На обочине ч. 3
Жилку ломало. Наверное, уже с полчаса. Она едва добралась до хаты. Хотелось умереть.
Дома, в Каменске, была не жизнь. Здесь — тем более. Все Жилкины дни были черными. Какие-то — более, какие-то — менее, но все равно все — черные. Впереди не было ничего хорошего. Она села на холодную чугунную ванну, обвела мутным от боли взглядом полочку с мылом, зубной пастой... и вдруг взгляд ее упал на бритву, которой Кобылка брила лобок, утверждая, что после этой процедуры волосы на нем растут сильнее.
Жилка медленно, точно оттягивая страшный момент, раскрутила бритвенный станок, вытащила острое, смененное Танькой лишь утром, лезвие и с силой резанула по венам. Потом пустила горячую воду и, как была, в одежде, перевалилась в ванную. Раздался глухой стук тела.
В дверь замолотили.
— Жилка, ты чё, отъехала, чё ли? Жилка, открывай! — орала Кобылка.
Анжелка молчала. Ей было все по фигу. В дверь уже ломились. С десятым ударом, вышибив дверь, в ванную влетела Фетка. Сориентировалась она мгновенно.
— Ну ты, уродина, нам еще трупа здесь не хватало! Кобылка, пережимай вену!
Потом Жилка с забинтованным запястьем, безучастная ко всему, лежала, распластавшись на диване, а рядом с ней сидела Пышка и читала неизвестно каким образом еще оставшуюся в квартире книжку сказок Андерсена.
Сначала Жилка не слушала. Она лежала закрыв глаза. Слова пролетали мимо, а может, не пролетали, может, просто убаюкивали. Но постепенно все становилось на свои места, и Жилка начала вслушиваться. Пышка читала об императоре, соловье и розе. И Жилке захотелось жить. Ей безумно захотелось жить, и теперь она точно знала, что больше никогда, ни единственного разочка не будет резать себе вены. Жизнь не стоит того, чтобы с ней можно было покончить.
Жилка приподняла веко. На общей кровати сидела Фетка и искала иглой вену...
Новенькая
Рыжик с Кобылкой притащили с вокзала девчонку. Несмотря на лето, была она в старенькой куртке. Девчонке было лет двенадцать — с теми, кто старше ее, Фетка не связывалась. Жилка смотрела на обтрепанную, явно голодную, девчонку, бывшую выше ее на целую голову, но гораздо худее, и пыталась понять: жаль ей, Жилке, эту девчонку, или нет? По всему выходило, что не жаль. Раз пошла с ними, значит, дура. А дур жалеть не полагалось.
(Но как-то не подумалось Жилке, что еще полгода назад такой же дурой была она.)
Девчонка сбросила куртку, оставшись в линялом ситцевом платьице. Оно было ей явно мало и не доходило даже до коленок. Обтягивало долговязую фигурку, выделяя невеликие формы. В этой угловатой девчонке все было какое-то острое — начиная с носа и ключиц и заканчивая коленками. Смерив девчоку взглядом, Фетка приказала:
— Жилка, принеси ей какую-нибудь одежку.
Подкорытова, оценив фигурку новенькой, с головой зарылась в шкаф. Девчонка была для своих лет слишком длинная и худая. Жилка замучилась выбирать одежку. Проще всего было с носками. Рубашку, по лету, поносит навыпуск, не страшно. А вот с джинсами — проблема.
Девчонка стояла посреди комнаты, не зная, куда себя девать.
— Как зовут? — поинтересовалась Фетка.
Сегодня она, кажется, не была расположена говорить много.
— Лена, — тихо произнесла новенькая.
— Раздевайся! — приказала Фетка.
Девчонка послушно скинула платьице. Между еще только формирующимися грудками висел на капроновой нитке маленький латунный крестик.
Оглядев фигурку тезки, Фетка, похоже, осталась довольна.
— Ну что ж, детка, иди помойся. Мыло и полотенце найдешь. А Рыжик пока есть сготовит...
— ...Спаси вас Бог! — тихо проговорила новенькая.
— Так ты что, вправду в бога веришь? — поинтересовалась Кобылка.
— Да, — твердо ответила Ленка.
— Ха! — сказала Рыжик. — Где ты его видела?
— Его никто не может видеть, — будто даже удивилась вопросу Ленка. — Он везде.
— И на Щорса? — усмехнулась Кобылка.
— И на Щорса, — не задумываясь, подтвердила Ленка.
Девчонки в голос захохотали. Новенькая все так же стояла посреди комнаты, недоуменно глядя на них.
— Не надо нас лечить! — взорвалась вдруг Фетка. — В бога она верит, ... твою мать! Живо мотай в ванну!
Ленка вздохнула и побрела мыться. Она сняла крестик и повесила его на кран. Потом пустила воду, нашла мочалку и медленно, точно растягивая удовольствие, начала ее намыливать. На девчонок Ленка не злилась: уже настолько привыкла, что над ее верой смеются, что почти не обращала на это внимания. Она сидела в ванной, под горячим душем. Блаженствовала. Отходила от прошлой жизни.
Побег
— Детка, ты наела-напила уже не на одну сотню, — привычно сказала через несколько дней Фетка. На этот раз ее слова были обращены к Ленке.
— Да спасет вас Бог! — тихо проговорила та.
— Ты богом своим гребаным не прикрывайся! — взвилась Зорина. — Мы тебе открыли кредит, а бог твой — банкрот! И потому расплачиваться тебе.
— У меня нет денег, ты же знаешь... — все так же тихо сказала Ленка.
Она вскинула на Фетку глаза — два бледно-зеленых берилла. Посмотрела в пронзительно-голубые аквамарины своей тезки... И все-таки отвела взгляд.
— У меня нет денег, — для верности повторила она.
— Зато у тебя есть... — возразила Фетка.
Она произнесла слово, от которого Ленка залилась краской.
— Нет! — справившись с собой, решительно произнесла она.
— Да! — заорала Зорина. — Да!!! День тебе на размышления. Не согласишься — пеняй на себя. Распнем, как Христа твоего гребаного.
Она с полминуты взбешенно ходила по комнате, потом бросила:
— Предупреждаю, детки: кто подойдет и попробует успокоить эту, — Фетка ткнула пальцем в Ленкину грудь, — измочалю в кровь! Поняли?! Пышка, поняла? Это ты у нас — сестра милосердная... Поняла?!
— Да, — сказала Пышка.
— ...Ленка сбежала! — крикнула назавтра Рыжик, заходя в комнату. — Фетка, слышишь!
— Ну и дура! — спокойно сказала Фетка. — Подождем денек, а потом на вокзал смотаемся, выкупим.
Прошло уже два дня как новенькая исчезла.
— Девчонки, собирайтесь! — бросила Фетка.
— Куда? — спросила Рыжик, натягивая футболку на голое тело.
— Ленку выкупать.
Переговоры, как всегда, вела Фетка. Девчонки стояли поодаль.
— Сержант! — дернула за рукав «линейного» Фетка. — Сержант, у меня проблема.
— Как зовут проблему? — с понимающей улыбкой поинтересовался тот.
— Ленка. Высокая такая, выше меня вот на столько.
Она подняла руку над головой — сантиметра на четыре.
— Худая, как глиста. Мы ее откармливали-откармливали...
— А она сбежала? — все с той же улыбкой допытывался сержант.
— Ага! — кивнула Фетка. — В нашей одежде.
— Нехорошо! — покачал головой сержант.
— Вот и я говорю... — подхватила Фетка и сунула в руку «линейного» смятую бумажку.
Сержант быстро глянул на красный петровский профиль и бросил:
— Сейчас выведу.
Фетка обернулась и кивнула девчонкам. Те подошли и встали рядом — готовые конвоировать беглянку.
Сержант вышел вместе с ней минут через пять. Ленка увидела девчонок, скользнула затравленным взглядом по ухмыляющейся Кобылке, отступила, схватилась за сержанта, но он оторвал ее от себя и произнес — тоже с ухмылкой:
— Шагай, девочка, за тобой пришли.
Отвернулся от нее и медленно, точно прогуливаясь, ушел.
Фетка стояла, уперев левую руку в бок, правой подманивая беглянку:
— Иди ко мне, детка! Тебя разве не учили, что нужно быть благодарной? Т-тварь! — взвизгнула вдруг она и выбросила вперед руку со сжатым кулаком. Удар пришелся по излюбленному Феткиному месту — по печенке.
— Это начало, — пообещала она. — Дальше будет больнее. Если не согласишься. А еще раз бежать не советую — мама будет горько плакать... Если тебя вообще найдут.
Девчонки обступили неблагодарную и, не давая никакого шанса бежать, повели домой.
— На середину комнаты, быстр-ра! — велела Фетка. — А теперь смотри в глаза и отвечай!
Она почти вплотную подошла к Ленке. Прищурившись, уставилась пронзительно-голубыми глазами в бледно-зеленые и отчеканила:
— Ну что, помог тебе твой гребаный бог?
— Он не... — попыталась возразить Ленка и осеклась.
Фетка схватила ее за подбородок и, все так же глядя в глаза, сказала:
— Повторяй: «Мой гребаный бог мне больше не помогает». ...Повторяй, с-сука! — завизжала она.
— Не буду! — упорствовала Ленка.
Девчонки молча наблюдали сцену. Вмешиваться не хотел никто, да и это было бесполезно. Все равно здесь права Фетка. Они эту новенькую кормили, поили, одевали, а она... Тварь неблагодарная! Можно, конечно, подсадить ее на иглу, Фетка, наверное, попытается это сделать, но девчонка, судя по всему, сильная и скорее умрет, чем позволит кому-нибудь что-нибудь с собой сотворить.
Фетка наносила удары зло, расчетливо и отлаженно.
— Будешь еще убегать, будешь?! — визжала она, пиная скорчившуюся на полу Ленку.
Та молчала, изредка сплевывая кровь.
— Ты же... (пинок) видишь, что... (пинок) мы везде... достанем...
— Хватит, Фетка, — лениво проговорила Рыжик. — Еще отобьешь ей все... Кто ее потом возьмет?
Фетка уже начала отходить. Она устало привалилась к стене и бросила:
— Пышка, посмотри там, что с ней, приведи в норму...
Ленка все так же, скорчившись, лежала на полу — не то в обмороке, не то все еще ожидая ударов.
Пышка подошла к ней, осторожно похлестала по щекам. Ленка пришла в себя. Обвела взглядом комнату и, шатаясь, поднялась.
Фетка тем временем передохнула и опять вошла в раж. Она сделала шаг вперед и неожиданно вкрадчиво спросила:
— Скажи, детка, что тебе говорит твой бог? По-моему, он учит смирению, не так ли?
Ленка едва заметно кивнула. Ее нижняя пухлая губка подергивалась.
— Тогда какого ... ты не покоряешься?! Все равно ведь заставим!
— Нет, — дрожащим голосом, но все-таки твердо сказала Ленка.
Фетка еще раз глянула в ее решительные глаза и бросила:
— Ладно, живи пока. Я подумаю, как с тобой быть. Кобылка, приглядывай за ней. Сбежит — знаешь, что я с тобой сделаю!
Яшина кивнула. Ленка, еще не веря в отсрочку, побрела в свой угол. Вскоре оттуда послышалось едва заметное бормотание. Пышка прислушалась и удивленно спросила:
— Ты что, молишься, что ли?
Та кивнула, продолжая что-то бормотать. Пышка отошла, покрутив пальцем у виска.
Расплата
...Девчонки сидели на кухне, обсуждая дальнейшую Ленкину судьбу. Вывести ее на обочину казалось невозможным. Туда она не пошла бы ни за что. Жилка смотрела на Фетку. На ее лице явственно была видна упорная работа мозга. Наконец, Зорина бросила:
— Кобылка, сгоняй, привези Пашку.
— Фетка, ты чё придумала? — подозрительно спросила Рыжик.
— Мы ее под Пашку положим. Здесь, — спокойно сказала Фетка. — Ее нужно сломать. И он ее сломает.
Пашка был один из сутенеров. У него работали девочки лет по пятнадцать-семнадцать, и с Феткиными они особо не враждовали. По крайней мере, не так, как взрослые. Но решение далось Зориной непросто: позвать Пашку — значило расписаться в собственном бессилии, и она решила представить все как банальный подарок. Девочка, похоже, была нетронутая, за нее могли отвалить неплохие бабки, но везти незнакомых на «малину» Фетка боялась. Мало ли, явится какой-нибудь мент переодетый, и загремит она, Елена Зорина, по статье. Конечно, она несовершеннолетняя, но все же береженого бог бережет.
Кобылка, умница, Пашку привезла. Попробовала бы не привезти! Пашка вошел развязной походочкой, явно предвкушая кайф, и тут же уставился на Жилку.
— Эта, что ли?
— Эта работает, — поспешила сказать Фетка. — Хорошо работает.
— Понял! — бросил Пашка и уставился на Ленку. — Тогда, похоже, эта.
Зорина кивнула. Новенькая съежилась, сжалась, и смотрела исподлобья.
— Разберись, Пашенька! Подрастет — твоя будет, — сказала Фетка.
— Больно долго ждать, — хохотнул тот. — Лучше прямо сейчас.
— Девки, на работу! — заторопила Фетка. — А ты...
Сузившимися глазами она смотрела на Ленку. Губы ее зло ухмылялись.
— ...Только попробуй после этого свалить! Ты знаешь, я тебя везде достану!
Девчонки вышли и захлопнули дверь. В квартире остались только Ленка и Пашка.
***
Жилка с Кобылкой курсировали по Щорса со стороны автовокзала. На обочине, у тополя, тусовались три взрослых девицы. Одна, светловолосая и подстриженная под пацана, лет двадцати трех, ковыряла носком ботиночка сухую землю. Она была в красной мини до колен, с полными икрами, и в обтягивающей водолазке. На лбу телепались черные очки.
— Ларка Студень, — шепнула Кобылка.
— Почему Студень? — спросила Жилка. — Вроде, не слишком толстая.
— Студентка, вроде...
— Ну вы, малолетки, сваливайте! — зло, почти взбешенно, бросила Студень. — Крути педали на ту сторону!
— Пошли, — тихо сказала Кобылка. — Психованная она какая-то сегодня.
И, не удержавшись, добавила громче:
— Чтоб у тебя сегодня одни только «черные» были!
И, не ожидая ответа, подхватив Жилку под руку и увиливая от машин, устремилась на противоположную сторону. В спину ей несся забористый мат. Едва девчонки добежали до тротуара, рядом с ними тормознул джип с темными стеклами. Какой-то бритый крупный мужик, по виду — «бык», перегнувшись через сиденье, распахнул дверь и ткнул пальцем в Жилку:
— Ты! Сюда!
— Сколько? — подойдя поближе, поинтересовалась Жилка.
— Не боись, не обижу.
Жилка поколебалась, на всякий пожарный глянула на заднее сиденье. Кроме «быка», в машине никого не было. И она решительно влезла внутрь. Взревев, «Тойота» пересекла 8-го Марта и тормознула во дворах за перекрестком. «Бык» нагнул Жилкину голову и бросил:
— Ну-ка, детка, поработай-ка язычком...
Это было уже привычно. Этому Жилка уже не сопротивлялась. Это она уже почти умела.
Потом клиент небрежным жестом протянул Жилке сотенную, развернул джип и через минуту высадил Подкорытову на той стороне Щорса. Ларки Студня уже не было, но на всякий случай Жилка поспешила перейти улицу. Кобылки тоже не было. На миг мелькнула в памяти долговязая фигурка Ленки, верящей в бога. Наверное, ей сейчас хреново... Сама виновата.
— Девочка, садись, подвезу, — раздался рядом хрипловатый голос.
— Двести, — с ходу сказала Жилка.
— А чё так дорого? — возмутился мужик.
На вид ему было за пятьдесят. «Дедушка», — вспомнила Жилка.
— За тридцатку двадцатилетних трахай, — сказала она. — А мне тринадцать. Я несовершеннолетняя.
— Ладно, садись, — вздохнул мужик.
«За копейку удавится», — неприязненно думала Жилка, глядя в плешивый затылок, обрамленный темными волосами. «Волга», развернувшись, затряслась вниз по Щорса, потом свернула на Белинского и пошла дальше — от центра. Жилка лениво следила за бредущими по своим делам пешеходами, за разноцветными машинами, троллейбусами... Мужик ее не интересовал. Только в самом начале «карьеры» она гадала: кто ее снимет — красавец или урод, и ждала красавцев. Но очень скоро узнала, что красавцы часто бывают извращенцами, а уроды могут приласкать и даже угостить конфетой. Так что сейчас ей все было по фигу.
«Волга» тормознула в каком-то заплеванном дворике. Мужик отворил железную дверь и пропустил Жилку в квартиру.
«Одна комната, — отметила она. — Полный бардак. Женщины нет и не было.»
Снова подумалось о Ленке. Жилка гнала прочь мысли о ней, но те никак не хотели уходить.
— Пойди сполоснись! — бросил мужик.
Жилка хотела было возмутиться, но потом передумала. Собственно, почему бы и нет? Она скинула одежду, залезла в ванную, недолго поплескалась под душем. Потом почувствовала накатывающий кумар, пристроилась на краю ванной, вытащила из сумочки шприц и, найдя вену, закачала в нее «белый». Посидев несколько секунд с закрытыми глазами, поднялась и, не одеваясь и почти не вытираясь, прошлепала в комнату.
Мужик посадил ее на колено, сначала гладил пальцем ее небольшие груди, потом спустился ниже. Жилка не чувствовала ничего, кроме того, что ей было щекотно. Потом мужик, все еще сидя, стал лихорадочно сдергивать с себя рубашку. Жилка поднялась, чтобы не мешать, повернулась к мужику узкой попой и начала разглядывать себя в висевшее перед ней зеркало. Очерчивая пальцем груди, она лениво следила за путающимся в штанах мужиком на заднем плане. Заметив, что он готов, спросила:
— Как?
...Закрыла глаза и стиснула зубы. Чтобы отрешиться от боли, Жилка думала, удастся ли скрыть от Фетки переплаченный «быком» полтинник. Она боролась с этим искушением, пока мужик не отвалился. Боль отпустила Жилку минуты через две. И тогда Жилка решила, что не стоит. Хрен с ним, с полтинником! Если Фетка узнает, будет хуже.
— Двести рублей, дядя! — бросила Жилка, одеваясь. — И обратно к месту работы.
— А поцеловать меня не хочешь? — спросил мужик.
— Две сотни, — повторила Жилка. — А за поцелуй — сверху.
— Подавись! — сказал мужик, протягивая Жилке две желто-розовые бумажки.
— Спасибо, дядя! — ответила Жилка, состроив гримасу. — Поехали.
Перед глазами снова возникла — наваждением — долговязая Ленкина фигурка.
...Минут через десять ее снял какой-то щеголь. Привез домой, притушил свет, зажег свечи и, достав два бокала, наполнил их шампанским.
«Извращенец», — подумала Жилка.
— Ну, — сказал щеголь, — за встречу. Пей!
«Дурак», — подумала Жилка.
— Пей! — повторил он.
Жилка чуть пригубила и отставила бокал. После «ширялова» от шампанского мутило. «Он, должно быть, хотел, чтобы все было как в романах, — подумала Жилка. — Ну что ж, пусть будет так. Какая разница?» На этот раз больно не было. Да и щеголь расщедрился на триста. Ну Жилка ему еще и минет сотворила. На сдачу.
Щеголь выгрузил ее — от «белого», шампанского и работы почти уже никакую — на Белинского. Было уже девять вечера. Под фонарем торчала Кобылка. Жилка заметила направляющуюся к ней Ларку Студень, и заорала:
— Танька, атас!
Они успели свалить дворами. Ларка гнаться за ними не стала.
Дверь в квартиру была приоткрыта. Кобылка остановилась на пороге, расширенными от страха глазами глядя на Жилку.
— Свалила! Анжелка, она свалила!
Кобылка почему-то назвала Подкорытову по имени. Видать, со страха.
— Фетка меня убьет! — прошептала Танька. — Или дозу не даст.
Она не знала, что хуже.
— Да ты посмотри сначала, — посоветовала Жилка. — Может, еще и не сбежала.
— А дверь? — упорствовала Яшина, боясь заглянуть в комнату.
— Пошли! — сказала Жилка и, схватив Кобылку за руку, решительно шагнула вперед.
Посреди комнаты, в луже запекшейся крови, лежала Ленка. Правая рука сжимала лезвие, вынутое из Кобылкиной бритвы. Кисть левой руки была неестественно вывернута. Латунный крестик сбился набок и зацепился за правое ухо.
Жилка стояла оцепенев, глядя в почти остекленевшие Ленкины глаза. Кобылка выдохнула:
— Порезалась! Моей бритвой...
— Она не сбежала, — очнувшись, произнесла Жилка. — Успокойся, Танька! Она же здесь. Она же не сбежала. И ты ни при чем.
— Это ты Фетке объясняй! — зло, в отчаянии бросила Яшина. — Лучше бы эта ... сбежала... Труп в квартире! Ты понимаешь, чем это пахнет?
Кто-то возился с ключом возле их двери. Спустя пару секунд раздался удивленный свист Рыжика и — следом:
— ... твою ма-ать! Кто ее так?
— Не видишь, что ли — сама! — раздраженно проговорила Кобылка.
— Ну что, детки, приехали?..
На пороге стояла взбешенная Фетка.
— Знала бы, даже выкупать не стала бы... Свалилась эта ... на нашу голову!
Соображала она недолго.
— Кобылка, этаж вверх — карауль, чтобы никого. Я — вниз. Рыжик, заверни эту дуру в скатерть и неси. Да крестик, крестик сними! Не дай бог, по нему опознают. Жилка, убери с пола. Чтоб, когда вернемся — ни пятнышка!
Стукнула дверь подъезда. Фетка насторожилась. Минуты две спустя кто-то поскребся в дверь. Фетка на цыпочках подошла к двери и, осторожно глянув в глазок, открыла ее. Рванула с порога в коридор ничего не понимающую Пышку и прошептала:
— На улице пусто?
— Да, — недоумевающе произнесла та. — А что случилось?
— Потом! — отмахнулась Фетка.
Жилка сказала:
— Ленка вены себе перерезала.
— Насмерть?! — ужаснулась Пышка.
— Нет, так, чуть-чуть побаловалась, — зло бросила Зорина. — Не болтай, лучше помоги Жилке пол замыть.
И девчонки исчезли. Кобылка — наверх, Фетка — вниз, а Рыжик, сгибаясь под тяжестью долговязого Ленкиного тела, тихо, стараясь не шуметь, спускалась по ступенькам. Потом они дворами, озираясь, протащили тело к Исети. Бросили на берегу, и Фетка, вытащив из кармана куртки Кобылкину бритву, исполосовала Ленкино лицо.
— Вот теперь попробуйте, опознайте! — удовлетворенно проговорила она и ногой спихнула Ленкино тело в воду.
Мерно покачиваясь, оно вскоре скрылось под мостом, по которому спешили куда-то машины, троллейбусы, люди...
Тем временем Жилка, сидя на коленях, оттирала от пола Ленкину кровь. И думала об этой странной девчонке. Неужели смерть казалась ей легче и проще, чем Щорса? Ведь, говорят, человек привыкает ко всему. И ей, Жилке, поначалу было не в кайф... Нет, конечно, сейчас тоже кайфа мало, но страшного-то особо ничего... Но вспомнилось вдруг сегодняшнее унижение, когда «бык» ткнул ее ртом в брюки... «Дедушка», бросающий две сотенные бумажки с жадным: «Да подавись ты!»... Ларкины угрозы... Но сопоставимо ли все это со смертью? С такой страшной смертью, какую выбрала себе новенькая? Жилка пожала плечами. Но тут же какой-то голос внутри проговорил: «А ведь ты-то покорилась. А она — нет!»
...Сидя на коленках и оттирая с пола застывшую кровь, Подкорытова тихо повторяла: «Упокой, Господи, душу рабы твоей Ленки...» Фраза то ли всплыла из памяти, то ли составилась сама, но Жилка внезапно вспомнила, что Господь как раз и не успокаивает такие души, что вечно им маяться. Бог самоубийц не жалует. Их даже и на кладбищах-то раньше не хоронили. И не отпевали. Значит, Ленке, если она верила в Бога, нужно было все-таки идти на Щорса. Но ведь Бог, кажется, такое тоже не поощряет?.. «Злой Бог», — решает Жилка, с силой оттирая пол от запекшейся Ленкиной крови.
— Жалко ее, правда? — со вздохом спросила Пышка.
Ответить Жилка не успела.
— Нашли кого жалеть! — зло бросила появившаяся неслышно Фетка. — Не дай бог видел кто, все под статью пойдем... Подумаешь, сломали детку!..
Она презрительно сплюнула на только что вытертый Жилкой и Пышкой пол. Ленку ей было абсолютно не жаль.
...А Жилка так и не смогла уснуть. Слава богу, что ночью у нее началось, и можно было на законном основании не выходить на работу.
Но отдыха не получилось. Перед глазами все стояла долговязая фигурка с латунным крестиком между небольшими бугорками грудей.
(продолжение следует)
Свидетельство о публикации №203040200071