ПРО ВСЕ истории без начала

ПРО МАНЕРЫ

— У меня в желудке пусто, — невнятно сказал крокодил, дожевывая длинную ногу страуса, голова которого была воткнута в речной песок. Страус был интеллигентом. Голова высунулась.
— Простите, Вы что-то сказали?
— Угу… — промычал крокодил (его пасть была занята).
— Я так и понял. — Сказал страус. Потом в ужасе посмотрел на жующую пасть и прикрытые в блаженстве кроваво-красные глазки. Крокодил принимался за другую ногу, впрочем, еще недожевав первую. Он был изрядным гурманом, которому сперва нужно везде попробовать, прежде чем уже основательно вгрызаться. Тонкий знаток вкусностей. Чавкоглот. Перед тем как приступить к дегустации обычно щелкал звонко пастью, но в этот раз ограничился тем, что поелозил челюстями по песку возле страуса, как будто лопатой совковой, и пару раз пошлепал вбивая песок, и утрамбовав, вскинул-выпучил глазенки вверх на изваяние. Скульптура страуса не двигалась, и была в песке головой. Тогда он принялся пробовать.
— Простите, — сказал страус, — но Вы, господин крокодил, скоро, видимо, доберетесь до головы, и я так и не смогу уточнить, что именно Вы изволили сказать…
— Уже не важно. — Глотнув, едва слышно произнес крокодил.

ПРО ИСПУГ

Заяц не переставая испражняется. У него понос. Его пучит под каждым кустом. Лесной лекарь (филин) посоветовал сесть на ежа. Когда заяц испуганно вопросил «зачем», тот почесался в перьях, и сделал неопределенный жест свободным крылом. Под другим находился увесистый том «Лесной лекарни», и было видно как утомительно для филина тянет весом своим вниз, норовя выскользнуть. Однако, чуть вздергиваясь, как подпрыгивая, и от сего сотрясаясь с важным видом, тот доставлял умелым перехватом книгу на место. Ветка покачивалась, и он еще умудрялся не соскользнуть и с ветки. Становясь в глазах косого от этого еще внушительнее всем своим мудрым видом.
— Я думаю это для того, чтобы еж тронулся. Когда он тронется, ты это почуешь, и тебе покажется, что ты делаешь что-то не то.
Заяц почесал между ушами, дотянувшись сзади до макушки. Лапа немного неестественно выгнулась, ища промежность ушей. Получилось. Обычно, когда он был сильно в недоумении, там ужасно свербило. Пробовал чесать спереди, но лапа терла глаз, и было неприятно.
— Может пилюлю какую?
Филин заухал, впрочем, пару раз только, «у-у», и осекся, втемяшив в страдальца оба глаза, ибо иногда они разбегались, ища пациентов, но тут-то все было очевидно.
— Нельзя пилюлю, нужна психотерапия, уж поверь.
Потоптался, и исчез.
Вот, нашел заяц ежа, спящего и свернутого клубком. Пристроился уже и хотел сесть. Еж разворачивается и полусонно вопрошает: «ты чего, заяц?», а тот недолго думая отвечает: «что ж мне теперь делать?». Еж его не понял, и завозившись, поковылял отсель. Заяц проводил его мутным глазом, выпуская газы и булькая.

Разумеется, зайца напугал волк. Как всегда голодный и злой рыскал он по лесу в поисках места, которое не бывает пусто. Голодный-то он голодный, конечно, но все-таки что-то не то съел, видать, намедни, и был крайне не в себе, утратив чувство нюха и способность различать дорогу. Брел себе, рыская глазами, да бестолку, ибо только вращал ими, будто закатывая в презрительном недоумении. Наступил на зайца (нечаянно — и не иначе), который прямо на лесной тропе пытался облегчить себе кишечник, коий сворачивался от потуг, но ничего не получалось — запор есть запор! Подвернул ногу, лапу то есть. Озлобился еще пуще. Зайца-то пронесло сразу. Так все немедля и выложил на другую ему лапу, неподвернутую, когда волчище вздумал его хорошенько пнуть под трясущийся зад. Как-то все… одно к одному. Запачканный и злой побрел волчище далее, глазами катать. Лес от этого какой-то странный становится, деревья прыгают, впрочем, видел такое и не вращая очами, набрел как-то на лесоповал. Деревья падали, от одного увернулся, другим чуть не накрыло. В другой раз загорелся лес. И долго горел, потом тлел, дымился, так до окончания летней поры. Зима пришла, снег с чернотой угольной посмешался. Но то было с той, другой стороны, здесь-то лес еще стоит, только деревья двигаются, если вращать зрением. Решил и закатывать тогда, под небо. В общем, разобрался.

У волков, кстати, проблем с кишечником нет. Все от мясоедения. А трава — травит. Потом, волк голодный постоянно, у него слюна из пасти в желудок стекает очень обильно. Пищеварение стабильное. Ему на ежа садиться незачем.

Еж тот про эти фокусы все был не просто наслышан. Не один он, конечно, в лесу такой ежистый, но… вот, не везет как-то колючему. У филина-лекаря один рецепт на все времена и все недуги. Для всех и каждого. А «ты чего?» — это любимое выражение энтого ежика. Часто просыпаться стал. Бедолага. Да, со сна, одно и то же, одно и тоже… Угораздило же родиться… колючкой. А несварения часто бывают. Недалеко от леса завод химический поставили. Предприятие. И даже помыться теперь проблема в местном озерце. От воды душок ядреный пакостью. И то горлом, то задом — несварение. А филин всех к ежу отправляет, а еж сей хоть и не один во всей породе ежовых, но гулять любит, потому всем и попадается — для физио- и прочей терапии. Как жить-то?

Да, не боится еж никого. Не в том дело! За шкуру обидно. Ее ж так просто не отмоешь… не ототрешь, вернее, если вот только дождик окатит с головы до... всех колючек.

М-да…

Весело в лесу (бывает). Когда не с испугу.

ПРО НЕДОРАЗУМЕНИЕ

А еще слоны бывают. Больши-и-ие такие. С хоботами. Величавые, тучные. Стадами бродят.
Вот один такой на крокодила и присел. Отбился от стада. Да, не по болезни. Так просто. Посидеть захотелось ушастому (уши у них больши-и-ие такие, опахала прямо). А крокодил тот страусом давится, спешит, беспокоится про себя, как бы тот не убег. Не каждый ведь день страуса жуешь. Экзотика. Впрочем, крокодилу довольно обыденно сие. Еще и интеллигентного впридачу. Деликатес!
Ну, вот, тот слон от жары изнемогший, ему на хвост свой зад необъятный и опустил. Но, понятно, какой там «хвост»: накрыл как саваном. А что ему видать-то под собственным брюхом? Зеленого, конечно, вывернуло — вытошнил он того интеллигента. Что вы думаете, страус после этого сделал?
Никогда не догадаетесь.
Стал страусиной кучей.

Гм…

А недоразумение недоразумению — рознь.
И слона может приспичить… сами понимаете.
И что ежу тогда делать?
Снюхаться с крокодилом? Тот будет жрать страуса, Слон будет плюхаться задом на зеленый хвост, поднимая тучу брызг… так это же описаться можно, ужас какой! А еж не при делах все равно как бы. Колючий он… До него никому дела нет, пока кишка держит. А как ослабнет — все. То есть, всё.
«Ежа не видели?»...
Ну, это присказка. Сказка впереди… Да… кто ее озвучит-то?
Заяц пары слов не свяжет, волк только зубами скрипит (клыками, то бишь в пасти по чем зря елозит) — и не понять ничего. Слон от жары трубит и вообще ничего не слыхать, о чем там рядом шушукаются. У страуса голова в тине. Рот в иле. Иногда, по сухости погоды, в песке. Мямля. Крокодил постоянно жрет что-то — только мычать и может. И плакать еще. Крокодиловыми слезами. Жаль ему страуса. Сдох впустую, совсем понапрасну. Теперь точно ничего не скажет.
Страус. Крокодил. Заяц. Еж. Волк. Слон. Филин еще. Умник. Угу? Угу…
Да не про кого это. Просто про манеры, испуг и недоразумение.
История без начала.
И без конца…
И много таких еще историй, в которых настоящее чекается с грядущим, закусывая просроченным прошлым, с запашком. И говорите не будет несварения? Ха!