Колян

Говорили, что у него была семья и работа в Питере. Квартира в центре, и все блага, что мог себе устроить суетящийся человек в начале девяностых. В поселке он появился как-то весной. Поселился в старом бараке, уж не знаю, легально или нет. Устроился на работу на местное небольшое камнеобрабатывающее предприятие, где особенно и не интересовались, кто он, да откуда, поскольку работать там из местных никто не хотел, а кто работал, денег не получали подолгу. И дышали бедолаги там силикатной пылью, умирая лет в 50. А тут появился такой вот человек, мол, работать хочу! Ну хочешь, так хочешь… Работай. И вроде как не от мира сего.. Говорит тихо, но очень быстро, да еще и заикается. И слова матерного от него никто не слышал. Странно как-то. А по ночам в бараке его окно светится допоздна. Только недолго он там один просидел. В этом же бараке, но в другом конце, жил некий Толик, дядька без возраста с косматой седой бородой и в синей мастерке на голое тело. Толик-то и подружился первый с Коляном. Мерилом всякой дружбы в таких условиях является пузырь какого-нибудь палёного бормача или самогона. А Толика по жизни видели исключительно с удочкой и рюкзачком. Тем и жил. Не знаю, сколько вёдер пойла было выпито до того момента, когда Коляна выгнали с работы за прогулы, к чему он отнесся с грустью, но без отчаянья. Теперь он понял, что на самом деле хочет делать в этой жизни. С Толиком они теперь рыбой занимались вдвоём. Сначала по речке ползали, но затем Колян раздобыл где-то деньги, видимо, со старых времен оставшиеся, и купил лодку с мотором. С Толиком с этих пор они ходили на Онего и ловили рыбу серьёзную. Сигов, лососей, налимов и т.д. Бабки местные сначала осторожно, но потом  с большим энтузиазмом стали наведываться в барак, где Толик с Коляном продавали им почти даром свой улов. Толика бабки не любили, поскольку нелюдим он был, да и говорил непонятно. Откуда он в посёлке завёлся, никто не помнил, но то, что не местный был, это точно. Но не обижали его, потому как народ там жил разношёрстный, большей частью жизнью битый, и поэтому хорошо понимавший, что лучше жить в мире. Толик же своим положением, по всей видимости, тоже был доволен, поскольку был сам себе начальник. Во хмелю не буйствовал. Спал иногда на улице. Если же была опасность того, что он в канаву с водой свалится, то прохожие его оттаскивали подальше за шиворот, и шли своей дорогой.
Коляна же полюбили. Он всегда здоровался, да и всех бабок выучил по имени-отчеству. Была, скажем, бабка Поля уже лет 30 как исключительно "бабка Поля", а тут на тебе, Полина Алексеевна. Одевался Колян незатейливо, но старался выглядеть опрятно. Усы стриг. Даже в долг ему давали, под еще не пойманную рыбу. И как бы крепко не запил Колян, всегда помнил, кому сколько должен, и отдавал при первой возможности.
Вот и меня послали как-то рыбы купить. Зашел я в барак, постучал к Коляну в комнату. Тихо. Я сильнее постучал. Дёрнул еще на всякий случай и... открыл. И тут у меня произошел культурный шок. Я, вообще, рос в семье более-менее благополучной, и о жизни маргинальных элементов понятие имел поверхностное и относился к ним с брезгливым высокомерием, насколько это возможно в 12 лет. А тут… Стол, накрытый газетками, банки консервные, по которым бегали мухи, бутылки в углу, кружки алюминиевые с плесенью внутри, полведра воды с мятым ковшиком, хапчики в тарелках с остатками жареной картошки, сапоги, засаленные фуфайки, таз с рыбой, ночью, видимо, привезенной, лавка с тряпками, на которой лежал Колян в своём рыбацком обмундировании с закрытыми глазами и ровно дышал, выпуская я каждым выдохом клубы перегара. Но не это всё меня поразило. На стене в углу висел ватман с карандашным портретом какой-то девушки. Только лицо и копна вьющихся волос. Она смотрела на меня спокойным взглядом и чуть заметно улыбалась. Она была красива, но не классически. Главное читалось в этом взгляде. Доброта и спокойствие, уют... Контраст у меня в голове не укладывался. Откуда это здесь?
- Любишь рисовать? – голос с лавки заставил меня вздрогнуть. Колян не меняя позы, в которой лежал, смотрел мутными глазами то на меня, то на неё.
- Я не умею, - честно сказал я.
- Нравится? – Колян смотрел на девушку.
- Ага.
- А ты чего хотел-то?
- Да меня за рыбой прислали.
- А вон бери там у шкафа.
- Хорошо.
- Денег не давай сейчас, я потом зайду, - Колян покосился на бутылки. Пока я выбирал хвосты, Колян всё смотрел на рисунок.
- А я художником был, - сказал он. Я понял, что это его рисунок.
- А кто это? – спросил я, стоя с мешком рыбы, разглядывая всё ту же девушку.
- Дочка моя, Танька, - сказал с непонятной интонацией Колян. – ладно, дуй отсюда, хватит пялиться.
За деньгами Колян с серой харей пришел через 2 дня. У меня же все никак из головы не выходило, как так можно было всё бросить и уехать в карельскую глушь от жизни, за которую многие бы хорошо отдали. Связаться с Толиком и местными колдырями… Я у матери спросил. Она сказала, что каждый человек волен делать со своей жизнью то, что захочет. Такое объяснение меня не удовлетворило.
Прошел год. Следующим летом я опять был сослан на каникулы к бабушке. За год ничего особенно не изменилось в поселке. Поветшали сарайки на год, да бабки постарели слегка.
Сосед вот только баню строить начал. Мужички подходили поглазеть, что и как у него там располагаться будет. Толик всё рыбой промышлял. На коляновской лодке теперь даже небольшая артель работала из местных. Колян тоже не отставал ото всех, только теперь ему помимо всего прочего было над чем подумать. Дело в том, что мать его сообщила, что её с ним приглашают в гости родственники в Финляндию, где можно будет остаться жить. Тогда только стало возможным свободно за границу ездить. Колян о тех родственниках слышал когда-то, но ко всему заграничному относился скептически, как к нереальному. Но только до тех пор, пока мать, а только с ней он поддерживал отношения из родственников, не наказала делать ему загранпаспорт. Тут Колян понял, что пояыился у него шанс опять человеком стать добропорядочным, да еще и за границей. Сказка, да и только. Собрался Колян, причесался и поехал в город. Погоняли его там по кабинетам да по организациям, пришлось спать в парке, что б на следующий день все дела закончить. Вроде как устроилось всё, осталось только ждать, когда документы готовы будут. Прошло месяца два, и получает Колян известие, что мать его при смерти. Собрался срочно, уехал, да не успел… Жила она у него где-то в Ленинградской области. Вернулся Колян через неделю хмурый и серый. Запил горько. Недели через две появился у наших ворот с мешком, из которого торчали рыбьи хвосты, кликнул меня. 
- Слышь, пацан, мать дома есть?
- Ну.
- Поговорить надо с ней. – серьёзно сказал Колян и достал папиросу.
- Заходите во двор, сейчас позову.
Я позвал мать. Колян с ней о чем-то долго беседовал, оставил мешок и ушел еще мрачнее, чем пришёл. Я спросил сразу у матери, чего ему надо было. Она мне рассказала его историю про финских родственников и про смерть матери. Колян просил научить его по-фински говорить за месяц, так как ему через месяц ехать, а он ни черта по-тамошнему не понимает, а здесь он себе жизни не видит дальше...
Надо заметить, что моя мама была тогда учителем финского в школе. Коляну она обещала помочь, только заметила, что это дело во многом бесполезное, т.к. язык за месяц не выучить. Колян настаивал, что он хоть каждый день к ней будет приходить и слушать, как она говорит и учиться таким образом. Мама сказала, что так он вообще ничего не выучит. И еще добавила, что если он хочет на самом деле заниматься, то пусть завтра с тетрадкой приходит. Колян положил мешок, ничего не сказал и ушел.
На следующий день он не появился. Через два дня видели Толика, пьяного в дугу, идущего к местным самогонщикам. А еще через день Коляна нашла баба Поля, Полина Алексеевна, висящего на суку над нашей тропинкой в лес…
Толик через день пошел на почту и позвонил куда-то.
Через два дня в посёлок приехала синяя машина, из которой вышла та, которую я видел на рисунке. С ней еще кто-то был, но я их не запомнил. Танька была уставшая и серьёзная. Она, щурясь, курила у барака, смотря безучастно на разложенные сети. Из дверей барака появился Толик, подошел к ней, помялся немного, что-то буркнул по-своему и протянул свёрток. Это был тот самый ватман. Танька развернула его, посмотрела, свернула обратно, снова закурила, пошла к озеру и долго смотрела на горизонт, где солнце играло бликами на неспокойной глади.