За Гранью часть пятая

«Что же это за чудовище – человек!»
                (Монтень)


- Проснулась я от страшного шума. За окном ругались и кричали на невероятном английском.
Вскочив на ноги, подбежала к окну и отдернула занавеску…
По улице перед домом бегали какие-то оборванцы с факелами в руках и размахивали здоровенными дубинками. У некоторых в руках были видны вилы и копья.
«Бунт, мятеж, РЕВОЛЮЦИЯ, - мгновенно пронеслось в голове. – А я как, назло среди богатых. Нет счастья в жизни. Княжна в подружках – так революция за дверью. И теперь меня - обыкновенную, будут чмарить вместе с буржуинами. За что?»
В это время из беснующейся толпы вылетел камень и врезался в косяк окна, у которого я стояла. Инстинктивно отпрянула к стене, и теперь стала выглядывать на улицу лишь краем глаза, продолжая рассуждать по себя:
«Странно все-таки, если революция, почему кричат по-английски. Да и рано еще для революции то. Единственный горе-революционер - Пьер, которого я тут видела, теперь уже в эмиграции, а про Ленина они, наверное, еще и не слышали…»
Постепенно собираясь с мыслями, после столь ошеломительного пробуждения я вдруг стала замечать, некоторую странность в окружающей меня обстановки.
Во-первых, нигде не было видно этой дурацкой лампы под абажуром.
Это хорошо. Но все остальное было плохо.
Это была совсем не та комната, в которой я засыпала на кануне, с трудом отбрыкавшись от болтливой Несмеяны.
Кровать, с которой я поднялась, была вовсе не той четырехугольной громадой, которая так сразу мне так полюбилась.
Это была неширокая деревянная лавка с грязным матрасом, из которого сквозь дыры торчала солома вперемешку с сухой травой. Низкий, закопченный потолок, бревенчатые стены. Окно, как я теперь разглядела вовсе без рамы и стекол, прикрытое лишь рваной дерюгой. Рядом с окном грубый самодельный стол из толстых досок, на нем деревянная миска, да глиняный горшок. У двери, на полу - очаг с догорающими углями, над которым на треноге - черный котелок с водой.
Одним словом все мрачные детали сказок Гофмана и Андерсена вместе взятые.
А за окном обстановка все накалялась.
Женщины визжали дурными голосами, мужики ругались типа матом, но у них плохо получалось. На английском-то не больно разбежишься. Однако проклятия, тем не менее, сыпавшиеся на дом, были не менее ощутимы, чем булыжники, стучавшие, словно дождь, по стенам и крыше.
Но что самое неприятное - все это вместе взятое, зарождало у меня очень нехорошие предчувствия…

- Выходи ведьма, мразь болотная. Все равно тебе не уйти. – Неслись в окна шипящие и жалящие не хуже змей слова. - Пришел конец и тебе и волчатам твоим. Долго мы тебя боялись, в лес не ходили. Все тропы туманом забросала. Всю рыбу в озерах потравила. Зверье опоганила. Нет тебе прощения. Но час настал, и твое время кончилось. Селену твою забрали. Жаль лишь Микаэля твоею сучкой околдованного. Выходи на суд божий карга старая. Иначе без суда спалим вас прямо в избе.
И тут же на крышу полетели горящие факелы, от чего та вспыхнула словно порох.
Волосы у меня на голове вздыбились и встали торчком на зависть любой парикмахерской пенки для укладки.
Жадно глотая воздух мгновенно перекосившимся ртом, я озиралась вокруг в поисках спасения выпученными глазами, которые не желали влезать в свои орбиты, не смотря на обжигающий их дым.
Тут один из факелов влетел в окно и угодил прямо на кровать. Огонь тут же почувствовав себя хозяином в доме, стал жадно облизывать развороченный матрас, пробираясь по нему к очередной жертве - столу с его нехитрой утварью.
В ужасе, обхватив голову руками и подняв лицо к потолку, я в очередной раз взвыла:
«Да что же это такое? За что мне все это? Каких проблем еще у меня не было?»

Плач, раздавшийся из-за огромного сундука, что стоял в самом темном углу комнаты, стал для меня громом небесным. Схватив с уже пылающего матраса факел, я бросилась с ним в тот угол, откуда шел звук, и посветила в щель между сундуком и стеной.
Оттуда на меня взирали две пары детских глаз. По грязным личикам обоих ребятишек текли слезы.
Никогда еще за свою жизнь я не видела столько страха, боли и отчаянья в одних глазах. Тем не менее, старшая девочка, все же пыталась прикрыть рот малышу, защищая его своим худеньким тельцем.
- Пощадите, - прошептала девочка и покорно опустила глаза, ожидая всего чего угодно только не пощады.

Времени думать - не было. Мох или трава, которой была покрыта крыша, паклей начала падать на пол.
Схватив свой рюкзак, вытащила плеер, сунула в него диск «Hightwish» скрутила громкость на полную катушку, нацепила рюкзак на спину, взяла малыша на руки, девочке дала в руки факел и велела держаться за штанину. Включила плеер и, держа его перед собой, в вытянутой руке, шагнула за порог, навстречу безумной толпе фанатиков, стараясь придать лицу самое свирепое выражение на которое была способна.
«Однако - Жанна Дарк перед битвой», – пронеслось в голове.

Увидев меня - всю такую непонятную, толпа мгновенно замерла и впала в оцепенение.
Дикий, неслыханный грохот, исходящий из моей руки гипнотизировал не хуже раскачивающейся змеи.
Девочка потянула меня за штанину.
Я обернулась. Она глазами показывала на ближайшие кусты, за которыми начинался лес. Я кивнула, и мы медленно стали отступать в ту сторону. Через пару метров, опустив мальчика на землю, я взяла у девочки факел и, подтолкнув их к кустам сделала шаг на встречу толпе, которая словно крысы за волшебной дудочкой, медленно двигалась за нами не увеличивая, но и не уменьшая разделявшее нас расстояние.
В нависшей тишине гремел голос Тарии, горящий собственным огнем и выдергивающий из нутра душу, отчего по спине толпой бегали мурашки величиной с орех.
Но даже магия звука не может быть вечной.
Я чувствовала, как сила гипноза растворяется в шорохе ног, в треске горящей избушки, в шуме от продирающихся сквозь кустарник детей.
Размахнувшись, как можно сильнее, я бросила факел под ноги наступающей толпы и бросилась в чащу леса.
Ветки больно хлестали по лицу, за ноги цеплялись корни деревьев и гибкие стебли каких-то вьющихся растений. Отрывая себя от колючек, хватающих за одежду, я рвалась вперед с решимостью одержимой, представляя себя Зоей Космодемьянской, про которую меня заставил читать отец, который до сих пор весьма трепетно относился к своему комсомольскому прошлому и его героям.
Мне, как и ей, непременно надо было спастись самой, чтобы спасти других, а, потому задыхаясь, падая и поднимаясь, налетая лбом на огромные, покрытые мхом деревья я бежала вперед, к светлому будущему.
В отличие от Зои светлое будущее мне увидеть удалось…
Когда я уже была готова сдаться и задумывалась, как бы мне так изловчиться и загрызть насмерть хотя бы одного преследователя, с поросячьим сопением, догоняющего меня сзади, кто-то крепко схватил меня за руку, и не успела я вскрикнуть, как этот кто-то засунул меня в какую-то яму  или нору между камнями. Затем прыгнул на меня сверху, и нас накрыло что-то мягкое и легкое, пахнущее травой и прелью.
Кто-то пробежал совсем рядом с нашим укрытием, и видимо с факелом, потому что на миг стало светлее, и я увидела перед собой смутно знакомое, но совсем мальчишеское лицо, с приложенным к губам грязным пальцем.

Еще какое-то время были слышны голоса рыщущих по лесу мужчин.
Но безрезультатная беготня, остужая азарт охотников, делала поиски все более вялыми постепенно сходила на - нет. Охотники уходили, унося с собой грубую брань и досаду неудачи, в казалось бы беспроигрышной схватке.
Мое сердце, которое еще совсем недавно могло выдать своим буханьем этот тайник, теперь успокоилось.
Мозг же, через который теперь уже не мчались столь бурно потоки крови, расслабился, и я видимо на какое-то время отключилась. Несмеяна назвала бы это - дамским обмороком. Для нее - обычное дело, со мною же такое случилось впервые…

Очнулась я от выворачивающих меня наизнанку желудочных позывов.
Оказалось, что я лежу на дне лодки, укрытая звериной шкурой, вонь от которой как я сразу догадалась и была причиной этих страшных спазмов.
На веслах сидел все тот же паренек, щуплый на вид, с длинными руками и ногами, но довольно бодро налегающий на весла.
Рассвет еще только-только, где-то далеко, за верхушками деревьев, расцвечивал небо пурпуром, но этого было достаточно, чтобы разглядеть, его конопатое, с ярко-зелеными глазами лицо. С каждой минутой над озером, по которому мы плыли, становилось все светлее и светлее.
Солнце, просыпаясь, по-хозяйски оглядывало свои владения. А может быть, было так светло из-за задорной улыбки конопатого мальчугана, глядя на улыбающуюся физиономию которого, не возможно было, не улыбнутся в ответ.
Полюбовавшись на него пару минут, я все-таки оторвалась от созерцания этого лесного эльфа.
Вонь от шкуры достала окончательно и, откинув ее, я попыталась сесть. Однако утлое суденышко тут же угрожающе закачалось. Мальчик погрозил мне пальцем и стал грести еще быстрее.
Тут я заметила на своей руке странный браслет из кусочков кожи, шерстяных бусинок и еще, каких то белых нитей. Причем я заметила, что на руке Эльфа  красовался такой же.
- Что это?- спросила я мальчика.
- Амулет лесных жителей.
- Ты лесной житель?
- Да.
- Наверное - Эльф. – Усмехнулась я.
Мальчик, перестав на минуту грести, откинул волосы с ушей.
- Как видишь – нет. Хотя я был бы не против.
- Почему?
- Тогда я смог бы защитить всех обиженных.
- Когда ты вырастишь, тебя будут называть  Робин Гуд.
- Откуда ты знаешь? - похоже, Эльф принял мою шутку всерьез. - Ты – ведьма?
- Разве ты видишь метлу?
- Может быть, я ее еще увижу, - отшутился Эльф.
- Кто ты? – спросила я, понимая, что кувыркнулась из одного сна в другой и теперь все начинается сначала.
- Там, - мальчик мотнул головой в ту сторону, откуда мы плыли, - меня зовут - Вервольф.
- Вооруженный волк? – усмехнулась я. – И какое же у тебя оружие?
- Ты не слышала обо мне? – мальчик был удивлен, но еще больше расстроен.
- Нет, но я издалека, так что…
-  А-а-а, - успокоился, грозный воин, и гордо заявил, - Меня вся округа знает. И боится.
- Тебя? Боится? – меня так и подмывало подшутить над хвастунишкой.
- Да. Сам епископ Оссорийский - Рихард Ледред объявив меня сыном Алисы Кителер и волка-оборотня, пообещал за мою голову 100 монет. - Гордо вскинул голову Эльф.
- Оборотень значит?
- Ага. – Улыбнулся незаурядный фантазер.
- Ну, и как ты это делаешь? – Спросила я, вытягивая занемевшие ноги.
- Как все оборотни, – улыбка Эльфа становилась все шире и шире.
- Знаешь, у меня как-то раньше не было знакомых оборотней. Не сложилось. – Мне тоже становилось все веселее и веселее, и я с интересом приготовилась слушать его сказку.
- Когда на небе уменьшается Луна, отдавая свои силы демонам, - начал Эльф таинственно-мрачным шепотом, - всяк родившийся оборотнем трепещет от радости обернуться зверем. Обмазавшись волшебной мазью, и накрывшись волчьей шкурой он ждет, когда вспыхнет на небе Большая Звезда. И когда с ее первым холодным лучом, брошенным на землю, шерсть пристает намертво к телу оборотня - из пальцев его вырастают страшные когти, а из пасти клыки. А потом вырывается из его глотки страшный вой, от которого леденеет в жилах смертных кровь и останавливается сердце. Оборотень же опускается на четвереньки и, подстегивая себя собственным хвостом, начинает бродить среди лесов и селений людей божьих, в поисках крови и плоти человеческой…
- Бррр, - передернуло меня от этого повествования, - хватит. Тебе бы в Голливуде сценарии для ужастиков писать – миллионером бы уже был…
- Чего? – не понял Эльф. 
- А из чего сделан браслет? – спросила я, дергая браслет, за свисающие белые косичка и надеясь увести разговор в сторону от этой мракобесной жути.
- Это кожа рыси, шерсть медведя и жилы волка.
Я попыталась тут же стянуть с себя эту гадость.
Но мальчик остановил меня, сказав, что здесь такие вещи некоторым спасают жизнь.
Аллергия мне была обеспечена, но я не сняла амулет, желая потрафить своему спасителю…. и уже совсем скоро поздравила себя с мудрым решением.

Скоро нос лодки мягко ткнулся в поросший мхом берег, на который тут же невесть откуда высыпала целая толпа женщин, одетых в мрачные длинные платья, почти все без обуви, зато практически все с замотанными до бровей головами.
Они с интересом рассматривали меня, пока мы с Эльфом выбирались из лодки. А когда я, наконец, вышла на берег, они окружили меня плотным живым кольцом.
Если бы не выражение их лиц впору было бы испугаться как давеча ночью в лесу.
Но в глазах этих женщин не было угрозы. А лишь удивление и любопытство. На всякий случай я старалась не говорить и по возможности не двигаться, ожидая, что же будет дальше.
То, что что-то произошло, я поняла по внезапному оживлению в задних рядах собравшихся. Кто-то подошел, но я не видела кто. Потом в одном месте круг разорвался, но почти тут же сомкнулся вновь, а пролетевший, словно ветерок, над толпою ропот так и стих, не набрав силы.
В образовавшийся коридор вошла женщина. Вернее старуха. Она была согнута едва ли не пополам и шла, тяжело опираясь на клюку. Я попыталась было определить ее возраст, но безуспешно, потому что если судить по количеству морщин на лице, то она приходилась бабе-яге старшей сестрой.
 Однако глаза на этом сморщенном, как печеное яблоко лице, были удивительно яркими и живыми.
- Добро пожаловать в наш мир, неведомая фея. – Приветствовала меня старуха, улыбаясь одними глазами.
- Я не фея. – Заупрямилась я, вдруг понимая, что английский на котором мы разговариваем, здесь совсем не тот язык, который я учу в школе. Но, тем не менее, я прекрасно понимала не только старуху, но одновременно проникалась в тот еле уловимый шепот, что шел от толпы.
- А кто?
- Я обычная девушка.
Дружный смех, последовавший за моим ответом, обескуражил меня, пожалуй, больше чем обращение ко мне, как к фее и блестящее знание английского, на котором я оказывается, не только говорила, но и думала.
Но тут вперед выбежала та самая девочка из избушки. Она с некоторым чувством гордости и превосходства над остальными взяла меня за руку и потянула навстречу старухе.
- Она самая настоящая фея, бабушка Алиса. Своим волшебным камнем она остановила всех этих злых людей, и они не смели подойти к нам. Они окаменели и не шевелились, пока мы не убежали.
«Вот так и рождаются сказки, - подумала я.
Пожалуй, такой рекламе позавидовала бы любая «Лилиана» из наших ясновидящий серн. Но повышать подобный рейтинг здесь, где за такими сернами охотятся мужики с дубинками, было бы уж слишком неумно».
- Я думаю, наша гостья позже сама расскажет нам кто она такая. А нам в любом случае, независимо от того, кто она, откуда и куда направляется останется лишь отблагодарить ее за ваше спасение, - кивнула она девочке и тут же дала всем остальным знак разойтись.
Женщины неохотно разбрелись, продолжая издалека кидать в нашу сторону любопытные взгляды.
- Ты спасла моих внуков, и я у тебя в долгу, - молвила старуха, когда мы остались одни. – Ты можешь просить у меня все что пожелаешь. Но это после. А сейчас Люсьен отведет тебя на кухню. На пустой желудок разговор не склеится.
Сказав это, старуха поманила пальцем Люсьен, которая так и не ушла, а спряталась за кустом. Ущипнув ее за ухо, в наказание за ослушание, она тут же ласково потрепала ее по голове и, что-то шепнув в покрасневшее ухо, степенно  удалилась.

Место, где мы находились, оказалось островом последи большого лесного озера. Здесь жили женщины с детьми. Совсем малышами и постарше. Мальчиков было не много, мужчин не было вообще. Все это мне рассказала Люсьен, пока мы шли к месту, которое здесь называли кухней. На самом деле это была большая поляна с костром, над которым что-то варилось в большом котле.
Увидев нас, веселая толстуха плюхнула в деревянную миску варево из котла и подала ее мне, сказав Люсьен, что та больше не получит, а то лопнет.
Я посмотрела на прилипший к спине живот Люсьен и сказала что: по-моему, та лопнет еще не скоро в отличие от некоторых.
 Толстуха не обиделась, а рассмеялась вместе с нами. Заметив же, как непроизвольно скривилось мое лицо, от одного только вида похлебки она подмигнула и посоветовала - есть с закрытыми глазами. Я тоже оценила шутку и, закрыв глаза а, заодно стараясь и не дышать, глотнула через край обжигающее варево, потому что ложки мне никто предложить не догадался.
- А почему все они живут здесь, - спросила я Люсьен выцедив, наконец, всю жижу из миски.
- А где же им еще жить? Ведь все они ведьмы, колдуньи.
- И что все умеют колдовать?
- Не-а. А ты что, больше не хочешь есть? – Люсьен показывала пальцем на разварившиеся овощи на дне миски.
- Нет. Бери, если хочешь.
Девочка мотнула головой и чуть ли не обеими руками стала закладывать в рот остатки супа.
- Ты чего такая голодная то? Тебя не покормили?
- Покормили. А как же. Но я почему-то похожу, похожу и опять есть хочу.
- Может тебе полежать, раз хождение не помогает.
Люсьен задумалась, даже жевать перестала. Потом рассмеялась.
- А почему здесь те, кто не умеет колдовать, - продолжила я свой допрос, наворачивающей за обе щеки девочки.
- Так их признали колдуньями, вот они и бежали из своих деревень. Ведь если колдуньей признали, считай ты уже не жилец, Все одно сожгут. А умеешь ты колдовать или нет, не так уж и важно. Меня тоже когда-нибудь сожгут.  – Беззаботно рассказывал ребенок, выросший в страшной действительности диких нравов.
- А как же определили, что именно они колдуньи?
- Много способов. Вот, например, посмотрела ты на соседскую скотину, а та спустя какое то время сдохла, значит – колдунья. Или вот застала тебя гроза в поле, стоишь, не шелохнешься от страха, а люди увидали, так скажут – точно колдунья, дьявольского огня дожидаешься, а то чего бы тебе в поле в грозу делать. Ну, а уж если пришли за тобой стражники, и ты испугалась – это точно с нечистым связана.
- Чушь какая то, - возмутилась я. – И после этого что – приговор?
- Не-е-т. Потом в тюрьму, на холодные камни, в сырой подвал, на радость крысам. Там месяц, другой посидишь без воды, но на соленой еде и тогда инквизитору за глоток воды расскажешь все, что он захочет. А если тебе и этого мало, то тогда пытка.
- Пытка? – прошептала я, чувствуя, как тело покрывается предательскими мурашками.
- Ага, - самозабвенно вещала девочка, - придет палач, разложит щипцы, разведет огонь и давай вырывать куски тела, глаза выжигать, кости дробить, на дыбу вешать и после всего этого ты расскажешь все что знаешь, а еще больше то, что сможешь придумать, лишь бы тебя приговорили, сожгли, да тем самым в покое оставили. - Закончила свой рассказ Люсьен, начисто вылизывая миску. Похоже, ужасы, про которые она рассказывала, совершенно не отражались на ее аппетите.
- А где твой братишка? – спросила я, страшась, как бы Люсьен не пустилась пересказывать мне новые подробности из окружающей ее жизни. 
- Там, - Люсьен махнула рукой, куда то в глубь острова. – У бабушки. Нас как тетушка Мари в лесу выловила, так сразу к бабушке и отвезла. Николяс – маленький совсем, он как бабушку увидел, сразу успокоился и уснул. До сих пор спит. Умаялся. А тебя Бухча спас, сын тети Мари. Ты ему нравишься. - Люсьен хитро заулыбалась и посмотрела на меня снизу вверх, лукаво щуря глазки. – Только он маленький еще. Да? Я ему сразу сказала, что такая козявка, как он - фее ни за что не понравиться. Он меня за это даже побить хотел, да я убежала.
- А что они в лесу делали?
- За ними пришли, да маленько опоздали. Из деревни весть дурная пришла. Вот они за нами и пошли.
- А вы то там, в избушке, откуда взялись? И где ваша мать?
- Мы из дома бежали. А маму вчера стражники забрали, из аббатства. Нас с братом она успела в окошко выкинуть, прежде чем те в дом ворвались. Мы сидели за телегой, пока они не увели маму. Она плакала, вырывалась, а как увидела отца убитого перед домом - он их не пускал, бревном от них отбивался - так вся и сникла. И биться перестала. Повисла у них на руках словно куколь. Когда стражники ушли, я к отцу подошла, трясла, трясла его за плечо, но он не очнулся. Тогда мы через болото побежали с братом к бабушкиной избушке, но кто-то наверное нас увидел и донес аббату. А бабушки в избе то и не оказалось. Она там редко бывает, если только какую траву в деревню для больных приносит или если кто рожает тяжело. Раньше ее всегда звали. Да и нас никто не обижал. А новый аббат объявил, что мы колдуньи и специально народ дурманом поим. Бабушка и вправду многое может, да только худого от нее люди не видели. Это всех аббат обманул.
- Легко обмануть того, кто больше за свою шкуру печется, чем за правду. – Вставила я, хотя прекрасно понимала, что с этих времен до наших дней  ровным счетом ничего не изменилось. Из страха или выгоды многие готовы дерьмо ложкой хлебать, даже не замечая, что чем вонючей дерьмо, тем больше ложка. – Ну, а что потом было?
- А ничего. Мы надеялись, что бабушка почувствует, что с нами беда приключилась и придет. Сидели и ждали ее, а только пришла не бабушка, а те люди из деревни. Они то не знали - дома бабушка или нет. А потому в избушку зайти боялись. Мы с братом за сундук спрятались, а потом Вы появились и нас спасли. Как в сказке.
- Хороша сказка. Нечего сказать. – Покачала я головой, не зная чего уж теперь и ожидать в мире, который сама знала только по страшным сказкам и урокам истории.
А история описывала эти времена, не скупясь на мрачные краски, человеческую дикость и религиозный бред фанатиков.
Люсьен ничего не ответила, увидев, что-то вдалеке она поднялась и тут же умчалась не простясь, с той детской непосредственностью, что так умиляет чопорных взрослых.
Меня, наконец, оставили одну, и я погрузилась в тяжелые размышления.
С одной стороны пытаясь как-то объяснить себе то, что со мной происходит, с другой – как из всего этого выбраться.

Солнышко уже начинало припекать. От влажной земли поднимался пар, и становилось душно. После ночной беготни я чувствовала себя разбитой и опустошенной.
Голова медленно склонялась на грудь, и я что называется клевать носом. После того, как пару раз дернулась оттого, что начинала заваливаться на бок, решила больше не сопротивляться и сдаться Морфею без боя.
«На травушке разлеглась, на солнышке распеклась. . . », пришли на память строчки из детской сказки, когда я примостив под голову рюкзак, растянулась на полянке.
Трава от утренней росы была еще мокрой, но я уже не замечала этого.
Поднимающаяся над поляной дымка пробралась в мой сон. Она кружилась в удивительном танце, рисуя причудливые фигуры, на мгновение замирала, и сама же разрушала свои творения, сплетаясь в новый узор. И так снова и снова, до бесконечности…
 
Очнулась я от ощутимого пинка по заднице.
Так меня еще никто и никогда не поднимал.
Мама говорила, что я родилась в тонусе, от того нет мне покоя, ни днем, ни ночью, ни зимой, ни летом, и говорила, что в этом я копия отца. Но отец, абсолютно не видя этого сходства, постоянно ворчал на меня, и говорил, что «если б такую энергию, да в мирных целях, уже бы метро на Марс людей возило, а так . . .».
Я не давала спуску никому - ни в школе, ни во дворе.
Обидчикам мстила или дралась до крови.
Трусливые - меня боялись, сильные – уважали, хитрые – не связывались.
Я знала свое место под солнцем и никому не собиралась его уступать.
Я не была неженкой, благодаря Мишке, моему двоюродному брату, с котором мы дрались или боролись, можно называть как угодно, практически постоянно.
Когда он был мальчишкой, а я маловесной соплей, то он задирал меня по любому поводу, отчего я, не обращая внимания на то, что он старше меня на шесть лет, летела на него с кулаками, отстаивать свое - Я.
Теперь же, когда мы выросли, и он поумнел, уже я налетела на него безо всякого повода просто от избытка энергии, а он лениво отбивался, легко отводя мои кулаки в сторону вместе со мною, не смотря на то, что я неплохо овладела некоторыми приемами борьбы, которым он меня обучил.

Из всего вышесказанного будет понятно, что после такой побудки, еще не разлепив глаза, я ухватила покрепче рюкзак, на котором спала и с силой метнула его через плечо туда, где топтался человек.
По глухому удару и раздавшемуся воплю я поняла, что рюкзак достиг цели.
Я вскочила на ноги.
На земле валялся мужик, наглухо упакованный в кожаный панцирь, рядом валялся арбалет и кожаный шлем.
Рюкзак не был легким - это правда, но все равно свалить такого бугая, можно было лишь благодаря эффекту неожиданности. Мужик смешно дергал ногами, пытаясь скинуть с себя закрутившуюся на шее лямку рюкзака.
Наконец ему это удалось.
Быстро прикинув, что когда он поднимется, меня ждет нокаут я, подхватив рюкзак, галопом помчалась наперегонки с ветром.
Но убежать далеко не удалось.
На острове проходил отлов, и похоже охотничий сезон начался буквально несколько минут назад.
По острову с криками метались женщины и дети, а за ними бегали здоровенные мужики с оружием в руках, сбивая несчастных нехилыми ударами, от которых те кубарем летели на землю, где замирали и уже не пытались вставать и сопротивляться.

Пока я в полном тормозе смотрела на разворачивающуюся у меня перед глазами картину, подошла и моя очередь попробовать кулака.
Спасибо Мишкиным урокам - я ушла от удара чисто рефлекторно, просто под ногой подкравшегося ссади солдата, треснула ветка, и я кубарем откатилась в сторону.
 Солдат выпучил глаза и моментально озверев от неудачи, попер на меня танком. А к нему на помощь уже спешил обиженный мною арбалетчик.
Где-то залаяли собаки, с начало с одной стороны, потом с другой, с третьей.
Женщин и детей травили собаками и гнали, словно стадо, в одну сторону.
Я снова побежала и совсем скоро выскочила на берег озера. 
Все – дальше бежать было не куда.
Лай между тем приближался, и из кустов одна за другой стали выбегать женщины с выпученными глазами и растрепавшимися волосами. Сквозь деревья уже были видны приближающиеся солдаты, в том числе и разозленная мною «сладкая парочка»…

Для меня оставался только один выход.
Отбросив рюкзак и скинув ботинки, я прыгнула в воду, надеясь доплыть до другого острова, что был виден метрах в трехстах от этого, и укрыться там среди деревьев.
Проплыв почти половину, немного успокоилась и оглянулась назад.
Странно, из двух десятков женщин, сбившихся в кучу на берегу, никто не рискнул последовать за мной. 
«Неужели никто плавать не умеет? – пронеслось в голове. - Или я чего-то не знаю?»
Оказалось второе.
Собаки, нарезавшие круги вокруг беглянок, наконец-то дождавшись подкрепления, в виде солдат, которые тут же начали вязать пленницам руки,  без команды бросились в воду.
Волна адреналина пронеслась по телу со скоростью молнии.
Что-то подсказывало мне, что собаки плавают гораздо быстрее человека, поэтому я больше не оборачивалась, а изо всех принялась сил грести к берегу, до которого было еще ох как не близко, особенно учитывая скорость, с какой сокращалось расстояние между мною и собаками.
Вдобавок ко всему совсем рядом легла на воду стрела, потом вторая, третья. Следующая шлепнулась прямо перед головой…
Это старался арбалетчик. Ему мешало солнце, что поднялось уже достаточно высоко и светило прямо в глаза, но стрелы ложились все чаще и чаще, заставляя меня всякий раз вздрагивать всем телом.
 Но скоро собаки подплыли ко мне еще ближе, и стрел не стало, похоже, солдат боялся положить свою же свору.
Но силы мои уже таяли как снег весной.
Сзади все ближе и ближе был слышен лай, они чувствовали, что добыча близко и не берегли силы. Я уже кожей ощущала, как клацают в воде их зубы, пытаясь ухватить меня за ноги.
Берег был близко, но собаки были еще ближе.
Они знали, что мне не уйти – и я это тоже знала…

И тут с берега, к которому я так торопилась, прямо мне в руки упала стрела с привязанной к ней веревкой. Надеясь на чудо, я быстро намотала веревку на руку, и хотела уже посмотреть, откуда пришла помощь и что будет дальше, как веревка натянулась, дернулась, после чего я понеслась к берегу со скоростью моторной лодки.
Обдирая о дно живот и руки, я пулей вылетела на берег, и замерла метрах в двух от воды.
Веревка ослабла, руке стало немного легче, но все равно мне казалось, что она не просто вывихнута, а просто-напросто выдернута из сустава.
Без сил, валяясь на берегу и выплевывая изо рта водоросли, которых набрала под завязку, словно кит в погоне за крилем, я слышала, как взвыли позади собаки, и одновременно почувствовала, что на берегу я не одна…

Кто-то подошел и понюхал мою вытянутую, бессильно лежащую на песке руку.
Острый запах шерсти ударил в нос и вызвал к жизни какие-то заложенные в человеке с древних времен страхи.
Я чувствовала горячее дыхание и боялась поднять глаза.
Кто-то потоптался в нерешительности, царапая когтями песок, после чего…чей-то мокрый, шершавый нос уперся мне в ладонь.
Я медленно подняла голову.
Передо мной стоял здоровенный волк и заглядывал мне в глаза.
Я тут же опустила свои.
Смотреть зверю в глаза нельзя - это я знала. Взгляд в упор – вызов на бой, но думаю, волк знал, что мог бы сожрать меня и без всякого боя.
Стараясь не шевелиться, я скосила глаза налево, потом направо. На берегу стояло около десятка волков.
Мама родная - целая стая.
По их вздыбленным загривкам время от времени пробегала дрожь нетерпения, они скалили зубы, и тихонько рычали от нетерпения.
Мне казалось, что мое сердце остановилось навсегда, заткнулось не в силах вынести того, что должно сейчас произойти.
Прошла минута, другая.
Волчий рык нарастал, но…
Странно, похоже, их интересовала совсем не я, они смотрели на что-то позади меня…

Тут из леса раздался жуткий вой.
Волки на берегу ответили таким же и бросились в воду.
Я оглянулась. Собаки, что еще так недавно стремились на этот берег, теперь развернувшись на месте, изо всех сил гребли обратно.
Однако силы были слишком неравны, и скоро вода окрасилась кровью.
Железные клыки с хрустом ломали собачьи шеи и перегрызали глотки.
Солдаты на том берегу засуетились, забегали. Арбалетчики вскинули луки.
Но тут, откуда-то из-за моей спины на тот берег полетели огненные шары. Один за другим, они густо падали среди людей, но… вреда не причиняли. От них лишь валил густой дым, который скоро словно туманом укрыл всю поляну.
Веревка, что все еще была намотана на моей руке, опять натянулась.
Я сморщилась от боли и обернулась.
Из леса, наматывая, мою веревку на локоть выходил улыбающийся Эльф.
- Испугалась? – спросил он, присаживаясь рядом и снимая с моей руки веревку.
- Вот еще. – Соврала я.
- А я испугался, когда понял, что собаки тебя догонят.
- Это ты так метко стреляешь.
- А-а-а, ерунда, - пожал плечами мальчик и покраснел от удовольствия.
- Спасибо, - поблагодарила я его и чмокнула в щеку, от чего тот превратился в светящуюся рубиновую звезду.
На еще недавно пустом берегу, скоро стало негде стурпить.
И все из-за того, что из леса стали выходить Великаны.
Не настоящие конечно, не как в сказке, но все равно впечатляло.
Когда человек такого размера попадается на улице, прохожие долго провожают его взглядом. Когда ты видишь несколько таких, начинаешь сомневаться уж не лилипут ли ты сам или быть может  случайно попал на съезд баскетболистов.
Гиганты разве что не под мышками выносили из леса лодки и, побросав их в воду, поплыли на другую сторону. Причем весла в их руках больше напоминали палочки, которыми китайцы едят рис.
Один из них собрал в лодку мертвых собак и поплыл обратно.
Волки плыли следом за лодкой, скалились и рычали, медленно остывая после боя.
Остальные великаны, обвязав лица тряпками, уже выпрыгивали на противоположном острове, и уносили женщин с задымленного берега.
Только теперь, когда туман немного рассеялся, стало видно, что все находившиеся на берегу люди тюками валяются на земле.
- Что с ними? – спросила я Эльфа.
- Турман-трава. Они спят. Надышались дымом и уснули.
- А что сделают с солдатами? Убьют? – спросила я. Не то что было очень жаль этих головорезов, но… все-таки люди.
- Ты думаешь если бы, они поймали тебя, то подарили бы золотой? – Эльф грустными глазами посмотрел на меня, и побелевшие вдруг губы сжались в тонкую полоску.
- Кто эти люди? – спросила я, кивая на великанов.
- Это мои дядьки.
- Дядьки?
- Да, все они родные братья моей матери, а еще есть тетя Элиза, ее сестра. Она мать Люсьен и Николяся, это ее вчера солдаты в аббатство забрали.
- Но ведь их человек восемь.
- Десять.
- Десять?
-  Угу.
- Значит, выходит, что та старуха, что благодарила меня на поляне и их мать тоже, раз Элиза, как мне сказала Люсьен ее дочь.
- Точно.
- Не хило. Хотелось бы посмотреть на их отца. То-то, наверное, великан.
Эльф неожиданно рассмеялся, но быстро перестал, а лицо его скривилось от боли.
Над нами стоял странный старик. Он вцепился в ухо Эльфа и грозил ему крючковатым пальцем.
- Не смейте, - крикнула я старику, и ударила его по руке, что бы он отпустил мальчика.
Старик разжал пальцы, освободив мальчишку. Зато теперь он уставился на меня, от чего стало как-то не уютно, и холодно.
- Очень интересно…, - прошепелявил, наконец, старик. – Что ж поглядим…, - и отвернулся от нас.
Только тут я поняла, почему старик показался мне странным. Это был горбун. Если бы не природное уродство это был бы настоящий великан и силач.
Природа наделила его могучим телом, огромными руками и ногами, на крупной голове прекрасно бы смотрелся пищевой котел, вздумай старик одеть его вместо каски. Но, увлекшись большими размерами, она наделила его и огромным горбом, который сгибал великана едва ли не в половину.
А старик, покинув нас, уже шагал навстречу волчьей стае что, отряхиваясь и фыркая, выбиралась на берег.
Серые убийцы, словно малые щенки, тыкались мордами в треплющую их загривки руку старика и блаженно жмурились от похвал, которые сыпал на них этот необычный хозяин леса.
Один из братьев, тот, что привез собак, тут же на берегу, подвесив туши, на толстые сучья деревьев стал разделывать их, бросая кости, требуху и жилистые куски мяса волкам.   
Я отвернулась от этого малоприятного зрелища и пошла вдоль берега.
Эльф естественно увязался за мной.
- Как тебе удалось так быстро вытащить меня из воды? – спросила я мальчика, отойдя достаточно далеко. Во всяком случае, запаха крови здесь уже не чувствовалось.
- Это не я, - улыбнулся Эльф.
- Не ты?
- Нет. Смотри.
Эльф схватив меня за руку потащил к деревьям.
Молодые, но уже достаточно высокие  деревца были пригнуты к земле веревками и привязаны к мощным корням соседних деревьев.
- Понятно? - Спросил Эльф.
- Более чем, - отозвалась я. – Привязал к чему надо и отпустил веревку. Дерево распрямится и выдернет что угодно и откуда угодно. Только сколько силищи надо, чтобы их так согнуть?
- Ну, силы то у нас навалом, - рассмеялся Эльф, кивая в сторону берега.
- А как ты оказался здесь? Ведь ты был там же, на том острове?
- Бабушка послала меня к деду. Она смотрела в «омут» и увидела там что-то очень страшное.
- Этот горбун твой дед?
- Да. – Гордо ответил тот. – Он первый силач во всей Англии, к тому же колдун.
- Колдун?
- Конечно. Когда он был молодой, то околдовал бабушку, и та вышла за него замуж.
- Ну, раз он смог ее околдовать, значит, она не колдунья?
- Нет.
- Так как же она могла что-то увидеть в «омуте»?
- Очень просто - она ведьма.
- Большая разница, - усмехнулась я. – Интересная, знаешь ли, у тебя семейка. Колдуны, великаны, ведьмы, ворожеи. Полный набор кудесников.
- Нам феи не хватает, - Эльф взял меня за руку и заглянул своими глазами-озерами в мои глаза.
- Ну, это вы зря губы раскатали. Я не фея, – резко ответила я, но глаза все-таки опустила, не выдержав его взгляда.
Эльф ничего не ответил, только хитро сощурил глазки, от чего я напряглась и попыталась заговорить о другом, подумав про себя: «от чего так смущает меня его взгляд, и не слишком ли часто мне приходится менять тему разговора общаясь с этим мальчишкой?»
- Это из-за твоего браслета волки не тронули меня?
- Ага. А Угрюмй даже узнал браслет. Это мой волк, помнишь, как он успокаивал тебя на берегу.
- Ну, знаешь после такого успокоения, психолог - это уже неоправданный перевод денег.
Эльф меня не понял, но это его не смутило. Мне даже показалось, что ему нравиться, что он не всегда меня понимает, наверное, для него это говорило о моей неординарности.

Мы гуляли с ним по острову довольно долго. За это время он успел мне рассказать, что никто не знает о том, что здесь  живут братья.
Наоборот, об острове ходит дурная слава, что здесь живет чудовище - дракон, плюющееся огнем, которому прислуживают волки. Даже женщины на соседнем острове не ходят на ту сторону своего острова, что смотрит на «место смерти», как прозвали остров в округе.
А все благодаря деду.
- Откуда он родом – никто не знает. – Начал свой рассказ Эльф. -  Все, что было с ним раньше, до того как он встретил бабушку, покрыто тайной. Он говорил ей как-то, что очень много путешествовал. Побывал в далеких странах. Видел разные чудеса. Встречал много удивительных людей, и сам от них  кое-чему научился. Но не вдавался в подробности.
- Они встретились уже здесь, в Англии? – спросила я.
- Нет. Бабушка была очень знатной дамой в Ирландии. Там они и познакомились, на празднике, где дед показывал разные чудеса. Они понравились друг другу и стали встречаться. Но так как бабушка была дамой благородного происхождения и весьма богатой, среди ее родни тут же нашлись те, кому ее увлечение пришлось не по нутру, и они решили избавиться от богатой наследницы, чтобы завладеть ее имуществом. Они объявили моего деда - колдуном, а бабушку – несчастной - павшей во власть сатаны. А дальше хуже, их фантазии зашли так далеко, что они стали говорить, что бабушка сама по себе - волшебница, которая по силе своей переплюнет всех колдунов Ирландии, Англии, да и всего мира. Прошло совсем не много времени, и в тех краях объявился инквизитор - Рихард Ледред. Но родственники не рассчитывали, что в яму вырытую другим, они угодят и сами.   Ледред не стал церемонится, и арестовал всю семейку, прибрав замки , земли и деньги заговорщиков к своим рукам. Бабушка и дед бежали, остальных долго пытали, а потом сожгли на городской площади, как колдунов.
- Становится понятно, почему в Европе стало так туго с дровами, - мрачно пошутила я. – У вас тут, куда ни плюнь – везде костры.
- Это точно. Полыхают по два, три раза в неделю. И не по одному. Наш епископ хвастался народу, что за прошлый год сжег 400 колдунов и колдуний. А местность то наша не большая и народу вовсе скоро не останется.
- Ну, а что было дальше? – спросила я.
- А дальше – ничего. Где-то долго скитались, а потом поселились здесь, в этих дебрях, родили детей, вырастили – все как у всех.
- А почему же их здесь не нашли? Неужели не искали?
- Почему искали, но не находили, - опять заулыбался Эльф, - дед поджигал дурман-траву, и тем отвадили отсюда любопытных, а слухе о чудовище люди уже сами распустили.
- Дурман-траву?
- Да. Она у всех на виду растет, да только никто почти о ней ничего не знает. Именно эта дурман-трава и тебя усыпила.
- Меня?
- Угу. Трава  эта растет вдоль воды, и когда солнце встает и высушивает на ней росу, то слегка прижигала листья. Вот дурман и делал свое дело. Это не опасно, просто сладкий сон, поэтому я  не стал будить тебя, когда проходил мимо, отправляясь на этот остров. Дым же другое дело, если человека вовремя не вынести на свежий воздух он уже не проснется.
«Достали меня уже эти дурманы. – Подумала я. – Наверняка Бэлке как раз и досталась книга этой самой Алисы. Один рецепт, похоже, и цель – свести меня с ума. А может они здесь и не причем. Со мною по жизни постоянно что-то происходит. Притягиваю к себе всякую чертовщину, как магнит».

Мы еще долго бродили по острову, пока не устали ноги и, наконец, повернули обратно.
Я спросила, как им удалось приручить волков, но на это Эльф ответил, что это тайна, и что он не откроет ее мне, пока я не стану членом их семьи, после чего я разумеется  перестала настаивать на ответе и вообще задавать вопросы. 
Увидев, что я замолчала, Эльф желая меня снова разговорить сказал, что с волками - это опять все дед. Он  умеет подчинять себе людей и животных, так он приручил первого волка, а когда дети стали подрастать и их научил этому. Теперь на острове у каждого мужчины есть свой волк, с которым тот охотится и который его защищает. 

Солнце поднялось уже совсем высоко - приближался полдень, и желудок, не приняв всерьез овощную жижу, которой я его накормила, все ощутимее напоминал о себе.
Эльф повел меня к костру, где готовили пищу.
В огромном котле кипела вода, и умопомрачительно пахло мясом.
Нам навалили полные миски похлебки, и я приготовилась размять челюсти большими аппетитными кусками.
- Это, наверное, олень, убитый в королевских лесах? - спросила я, показывая на мясо.
- Ты, что никогда не ела оленину? – удивился Эльф.
- Как-то не пришлось. В наш магазин не завозят.
- Я обязательно добуду тебе оленя, - пообещал мальчик, - а это собачатина, ты же видела,  как Тед разделывал собак.
Я так и не донесла кусок мяса, с которого капал жирный бульон, до рта. Наверное, я все-таки была не настолько голодна, чтобы есть собачатину. Положив кусок обратно в миску, я протянула ее Эльфу.
- На, возьми себе. Тебе нужнее – ты еще маленький. Быстрее вырастишь.
Эльф растерялся. Он искренне не понимал, почему я вдруг расхотела есть.
- Без мяса ты будешь слабая. Ешь.
- Нет, не могу. Я сижу на диете.
- Где?
- Это когда ничего не едят, чтобы быть легкой и изящной как перышко.
- Если ты будешь такой легкой, тебя обвинят в колдовстве. – Ответил Эльф.
- О, Боже мой – это то с какого перепугу?
- Так испытывают всех ведьм – если она легкая, то значит может летать на помеле, а раз может летать, значит ведьма.
- Все равно не буду есть. И вообще с сегодняшнего дня, наверное, стану вегетарианкой.
- Это как?
- Не буду есть мяса.
- Совсем?
- Совсем.
- Умрешь. – Безапелляционно заявил мальчик.
- Я же фея.
- А-а-а. То-то же. – Довольно протянул Эльф, словно он был инквизитором и, наконец-то добился от меня признания. - Я знаю, феи едят фрукты, цветочную пыльцу. Но у меня пока этого нет…. Хотя сейчас…. Погоди я скоро.
Он сорвался с места и, перепрыгивая через волков, которые тут же уже обожравшись требухи и развалившись среди людей, грызли кости, куда-то умчался.
Очень быстро он вернулся, неся мне в лопухе землянику, и какие то корешки. Землянику я тут же съела, корешки пообещала съесть позже, и положила их в карман брюк.
Так, позавтракав фантазиями о бутерброде и кофе, я вдруг почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Оказалось, что это Дед сверлил меня своими темными глазами.
Увидев, что я обернулась, он поманил пальцем.
- Иди, - шепнул Эльф и подтолкнул меня к Деду.
- Твое? – Дед кинул к моим ногам рюкзак, который я оставила на том берегу, спасаясь бегством.
- Мое.
- Показывай.
- Чего?
- Камень-вещун.
Я не сразу сообразили, что он говорит о плеере. Потом, усмехнувшись, достала его из сумки и протянула его старику.
Тот осторожно взял в руки. Покрутил со всех сторон, понюхал, разве что не покусал. Сыновья бросали издали любопытные взгляды, но не подходили. Отец чувствуется, был здесь крутым авторитетом.
- Только тебя слушается?
- Только меня. – Подтвердила я.
- Покажи, что он может.
Я нажала «play».
Грохнули барабаны. Все повскакали с мест. Дед напрягся, но усидел. Потом махнул рукой остальным - сидите мол.
Плеер между тем еще поиграл немного, потом, зачихал, заблеял и смолк.
Дед вопросительно посмотрел на меня. Я развела руками.
- Все концерт окончен. Батарейки сдохли.
- Совсем.
- Да.
- От чего.
- От голода, – подумав, сказала я.
- Сила ушла? – понял дед.
- Точно.
- Вернуть ее можно.
- Здесь нет.
- А где?
- У меня дома.
- Это далеко.
- Очень.
- Жаль.
- Почему?
- Он бы нам сегодня ночью пригодился.
- А что будет сегодня ночью?
- На выручку пойдем. Бабку мою в темницу увели и еще десяток баб с ней. Да детишек всех подчистую. Не поспели мы.
- И как же теперь?
- Поживем - увидим. – Хмыкнул Дед. - Справимся, не сомневайся. А пока отдыхать всем, ночь будет не легкая. – Последние слова он произнес громко, уже для всех.

Но отдохнуть в тот день никому так и не пришлось.
Из города прибежал один из братьев, самый младший, ростом пока еще не очень выделяющийся на общем фоне крестьян, а потому, как и Эльф, служащий при своей семье разведчиком.
Пробежав без остановки несколько миль, он, с трудом переводя дыхание, сообщил следующую новость – епископ, знакомый с Алисой Кителер и ее женихом еще по Ирландии, побоялся оставлять старую колдунью на ночь даже в темнице и объявил, что казнь состоится сегодня же, и уже отправил в лес крестьян рубить хворост для костра.
От такой новости Дед только крякнул, стукнул кулаком по колену и, посылая проклятия епископу и всем его приспешникам, начал спешно собираться на войну с инквизиторами.

И уже час спустя к городу катилось несколько телег с хворостом.
Подкараулить в лесу собирающих хворост работников, из аббатства оказалось плевым делом.
После того как им заткнули рты и привязали к деревьям, братья забрались под хворост, а мы втроем -  Кид – который был мне ровесником, сам Эльф и я, повели лошадей с подводами к городской площади. Чтобы я больше походила на мальчика, Дед самолично натянул мне на глаза ужасную шапку, которая пахла мышами, и ужасно натирала уши.
 
- А как же пытки, раскаяние, суд, приговор, в конце концов? – попыталась я выяснить у Кида волнующие меня вопросы справедливости, пыля по дороге, за телегами.
- Торопится, епископ, - ответил тот, - «испытание водой» - они не прошли, вот и все – какие еще доказательства нужны?   
- «Испытания водой»? Это как? – открыла я, было рот, приготовившись слушать, но пыль, что вилась столбом по дороге, тут же мне его закрыла.
- Обычное дело. – Начал рассказывать Кид, с таким же скучающим выражением лица, с которым я читала Достоевского – Подозреваемую в колдовстве женщину, раздевают. Связывают крестообразно…
- Как распятие?
- Ты что – это же богохульство. – Мгновенно вышедший из своей нирваны толстощекий Кид вытаращил на меня глаза.
Подводы тем временем выехали на небольшой мостик, что был переброшен, через речушку, которая проходила под стенами города.
- А как? – спросила я и показала Киду язык. Тот опомнился и заметно оживился.
«Может быть здесь это считается кокетством? – мимоходом подумала я. – Если так и дальше пойдет, то я уеду отсюда с толпой женихов» 
Эльф же наблюдая все это со стороны, не стесняясь лыбился во весь рот. В разговор он не вмешивался. Наверное, ему было интересно посмотреть, много ли мне удастся узнать из разговора с его братцем, ум которого явно проигрывал перед мышцами.
- А так. Эту руку, привязывают к большому пальцу этой ноги, - Кид схватил своей левой рукой большой палец правой ноги, - а другую руку к другой ноге. Да так крепко, что невозможно пошевелиться, и опускают в реку.
«Связав» самого себя за руки и за ноги Кид невольно остановился и задергался в этой необычной позе, показывая насколько крепко бывает связан человек.
Не знаю – толи лошадь, что тащилась следом за возом Кида, была слепая, толи ей просто захотелось пошутить, но в результате легкого толчка ее головы, Кид смешно взмахнув, мгновенно «развязавшимися» руками, рухнул с моста в воду.
Выбираясь на берег под наш с Эльфом хохот, Кид, ругался на чем свет стоит, мрачно супил брови, грозил кулаком нам и кобыле, а потом, в конце концов, побрел в кусты выжимать одежду.
- Вот тебе и испытание, - от души смеялся Эльф.
- Я так и не поняла, - держась от хохота за живот, спросила я, - он колдун или просто искупался?
- Я тоже не понял, - ответил Эльф, - но если серьезно, если подозреваемый не тонет – значит виновен.
- Но ведь он и не утонет, - отозвалась я, пытаясь в уме применить к данному случаю законы физики.
- Конечно, не утонет, он же выходит лежит на поверхности, как лодка – спиною к воде.
- Но как же тогда…, - поняв, что означает это испытание для подозреваемых - смеяться как-то сразу расхотелось.
- А вот так, – хмуро буркнул Эльф, вспомнив, наверное, что сегодня именно его родных, подвергнув этому нелепому испытанию, обвинили в колдовстве и приговорили к смерти.
Под хворостом зашевелились братья, ругаясь на нас, за балаган, что мы развели на дороге, и мы, сразу посерьезнев, поспешили к городским воротам.

На улицах города толкался народ, который спешил поглазеть на казнь.
В этой суматохе братьям удалось незаметно выбраться из подвод и они, согнувшись в три погибели, чтобы казаться меньше, с накинутыми на плечи плащами, растворились в толпе.
Отдав подводы подошедшим монахам, мы отошли к стене окружающую городскую площадь перед замком, где в эти минуты городским наместником, епископом и местным аббатом сочинялся приговор несчастной старухе, сжечь которую все они мечтали как о манне небесной.
Но и это было не все.
Рассудив, «пугать народ так, пугать», ими было принято решение о массовом сожжении ведьм.
На площади, по кругу, высились шесть эшафотов, в центре возвышался седьмой
Похоже, как бы не радовались сегодняшнему улову инквизиторы, сами то они боялись своих жертв не меньше огня, в котором торопились погубить приговоренных, а потому искали защиту от них - во всем, даже в священных числах, применяемых к месту и ни к месту.

И вот словно ветер пронесся по толпе.
Везут. Везут. – Закричали повсюду.
Мы оглянулись в сторону замка.
На телеге живодера - грязной колымаге, запачканной черными потеками, застывшей крови, усиженной мухами и воняющей, как мясные ряды на рынке в жаркий день, на площадь вывезли женщин - в угоду мракобесия, ставших жертвами религиозных фанатиков, безжалостно обвиненные в колдовстве и приговоренные к казне.
Увидев, их Эльф вздрогнул и сжал мою руку.
Помимо бабушки и его тетки Элизы там стояла и его собственная мать, пойманная сегодня на острове.
Женщины стояли, опустив глаза, с ужасом ожидая страшной смерти.
В порванной одежде, босые, с перепачканными лицами,  и запекшейся в уголках ртов кровью они казались пугливыми зверьками загнанными кровожадным зверем на бойню.  И только согнутая параличом старуха была несгибаема. Она улыбалась, заглядывая им в глаза, и шептала что-то - толи ободряла несчастных, толи успокаивала.
Я почувствовала, как щемящая тоска схватила в свои тиски сердце и брызнула слезой ненависти к убийцам.
«Люди ли те, кто собирается сделать ЭТО? - пронеслось в голове, – и тут же пришел ответ. – Да – люди. Люди, имя которым - НЕЛЮДИ».
Стиснув кулаки, я развернулась к побледневшему Эльфу и, толкнув его, чтобы вывести из ступора, потащила к воротам замка, туда, где велел нам быть Дед.

Стражники у ворот замка сами по себе казались неприступной крепостью.
Они грубо отталкивали подошедших слишком близко ротозеев, пиная их тупыми концами копий, а то и вовсе сбрасывая в ров, через который был перекинут мост.
Однако нищие все равно продолжали лезть вперед, особенно, когда из замка или в замок проезжали знатные жители города, в надежде получить милостыню.
Стражники, утомленные сегодняшним оживлением в замке, становились все злее и беспощаднее.
Одним словом являли собой средневековый образец секьюрити.
Тем удивительнее оказалось то, что мы увидели чуть позже.  Из толпы вышел Дед, подошел к стражникам, посмотрел им в глаза и… без труда прошел в замок.
- Как это? – спросила я Эльфа.
- Заворожил.
- Круто. А всех заворожить нельзя, чтобы женщин увести?
- Кабы, можно было бы, нас бы здесь не было, Дед бы один управился. Чтобы на всех морок навести, большая сила нужна, много колдунов. А после большого всплеска колдун может неделю не вставать - сил не будет. Не просто все. Уж тебе ли не знать?
«Откуда мне это знать?» – подумала я, но промолчала.
За воротами между тем показалась вереница монахов, согнувшихся под тяжелыми дубовыми бочками, что они несли на спинах из замка.
Стражник остановил первого, подозрительно покосился на бочки. Спросил – чего те несут.
- Епископ велел из погребов вино достать. Народ угощать будет. Праздник ведь нынче. Победа света над тьмою.
Стражник захохотал:
- Да уж сегодня посветим в небеса. Я слышал, хвороста привезли столько, что весь город спалить можно. Поджарим ведьм проклятых, поглядим, как черти их в ад потащат.
Монах глянул из-под косматых бровей на веселящегося солдата, что-то хмыкнул про себя и пропущенный стражей двинулся через мост. За ним последовали и все остальные.
- Гляди, каковы нынче монахи. Здоровенные, что твой медведь. Жируют в аббатстве, святоши. – Второй стражник сплюнул на землю, когда монахи скрылись в толпе. – Думаешь, это вино кому-нибудь достанется? Держи карман шире. Все сами выжрут. Такому бочку выпить, что мне кувшин опрокинуть.
- Эх, - согласился тот, что так сильно радовался предстоящему событию, - твоя правда, нет справедливости на земле.
Посетовав на свою долю, стражники, скинув с моста еще парочку бродяг, вернулись на свой пост.
- Похоже, обошлось, – зашептал мне в ухо Эдьф. Теперь давай за ними.
- За кем?
- За монахами.
- Да на что они нам сдались, вина, что ли захотел?
- Ты что? Какое вино? В бочках - дети.
- Дети? А монахи – это. . .
- Ну конечно. Неужели не узнала? Они сейчас в безопасном месте детей выпустят, и мы их из города выведем.
- А как же мы их выведем? Такой детский сад - незаметно не провести.
- Не волнуйся, ход есть. Я один знаю.
Толкаясь среди простолюдинов, смотрящих все больше поверх моря голов на площадь, чем на тех, кто проходил мимо них, мы бросились догонять вереницу монахов. Которые, добравшись до городской стены, один за другим исчезали за неприметной дверцей в толще стены.
Когда я вслед за Эльфом проскользнула за низкую деревянную дверь, у половины бочек уже были выбиты крышки, и оттуда вылезали перепуганные карапузы. Освободив детей, братья также незаметно исчезли за дверью - главное их дело было еще впереди…
Эльф тем временем выстроил малышей вереницей друг за другом и велел каждому держать за руку впереди идущего, потому что будет темно и огня разжигать нельзя.
- Все будет хорошо. Я поведу Вас, а сзади вас будет охранять фея. И совсем скоро мы будем на свободе. Хорошо?
Глядя на то, как послушно дети кивают головами и берутся за руки, я поняла, что  Эльф зарывает в землю талант педагога. Нет ничего более сложного, чем организовать детей. По себе знаю – я всегда от всех отставала, пряталась, наступала соседям на ноги и забегала вперед, когда надо было просто пройти из пункта А в пункт Б.

Ходить по подземельям, доложу я вам, хорошо только сидя дома на диване с книжкой в руках и с пледом на ногах.
На самом деле это жуткое время препровождение. Нет ничего приключенческого в том, чтобы идти в темноте, по мокрой глине, на которой разъезжаются ноги, за шиворот сыплется земля, а в глаза лезут корешки растущей на поверхности травы. При этом ты вынужден дышать затхлым, плесневелым воздухом, от которого жжет горло и щекочет нос.
Ход, через который повел нас Эльф, был даже и не ходом вовсе, а скорее звериным лазом.
 Этот переход я запомню на всю жизнь.
Дети совсем скоро начали плакать, и я их не виню, мне самой хотелось повыть от жалости к самой себе. Несчастные малыши постоянно спотыкались и падали. Они дрожали от холода и жались друг к дружке, цепенея от страха.
Надо было, что делать и немедленно. Чем-то их отвлечь.
Не придумав, ничего лучше  я начала читать стишки.

На пеньке сидит лисенок,
По траве бежит бельчонок,
У бельчонка рыжих хвост,
У лисенка ж нынче пост.

«Это наш Бухча, - радостно зашумели дети. - Он рыжий. Рыжий, как бельчонок или лисенок».
Я растерялась, потому что не сразу вспомнила, что Эльфа зовут Бухча.
Дети отчего-то решили, что это загадка, но я не стала с ними спорить.
Эльф был милый. Он действительно походил на лисенка, которого хочется погладить по непослушным рыжим вихрам, но которого надо и остерегаться, чтобы он не тяпнул тебя своими острыми зубками.
- Еще, еще сказку, -  кричали дети.
«Ё мое, - подумала я, - если б знала, прихватила бы из дома книжку Барто».

Живет в лесу старуха,
У нее кривое ухо,
Птиц не слышит, та горюха,
От того, что ухо глухо.

«Это бабушка Алиса», – возликовали дети.
- Моя бабушка, - гордо уточнила Люсьен, которая специально встала самая последняя, чтобы держать меня за руку. – Давай еще. Ты рассказываешь сказки, как свои волшебные заклинания – складно.

Солнце спряталось за лес,
Темным стал колор небес,
В темноте той рыщет бес.
Набирают страхи вес.

Но тут месяц - старый пес,
Себя на небо вознес.
Звезд лукошечко принес,
И по миру их разнес.

- Ты одна из тех звездочек, – сказала мне Люсьен.
- Ты так думаешь?
- Да. Я знаю, что говорю. Я ясновидящая.
- А-а-а, - протянула я, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Ну, тогда тебе конечно виднее.

Наконец туннель окончился, и мы вышли на свежий воздух, в небольшой рощице достаточно далеко за городскими стенами.
Здесь нас поджидали женщины с острова, которых утром удалось отбить во время облавы. Мы передали им детей, и я, наконец, вздохнула свободно.
- А что дальше? – спросила я Эльфа
- Для тебя все. Ты пойдешь в укрытие с ними. - Эльф мотнул головой в сторону удаляющейся толпы женщин и детей.
- А ты?
- А я вернусь в город, поведу с собой вон их, – из перелеска на нас смотрели внимательные волчьи глаза.
- Вот еще. Я тоже пойду в город.
- Ты что!? Дед убьет за ослушание.
- Кого ты пугаешь? Пошли. - И я первая нырнула обратно в проход.
Второй дубль подземного кошмара, показался мне значительно короче – это и понятно, теперь нас не сдерживали дети.
Волки, неслышными тенями проскальзывали под ногами, легко обгоняя нас и даже заставляя, время от времени, прижиматься к стенам лаза, чтобы уступить им дорогу, поэтому, когда мы с Эльфом выбрались на поверхность, они уже нетерпеливо толпились в небольшой комнатке, по-прежнему заваленной бочонками.
- Эх, зря я позволил тебе прийти, - в который уже раз тяжело вздохнул Эльф, осторожно выглядывая за дверь.
- Послушай, - рассердилась я, - кем ты вообще-то себя возомнил? Позволил, не позволил - мал еще, нос не дорос. И без тебя не пропаду. – Я рванула дверь на себя и вышла в толпу.
Людская река тут же подхватила меня и понесла на площадь.

Женщин к этому времени уже свели с телеги и привязали к столбам, обложенным дровами и хворостом.
Как и говорил стражник у ворот – епископ, явно желая сжечь обвиненных в колдовстве женщин дотла, не поскупился на дрова. Их притащили на площадь так много, что они лежал у стен - большими невостребованными грудами.
Народу было просто много, а чудовищно много. Похоже, тут собралось население со всей округи.
Нервы приговоренных, к тому времени уже начали сдавать.
Некоторые громко взывали к Богу и Божьей милости, продолжая надеяться на его справедливость и спасение у края бездны. Другие, наоборот, призывали дьявола и адское пламя на головы святош. Богохульствовали и плевали на солдат и монахов, что суетились внизу, с последними приготовлениями.
Толпа зрителей была в восторге.
Зрелище выходило ярким и впечатляющим.
Важные особы и простолюдины стояли здесь рядом, плечом к плечу, подтверждая правило, что созерцание чужого горя - зрелище стирающие социальные границы.
Богатые и бедные смеялись над сходящими с ума от страха женщинами, осыпая их руганью и камнями.

На открытую площадку башни вышел высший суд, во главе с епископом.
Глашатай развернул пергамент и начал читать приговор.
Я чувствовала, как мои мозги плавятся от всего того бреда, что слышат мои уши.
Женщины обвинялись - в шабашах, на которых устраивались оргии с чертями, в поедании новорожденных младенцев, в умерщвлении детей и скота, в совращении и блуде, опаивании зельями и наложении проклятий на крестьян и вельмож.
Чего только не было сказано в этом приговоре, пожалуй, только правды – что все это придумал воспаленный мозг психически больных людей.
А толпа гудела и жадно глотала каждое слово, слетавшее с башни, вызывая ропот одобрения и новый град камней в сторону ведьм.  Никого не интересовало, что эти обвинения соревнуются между собой в нелепости и надуманности.
Я не могла, до конца поверить в происходящее – все казалось нереально глупым и реально страшным.
«Что в такой ситуации может сделать горстка людей? - думала о братьях и их отце. - Да ничего. Как можно справиться с такой толпой, что окружила страшное место со всех сторон и давится здесь, боясь пропустить, даже малую часть большого спектакля?»
Я искала ответ, но не находила его.
Только чудо могло спасти несчастных. Но где его взять – это самое чудо?
Глашатай закончил читать обвинение, и последовал приговор короткий и страшный – «…за  тяжелые преступления и прегрешения приговорить осужденных к переходу от жизни к смерти посредством огня. Казнь свершить без предварительного обезглавливания, в связи с нежеланием грешниц раскаяться. Ибо в упорстве своем они так прогневивших Всевышнего, что он лишает вероотступниц своей последней милости».
«Который же из них троих взял на себя смелость говорить и творить от имени Бога? – думала я, глядя на запахивающихся в плащи, от поднявшегося вдруг сильного ветра, правителей города. – Скорее всего - сам епископ. Наверное, отпускает себе все грехи самостоятельно, не надеясь на тайну исповеди».
Трубачи на стенах задули в длиннющие трубы.
Толпа засвистела, заулюкала в предвкушении жестокой расправы.
Я еще раз огляделась по сторонам.
Никого.
Внимание всех было приковано к центру площади, уже несли горящие факелы.
И тут…
- Эй, помоги мне, - раздалось прямо у меня под носом, и я удивленно захлопав глазами, увидела перед собой…Деда.
Он нервно топтался на месте, пытаясь ухватить себя за горб.
- Да помоги же, тебе говорю.
- Чего надо то? – спросила я, пытаясь сообразить, что значат эти его акробатические подскакивания.
- Потяни за шнурок на спине, не могу достать. Не видишь что ли?
На спине, а точнее под горбом, действительно маячил шнурок, стягивающей сзади кожух в который был затянут Дед.
Я потянула за него и шнуровка разошлась как бы сама собой, освобождая то, что называлось - горбом…

Никакого горба у Деда не было и в помине.
Муляж.
Что-то типа рюкзака, в котором он прятал…
Почему-то я уже даже и не удивилась, увидев знакомое сияние, исходящее от кристалла.
- Откуда ОН у Вас? – спросила я Деда, проводя пальцем по пульсирующей, словно живой, поверхности камня.
Дед искоса, мельком посмотрел на меня и буркнул себе под нос:
- В том то и вся закавыка, что вроде как ОТ ТЕБЯ.

Я не успела даже удивиться.
Неожиданно, перекрывая шум толпы и крики команд, которые отдавались солдатам, что сдерживали напирающий народ, раздался леденящий душу звериный вой.
Люди, как по команде, подняли головы и ахнули.
На стенах вокруг площади стояли братья, вытянув вперед руки.
Но не это завораживало взгляд. 
У их ног сидели огромные серые волки, которые, подняв морды к небу, звали своих богов, приглашая разделить с ними битву…
Первобытная жуть, прорвавшись в живой мир, растекалась по кругу, захватывая в свои тиски оцепенения одного человека за другим, вливаясь упругой струей в вены молодого и старого, здорового и больного, мужчины и женщины.
Вечный страх человека перед лесным убийцей сделал свое дело - не было воли, чтобы отвести глаза, не било сил, чтобы шевелится, оставался лишь разум, далекая часть его, что не позволяла превратиться человеку в НИЧТО…

Камень, что был прямо передо мной, начал пульсировать еще быстрее, слегка затрещал и, наконец, вырвался в небо пучком ослепительного света.
Я почувствовала, как волна холода окутала меня, а потом, собравшись в ледяной шарик, затаилась где-то в затылке.
Я не могла шевелиться, даже если бы мне надо было бежать, я не могла не видеть, даже если бы закрыла глаза.
Но то, что я видела, казалось мне более не вероятным чем, то, что я не могу владеть своим телом.
Я видела, как старуха подняла голову и над площадью взвилась огромная стая ворон, заслонив собою солнце.
Веревки, которыми были связаны приговоренные, вдруг ожили и превратились в змей. Их блестящие тела, легко распутавшись, соскользнули с женщин, освобождая им руки и ноги, а затем, извиваясь, шипя и брызгая ядом, сползли с помостов, направляясь к вздрогнувшей от ужаса толпе.
Женщины же взмахнули руками, словно крыльями и рассыпались пеплом, который подхваченный ветром, закрутился вихрем и унесся за городские стены.

Холодный шарик в затылке кольнул острым шипом и… растаял.
Я захлопала ресницами, не веря своим глазам.
На стенах не было ни братьев, ни волков, передо мною не было Деда с его чудо-горбом, в небе не было птиц, веревки лежали возле столбов, а колдуний… и след простыл…

Я не знала - КАК…, но я знала, что ПОЛУЧИЛОСЬ.
От радости, я подпрыгнула на месте и заулюкала «оле-уле». На мгновение забыв, что нахожусь не на футбольном стадионе, где любимая команда выиграла матч, а в осином гнезде.
И этого мгновения оказалось более, чем достаточно, для тех кому только что обломали кайф.
Толпа разошлась от меня в стороны, словно вода от посоха Соломона, и я почувствовала себя голой под многочисленными взглядами толпы.
Кто-то крикнул, что это та самая ведьма из леса, что ночью околдовала крестьян и украла у них детей колдуньи, которых они хотели продать аббату.
Я попробовала бежать.
Но где там?
Окружили, не пробьешься.
Через головы я видела, как ко мне уже продираются стражники с мечами над головой. 
Теперь я знаю, что чувствует загнанный в угол поросенок, к которому идет человек с ножом, чтобы перерезать несчастному глотку.
Горло мгновенно стало сухим, ладони влажными, а колени предательски подогнулись.
Я видела глаза окружающих меня людей, и все они приговаривали меня к смерти.
- Опомнитесь, - закричала я. – Вы же хуже волков, которых считаете чудовищами. Вы убиваете себе подобных.
Но мой голос потонул в многоголосном вопле толпы, требующей моей казни.
Стражники, что уже заламывали мне за спину руки, посмотрели на башню, где стояли вершители судеб, только, только пришедшие в себя от увиденного представления.
Боясь потерять свой авторитет у простолюдинов, на глазах которых колдуны сделали свое дело, и они - ставленники церкви и короля, оказался одураченным наравне со всеми, они не смели, не дать толпе кость.
 Епископ махнул рукой, и стражники потащили меня к центральному столбу.
Я изо всех сил билась в руках мучителей, била пятками им по ногам, пыталась заехать коленной по самым болезненным местам.
Но тут же получила рукой в железной перчатке по затылку и на несколько минут успокоилась, беспомощно повиснув на руках  солдат.
Придя в себя от боли в стянутых веревками руках, я увидела себя накрепко примотанной к столбу.
А вокруг волновалось людское море.
Мои глаза выхватывали из толпы одно лицо за другим.
Кругом безумные глаза убийц - женщины, мужчины, старики, дети.
Все в едином порыве шизофреников, боялись, а потому еще сильнее ненавидели меня.
Скоро в меня полетели камни, и многие достигали цели, оставляя раны и кровоподтеки.
И вдруг я увидела его…
Эльф стоял у самой стены недалеко от заветной дверце. Его держал за плечи Кид.
Эльф рвался ко мне в безумном желании спасти.
Он что-то кричал братьям, но те обессилившими мешками стояли у стены. Они не могли мне помочь, потратив весь свой потенциал медиумов в этом масштабно-зрелищном поединке.
Это знала я.
Это знал и Эльф, но он все вырвался и бился из руках Кида, и тот, несмотря на свою силу едва удерживал его.
Я поймала взглядом глаза Эльфа, и он замер, как обессиливший петушок в сильных руках.
- Я виновата сама. – Сказала я ему одними губами. – Нельзя ничего изменить. 
Из его глаз брызнули слезы, и он зарылся лицом в куртку на груди Кида.

- Она ведьма, ведьма, - крикнул, кто-то из толпы. – Вон, посмотрите, это ее кошка. Сжечь их вместе. Сжечь. Сжечь.
Я оглянулась вокруг, но ничего не увидела, и тут, почувствовала, как что-то мягкое потерлось мою ногу. Опустив, насколько смогла голову, я увидела трущегося о ноги кота – того самого, которого видела уже не раз.
«Это же игра, - вдруг вспомнила я, – сон. Я не могу умереть. И кот вот тот же, и камень. Камень – это… Это… Это же его проделки…Все началось с него…Все , что я вижу – бред, фантазия. Не реальность. Такого не бывает. Это гипноз. Дурман».
Я так думала. Я хотела в это верить, но…
К хворосту с разных сторон уже подносили горящие факелы.
Сухие ветки быстро приняли в себя огонь, и разнесли его по кругу. Не прошло и пяти минут, как пламя закрыло от меня людей.
Горячий воздух сдирал кожу и выжигал глаза.
«Игра? Реальность? Игра? Если игра, то меня уже пора выдергивать из этого ада, а то будет поздно, - торопила я не знаю кого. – Ну, пожалуйста. Пора».
- Да спаси же ты меня! – закричала я, взывая в небо, которое из-за пламени выглядывало маленьким чистым голубым лоскутком, но было равнодушно и немо…

- Ты все равно будешь моей, - вдруг разнесся над площадью мальчишеский крик, и между сполохами огня, который рвался кусками от сильного ветра, увидела моего верного Эльфа на городской стене, с которой его пытался стащить Кид.
Я закрыла глаза не в силах терпеть разъедающий их дым.
Я плакала и улыбалась одновременно.
Меня любили, но я умирала…
Как полосата жизнь.
Уже почти ослепшими глазами я видела, как ветер подхватил охапку хвороста и метнул ее в толпу. Раздались крики, а огнь вдруг, стал играть с ветром в салки, кидаясь в разные стороны, танцуя на поленицах дров,  на одежде людей, на соломе, что устилала площадь.
Крики и вопли, заглушили треск, моего костра…там за огненным кольцом происходило что-то ужасное, но мне было уже все равно…
Одежда на мне уже тлела, а кожа лопалась, пахло жженым волосом и горелым мясом. Где-то читало, что у сожженных заживо людей лопается от закипевшей крови сердце.
Скорее бы уже конец.
Как жарко.
Как же не выносимо жарко…

Продолжение следует...