С тобой я был настоящим

Она подошла к двери, чтобы запереть её, и услышала шум в подъезде. Посмотрев в глазок, она увидела, что это к Наташке, соседке по лестничной клетке, пришел её ухажер. Длинный худой взлохмаченный мальчишка в ожидании ответа нервно барабанил пальцами по косяку. Наташка, как и она сама, уже вторые выходные подряд проводила в блаженном одиночестве, пока родители собирали смородину и пололи грядки на фазендах. Дверь распахнулась, и парень скользнул внутрь, на ходу поправляя штаны, которые из-за патологической худобы их обладателя отказывались держаться там, где должно. Она ухмыльнулась: ничего себе время для визита - уже третий час ночи. Хотя на прошлой неделе к самой Марине её драгоценный Максик пришел не раньше, а то и позже даже. Во всяком случае, троллейбусы уже не ездили, и он добирался до неё пешком, а она, позвонив родителям, дабы удостовериться, что они не нагрянут в самый неподходящий момент, заварила чай и курила на кухне одну за одной, беспокоясь, нормально ли он дойдет в такое время. А наутро они проспали, и когда раздался звонок в дверь, Максик уходил через форточку (спасибо, спасибо тебе, Господи, за квартиру на первом этаже), а она бегала собирала разбросанную по полу одежду и прятала в ванной новую футболку, которую они ночью облили кофе.
Сегодня они с Максиком гуляли. Обошли полгорода, радуясь последним теплым солнечным лучам, пинали желтые листья на бульварах, целовались по парадным, слушали музыку в плеере - у него левый наушник, у неё - правый, потом купили ФУЗЗ и читали его, сидя на лавке, пока не изучили от корки до корки. Было так хорошо, что она совсем потеряла время, очнувшись только тогда, когда поняла, что солнце уже село, плечи гудят, а на ноги просто больно наступать. Теперь они пришли к ней, пока она запирала дверь и ставила чайник, Максик перебрал кассеты, и, покрутив в руках сборник лучшего от Вlur и последний Oasis, остановил свой выбор на стареньком Pulp. /Oh I want to take you home / I want to give you children / You might be my girlfriend / Yeah yeah yeah yeah yeah yeah /- пел Джарвис. Максик моментально отключился, свернувшись в кресле, так они сегодня утоптались. А она стояла на пороге комнаты, смотрела на чего и думала о том, как ей все-таки повезло встретиться с ним.
Первая любовь у неё стряслась где-то в старших классах школы. Они с Женькой и Андрюхой вместе катались на великах, бегали наперегонки и швыряли камнями в прохожих. Но вдруг мелкий сопливый Женька как-то неожиданно стал на полголовы выше ее, а когда их глаза встречались, внутри у нее как будто обрывался трос, и все со страшной скоростью летело вниз. Андрюха с Женькой были не разлей вода всю жизнь, и она не поняла, как так все получилось, но теперь одноклассники перемигивались у них за спинами, старухи во дворе кидали грозные взгляды, родители гнали мрачные мысли. А им было весело, как никогда, и эта атмосфера скандала, сгущавшаяся вокруг них, лишь еще больше их раззадоривала. Правда, потом все стало как-то само собой сходить на нет, они намного меньше времени проводили вместе, впрочем, к Женьке с Андрюхой это не относилось. Всё закончилось, когда на женькином дне рождения она рыскала по ящикам в поисках штопора и наткнулась на письмо. Это послание было от Андрюхи. Не отягощённая особыми моральными устоями, она прочла его, не раздумывая. Андрюха в отчаянии умолял оставить, в конце концов, эти игры, расстаться с ней и быть, наконец, вдвоем, как им обоим давно хочется. Говорил о ревности, которая не дает ему спать, и что-то плел по поводу своего окровавленного сердца. Она решила не разбивать такую любовь и ограничилась крушением праздничного стола, больше из принципа, чем от обиды или горя. Вдоволь поскандалив, она хлопнула дверью, прихватив уцелевшую бутылку водки, половину которой выпила в подъезде, а половину вылила в сугроб. Вот и вся любовь.
Что было потом... Она мечтала, чтобы этого не было никогда, и боялась об этом забыть, боялась потерять хоть секунду из того, что было.
Она стояла в книжном магазине и рассматривала карту звездного неба южного полушария, изучая точки и палочки, обозначающие незнакомые созвездия.
- Хотел бы я сидеть на берегу теплого океана и смотреть на эти звезды вместе с тобой. Впрочем, я бы все равно не смог оторвать взгляда от твоих вздрагивающих ресниц.. И это было бы слишком красиво для того, чтобы я поверил, что это не сон.
От изумления она как язык проглотила. Незнакомый парнишка смотрел на нее н тепло, хотя при этом чуть иронично, улыбался, ероша себе волосы на затылке.
- А вот ты где! Я уже нашла, чего хотела, пошли! - какая-то девушка схватила его под руку и потащила к выходу.
"Дешевка", - подумала она, опомнившись, и вернулась к созерцанию Южного Креста. "Интересно, правда ли, что у меня ресницы вздрагивают?.. тьфу, елки палки!"
Прошла неделя, а может, две, может больше, может меньше, какая розница. На дворе был март, город раздирали ветра, она много гуляла, кутаясь в шарф по самые уши, но шапку не надевала принципиально - весна! И она как будто всё время искала кого-то или что-то, никак не могла успокоиться, набережные, мосты, бульвары... Маршрут давно изучен, давно известно, что ловить нечего, раз-два, шаг за шагом, зачем всё, что делать дальше, почему все так плохо, когда всё так хорошо?.. Сама не знала, чего хотела. Облокотившись на серые перила моста, она смотрела, как стремительно бегут серые облака над городом, сносит ветром серых чаек, плещутся серые волны, и думала о том, как, как ей скучно и всё надоело. Что, собственно, надоело - этого она не могла объяснить даже самой себе.
- Привет! Вот я тебя и нашел. Чудеса просто!
Она резко обернулась, пытаясь справиться с волосами, которые лезли в глаза, послушные капризам ветра, не давали рассмотреть говорящего.
- Мы уже встречались, помнишь меня? В книжном? Там невозможно говорить спокойно, и я решил как-нибудь потом отыскать тебя и... Как тебя зовут?
-М-марина.
Быстро, все очень быстро, сразу. Так нельзя. Первое время было просто страшно, потому что друзья и знакомые стали вдруг раздражать, она не хотела никого видеть кроме него. Перед тем, как куда-нибудь пойти, ей приходилось решать проблему, как отделаться от людей, с которыми она была вместе годами, и которые теперь так мешали. Ей стало не о чем с ними говорить. Со временем это прошло, но не до конца, осталась какая-то внутренняя отчужденность. Дело было в том, что она могла читать его мысли, а он её. А другие - нет. Это очень просто, и в то же время абсолютно необъяснимо. Она всего лишь знала, что у него в голове, и наоборот. Внешне это проявлялось в том, что они вечно, вечно, до смешного, говорили в один голос, а когда шли куда-нибудь вместе, им необходимо было созвониться и согласовать, что они наденут, иначе они одевались одинаково к выглядели глупо. Говорят, такое бывает у близнецов, но они ведь не были близнецами. Летом они часто сидели на крыше его дома, подставляя лица солнечным лучам и придумывая для себя чудесные приключения.
- Давай представим, что мы - мухи. Полетим дальше, в небо прямой дорогой... Мы можем... Вон видишь, в той стороне желтый дом, окна на предпоследнем этаже, там живет мой бывший одноклассник Мишка, я его уже лет пять не видел, мы бы долетели до туда за три минуты, а в Другую сторону - видишь, отсюда, конечно, не разглядеть, но там находится твоя дача, можно было бы метнуться туда, попалить костерки с твоими братьями...
- А можно пролететь над центром посмеяться над этими дурацкими людьми, спешащими по солнцепеку на работу...
- Давай позвоним кому-нибудь и рванем на залив - загорать?
И они созывали тусовку человек пять, брали полотенца, плавки и прочую пляжную ерунду и остаток дня торчали у воды, болтая обо всем на свете, пялясь на облака, вечно кончались деньги и приходилось выгребать мелочь по десять копеек, а потом экономить лимонад, отпивая по очереди по полглотка.
Когда пришла осень, когда солнце и кленовые листья стали одного цвета, они уходили в лес на весь день. Он собирал лисички и рыжики, как она просила, потому что эти грибы хорошо сочетались по цвету с шерстяными свитерами, которые она связала им еще летом, зная, что тепло будет не всегда. Коричневый свитер ему, коричневый свитер себе. Она была не в состоянии найти ни одного грибочка из-за болезненной невнимательности, поэтому собирала листья и делала из них венки. Потом они возились с костром, и она пыталась в меру своих слабых кулинарных способностей изобразить что-нибудь на обед, а он, надвинув на самые брови сплетённый ею кленовый венок, курил и смотрел на огонь. Она косилась на него, и у нее сжимались сердце, таким он казался отрешенным и далеким и, и то же время, таким родным в этих лохматых листьях и толстом свитере. Откуда только он взялся в её жизни с этими звездами, крышами, грибами и листьями, веселый, и иногда такой грустный, чуть несобранный, ироничный и трогательный, и совершенно безбашенный. В то же время она чувствовала, что внутри у него все организовано, каждая вещь имеет свое моего, четко скоординировано - что когда, и для кого каким быть. Эта вечная несерьёзность всего лишь маска, н только он знает, где правда, а где - театр для чужих. Свое место нашлось и для нее, и она боялась, что когда-нибудь в его жизни появиться нечто новое, более привлекательное, и это место придется освободить. Ведь даже она не знала, что для него она особенная, что ее место вряд ли кто-то сможет занять. Однажды, оторвав взгляд от костра, он посмотрел на нес и сказал:
- Я пропал.
- Что?
- Утонул, не смог дышать.
- Что?
- Ты - море. А я утонул. Совсем. Напрочь.
А потом помолчал немного и добавил:
- Знаешь, все когда-нибудь кончается. Когда кончиться это, я умру. Просто шагну с крыши, оттуда, где мы провели пол-лета. Это правда просто.
- Тогда я шагну за тобой, - она засмеялась, несмотря на противные мурашки на спине, - я ведь вечно за тобой таскаюсь, куда б ты не отправился...
Потом... Кто это начал? Почему все случилось так, как случилось? Откуда взялись эти отвратительные ссоры, ведь их не было, не было.
- Ну я пошел.
- Подожди минутку (в телефонную трубку). Уже поздно. Куда?
- Я что пришил слушать, как ты по телефону треплешься? Уже два часа.
- Двадцать минут. И вообще, ты думаешь, что я только с тобой разговаривать должна, у меня, в конце концов, много друзей!
- Ну и разговаривай, а я пошел! Не буду тебе мешать, я ведь тебе не нужен, у тебя и без меня друзей хватает!
- Ну и топай, может, вообще расстанемся!
Мерзкие фразы, которые мучительно произносить, мерзкий крик, мерзко хлопает дверь. А на завтра - кто первый позвонит, бесконечные извинения с обеих сторон, страх перед вчерашним, страх перед завтрашним, два часа на лавке в парке молча, просто прижавшись друг к другу. И снова...
- Кто эта девушка? Я её вспомнила, вы были вместе, когда мы первый раз встретились, еще тогда... Я еще думала, куда она, интересно, делась! Старая любовь не ржавеет?!
- Да мы случайно столкнулись! Я же тебя ждал! Да мы с ней расстались за полгода, до того, как я тебя увидел!
- Так значит, ты с ней все-таки был! Ну конечно, случайно встретились, как у тебя все жирно, одно свидание, потом другое, чего время-то терять! Кобель!
- Да ты чего, совсем свихнулась!
Она рыдает, он смотрит на нее и не знает, не знает, не знает, что сказать... Что делать... Дальше больше. Всю зиму они рвали друг друга в клочья, слишком хорошо зная самые больные места, каждое ранение должно было быть смертельным. Жестокие испуганные дети понимали, что они разрушают что-то слишком прекрасное, чтобы существовать в этом мире, боялись себя, и этот страх мешал им остановиться, делая катастрофу неизбежной.
Пришел февраль, для февраля было слишком тепло, никогда еще не было так тепло в феврале. Она пришла к нему, они не разговаривали. Она собирала свои книги, кассеты, футболки, фотографии, он молча помогал ей, чтобы она ничего не забыла. Не отдал только её письма, сказав, что они написаны для него, они его и только, да последний радиохэдовский диск, пообещал, что завтра, обязательно перепишет и занесет ей домой.
- Если хочешь, постараюсь сделать это, когда тебя не будет,
- Зачем же. Не бегать ведь теперь всю жизнь друг от Друга, всё равно рано или поздно где-нибудь да встретимся...
- Конечно...
На завтра она получила и-мейл с одной единственной строчкой: "С тобой я был настоящим".
Всю дорогу до его дома она бежала бегом. Подъезд выходил прямо на тротуар, не во двор, небольшая толпа мешала движению пешеходов, кусок проезжей части был оцеплен, там столкнулись две машины - одна, видимо, редко затормозила, ее занесло, водитель следующей за ней не успел свернуть. Она протолкнулась вперед, грязь на асфальте перед колесами автомобиля показалась ей мутной, какой-то бурой. Она видела, что уехала скорая. Впрочем, ей не нужно было видеть вообще ничего, она и так знала каждой клеткой тела, что произошло. Она не помнила, как набрала код, как зашла в подъезд, как поднялась по лестнице, как вышла на крышу. Полурастаявший снег, сизые голуби взметнулись вверх, облака несутся прямо над головой, так низко, что кажется, можно достать до них рукой... Нет, нельзя. Ей показалось, что она видит его силуэт на краю, запрокинутая голова, вечно взъерошенные волосы, сутулые плечи. "Он ждет меня, а я не могу, не могу!..." Она прижала руки к липу и рыдала так, как будто у неё отняли сердце.
Но мы помним, что Время Лечит Все. Это самая святая истина. Кто знает, когда появился Максик. Появился, а может, был всегда. Когда все началось? Может тогда, когда они сидели ни автобусной остановке рядом с институтом, и он вдруг заговорил с ней, он никогда раньше с ней не говорил, не смотря на то, что они уже третий год учились в одном потоке.
- Погляди, у нас одинаковые ботинки, только разного цвета. Надо же как здорово!
И правда, оба носили совершенно одинаковую подделку под "мартинсы", только она красные, а он - черные.
- А чего такого замечательного, подумаешь, одинаковые тапки...
- У моей бывшей ботинки стоили столько, сколько я от головы до пят, и даже больше... Это был комплекс! Он грустно улыбался, глядя куда-то в сторону.
- Да вообще, звонишь ей - она в спортклубе, ой, улетела в Лондон... Вечеринка в "Голливудских ночах" - платит естественно она... Пришлось послать её на фиг. И чего я тут с тобой... Откровенничаю... Хочешь яблоко?
- ХОЧУ, - и, неожиданно для себя, прибавила, - может, прогуляемся? До метро две остановки всего.
И они прогулялись, и на следующий день прогулялись. И на следующий... Позже она узнала, что давно ему небезразлична, он рассказал, что всегда наблюдал, как ей встречали у института, как она уходила с другим, ревновал по-черному. Она слушала, удивлялась, ведь она никогда его не замечала, а от воспоминаний о тех днях, когда её встречали у входа, сердце сжималось в маленький-маленький комок, который немедленно подступал к горлу. Но она продолжала видеться с ним каждый день, все было так естественно, и в конце концов произошло то, что ДОЛЖНО было произойти. Все понятно, все нормально, все весело, всё как надо. Теперь ОНИ вместе.
"Да, как это правильно, что мы встретились..."
- Эй, чудо! Проснись, чайник вскипел, или давай, хотя бы на диван перекантуйся!
-Угу...
Тут она вспомнила, что договорилась с Наташкой завтра с утра кое-куда съездить, но не уточнила часа. Справедливо рассудив, что раз Наташа принимает гостей, то, скорее всего не спит, она набрала номер. Прошло восемь долгих гудков, и она уже хотела дать отбой, как трубку сняли, впрочем, ответа все равно не последовало, только что-то зашуршало, потом трубка явно упала, а после раздались короткие гудки. "Ну, ясно, чем они там занимаются, - с улыбкой подумала она, - а я, поросенок эдакий, помешала. Ладно, завтра позвоню". И она выключила телефон, чтобы всякие ранние птички не помешали им выспаться, как следует, ведь день был такой длинный.