Про сигареты

Дело было на сборах, заключительном этапе обучения на военной кафедре.

Прибыв, согласно повестке, за тридевять земель к секретному КПП, мы закупились сигаретами на угощение "настоящим" военным и построились перед хмурым молодым майором. Он грозно щурился, хотя солнца никакого и не было – похоже, ему было за что-то совестно или стыдно, фиг его разберешь. После этого майор толкнул нестройную речь, замолкая на связующих словах фольклорного пошиба.

Потом наше стадо отправилось на службу. Встречные рожи солдат растягивались в щербатой ухмылке: «Мясо свежее привезли». Они не знали, что мы ненастоящие военные, и даже почти что офицеры (тоже ненастоящие, контрактников после универа в армии называют «пиджаками»).

На складе нам выдали «хэбэшку» старого образца. Если бы вдруг приехала съемочная группа и загорелась снимать фильм о войне, то я бы стал старше своего деда – на мне был престарелого образца френч солдата-освободителя песочного цвета.

С этим френчем и случился забавный «момент». В начале второй недели службы в потешных войсках, как мы себя сами окрестили, наше начальство вдруг решило заставить нас подшивать воротнички. Почему такого указания не поступило в первый же день – непонятно. Есть версия, что подворотнички нам должны были выдать, но долго колебались: дать или нет. Потом решили, что нет. Приказали подшиться и пригласили тетку из Воентоторга со своим фургончиком. Она продавала нам наши подворотнички по пять рублей. Рвать простыни на подшивочный материал строго запретили.

Ну вот, сижу я в палатке и подшиваю на мой френч этот долбанный воротничок. Сутырин лежит и зорко следит за мной, Кирилл где-то шляется, Леха закрылся «Спорт-экспрессом» с огромным заголовком: «ШУМАХЕР!!!»., Стас спит. Короче, идиллия и расслабуха. Обстаконовка, настраивающая на мысли о вечном. Балдеж.

И тут к моему медитативному танцу с иглой примешивается посторонняя мелодия. Этакий «хрум-хрум». И еще «кррр». Тщательный мониторинг френча принес ошеломительные результаты: чего-то хрустит, нет, не в моем внутреннем кармане – а под ним, в ПОДКЛАДЕ.

Можно заметить, что слова КЛАД и ПОДКЛАД имеют общий корень. Этот самый корень взволновал нашу палатку до поросячьего визга. Мы чувствовали великую тайну, которая вот-вот откроется нашему коллективному взору. Великая Военная Тайна шуршала в подкладе моего потертого френча и манила, и пленила, и оживляла время. Нет, мы не ждали, что из вспоротой куртки выпадет краешек банкноты, облигации, акции или прочей ценной бумаги. Мы мечтали о бумаге бесценной. Я обвел глазами собравшихся экспертов с обгоревшими на солнце чушками, прибежавшими на наш крик, и порывисто сказал: «Может, там какое-то послание?» По глазам собравшейся паствы я понял, что они это знали давно. Они знали это чудо сердцем, наполовину уже переварили его душой и сейчас уже были готовы ко всему. Они верили и мужали на глазах.

Я не знал, что там может быть написано. Может, чье-то неотправленное письмо домой. Фотка подруги. Может, просто тетрадный листок с надписью «Держись, салага – дембель придет». Там могло быть написано что угодно. Ругательствам мы бы обрадовались не меньше, чем стихам, а скорее всего даже больше. Мы были готовы восхищаться и благодарить того урода, что мог самым наглым образом назвать нас всеми матерными чинами в этом послании.

Мы уже научились главной армейской премудрости: плевать на Время и Расстояния. И сейчас неизвестный друг уничтожал их совсем, протягивал руку через года, а может даже – десятилетия. Его привет хрустящим звеном лежал в подкладе моего френча, приглашая нас в общую цепь, братство поколений.

Сутырин протягивал мне бритвочку… Я не знал, что там может быть написано. Там могло быть все что угодно, а было…

«Пластырь антимозольный, бактерицидный», - прочитал я на пакетике, который купил в первую же увольнительную и сунул в наружный карман, который, оказывается, имел общую стенку с внутренним. Я распорол не подклад, а свой наружный карман. Мечта рухнула, рука неизвестного поколения рассыпалась в прах.

Сказать, что мы посмеялись, это ничего не сказать. Это была истерика, мы бесновались, как могли. Я просто рыдал от хохота над своим френчем, Леха непотребно ржал, Сутырин катался по нарам, потом припал к рукаву шинели и тихонько икал. Посторонние эксперты натужно ухали на карачках и запрокидывались хохочущим ртом в брезентовый свод.
Мы снова были одиноки. Мы хохотали над своей мечтой и весело презирали свершившееся наполовину чудо.

Мы были одни.

И некого было угощать купленными сигаретами.