Таджикский медведь

     История эта скорее не про медведя, а про меня, о высокой нервно-психологической нагрузке, выпавшей на долю пятнадцатилетнего паренька.
      Что такое сейсморазведка? Опишу один ее вариант. Московские геологи находят в горах Таджикистана изумительное голубое озеро в долине реки Обихингоу (Серебряная вода), дающей при слиянием с Сурхобом (Красная вода) многоводье самому Вахшу. На дно этой естественной впадины систематически опускают сотни килограммов взрывчатки. По команде коллег, находящихся далеко-далеко от несчастного озера, производятся плановые взрывы. Сейсмические волны достигают специальной аппаратуры, и по характеру принятых сигналов ученые судят о содержимом земной коры. Именно на этом взрывпункте мне и случилось провести по совету Тани порядочное время в летние каникулы. Кишлаки местных жителей были на доступном расстоянии, и ничто не препятствовало довольно оживленному товарообмену между двумя группами народонаселения: в одном направлении мог идти рис и свинец для отливки пуль, а в другом, к примеру, - мясо не убитого пока медведя.
      Приходит день, когда аборигены просят нас не ходить сегодня за ручей: там будет засада и стрельба. Ничегошеньки себе, а в нас не попадут? Не попали, но зато уже в приличные сумерки прибегает нарочный и просит нас поспешить за грузом. Исполненные энтузиазма, любители медвежьего мяса в количестве пяти-шести взрослых мужчин и меня берут старт на грузовике. Минут через десять, понадобившихся для далекого объезда ущелья, промытого горным ручьем, группа достигает финиша, но только промежуточного.

      Дело в том, что три таджика, вооруженные ружьями шестнадцатого калибра, всадили со страху несколько пуль в беззащитного молодого медведя килограммов на семьдесят, сидевшего на тутовом дереве и лакомившегося ягодками. Упав замертво, бедняга скатился в ущелье и застрял у самой кипящей воды ручья, сравнимого по энергии с немалой равнинной рекой. Задача: почти в полной темноте, наощупь спуститься по сухому глинистому склону, приютившему лишь редкие пучки колючей травы и непрочно посаженные камни, тоже норовящие быстрее спуститься в ревущий ад. В путь? Проявляю малодушие незрелого мужчины: "А на черта мне это надо? Если свалюсь, что скажут мама с папой? Назад!" Не тут-то было: "Парень, ты где? Тебе посветить?" На несколько секунд вдалеке вспыхивает спичка. В путь. Мужаюсь...
      Как понимает читатель, со мной тогда ничего не случилось. Но почему из всех стартовавших до медведя добралось только четверо: двое таджиков и двое русских, включая меня? Где же остальные? Обратный путь наверх - это двое ползущих на четвереньках впереди и тянущих жертву за уши (мое ухо было правым) и двое толкающих тушу сзади. Несмотря на высочайшую физическую нагрузку, когда и без медведя-то неизвестно, как карабкаться, путь "домой" оказался куда спокойнее: в активе - получасовой опыт спуска и отсутствие "синдрома отца Федора".
      На упомянутом промежуточном финише четверку отважных встретили с ликованием многочисленные болельщики в полном комплекте. Помню: один силач взвалил косолапого себе на спину и с помощью других нес того метров двести к машине, выражая некоторую озабоченность, когда животное издавало вздыхающие звуки. Это через сквозные раны медведя воздух прокачивался на каждом шаге силача, как в насосе. Почему этот силач не добрался с нами до ручья? Меня посетило неприятное чувство, когда я оценил соотношение числа зрителей и горстки "спортсменов". Но в сравнении с этой мелочью куда сильней на мою психику подействовал вид освещаемого костром розового, только что освежеванного молодого зверя, лежащего на земле и зажавшего голову передними лапами в полной беззащитности перед людьми. Лежит человек да и только, но не живой, убитый.
      Быть может, с тех пор я испытываю неприязнь к охоте.
В. Раутиан