Чара

Солнце спряталось за лиственницами, осветив белым закатом небо. Ближние сопки окрасились в розовые тона, дальние – в синие. Коротки северные ночи летом. Они не тёмные, призрачные.
В лесочке бродил медведь. Под его лапами прогибался мох, как вата. В сумраке сгладились оттенки. Пахло душистым стлаником. Цвела брусника. Медведь прикасался губами к её белоснежным цветкам, с удовольствием слизывал шершавым языком лепестки.
С веток лиственниц свисали чёрные бороды лишайника. В зелёном тумане, в отражении хвои, терялась даль.
Наседали комары, вились тучей у глаз, залетали в нос, стараясь прокусить кожу у мишки посильней. Медведь бил по ним лапой и ревел от досады. Взлетали перепуганные трясогузки, когда он чуть было, не наступал на их гнёздышко. Ничего не скажешь – неуклюжий, косолапый да вдобавок выглядел горбатым!
Шёл он по лесу с шумом. Громко топал, ломал сучья. Срывал с карликовой берёзки листочки. Рвал ростки иван-чая, выкапывал корешки. Искал кладовые бурундука. Оставлял на пнях клочки линяющей шерсти. Добрался до колючей проволоки. Странный незнакомый запах учуял сразу.
Медведь остановился, с любопытством разглядывая непонятные контуры. Заметил, как ветерок колышет выцветшие флажки огороженной зоны. Меж деревьями виднелись постройки склада, там хранили взрывчатку и золотые шлихи.
Охранница Люба была в ту ночь на дежурстве. Дверь закрыла на засов. Комнатёнка неказистая. Для отдыха стоял у стены топчан, у двери – стол, да стул.
Люба решила поужинать. На электроплитке подогревала в сковородке картошку.
Люба женщина замужняя. Ей двадцать восемь лет. Рослая, дородная. Волосы огненного цвета. Глаза карие. Одета в приталенную зелёную форму. На ремне кобура с пистолетом. На стене висит карабин.
В посёлке золотодобытчиков она живёт с мужем Василием Пожидаевым уже восемь лет. Ей повезло. Трудно здесь женщине найти работу. Сезонная работа только у съёмщиц золота, да в охране. Зимой жизнь замирает. Работы никакой. Прииск “Весенний” далеко отсюда. Кругом непроходимые болота. Летом только вертолёт два раза в неделю прилетает.
Но Люба привыкла ко всему. Женское ли дело охранять золото и взрывчатку? Одной за километр от поселка. До сих пор бог миловал.
Люба была в хорошем настроении, положила в тарелку горячей толчёной картошки, села за стол, взяла ложку, как вдруг избёнка затряслась, словно от землетрясения. От неожиданности и волнения она уронила ложку на пол. Вскочила и закричала сердитым голосом:
– Кто там балуется! Это ты, Вася? Вот я тебя тресну по затылку! – открыла настежь тяжелую дверь, ударив дверью по носу медведя.
Неизвестно кто больше испугался? Мишка, который получил за свое непрошеное вторжение шишку, отпрянул ослеплённый электрическим светом, или Люба. Всего лишь секунду они смотрели друг на друга, выпучив от страха глаза. Рука Любы приросла к ручке двери, не растерявшись, потянула дверь на себя и с кошачьим проворством сумела закрыть на надежный засов.
Озадаченный мишка взревел, привлечённый вкусными запахами, встал на задние лапы. Острыми серповидными когтями передних лап царапал по дереву, да так что от брёвен летели стружки. Он ломился в дверь, чтобы наказать свою обидчицу за негостеприимность.
Люба, чтобы отпугнуть медведя, выстрелила из пистолета в потолок. Звук выстрела был оглушительно громким. Заложило уши. Она сжала их ладонями, стараясь не слушать рёв медведя, для которого выстрел показался щелчком сломленного на ветке сучка.
На помощь к Любе из посёлка мчались собаки. Они услышали шум и стуки. Впереди бежала овчарка Чара, вожак стаи. Северные собаки с лаем напали на громилу, хватая его за зад.
Медведь, завертелся на месте, стараясь достать лапой смелых наседающих псов. Измученный укусами, забыл обо всем. У него оставалась одна надежда, спасение бегством, не раздумывая, рванул прочь, подпрыгивая то одним, то другим боком, несуразно перебирая ногами. Интересно, как ему удавалось сохранять равновесие, не падать и улепетывать галопом обратно по своим следам. Надолго останется в памяти роковая прогулка к людям.
 Когда лай собак затих, Люба решилась приоткрыть дверь. Ночная тишина успокоила ей нервы. Всплакнула по-бабьи. Глянула в сторону посёлка. Ни в одном бараке не светится окно. Все спят. За отвалами карьер, до него два километра. Там работает ночная смена. Кричи хоть до хрипоты, никто не услышит.
Вернувшись в вагончик, Люба положила пистолет на стол дулом к стенке, доела холодную картошку. Не разогревать же её снова! Мало ли кого ещё принесет на запах! Сняла ремень. Погасила свет. Легла на топчан, прикрывшись одеялом, уснула.
Проснулась утром от стука в дверь. Невольно вздрогнула. Кто там еще?
– Эй, Любаша! Заспалась что ли? Открывай, соня! – раздался голос сменщицы Тамары Лобовой.
Люба вскочила, потерла пальцами виски, надела сапожки. Непричесанная полусонная с расстёгнутым воротом гимнастерки откинула запор и открыла дверь. Солнце плеснуло ей в глаза. Зажмурившись, стояла на пороге, томясь от желаний, от тепла и свежего воздуха.
– Поглядите на неё! Словно не на дежурстве была, а с любовником ночь коротала! – воскликнула Тамара, восхищённая подругой.
Лобова по возрасту была чуть помладше. Чёрноволосая. Нос горбинкой. Глаза пытливые узкие.
В руке держала узелок с едой. Дежурить ведь сутки. А дома ребёнок остался. Хорошо хоть сестра Надя за ним присмотрит.
Люба посмотрела на сменщицу и, улыбаясь, проговорила, поправляя мятую юбку:
– Приходил ко мне один в гости. Да я его прогнала собаками.
– Неужели Василия! Напился что ли? – возгласила Тамара, вытаращив ежовые глазки, смотря на Пожидаеву с подозрением, – так я тебе поверила.
– Да нет, Мишку.
– Какого Мишку? Уж не Петухова ли?
– Петухова! Ты что совсем сдурела! На кой ляс он мне нужен! – Люба нахмурила брови, оттолкнула Тамару, сделала шаг вперед, сходя с крыльца, – полюбуйся, смотри, кто ко мне приходил, – и показала на царапины на двери и бревнах.
– Это что железом били?
– Медведь ко мне стучался. Я ему дверь открывала.
Лобова ойкнула, у неё подкосились ноги, пальцы разжались, узелок с продуктами полетел на землю. Сменщица упала бы в обморок, если бы Люба вовремя не поддержала её за локоть и не завела в вагончик.
Отдышавшись, выпив воды из чайника, Тамара сидела на стуле, неживая побледневшая. Руки её тряслись. В серых глазах разлилась тоска.
– Как же я буду ночью одна дежурить!
– Да ничего с тобой не будет. Медведь сюда больше не придёт. Его собаки так покусали, что он, бедный, убежал за сто километров отсюда.
– А если другой придет! – завыла Лобова, словно на похоронах. Слёзы облили ей щёки.
– Дура я! Зачем только тебе сказала, – заругалась Пожидаева, кляня себя за болтливый язык.
– А может быть, ты за меня подежуришь? У меня Светка без присмотра.
– Хитрая же ты! Тебе страшно, а мне, думаешь, нет?
– Ну, пожалуйста, Любушка! Я же умру от страха ночью. Евражка свистнет или бурундук, а я подумаю, что это медведь.
– Ладно. Пойду, скажу мужикам. Может быть, Петухова к тебе позвать, чтобы вместе с тобой подежурил? Ты теперь свободная холостая. Муж в Билибино улетел.
– Да, как же! А мой Саша через неделю вернётся и мне подзатыльников надает за шуры-муры! Уж лучше я закроюсь дотемна, и до утра буду сидеть тихо, как мышка.
– Ох, и боязливая ты! – Люба причесалась перед зеркалом. Привела себя в порядок.
Рядом с посёлком была небольшая котельная. У ручья прилепилась невысокая банька из брёвен, ремонтная мастерская. За ручьём простиралась долина, изрытая разработками. Отвалы заросли травой. В небе кружили бакланы, опускались до земли, истошно кричали.
Несколько рабочих ремонтировали трактор. Сверкала сварка. Пожидаева подошла к ним, поздоровалась:
– А где Николай Степанович? – спросила она паренька, студента, который приехал к ним на практику, поработать временно бульдозеристом.
Игорь Степанов, студент пятого курса, одетый в промасленную спецовку, посмотрел на женщину почтительно и культурно.
– Уехал на полигон.
– Жаль, – вздохнула Люба, её рыжие волосы сверкали на солнце в жизнерадостном утверждении красоты. Медовые добрые глаза неотрывно смотрели на парня, трепетали веером ресницы.
Игорь молодой, интеллигентный из столицы. Отрастил себе бородку, стал похож на попа. Поработает несколько месяцев и вернётся в Москву. А ей жить в глуши росомахой. Деваться некуда. Она родилась в этой северной земле. Родители сидели в лагерях. Она их не осуждает. Время было тяжелое.
– Миша, – крикнула охранница, повернувшись к Петухову, который стучал кувалдой по звену гусеницы, стараясь выбрать слабину, чтобы забить соединительный палец, – подойди ко мне.
– Я? – удивился Петухов.
– Все идите ко мне, – пригласила Люба и остальных рабочих.
Петухов, молодой мужчина полного телосложения, богатырь, вытер руки о тряпку, улыбнувшись напарнику бульдозеристу Плаксину, долговязому худому парню, сказал:
– Пошли на разговор, Костя. Что она от нас хочет?
– А ты не догадываешься? Ящики с аммонитом заставит таскать! – Выпалил сообразительный Костя и скорчил недовольную рожицу. Сварщик Егор усмехнулся, снял щиток с головы, обнажив седые волосы и лицо кирпичного цвета.
– Точно затеяла какой-нибудь для нас субботник! – Пробормотал по-старчески он, стукнул держаком о железо, выбивая остатки электрода.
Возле мастерской стояла скамейка, Люба села на неё, гладя рукой овчарку Чару, которая улеглась около её ног. Муж Василий был заядлый рыбак и охотник, как впрочем, и другие жители поселка. Чара не пропускала ни одной охоты.
– Знаете, почему я вас отвлекла от работы?
– Говори, не тяни! – Прожег её взглядом Егор, брови у него были густые сросшиеся на переносице. С такой отметиной на лбу он казался с рождения умным.
– Как вам спалось ночью? – Вместо ответа спросила Люба, озорно оглядывая рабочих, – комары не беспокоили?
Костя погладил свои усы, подмигнул Петухову:
– У тебя что, есть выпить? Вася, что ли нам с вечера оставил? – с надеждой высказался он.
– Сейчас, обрадовались. Думаете, мой муж уехал на смену, а вам бутылку на похмелье приготовил. Чтобы я с вами за компанию выпила? Как бы не так!
– А что тогда нами интересуешься? – сердито обронил Егор. Он присел на корточки, закурил огорчённый папиросу.
Чара слушала разговор и грызла зубами носок сапога Петухова. Шерсть у собаки была рыжего цвета. Мать Чары была немецкая овчарка, а отец рыжий дворняга.
– Да спали вы, похоже, крепко. После пьянки вас и пушкой не разбудишь. А меня чуть медведь не съел! Так то мужички!
– Заливаешь?!
– Идите, посмотрите, как он проволоку порвал и столб порушил. Вагончик чуть не перевернул. Хорошо, что собаки выручили. Увидите Николая Степановича, пусть примет меры.
Рабочие с изумлением смотрели на Любу, не совсем веря её словам.
– Как же ты перенесла этот страх? Почему не стреляла?
– Да я раз стрельнула.
– А может, это не медведь? Тебе показалось? – спросил вечно сомневающейся Петухов, почесывая за ухом.
– А кто же? Ты что ли ко мне ночью приходил? – смеясь, ответила Люба, приподняв плечи, гимнастёрка натянулась как струна по её фигуре, – уж больно ты храбр. Я бы тебе кости переломала!
– Ты что его в окно рассмотрела? – не унимался Миша, не обращая внимания на насмешку, он играл с Чарой, тряся ей загривок.
– Я ему дверь открыла.
– Дверь?
– Думала, кто-то балуется. Гляжу, вроде не человек. Корова не корова? Рогов то нет. Я же медведя ни разу раньше не видела. Даже не испугалась. Дверь снова закрыла. А он начал реветь и ко мне ломиться.
Мужики захохотали.
– Ну, ты даёшь, откуда здесь корова! Может, это не медведь, а медведица была? Надо было бы молока с неё подоить!
 Люба, видя, что мужики подшучивают над ней, приподнялась со скамейки.
– Ну, ладно некогда мне с вами балясы точить. Пойду я домой. Пусть Николай Степанович забор поправит, а то Тамара с ума за ночь сойдет от страха.
На костре сердито запыхтел прокопчённый от дыма чайник. Мужики плеснули чая в кружки. Расселись кружком.
– А ты собрался сегодня на рыбалку? – ироническим тоном сказал Плаксин, помешивая ложкой сахар, посмеивался над Мишей.
– Ну и что? – мягким басом отозвался Петухов, ставя кружку на скамейку. Его добродушное лицо озарилось какой-то радостной мыслью. Наверное, представил, что поймал рыбу. Короткие светлые волосы успели выгореть от солнца, усиливали простоту характера.
– Можно мне, Миша, с тобой пойти? – спросил Игорь, со смущением поглядывая на своих товарищей, как бы не подняли на смех.
– Ещё один кандидат для борьбы с медведем! – хихикнул сходу сварщик Егор, – одень мою брезентовую спецовку!
– А зачем?
– Будешь убегать, одежда не загорится от искр!
– Нам медведь не страшен, правда, студент! – одобрил пожелание напарника Петухов.
Овчарка Чара прислушивалась к словам, подергивая ушами от навязчивых комаров. Для неё не секрет, что намечается поход в лес. Она была умной, замечала малейшее изменение обстановки. Но не подавала вида, что догадывается.
Со стороны карьера по дороге показалась грузовая машина ЗИЛ-130. Переехав через ручей, подкатила к мастерской. Из кабины вылез мастер участка Николай Степанович, мужчина среднего роста, с синей кепкой на голове, одетой набок, чтобы прикрыть шрам на виске, оставшийся в наследство от драки. Он подошел к бульдозеристам, чуть прихрамывая. Его здорово покалечили в лагере бывшие дружки воры.
– Ну, что закончили ремонт?
– Да, Степаныч! Палец заварим и можно ехать, – ответил за всех Плаксин, он был старшим бульдозеристом.
– Кто сегодня на смене?
– Я, – ответил Степанов, опуская глаза, не выдержав строгого взгляда начальника.
– Подцепишь сани и поедешь на склад. Поможешь взрывнику погрузить ящики с аммонитом на сани, отвезешь на полигон. Бульдозер пригонишь обратно. Днём будут взрывать. Кто работает в ночь?
– Ну, я, а что? – отозвался Плаксин.
– Да ничего. Я просто так спросил.
– Степаныч, ты не знаешь, что у нас произошло ночью? – Петухов, для важности выставил руки в бока, словно борец, с высоты своего роста насмешливо, но добродушно ждал ответа.
– Что там ещё?
– Медведь приходил.
– Куда?
– На аммоналку!
– Врешь!
– Люба сказала. Просила забор починить.
– Хорошо. Я пошлю туда кого-нибудь, – ответил Николай Степанович без особого интереса, но сел в машину и поехал к складу, чтобы убедиться самому.
Игорь сразу заскучал, пощипывая бородку. Ему не хотелось ехать, пропускать рыбалку.
– Ты меня, Миша, подождёшь? – посмотрел на Петухова с надеждой, что ещё не всё потеряно.
– Немного подожду. Давай быстрей. Если меня не будет, приходи сам. Ты знаешь наше место. Удочку я на тебя возьму.
Когда сварщик заварил палец на гусенице, Семёнов завел трактор и поехал в сторону склада.
Там его ждал взрывник Виктор Горянский. Погрузили вдвоём ящики с взрывчаткой на железные сани.
Чара была уже здесь и внимательно следила за работой людей. Виктор был её любимцем. За ним она бегала по полигону, принюхиваясь к запахам аммонита. Наверное, была бы хорошим следопытом по поиску наркотиков. Не пугалась взрывов. Настоящая пограничная собака.
Взрывник детонаторы положил в рюкзак, сам сел на ящики, чтобы в пути уберечь их от падения.
Чара, не долго думая, прыгнула на сани, уселась на задние лапы поближе к Виктору. С умным сосредоточенным взглядом чёрных глаз оглядывала сверху собак, которые прыгали возле саней, не покидая вожака.
Трактор поехал по дороге. Собаки бежали следом сбоку саней, лаяли. Завидев евражек, мчались к ним, но суслики, тревожно свистнув, прятались в норы.
По обе стороны дороги тянулись отвалы. За ними виднелись сопки с нетронутой природой. Покрытые мхом пологие склоны и каменные кручи сменяли друг друга. Редкие лиственницы доходили до вершин. Лес в основном рос в долине и распадках.
Было жарко. Северное лето быстрое, но удивительно тёплое.
Только через два часа Игорь, наконец, освободился. Он зашёл в комнату Петухова, но его уже не было. Пообедав в столовой, надел болотные сапоги, решил пойти к ручью, где они ловили хариусов.
 Игорь ступал уверенно по знакомой тропе, зная, что его ждёт Петухов, не беспокоился, что встретится с медведем. Мимо рыбака не пройдёт. Если что, тот его отпугнет выстрелом. Высвистывая мелодию, Семёнов шёл быстрым шагом, невольно вздрогнул от неожиданности, из зарослей иван-чая и пушицы к нему метнулась, как ему показалась лисица. Это была овчарка.
– Чара! – с удивлением крикнул он, узнав собаку, пытался её погладить, – ты уже здесь!
Но овчарка, визжа, не давалась в руки, тянула за штанину Игоря в другую сторону от тропы, откуда она сейчас выскочила.
Пробираясь сквозь заросли ивняка, он брёл за собакой к ручью, понимая, что с Петуховым что-то случилось. Мох стал более влажным, чавкал под сапогами. Густые ветки кустов били листьями в лицо. “Зачем он сюда залез? “ – размышлял Семёнов. Вдруг он увидел спину Миши. Тот сидел на поваленном стволе лиственницы, поглаживая рукой ступню правой ноги, пытаясь снять сапог.
– Эй! – крикнул Семёнов на ходу. Петухов обернулся и махнул товарищу рукой. Чара уже крутилась возле него.
– Ты чего сюда забрался? – с удивлением спросил Игорь, подойдя к Петухову.
– Испугался.
– Чего испугался?
– Шагал по тропе. Услышал хруст сзади. От страха подумал медведь. Метнулся спасаться в чащу.
– У тебя же ружье!
– А я про него забыл. Бросил вместе с рюкзаком на мох.
– Ну, ты даешь! А я на тебя надеялся. Считал, если медведь появится, ты его первым встретишь.
– Хитроумен! Что я смертник?
– А Чара, что тебя не предупредила лаем?
– Её не было. Она меня после нашла.
– Что же ты здесь сидишь? – Семёнов, не скрывая досады, смотрел с неприязнью на опростоволосившегося приятеля здоровяка, у которого оказалось не храброе сердце, – если бы Чара не встретила меня, я бы тебя искал по всему ручью. На медведя точно бы напоролся.
– Да это был не медведь.
– А кто?
– Заяц, – Миша виновато улыбнулся, – а сижу, потому что ногу подвернул, упал, зацепился о корягу. Идти дальше не мог от боли. Ну, думаю, мне конец! А из кусточков заяц выпрыгивает, ушами шевелит. Я его матом покрыл окаянного. Только ты никому не рассказывай. Помоги сапог снять.
Игорь наклонился, стащил сапог вместе с портянкой.
Петухов ощупал ступню. Выражение лица стало сосредоточенным, как у сапера, проверяющего, нет ли мины.
– Вроде не опухла. – Намотав покрепче портянку, надел сапог. Осторожно приподнялся, опираясь на товарища.
– Где же мой рюкзак? Чара, ищи!
Собака, насторожив уши, с удивлением взглянула на чудака, кого ещё искать? Так до вечера можно время убить на поиски! А когда же рыбачить?
С полчаса, поплутав по зарослям трав, друзья нашли рюкзак, запнулись об него, он был зеленого цвета, сливался со мхом.
Ручей говорливо журчал у каменистого склона сопки. Крутые осыпи сланца покрылись разноцветным лишайником. Лиственницы прикрывали ажурной хвоей окрестности. Кричали кедровки. Густой ивняк и ольховник опускались ветками к воде, не давали возможности пробраться поближе к бережку. Приходилось идти стороной по мху вдоль ручья вниз по течению. Но Петухов и Семёнов не отчаивались, они ещё не дошли до своего любимого местечка.
Небольшой распадок перешёл в долину. Ручей, изгибаясь, течёт к озеру. Кустарник становится мельче. Похоже на тундру. Кругом мхи и лишайники. Опьяняет багульник, его запах дурманит голову. Ветвится карликовая березка-ерник, распростёртая, она скрывает ветки в толще ягеля, поднимая как цветы свои круглые листочки, соперничая с бело-розовыми кувшинками цветущей голубики.
Чара лаем спугнула оленя, который лакомился свежей душистой листвой и серёжками березок. Олень неслышно исчез в лесу, подняв рога, гордый и свободный.
Мысли друзей настроились на рыбалку. Возле коряг они остановились. Место отличное. Кружится вода.
Хариус всегда стоит у дна под струёй переката, выжидая корм. Только дай ему сигнал. Жаль, что по времени поклёвка может быть не удачной. Лучше ловить ранним утром. В прозрачной воде рыбу хорошо видно. Хотя глубина в ручье на плёсе приличная больше метра, хариус мгновенно реагирует на падающих насекомых. Даже выпрыгивает из воды, пытаясь поймать их в воздухе. В верховье ручья он весной поднимается на нерест и нагул. Зимует в озере, до которого километров семь.
Намотав на крючок маленькое пёрышко с куропатки, Миша потянул мушку по поверхности воды, держа леску натянутой, перемещался вместе с удочкой вдоль ручья. Рыба выдавала своё присутствие, всплеском воды, чмокая от удовольствия.
Семёнов ловил на серебристую мушку, двигался медленно по другую сторону ручья. Какое было их удивление, хариус от жадности схватил сразу две приманки, выскочил из воды и потянул две лески, чувствуя себя уверенно, словно не он поймался на крючок. Ошарашенные рыбаки тянули каждый на себя добычу.
– Да брось ты свою удочку! А то губы ему разорвём! – приказал, наконец, Миша напарнику. Хариус, казалось, смеялся над ними. У него хорошее зрение. Увидев разговаривающих людей, сорвался с одного крючка, и утянул удочку Игоря под воду.
Чара, не долго думая, ударилась о ногу Петухова, прыгнула в ручей, стараясь зубами ухватить удилище, которое понеслось к корягам. Нырнув за ним под воду, она к изумлению друзей, поплыла к берегу, держа в зубах удочку, а над водой вылетал в танце жирный хариус.
Положив под ноги Игоря удочку, Чара приветливо махнула хвостом, стала отряхивать с шумом мокрую шерсть. С любопытством, скосив глаза, смотрела, как прыгает на мху пленник.
Таких красавцев поймали уже без всяких приключений с десяток. Положив их в сетку, друзья довольные отправились домой.
До вечера ещё далеко. Летние дни на севере длинные.
Чара уже была в поселке. Это была её первая роковая ошибка. У столовой её ждали собаки. Как всегда в это время, повариха выходила из столовой, чтобы перед ужином в сумке незаметно вынести украденные продукты.
Женщина была пожилая. Редкие волосы не прикрывали плешь на голове, поэтому она ходила в газовой косынке. Сгорбившись от тяжести груза, сумка тянула руку, повариха направилась к своей знакомой, чтобы её отоварить.
Собаки втянули носы, почувствовав запахи мяса. Направились к ней, ожидая подачки. Повариха заранее приготовила им аппетитных костей. Она побаивалась стаи. Вытащила из пакета дрожащей рукой кости, бросила на землю.
– Жрите, окаянные! Навязались на мою голову, – проворчала сердито. Первой к костям приблизилась Чара, собаки ждали её решения. Овчарка не притронулась к костям, она оглянулась, услышав шаги. К столовой шёл сварщик Егор. Чара зарычала на повариху, псы также поддержали её.
– Ой! – взвизгнула от страха повариха, застыв на месте.
– Что не дают тебе воровать?! – Насмешливо произнёс Егор, подойдя поближе, потешался над злоумышленницей, – правильно рассуждаешь, Чара, мясо тащит на сторону, а нам в котлеты хлеб накрутит! Не поддавайся ей!
Но повариха от злости и досады осмелела, пошла, огрызаясь:
– Вам после водки всё равно, что есть! В пользу не пойдёт. Хоть пеки вам пироги с икрой, хоть с соломой!
После ужина к столовой пришли несколько женщин. Разрешалось за деньги покупать овощи и фрукты, которые сюда завозили на вертолёте.
Надя пришла вместе с племянницей Светой. Девочке было всего два годика.
Женские разговоры, что ветряная мельница. Их не остановишь, пока все новости не перемелется. Главным героем была Люба. Женщины восторгались её храбростью.
Надя забыла о племяннице. Светочка играла рядом с Чарой. Умная собака позволяла ей всё. Девочка трепала ей уши, тянула за шерсть, визжала и лепетала от радости. Прижималась к ней. Била ладошками по носу. Открывала пасть и заглядывала ей в зубы. Пальчиком тянулась к глазам, но Чара их закрывала. Это была её вторая ошибка. Она не заметила, что девочка встала на камешек. Её нога подвернулась. Светочка упала на землю, ударилась о камни щекой.
Оглушительный плач привёл женщин в чувство. Никто из них не видел, что случилось. Возле Чары лежала девочка. На щеке у неё кровь.
Надя кинулась к ней:
– Что с тобой?
– Собака её укусила, – крикнула повариха.
– Да она бешеная! – добавила другая.
– За сусликами носится. А они может больные.
– Всех наших детей перекусает.
– Смотрите, как оскалилась!
– От медведя заразилась, – истошно подхватили остальные.
– Да бросьте вы, какая она бешеная! – Старалась защитить Люба овчарку. Чара посмотрела на неё благодарными глазами, прижав спину, потихоньку пошла от женщин, которые вынесли ей приговор.
По посёлку мгновенно разнеслась весть. Собака сбесилась.
Плаксин готовился к ночной смене. К нему забежала с красным выпученным злобным лицом повариха.
– Костя, вот тебе сигареты. Собака бешеная в поселке, убей ее!
– Какая?
– Чара.
– За пачку сигарет?!
– После зайдёшь ко мне, я налью тебе стаканчик, – вкрадчиво проговорила повариха.
– А закуска будет?
– Будет.
– Тогда лады! – Плаксин, сунул пачку сигарет в карман, снял со стены ружьё, вышел на улицу, свистнул. Этот свист для Чары означал приглашение к охоте. Овчарка, бросив игру с собаками, примчалась на зов. За плечом человека висит ружьё. Она не обманулась в ожиданиях. Только странно время уже позднее.
Человек идёт в лес, но почему-то в другую сторону. Ему видней. Чара бежит следом. Увидев евражку, забегает вперед. Звучит выстрел. На мху вместо куропатки лежит Чара, рыжим безжизненным пятном. Её тело освещает последний луч солнца.


Рецензии
Добрый день!!Обращаюсь как к земляку.
Прочел с удовольствием.Прекрасный экскурс в прошлое Колымы с детальным описанием многих деталей жизни на Колыме в недалеком прошлом.Отлично описана природа ,рыбалка.Жаль,что среди людей не все могут понять поступки собак.Дано это не каждому и поэтому псы частенько оказываются жертвами человеческой глупости и жестокости.

Сергей Малашко   17.01.2011 15:37     Заявить о нарушении
Спасибо за отзыв.

С уважением, Владимир

Колыма   18.01.2011 17:03   Заявить о нарушении
На это произведение написано 5 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.