Женская палата

Часть 1. Лена

Таня приподнялась на постели и осторожно перевернулась на другой бок. В палату вошла светловолосая девушка лет шестнадцати, с пакетом, наполненном вещами, в руке. На ней был светло-зелёный ситцевый халатик, обтягивавший её плотное тело. Пшеничного цвета волосы заплетены в две довольно толстые косицы, вокруг румяного лица вились кудряшки. Своим сверстникам она кажется простоватой, подумала Таня, но ей девочка понравилась: настолько она вся светилась молодостью и здоровьем. Странно было видеть такую в больничной обстановке, хотя возможно, что болячка у неё тоже от переизбытка жизненных сил.
У самой Тани было то, что врачи называли по-научному то «сепсис», то «киста», но на самом деле это был обычный чирей, который никак не заживал, даже и после операции. Хотя, у неё ведь диабет, потому и заживает так долго, и полнота у неё нездоровая.
Они не сразу заговорили. Вновьприбывшая набивала своими вещами тумбочку. Когда она обустроилась и легла на кровать, Таня спросила:
— Тоже на операцию?
— Да, наверное. Так не хочется, но вот, сказали — киста на копчике.
«Ну да — киста», усмехнулась про себя Таня. 
— А как вообще операция, очень страшно?
Таня на миг задумалась: конечно, операция была малоприятной, главным образом потому, что наркоз вводили в позвоночник. Ей, при её полноте, попали раза с восьмого, наверное. А потом она лежала, совсем не чувствуя своих ног и всё время прислушивалась к ним, а вдруг чувствительность так и не вернётся? Потом наркоз прошёл, и началась боль.
Но Таня решила не пугать девочку.
— Укол не очень приятный, ну а так вообще ничего страшного. Поболит немного и пройдёт, забудется,-
Таня поймала себя на том, что говорит как рожавшая женщина, которая не хочет пугать новичка, хотя сама она никогда не рожала.
В другом углу палаты охнула и запричитала старушка.
— А с бабушкой что? — полюбопытсвовала Лена.
— С ногами что-то, всё время перевязки. Ночью она так стонет — не уснуть. — Таня
тут же пожалела,что так сказала, ей не хотелось казаться бессердечной.
Дверь в палату снова приоткрылась, вошла медсестра. Она подошла к Лене:
— Сегодня кушали, пили?
— Нет.
— Ну, пойдём тогда.
Лену повели в операционную. Проснувшаяся старушка вдруг произнесла совсем разборчиво:
— Пошла девочка под нож.
Таня полежала ещё немного так, а потом снова осторожно перевернулась на другой бок и взяла в руки кроссворд.

Вечером начались посещения. К Лене пришла подружка-одоклассница, и Лена, почти такая же крепкая, как до операции, оживлённо с ней болтала. Таня протянула руку ко своему разнывшемуся шву, пощупала его через одежду и сказала:
— Лена, тебе двигаться пока нельзя, смотри, поосторожней.
Лена обернулась к Тане как русалка, которую выбросило на берег — одной верхней частью корпуса:
— Ноги как каменные, — она весело улыбалась.
Таня строго соблюдала все предписания врачей и сейчас только удивлялась с какой лёгкостью относится ко всему девочка.
Пришла медсестра, принесла градусники и таблетки.
— Ну а у нас как дела? Не кровоточит? — Подошла она к Лене.
— Немножко. — всё так же с улыбкой отвечала Лена.
— Давай-ка посмотрим… — Медсестра приподняла одеяло.
По простыне и ночной рубашке расплылось большое кровяное пятно. Одноклассница вскочила со стула как ошпаренная.
— Скорее! — Вскрикнула медсестра и побежала за кем-то в коридор. В палату вбежали
ещё две медсестры, привезли каталку. Вокруг Лениной кровати засуетились.
— В операционную нельзя, давай в перевязочную! — и каталку с девочкой снова вытолкали в коридор.
Сердце у Тани часто забилось, расширившимися от ужаса глазами она и одноклассница глядели друг на друга. На дальней койке снова заворочалась старуха. Пришла санитарка поменять простыни.
— Столько крови потеряла, — покачала головой она.
Таня поднялась с кровати и подошла к двери, прислушиваясь, что происходит в перевязочной. В коридоре послышались шаги, появилась небольшого роста светленькая женщина, за ней такой же невысокий мужчина. Таня почему-то догадалась, что это Ленины родители. Они робко заглянули в палату, навстречу им сразу вышла подружка Лены. Родители слушали её как-то рассеянно, но очень испуганными они не выглядели. Таня почувствовала на них обиду.
Она подошла к окну, на улице было уже темно. Кто-то из навещающих повернулся к окнам, помахал — показалось, что ей. Таня постаралась отвлечься и думать о том, придёт ли и к ней завтра Павлик…
Наконец привезли назад Лену. Сказались испуг и потеря крови: она побледнела и улыбалась более вымученно. Её мама неловко присела у кровати.
— Болит?..— посмотрела она жалостливо на дочь.
— Нет. Я ног пока ещё не чувствую.
— Мы тут тебе сок, фрукты принесли, — мама стала рыться в сумке. — Славик сегодня
такой капризный, простудился кажется, — мама вздохнула. — Ты, дочур, лежи, отдыхай, а мы пойдём, чтобы тебе не мешать сегодня? Да и Славик приболел что-то.
— Ну ладно мам, идите, —Лена что-то совсем скисла.
Родители, улыбаясь и как бы пятясь, вышли из палаты.

Часть 2. Таня.

Эту ночь Таня плохо спала, и тем больше ей хотелось уснуть в обед. Глаза слипались. Но её новой соседке, наоборот, не спалось. Вооружившись карандашом, она завладела Таниным кроссвордом, и как только ту настигал сон, в воздухе раздавалось:
— Слово из пяти букв…
Таня пыталась отыскать нужное слово в плывущем сознании, и как только она снова погружалась в сладкое забытьё, следовало:
— А вот это, четыре буквы, третья «а»?
Так продолжалось, пока Таня совсем не проснулась. Она пронаблюдала, как Лена осторожно поднялась с кровати и прошествовала к тумбочке бабули. Оставив там яблоко, она поковыляла обратно и встретившись взглядом с Таней, сказала, как бы объясняя:
— Мне-то родители ещё принесут сегодня. Если, конечно, Славик не очень заболел.
Бабуля глянула на яблоко и ,поморщившись, как будто слова давались ей с трудом, просипела «спасибо».
— А вы хотите? — сросила Лена у Тани.
— Нет, ко мне, может быть, племянник сегодня придёт. Я всё жду, что он принесёт мне булочек, хотя мне их и нельзя, — Таня улыбнулась,сладкое было для неё под запретом, но от этого становилось только желаннее.
Таня очень любила своего племянника, он был ровесником Лене, и был уже известным   спортсменом. Всегда подтянутый, сдержанный; Лене бы он очень понравился. А Лена ему? Вряд ли.
— А я вот не хочу, чтобы родители сегодня приходили, им не до меня, только делают вид, что интересуются. А у вас дети есть?
— У меня? Нет. Хотя, вообще-то могли быть, если бы я знала лет двадцать назад, что мне всего только маленькая операция нужна, жгутик там какой-то перекрутить. А то таскали по институтам, гормонами там всякими пичкали, потом у меня волосы расти начали где надо и где не надо… Это хорошо, когда от природы всё дано, вот как у тебя.
— У меня? Ой, а мне ничего не нравится, и волосы эти дурацкие. Я их хочу подстричь, вот так, — она захватила пальцами косичку посередине, —только мне мама не разрешает. А сейчас уже никто так не ходит, глупо. А эту операцию, сейчас вам нельзя сделать?
— Да нет, ну что ты, сейчас-то мне уже больше сорока, да я и привыкла. — Таня
понимала, что ей хотели сделать этим вопросом своеобразный комплимент, она ведь прекрасно знала как сейчас выглядит. И если возможно было такое теоретически, то практически —с её необъятным телом, жиденькими волосами, стёршейся внешностью —неосуществимо. 
Тем временем в палату вошла медсестра. Она подошла к кровати старушки.
— Ой нет, нет не надо, не мучайте… — запричитала та и стала снова морщиться.
— Надо бабушка, а как же? — проговорила медсестра с напором.
Лена и Таня невольно стали наблюдать за перевязкой. Из-под простыни выглянули жёлтые бинты, под ними постепенно проступали худые дряблые ноги. И вдруг — невероятные, раскрытые красные раны. Невозможно было представить, что они когда-нибудь заживут.
« Ох, сколько же можно, когда это кончится, когда всё это кончится», «тихо, бабушка, тихо» — сопровождало всю процедуру.
Наконец, медсестра ушла, в палате повисла тишина.

Часть 3. Бабушка Лукерья

— Бабушка упала, наверное, или… — что «или» Лена не смогла додумать.
— Бабушка Лукерья, повтыкала в попу перья.
От неожиданности Таня и Лена рассмеялись.
       — Да нет, не упала, —продолжила старушка, ещё тяжело дыша, — это он сапожищами-то своими, а сапоги тяжёлые такие, как кованые.
Женщины с удивлением прислушивались к её словам: ещё недавно казалось, что старуха почти не понимает того, что вокруг. А теперь она говорила, да ещё что говорила.
— Вас побили? — испугалась Лена.
— Да, друг сына моего. Думал, может денег у меня много. Ведь я как — у меня шуба
такая, ещё со старых времён, красивая, длинная, — ну он меня и увидел в ней, я через парк шла.
Таня глядела на пожилую женщину, вдруг представляя её в красивой длинной шубе, и из под морщин стали проглядывать тонкие, благородные черты лица; волосы, разметавшиеся по подушке, могли быть когда-то красиво уложенными. А они её всё «бабушка» да «бабушка».
      — Сына-то у меня убили, ещё в том году. Он  квартиру тогда продал, пошёл в бар — «отметить», а там уже ждали, видно, ну и бутылкой по голове. Меня тогда в социальный дом определили — там шведы ремонт сделали, у каждого комната своя. Только это не дом. Собаку вот не разрешили взять. А у меня собака красивая такая, хвост пышный. И умная.
Тут бабушка сделала паузу.
— А у нас у рынка тоже собачка умная,  — вставила Лена, — она стоит у входа, люди ей деньги дадут — а она бежит в мясной отдел, там сосиски покупает!
— Правда? — улыбнулась Таня. 
— А какая, какой цвет? — спросила бабушка.
— Чёрная такая, с жёлтым.
— Нет, у меня рыжая, и хвост такой пушистый, — старушка повела в воздухе рукой. —
С собой-то её взять не дали, так я её у соседа оставила. Корм ей приносила, гуляла с ней. Она ведь мне от сына осталась. Ну вот и тот раз, пошла проведать.  А этот — думал деньги у меня есть, а откуда деньги: пенсия за комнату уходит,а что сын квартиру продал, так ведь тогда же те деньги и отняли. Я ему это всё говорю, а он разозлился, толкнул меня, а потом и ногами… Так я уже устала, врачи эти всё режут и разматывают, и заматывают. Уже бы и умереть. Только переживаю, как там собачка моя. Сосед-то, поди, и выгнал уже. Может, тоже уже где-то на рынке?

Часть 3. Галя.

Утром Лена ушла на перевязку. Таня выглянула в коридор:  там на кожаной кушетке сидела женщина в спортивном костюме, лупоглазая, чем-то похожая на барашка. Таня решила, что в ванной занято, вернулась в палату и  покосилась на старушку, которую, как она теперь знала, звали Елена Викторовна. Та спала. Таня достала электробритву, с тихим жужжанием прибор проходил по щеке. Таня немного опасалась, что Лена может вернуться быстро, и, хотя в какой-то мере она уже всё рассказала девочке, всё-таки чувствовала себя неловко.
Вдруг в палату кто-то вошёл. Таня, вздрогнув, обернулась. В дверях стояла женщина из коридора, лицо у неё стало ещё более удивлённым, на губах застыл какой-то вопрос. Таня не сразу сообразила выключить бритву, так и держала в руке.
— Ой,простите, это я тут…
— Да за ради Бога! — воскликнула женщина с украинским выговором, — брейтесь, брейтесь, я сейчас уйду.
Таня смутилась. Как же она не догадалась, что это новенькая, ведь ни разу не встречала её в больничном коридоре. Более неловкой ситуации нельзя было себе представить, опять она попала впросак. А гостья даже не проявила сочувствия, могла ведь сделать вид, что не поняла или не заметила. Она же проявила снисхождение: снисхождение здорового человека к больному.
  Нежданная гостья и правда ушла, но вскоре опять вернулась вся красная, с глазами навыкате. С размаху села на кровать:
— Ох уж мне эту трубу глотать! Но я здесь надолго оставаться не собираюсь, пусть не рассчитывают!
Она говорила непривычно громко. В палату вернулась и Лена, поздоровалась.  Хохлушка поинтересовалась, приходилось ли и Тане с Леной глотать трубу и «надолго» ли они тут. Они объяснили, что трубу не глотали, так как болит совсем с другой стороны; у новенькой же искали язву на пищеводе. «Ну и военный госпиталь», подумала Таня, так как теперь в их палате все хворали разными частями тела.
Новенькую звали Галя. Не собираясь тут «прописываться», она даже никаких вещей в тумбочку не раскладывала, а так и сидела в своём спортивном костюме на кровати. Лена тоже присела, с интересом разглядывая новенькую.
— Лен, сидеть ведь нельзя, два дня только прошло, — напомнила Таня.
— Нет-нет, мне уже и не больно, очень удобно так.
— Смотри, шов разойдётся, останется так — некрасиво.
— Ага, хвост вырастет, — добавила Галя.
Лена фыркнула, но осталась сидеть.
— Ну а что ты думаешь,муж потом посмотрит —что это у тебя там за хвост,
продолжала шутить хохлушка.
Лена покраснела:
— Да как он увидит, я ему не покажу. — её лицо стало очень серьёзным,  а женщины еле сдерживали смех.
Галя была примерно одного возраста с Таней, но той казалось, что она держится с ней немного свысока. Галя с удовольствием и немного хвастливо рассказывала, что её ждёт работа, ждут дочки, ей совсем некогда болеть. Всё у неё было как будто ладно и складно, во всём она разбиралась. Лена слушала её с большим интересом, ей хотелось ещё послущать про будущего мужа, ведь ни мама, ни Таня ей ничего такого не говорили.
Однако, оказалось, что мужа-то у Гали и не было: « ушёл к молодухе». А был — какой-то мужичонка, бывший пьяница и старый холостяк, как Галя говорила:
«Он страшненький, зато добрый. Сначала и сама не могла привыкнуть, у меня ведь и дочки, и муж был красивый. А что толку  от этой красоты. Этот-то был совсем заброшенный, да ещё мать его мне звонила, куда это её сыночек по ночам пропадает. Как будто не знает, что её сын сорокалетний — мужчина.
Мужчинка этот и сам появился в палате к вечеру. Не страшненький, а страшноватый, зашёл тихонько, одетый во всё тёмное. Он совсем не подходил Гале, деловитой и ухоженной. Кроме того, была какая-то странность, неестественность в его лице.
Галя потом объяснила:
— Это ему глаз на работе выбило, потом вставили стеклянный. Ну а мне что, бросать
его, что ли? Переживём…
Был похож Галин ухажёр на брошенного несчастного пса со свалявшейся шерстью, его сколько не отмывай —не отмоешь, так он долго бродяжничал. Но теперь была у него хорошая хозяйка, а у хозяйки был он.
Галю, и правда, выписали через пару дней. А вскоре и Лену. В палату пришла, держась за живот, новая больная.


Часть 4. Заключение.

Были первые мартовские деньки, и через тучи пробивалось, поблёскивало солнце. Лена вошла в вестибюль больницы, сдала одежду в гардероб, и побежала вверх по ступенькам. Потом вспомнила про «хвост» и сбавила шаг. У кабинета врача столпилась очередь, люди стояли понурые. Лена улыбнулась, она знала почему никто не садится. Она поднялась ещё на этаж выше и удивилась, что не сразу нашла палату. Палата была ярко освещена солнцем, санитарка мыла пол. А справа, опираясь руками на спинку кровати, стояла старушка.
— Елена Викторовна, вы уже стоите! — Лена не верила глазам.
Старушка радостно улыбалась.
— Не только стоит, но и ходит, — ответила за неё санитарка. — Вот что весна с людьми делает.
— А Таня, неужели уже выписалась?
— Она на кварц пошла, на второй этаж, — сказала бабуля.
  Лена расцеловала бабушку, положила ей на столик пакет с фруктами и ринулась вниз. Ей очень хотелось застать Таню, ведь для неё она несла свежие, присыпанные белой пудрой булочки.