Книга 1. Одиннадцать желтых слов
В итоге я могу сказать, что Россия ни там, ни здесь, но меньше в безнадежности, чем в неизбежности.
Ее люди не длинные, иногда высокие, часто белые, но всегда обеспокоены проблемой черных в Америке. Семьдесят восемь процентов из них умные и красивые; другие семьдесят восемь процентов непредсказуемые и вежливые.
Хармс был русским. Как и Вадим. Писатель Лев Толстой был русским по материнской линии. И хотя дед Александра Пушкина сам не был русским, он не пел в ресторанах. Владимир Высоцкий был русским, но мог петь в ресторанах, хотя это не означает, что он пел очень хорошо. В любом случае, студентам-историкам лучше не заниматься этими песнями, но следует помнить, что Иван Сусанин, который куда забавней Михаила Горбачева, достиг своей славы в чаще леса. Затем умер. К сожалению, в прошлом веке машины еще не были привычным явлением на русских дорогах и не могли принести никакой пользы в лесу.
(У самого Горбачева две машины, но когда он путешествует по лесистой местности, он предпочитает свой вишневый велосипед, потому что он быстрее черного).
2.
Шесть с половиной лет назад, до того как я узнал все это, и еще до того как Россия стала Россией, я прибыл в московский аэропорт Шереметьево-2 с двумя чемоданами, пустым рюкзаком и немецко-английским словарем, который тетя Хелен всучила мне.
Первый чемодан, хотя и был маленьким, был набит теми насущными необходимостями, которые, как я знал, были в дефиците: туалетной бумагой и арахисовым маслом. Большой чемодан хранил подарки для людей, которых я еще не знал: нейлоновые колготки, сигареты «Мальборо» и шесть калькуляторов на солнечных батарейках, размером с кредитную карту каждый. Рюкзак – тоже подарок тети Хелен – был пуст, следовательно, не содержал презервативов со смазкой.
3.
Я не удивился, когда мама не приехала в аэропорт проводить меня.
«Странно, - сказала тетя Хелен, когда мы ждали объявления о регистрации. – Она сказала, что приедет…»
«Ага, хорошо. Она говорит много вещей», - ответил я.
«Наверное, опять пробки…»
Я закатил глаза, но тетя Хелен продолжила:
«…Или может быть, что-нибудь с машиной».
«Ты не должна ее защищать, ты знаешь».
«Никто никого не защищает».
«Нет-нет, ты делаешь именно это. Ты всегда пытаешься оправдать ее выходки. Ты такая же, как она.»
Тетя Хелен с упреком швырнула в меня моим именем. И я, как всегда, отступил:
«Извини, я не это имел в виду. Но не могла бы ты прекратить говорить о ней? Хотя бы сейчас мы можем сменить тему?»
Тетя Хелен примирительно замолчала. Она достала из сумочки маленький завернутый подарок:
«Это тебе», - сказала она.
Подарок был толстым, но твердым, размером примерно с русский словарь. Я принялся разворачивать его.
Перед нами внезапно остановился мужчина и начал обеспокоено хлопать себя по карманам пальто.
«Спасибо, - произнес я и посмотрел на развернутый подарок, - …Но это не…».
«У него есть надпись…», - добавила тетя Хелен и указала на форзац.
Я прочитал вслух: «Используй словарь в добром здравии. Желаю терпения найти значение для каждого слова».
«Но он не…!»
«Бери-бери, - сказала она, - в конце концов, слова – это ключ к любому языку – ты не можешь говорить без них».
«Я знаю… Но словарь – он не… Я имею ввиду, я не могу…»
Тетя Хелен смотрела на меня. Ее глаза были шире, чем у ребенка, и я не смог ничего ей возразить.
«Ты права, - сказал я, - спасибо».
Тетя Хелен улыбнулась, и я убрал словарь.
Мужчина перед нами похлопывал себя по груди, другой рукой шарил в кармане. Того, что он искал, не было. Он начал проверять другой карман.
Я уставился на часы, заставляя тетю Хелен заговорить опять:
«Она правда хотела приехать…»
«Кто?»- я притворился, что не понимаю.
«Твоя мама. Последний раз, когда я говорила с ней, она сказала мне, как сильно она хочет тебя увидеть перед отъездом».
«Правда? – сказал я. – Но ее нет здесь, не так ли? Может, она здесь? Может быть, ты видишь ее?»
Тете Хелен нечего было возразить, и я продолжил:
«Знаешь, я всю жизнь жду свою маму. Все двадцать шесть лет. И даже здесь, сидя в этом аэропорту. И знаешь что? Думаю, я уже вырос из этих игр».
Тетя Хелен хотела возразить, но я опередил ее:
«И ты можешь сказать ей, что… ты можешь сказать ей, что с этого дня все изменится… сильно изменится…»
«О, перестань так говорить», - сказала тетя Хелен.
Но я не слушал ее:
«С этого дня, - продолжал я, - у меня нет матери».
Как раз в этот момент человек перед нами прекратил поиски. Он застыл, как статуя, и его лицо исказилось болью. Через несколько мгновений он развернулся и пошагал туда, откуда пришел.
Но до этого он стоял там, тихий и бледный, и совершенно не знающий, что делать.
4.
Все началось с объявления в местной газете:
ТРЕБУЮТСЯ: НОСИТЕЛИ ЯЗЫКА ДЛЯ ПРЕПОДАВАНИЯ АНГЛИЙСКОГО В МОСКВЕ (РОССИЯ)
ЗАЯВЛЕНИЯ ПРИНИМАЮТСЯ ДО 1 МАЯ
Моя работа в то время была стабильной и обещала дальнейшую стабильность; не за горами была свадьба; у меня были надежные друзья, которые играли в покер по вторникам. Я вырезал объявление и засунул в бумажник.
Прошла неделя, потом другая. Моя работа становилась все более стабильной; мои друзья – все более надежными. Я вспомнил об объяве. Мечтал ли я всю жизнь жить в Европе? Будучи американцем, говорил ли я по-английски без размышлений? Да, мечтал. Да, говорил.
И я подал заявление.
5.
Письмо о том, что меня приняли, пришло вместе с неподписанным контрактом на один год и брошюрой, озаглавленной: «Жизнь в Москве: Руководство по Выживанию». На обложке был нарисован цирковой медведь, стоящий на передних лапах, он был симпатичным, но обеспокоенным. Я начал читать:
«1) Если вас арестовали и допрашивают, отвечайте только по-английски, особенно если вы знаете русский. Иначе…»
На мгновение я представил себя в наручниках, сидящим в русской тюрьме без окон: человек в форме стоит передо мной. Он светит ярким фонариком мне в глаза, его акцент грубый и жесткий, как немецкий: «Если вы подпишешь сейчас…», - говорит он – тут он хватает бумагу на русском и приближает фонарик к моим глазам, повторяя с ударением: «Если вы подпишешь сейчас, вы можешь уклониться нежелающих проблем!» Была ли эта бумага признанием? Отказом от моих прав? Лжесвидетельством? Я поерзал на стуле. Его слова предвещали беду, и я отредактировал их, размышляя: «Если я подпишу сейчас, я смогу избежать нежелательных проблем». Это выпихнуло улыбку на мое лицо, вспотевшей ладонью я схватил ручку и медленно, как будто чтобы не размазать чернила…
Я подписал контракт на один год.
6.
Я продолжил читать:
«2)Американские доллары могут быть обменяны на русские рубли по примерному курсу один доллар к шести рублям (1USD=6RUR). Кроме того, часто выгодно покупать рубли у людей в черных кожаных куртках, которые предлагают неофициальный и более привлекательный курс; однако, это может быть незаконно, и поэтому никогда не стоит пытаться делать это ночью.
3) У некоторых американцев были проблемы с местными жуликами и мелкими воришками; разговаривая с незнакомцами, скажите, что вы из Канады.
4) Помните, что не следует привлекать к себе внимания без необходимости. Когда возможно, говорите и ведите себя, как русский. Не говорите громко. Не жестикулируйте без причины. И главное:
7.
Не улыбайтесь».
8.
Брошюра продолжала повествовать о том, что хотя жизнь в столице менялась, московские улицы, как и улицы любого американского города, были чистыми и безопасными.
Я чуть не поперхнулся. Чистыми и безопасными?!
На последней странице был перечень вещей, бывших дефицитным товаром, которые, таким образом, становились хорошим подарком для русских друзей. Особенно рекомендовались нейлоновые колготки для женщин, сигареты «Мальборо» для мужчин и женщин. Презервативы со смазкой могли также предназначаться в подарок, особенно друзьям-женщинам, но если таких не было в наличии, они могли использоваться персонально. Логика была железной. Но никто не ехал в Москву ради логики; и кроме того, как я узнал позже, русские мужчины редко пользуются презервативами, а русские женщины предпочитают калькуляторы на солнечных батарейках.
9.
В самолете я оказался на соседнем кресле с таинственным немцем. Он был белокурым, но низким; его предплечья были толстыми и твердыми. Он великолепно говорил по-английски и на каждый мой вопрос давал загадочные ответы, которые я потом записал на желтой офисной бумаге.
Когда я спросил, откуда он, он ответил: «Из неразделенной страны».
Когда я спросил, куда он следует, он сказал: «Туда, где здесь встречается с там».
Когда я спросил, не нужен ли ему немецко-английский словарь, он ответил, что сам написал его.
Я похвалил его английский. На это он просто пожал плечами и замолчал. Это была пауза со значением. Немец смотрел куда-то вперед; его глаза стали более влажными, чем были раньше. И потом медленно, слово за словом, он назвал мне одиннадцать причин внимательно дочитывать каждую историю до конца.
10.
Шесть с половиной лет назад, между багажным контролем и таможней, на этой самой «ничейной территории», которая еще не была Россией, которая сама еще не была Россией, в безоконном углу аэропорта Шереметьево-2, случилось кое-что непримечательное: я нашел двухкопеечную монету.
Она лежала у стены, но другие пассажиры не замечали ее. Или не обращали внимания. Монета была тонкой и легкой, размером с пуговицу. К тому времени инфляция приняла угрожающие размеры, и две копейки уже стоили меньше, чем две копейки. Металл был грязным и липким. Я сунул монету в бумажник и пошел дальше.
11.
На таможне офицер в форме указал на мой пустой рюкзак. Он не улыбался. Он спросил по-русски что-то, что испугало меня. Когда я не ответил, офицер спросил опять. Теперь я уже так не испугался, о чем и сообщил ему по-английски. Услышав это, он подозрительно посмотрел на меня и принялся рыться в моих вещах. Его пальцы были толстыми, но проворными. Я почувствовал беду. Он продолжал рыться. Я посмотрел на его пальцы опять: теперь они казались проворными, но толстыми. Это тоже не помогло. Он вытащил пару колготок: «Ваше?» Я кивнул, но не улыбнулся. «Вы американец», - сказал он. Это не было вопросом, поэтому я не стал ни кивать, ни улыбаться. Я просто стоял там.
Я беспомощно ждал, немой и не улыбающийся, как еще неродившийся младенец
Офицер уставился на меня, но я не мог говорить. Я не кивал. И самое главное: я не улыбался.
И это было именно тем, что нужно: раздраженным взмахом руки он пропустил меня. В аэропорт без окон. В Москву. В Россию, которой, по совести сказать, еще только предстояло стать Россией.
12.
Один в своей новой квартире, я достал лист желтой офисной бумаги и записал все, что сказал мне немец. Я свернул слова, пока они еще не стали толстыми и тяжелыми, и убрал их в бумажник.
Сделав это, я разместил все подарки в старом шкафу: колготки и сигареты на нижней полке; немецко-английский словарь тети Хелен – надпись можно было сцарапать, и он мог быть подарен – на верхней полке, рядом с пятью калькуляторами на солнечных батарейках, размером с кредитную карту каждый.
Я был здесь. Как вчера я был там. И как в течение шести с половиной лет я пробыл здесь, но скоро буду там.
В конце концов, эта грамматика утомит меня.
Но то будет потом. А это было сейчас. И сейчас больше, чем что-либо, меня приводило в восторг то, что я, наконец, в Европе. Больше, чем когда-либо, я был счастлив тем, что был в России, и в восторге от собственного счастья. Европа приводила меня в восторг, а Россия делала счастливым, и не было ясно, был ли я больше счастлив от восторга или восторжен от восторга.
Потом я проследовал в темную кухню.
Босыми ногами я ощутил холодный пол. Вода капала из протекающего крана. Я действительно был в Европе? В темноте я провел рукой по незнакомой стене в поисках выключателя. Я правда был в России? Моя рука шарила по хрустящим отклеивающимся обоям, пока, наконец, не наткнулась на выключатель. И если я не был в Европе, а Россия еще не стала Россией, где же все-таки я был?
Я щелкнул выключатель. Комната осветилась.
В новом освещении я увидел тысячи тараканов, снующих по полу, по кухонному столу, по открытой банке моего арахисового масла. Я остолбенел. В шоке я застыл там, сжав бумажник в руке, неистово пытаясь отогнать – ох, как много их было! – неистово пытаясь отогнать сомнения, охватившие меня.
Успокоившись, я сказал себе: «Не паникуй». В конце концов, даже если это не Европа, это все еще Россия. Но это не было Россией! И даже если это не Россия, должно же это быть чем-нибудь или нет?
Или нет?
И потом, стоило ли волноваться? Я тщательно спланировал эту поездку, и теперь, наконец, все состоялось: мои подарки были готовы стать подарками. Но когда? И для кого? У меня было одиннадцать причин остаться. Но зачем только я приехал сюда? Что я ожидал найти? В моем бумажнике было… было… Проверил ли я счета, чтобы убедиться, что они незначительны…? В моем бумажнике было ровно четыреста двадцать четыре доллара и две копейки…
Копейки?
Монетка из аэропорта!
Я поднес ее к свету. Я ожидал, что она заблестит, но в сумрачном кухонном освещении монетка не отражала свет – она была слишком старой и слишком грязной. Она была тусклой. И липкой. И вскоре должна была стать ничего не стоящей.
Улыбнувшись себе, я убрал ее обратно в бумажник. Она дополнила желтый листок бумаги.
13.
«Чтобы овладеть языком вы должны понять людей, которые создают его, и культуру, которая вызывает его. Чтобы понять людей и их культуру, вы должны овладеть языком, который формирует оба этих понятия. Вы должны найти мысли, которые выражают одиннадцать слов, которые, в свою очередь, являются не просто словами:
1)слово, которое независимо от контекста всегда вызывает хохот;
2)одно единственное слово, которое заставляет уши гореть от стыда,
3)сердце гореть безразличием, и
4)мужские глаза увлажниться;
5)слово, которое шепчут в минуты страсти, и
6)которое используют, чтобы утешить глубоко отчаявшихся;
7)только одно, которое произносят с особым почтением, и
8)слово, которое не значит абсолютно ничего;
9)высказывание, выражающее душу одновременно говорящего и слушающего, и
10)слово, которого нет и не могло быть в любом другом языке.
14.
Но есть и одиннадцатое слово, которое еще более неуловимо, потому что вы уже знаете его. В отличие от других, оно изменится и будет изменяться, пока вам не начнет казаться, что оно безнадежно ускользнуло за границы вашего понимания.
Живите для этих слов, но не ищите их; со временем они придут сами. И когда они придут, когда вы поймете, что вы поняли, когда все слова будут вашими, – знайте, только тогда их история будет сказана».
Свидетельство о публикации №203040300091
Во-вторых, буду признательна всем, кто укажет мне эти корявости (со стороны и не привязываясь к оригиналу, видней:)) и предложит варианты их замены. обсудим:)
Наконец, к своему огорчению я не нашла электронной версии книги и предложить жаждущим оригинал не могу. Может, вам повезет больше, сообщите.
Если хватит терпения, переложу на русский всю книгу. если будут желающие, представлю другие главы здесь.
а! вот еще что: http://twelvestories.members.easyspace.com/
благодарю за внимание, С.М.:)
Снежана Михайлова 03.04.2003 Заявить о нарушении