разговаривали, и я чувствовал, какими ничтожными были все радости жизни, ценившиеся мной до того по сравнению со счастьем, нечаянно прочтённым на стене ветхой телефонной будки.   
Мы говорили о музыке – при этом выяснялось, что наши пристрастия совпадают, мы оба любили «Аквариум», «Наутилус» и «Кино». Говорили о фильмах, о книгах… Искали общих знакомых, находили их без труда – конечно, городок – большая  деревня. Я рассказал ей всё о себе. Она больше слушала, внимательно глядя мне в лицо своими тёмными глазами. Каштановые волосы волнами ниспадали на плечи. Про своего парня, которым она пыталась напугать меня в первый разговор, девушка больше не вспоминала. Домой я провожал Таню уже в сумерках, и фонари помогали нам идти, освещая дорогу.
- Вот и мой подъезд. Пока.
- Пока, - тут я неожиданно для себя наклонился к лицу собиравшейся уходить девушки и, повинуясь какому-то безотчётному движению сердца, поцеловал её в щёку.
- Вот это зря, - она повернулась и почти бегом вошла в подъезд. Дверь громко хлопнула, и я остался один в пустом дворе, переполненный юностью и светлой весенней печалью…
Я открыл глаза. День уже светил из-за окна, как полноправный хозяин положения. Ещё один день – такой же, как все другие. Нужно вставать и идти  - сегодня должны рассчитаться за прошлую халтуру, можно будет отдать долги, заплатить за телефон, купить сигарет и  чего-нибудь съестного. Да и туфли пора покупать новые, но на это не хватит денег. Я подошёл к аппарату, поднял трубку. Тишина. Словно и не было ночного звонка, и я не лежал переполненный воспоминаниями. А может, и не воспоминания то были, а лишь фантазии. Где ж всё упомнишь… Нет, Таня, Таня – где-то далеко, в прошлом, и как она может узнать мой номер? И зачем она молчала в трубку, а потом бросила её? Глупости какие…Вероятно, Таня давно замужем, у неё двое детей и муж – бизнесмен. Сейчас они отдыхают в Альпах, катаются на горных лыжах, а на Рождество она с детьми улетит на Кубу, а он – в Тайланд. Разве ж она может помнить об увлечении позднего детства, плавно переходящего в раннюю юность?
Я накинул кофту, взял сумку, ключи и вышел на улицу. Город встретил меня криками школьников, дребезжанием трамваев, гудением «Москвичей» и «Тойот». Девушка в  офисе сунула в руку тощую пачку сторублёвок, предварительно заставив расписаться в рукописной ведомости.
- Спасибо, - вежливо произнёс я.
- Вам спасибо,  - ответила девушка и улыбнулась.
Я улыбнулся в ответ, повернулся и вышел из комнаты, направляясь к лифту.
- Татьяна, там пирожки принесли? Тебе брать? – донеслось из-за спины.
- Да, один с курагой, один с печенью.
Вновь оказавшись на улице, я подумал о результативности затеи, если попытаться найти всех приятелей  юности, всех, кем когда-то дорожил. Прогноз неутешительный. Когда у нас дома появился проигрыватель, родители напокупали виниловых пластинок, одного Окуджавы было четыре штуки. И когда он пел волшебные слова:
                Она конечно, пишет мне, но постарели почтальоны,
                И все давно переменились адреса…
то я просто слушал, безотчётно впитывая их грусть, но не понимая всей глубины этой печали, для осознания которой надо её пережить.
А может, всё и можно вернуть. Или найти в новом качестве. По крайней мере, попробовать можно, разве что старые раны разбередишь, да где тут  рефлексировать? – вертеться надо, как белка в колесе. «В поте лица есть хлеб свой…»
Я повернулся – как будто кто-то невидимый развернул меня на 180 градусов - и подошёл к таксофону в стеклянно-металлической полукабинке в нескольких метрах от автостоянки. «Таня» – фломастером было выведено на стекле – и номер телефона… Тщательно обшарил карманы в поисках завалящего клочка бумаги, достал из пачки сторублёвку, срисовал номер на белое поле купюры, стараясь скопировать почерк.   
Я обязательно позвоню ей…