УШЕЛ

Если вы не поверите в то, что здесь рассказано, пойдите к ладимирскому собору и убедитесь.



Он шел к закату. Солнце блином падало в горизонт. Шаги его ложились каплями росы, оставляя на песке следы. Годы и века, секунды и доли мгновений он жил: ел, испражнялся, портил девок… Или этого не было. Он не помнил. Провалы баобабами затянули мозг его. Дыры… А как было?????????


Было. Он родлся в глухом лесу Псковщины у беззубой старухи – ведьмы, что носила земляные орехи за щекой и кормила младенца, названного Божидаром, иссохшей и обрюзгшей грудью. Отца не было и не могло быть: однажды в дождь, когда чьи-то слезы по себе лились с крыши домушки, к ней пришел Медведь. Сын Медведя Божидар. А кто же был он? Еще никто. Я вижу лишь пятно из зеленого купороса. Милый ребенок рос, видя синеву неба через зелень листьев. Старуха любила его и они жили по законам отца Божидара, Медведя. Все было естественно и текло по пути, проложенному не людьми, но чем-то за много миллионов лет до них, путем медведей и обезьян, червяков и улиток. Все пахло тишиной и гармонией. Божидар рос и не знал никого. Всем были улитки, обезьяны, жирафы… Все было он и он был всем.
Но настал день и час. Старуха несла за щекой земляные орехи, а в руках ведро. Поставив его на землю, она вдруг повернулась своим страшным, похожим на сгнившую и раскисшую картофелину лицом к Божидару.
- Я умру. Скоро умру, Божидар.
- Нет. Не умрешь. Ты жива будешь. Просто будешь.
- Замолчи.- с невероятным спокойствием произнесла старуха.- Я умру. И я хочу чт об ты знал: в этом мире есть не только небо и лес. На этой земле не только мы с тобой. Ты завтра же уйдешь и оставишь меня здесь. Я не хочу чтоб мой детеныш видел, как я угасаю. Тебе будет хорошо. Ты пойдешь через лес в город Жизни и людей.
Так и было. Утром Божидар одел на ноги кожу змеи, обянул упругое тело шкурой отца своего и ушел.



Прошли дни. Я шел по Владимирской площади и увидел его. Божидар стоял, этот милый юноша, и глядел на небо. Он дернул меня за рукав:
- А оно здесь другое.
- Что?
- Небо. Оно синее.
- А какое же оно там, откуда ты родом?
- Зеленое. Его там почти нет. Да и зачем оно? Ведь там есть много всего другого.
 Божидар рассказал мне свою историю. Она была интересна и странна и я подумал, что смотреть на такого человека было бы интересно.
Шли дни. Божидар занимался тем, что сидел на поребрике и что-то насвистывал, а люди кидали ему монетки. Он не знал, что с ними делать. То ли выкидывать, но это как-то неправильно: ему дают что-то, а он это в лужу… Ел он траву, а когда стало белое время, то кору.
- Ты дурак, ептыть. – сказала старуха Маврикевна.- Че деньги-то хранишь. Воруй, бля, это, на ***, ебааааааааать.- она схватилась за голову. – Ни хуя… С****ил бы чаво. Ебнул в подворотне, бля…
И он ее послушал. Пошел Божидар за одним человеком, что шел мимо него.
В клетчатых штанах, в зубах – дорогая сигара, в кадигане клетчатом. Божидар шел за ним следом. Чвернул он в Свечной, пошел по той стороне, что ближе к Разъезжей. Дошел до желтого кривого дома. Там клетчатый свернул в парадную. Божидар нащупал в кармане грязный носок и горсть мелочи. Схватил носок и мгновенно настиг клетчатого на второй лесничной площадке. Тот хрипнул, когда носок затянулся у него на шее и, не желая никак сопротивляться, сам прыгнул в пролет. Когда он упал на могзаику в виде звезды, раздался хлюпающий звук. Божидар спустился. Из разбитой головы клетчатого сочился золотой свет. «ЗАЧЕМ УБИЛ?» Не мог он понять. Слова тупой старухи и молчаивое согласье стариков, одной рукой крестящихся на Владимирский собор, а другой онанирующих звучали в его ушах. Божидара вырвало. Зачем УБИЛ? Кого УБИЛ? Лишь дойдя до площади, он понял, что ничего не забрал у клетчатого. Но вернуться он уже не мог.

Черви копошились. Я шел по Владимирскому и курил трубку. Вдруг я увидел Божидара. Он Перекрестился и вошел в церковь. Что-то в лице его изменилось. Появилясь щетина, волосы стали черными, сбитыми в колтун. А глаза исчезли. Вместо них были дырки. Я последовал за ним. Божидар поднялся по лестнице, перекрестился, подошел к алтарю, встал на колени и… стал онанировать. Заливая спермой мраморный пол и золотые вставки иконы, он повернулся ко мне и посмотрел своими пустыми и дикими глазницами. А Богоматерь смотрела на Божидара своими добрыми глазами и будто говорила: «Это пройдет». Но нет, это не проходит. Меня стало рвать, и я выбежал на улицу, рухнул на асфальт Владимирской площади…
Я его не хочу больше видет. Он - такой как все они.