За Гранью часть шестая

Не верь глазам своим...

Вытянув вперед руки я в отчаянье стал колотить по клыкастой морде крокодила, царапая в кровь пальцы об острую чешую роговых пластин.
«Странно, что крокодил все еще не перекусил меня пополам», - все-таки успел подумать я.
Воздух в легких кончился, и я опять всплыл на поверхность.
Вокруг меня, у огромного черного камня, бился настоящий водоворот пенных брызг. Отплевываясь и глотая воздух измученными легкими, я все же не мог оторвать взгляда от толщи воды, откуда на меня смотрела зубастая пасть…
 
…Однако что-то было не так.
«Он не двигается, вот в чем дело, -  пронеслось в голове. – Но почему?»
Я уже устал удивляться, и был слишком слаб, чтобы анализировать.
Сам себе, не отдавая отчета в собственных действиях, я протянул руку вперед, и дотронулся до страшных зубов.
Хр-у-уп…., и зуб остался у меня в руках.
Вряд ли крокодил мог принять меня за дантиста, позволяя мне такие вольности.
Я поднял руку над водой, в которой оказался вовсе и не зуб, а острый кусочек …дерева.
«Остатки нашей лодки?», - догадался я и нервно облизал губы, сразу ощутив на губах горько-соленый вкус морской воды.
Морской?!
Совершенно сбитый с толку непонятными метаморфозами я поднял голову.
Всюду насколько хватало глаза, простиралось бескрайняя водная гладь.
Изумрудные волны, лениво перекатываясь, бежали мне на встречу, а где-то позади, грохотал прибой.
Прибой!?
Я круто развернулся в воде.
Громады черных скал взмывали в небо, вставая отвесной стеной на пути.
Впрочем, никакого пути не было вообще.
Только скалы, пенные брызги от разбивающихся в пыль волн и высоко-высоко в небе едва различимые контуры парящих над границей суши и моря птиц.
«Где это я?»
Как-то сама по себе напряглась спина, и быстрее заколотилось сердце
Сильно защипали ранки на руках, в которую попадала морская соль.
Меня все сильнее и сильнее прибивало к камню – начинался прилив.
Что делать - было не понятно.
Грести к берегу не имело смысла, и даже не потому, что он был достаточно далеко. Я понимал, что меня просто разобьет о скалы, да и подняться по отвесной стене, случись мне дельфином выскочить из воды, было нереально.

«Решать проблемы надо по порядку», - вспомнил я наставления отца, и решил начать с малого – выбраться из воды.
Камень-скала у которого я барахтался, был самым большим, но не единственным. Рядом с ним громоздились друг на друга камни поменьше.
Подождав волну, я на пузе «въехал» на меньший из них, обкатанный волнами валун, а дальнейший подъем был уже делом техники.
Хотя только теперь, с трудом подчиняя себе руки и ноги я понял, как замерз. Я дрожал всем телом, выбивая зубами барабанную дробь, похожую на азбуку Морзе.
«Это явно не Африка» – пришла в голову запоздавшая в своей реакции мысль.
Было достаточно свежо.
Я был мокрый, и даже вытереться было нечем, да и бесполезно, наверное, вода поднималась все выше и выше, а брызги, сменяя друг друга, казалось, просто парили в воздухе влажной паутиной.

- О-опа-па, - невольно вырвалось у меня, когда я поднял глаза, прикидывая, как бы мне забраться повыше, чтобы спастись от прилива.
На самой вершине скалы, на самом ее пике вполне уютно устроилась моя сумка.
Что ж это была еще одна причина, по которой мне надо было попасть на вершину.
Обхватив камень раскинутыми руками, цепляясь кончиками пальцев ног и рук за еле видные впадинки, я начал карабкаться наверх, искренне жалея, что я не сказочный Голливудский персонаж. Обладай я, присосками человека-паука, уже давно сидел бы наверху и чесал затылок, а так, распластавшись на камне, словно пришпиленный биологом таракан, я  мучился дилеммой - продолжать подъем или плюнуть на сумку и упасть в море…
Минут через двадцать, после множества отчаянных попыток, с приличным количеством  синяков, с поцарапанными руками и сбитыми в кровь ногтями, я все-таки добрался до заветной вершины и прочно усевшись на нее верхом, с  чувством победителя огляделся по сторонам.
Но, увиденное -  не обрадовало.
С моря шел туман.
Густой. Мокрый. Липкий. Удушающий.
Он словно молоко разливался по поверхности моря, но отвергнутый водной стихией, метнулся к другой, менее плотной и не такой подвижной сейчас.
Туман поднимался все выше и выше, в небо, становясь более прозрачным, но зато заполняя собой все пространство.
Он струился вокруг меня, изолируя от мира или сужая мой мир, до расстояния вытянутой руки.
А вода все прибывала…
«Вот так приблизительно выглядит всемирный потоп, - думал я с грустной безнадежностью, глядя вниз. - И нет того Ноя, что взял бы меня в свой ковчег».

Я никогда не страдал галюцинациями.
Во всяком случае, так было раньше, до Москвы.
Поэтому когда услышал всплески на воде, я четко знал, что мне это не послышалось.
Такой звук могли издавать только…. весла.
Очень надеясь, что это все-таки не Ной, а какой-нибудь рыбак, возвращающийся с утреннего лова, я что есть силы закричал, зовя на помощь.
Однако голос мой прозвенел сквозь подушку тумана, не громче комариного писка.
Испугавшись, что меня не услышат, я стал вопить, как орангутанг идущий в бой за свой гарем.
Замолкая время от времени, я прислушивался, надеясь услышать ответные крики, но пустота, что была передо мною - молчала.
Похоже,  тот, кто был в лодке - уплыл.
Я еще долго делал попытки докричатся до того, кого, похоже, уже не было рядом, но это привело лишь к тому, что я сорвал голос и зашелся кашлем туберкулезника.
Организм наказывал меня за такое неумное обращение со связками.
Кашель выгнал из головы все мысли и я, успокоившись от усталости, уселся обратно на свое место, обхватив голову руками.
Еще какое-то время было тихо.
Потом опять раздались осторожные шлепки весел о воду.
Я поднял голову, не веря своим ушам.
Когда очень сильно прислушиваешься, то в ушах начинает звенеть – может быть, от притока крови – не знаю.
Через минуту в моих ушах звенело так, словно это был сигнал – «атака с воздуха».
Я не шевелился, боясь спугнуть надежду.
Но когда эта надежда, наконец, показалась из-за пелены тумана, я вздрогнул, и закрыл глаза, надеясь, что мираж рассеяться.
Что я ожидал увидеть?
Шлюпку. Баркас. Плот, в конце концов.
Но на меня выплывала громадина настоящего корабля.
Нет, это был не многотонный железный исполин, который так приелся глазу, что порой на него даже не обращаешь внимания, как мы не обращаем внимание на машины, многоэтажные дома, самолеты и прочие достижения человечества.
Это было деревянное судно, длинное, с высоко загнутой кормой, которое двигалось осторожно и очень легко, словно паря в воздухе. Парус был спущен, но дюжина пар весел гарантировали безопасность в такой близости от скал и двигали корабль вперед.
Я смотрел на проплывающую мимо меня  позолоченную драконью голову словно завороженный, потому что, если даже сам вид корабля оставлял надежды на сумасшедшего коллекционера древних кораблей, то вид его пассажиров отметал такие надежды напрочь.

«Северные пираты», а проще викинги, с любопытством рассматривали меня, медленно проплывая рядом с обжитой мною скалой. 
Поравнявшись со мною своею серединой, ладья практически замерла на месте.
Гребцы налегали на весла, но не для того чтобы уплыть, а чтобы не дать волнам прибить корабль к скале.
Могу с уверенностью сказать, что теперь я могу запросто снять фильм о викингах, даже документальный.
За эти несколько минут молчаливого созерцания я запомнил все до мельчайших подробностей. Мозг просто сфотографировал увиденную картинку, которая оказалась яркой и живописной, возможно благодаря своей нереальности.
В какой то момент мне захотелось, чтобы эти бородатые, угрюмые мужики поплыли мимо своей дорогой, оставив меня на произвол судьбы. Но они оказались не так жестоки, чтобы бросить человека посреди водной глади, откуда могла выбраться лишь птица.
С корабля на скалу упала неширокая доска, а один из хозяев лодки, кривоногий коротышка с метровым разворотом плеч, сделал мне приглашающий жест рукой.
Зная наперед, что добром это все не кончится, я все-таки пересилил себя и сделал шаг навстречу судьбе.
Доска подо мною заходила ходуном, откликаясь на движение волн под кораблем, и я под скептические ухмылки бородачей, не слишком-то изящно, но зато очень быстро переправился на борт.
Люди эти явно не отличались болтливостью.
Хорошими манерами, впрочем, тоже.
На мою невольно, а скорее по привычке протянутую, для рукопожатия руку никто не отреагировал, а слова благодарности просто потонули в плеске весел.
 Кривоногий, перед тем как отвернуться и потерять ко мне всякий интерес, все так же молча показал мне на корму, куда я и отправился, не торопясь навязывать никому из присутствующих свое общество.

Морским разбойникам, похоже, и вправду было не до меня.
Мы подходили все ближе и ближе к берегу. Волны уже с огромной силой тащили нас на камни, и гребцы прикладывали немало усилий, чтобы держать корабль по курсу.
Пронеслась мысль: «Наверное, надо помочь? Я ж не турист. Надо хоть чем-то отблагодарить своих спасителей. Хотя бы малым – посильным трудом».
С трудом, подняв тяжеленное весло, что лежало тут же в проходе, и уже перекинул его через борт и начал прилаживать в уключину, как Кривоногий страшно выпучив глаза, ринулся ко мне, услышав окрик рулевого, который все время пристально следил за моими манипуляциями.
Подлетев ко мне, Кривоногий с размаху рубанул мгновенно вытащенным из-за пояса мечом по веслу, вернее по моим рукам, что лежали на весле.
Только быстрота реакции спасла меня от инвалидности.
Меч врезался в крепкое дерево и вошел в него едва ли не на половину ширины лезвия.
Я замер, на всякий случай, спрятав руки за спину.
Кривоногий, «спустил пар», вытащив лезвие из древесного капкана, и затем порубив несчастное весло «в капусту»
- Ты - раб. – Наконец выдохнул он мне в лицо, тыкая в грудь острием меча. – Только свободный человек может брать в руки весло. Запомни это или умрешь.
Так я узнал о своем социальном статусе.
Я не стал ему рассказывать, что везде грести полагалось рабу, это было не в моих интересах, так как я не мечтал умереть «на галерах». Оставалось только выяснить, чем у викингов занимались рабы?

Поднялся ветер.
Волнение усилилось, но зато стал редеть туман.
Не знаю, как в такой мгле ориентировался рулевой, но когда туман рассеялся настолько, что стал виден берег, оказалось, что мы входим в устье реки.
Какое-то время нас нес вверх по течению прилив, и гребцы смогли немного отдохнуть, но скоро река взяла верх и все опять налегли на весла.
Стараясь не думать о том, что случится когда мы прибудем в пункт назначения, я постарался сосредоточится на созерцании окружающего ландшафта, раз другого применения мне не нашлось, а занять себя чем-то отвлеченным было просто необходимо.

Прошло около двух часов
На меня по-прежнему никто не обращал внимание.
И это придало мне смелости, откровенно переходящую в наглость.
Ни мало не заботясь о раскрытии новых технологий дикарям, я вытащил из сумки камеру, забрался на скамью, на которой сидел, и начал снимать.
Безусловно, это привлекло их внимание, но то, что я делал, видимо, не имело отражения в их законах, поэтому меня не выкинули за борт и даже ничего не отобрали, они просто бросали на меня издали настороженные взгляды и тихонько переговаривались между собой.
Увлекшись и настроив свой видоискатель на максимальное приближение, я не заметил, что произошло под носом, зато я увидел то, чего еще не видели мои спасители…

Возбужденные голоса, собачий лай, детский писк, женские вопли радости – слились в тот невообразимый шум, что всегда присутствует, на вокзалах и  в портах.
Показавшаяся из-за холма деревня выглядела так, как ее обычно показывают в кино, с той лишь разницей, что эта была самой настоящей и это чувствовалось сразу.
Воняло гарью, тухлой рыбой, мокрой кожей и еще черте чем, что, однако, никого кроме меня не смущало.
Подведя корабль к берегу и закрепив его у некоего подобия причала, прибывшие быстро покидали привезенное с собою добро в руки тех, кто встречал их на берегу, и выбрались из лодки сами.
Меня спустили одним из последних.
К этому времени, обмен приветствиями уже состоялся. Он заключавшийся в медвежьих объятиях и дружеских похлопываниях по плечу, от которых присел бы любой современный мне культурист.
Меня подвели, к главному здесь человеку, вождю – ярлу.
Тот, оглядев, мое скромное одеяние, но еще более презрительно взглянув на мою очень даже модную прическу, недовольно выпятил губы, и с явным высокомерием спросил:
- Кто ты?
Я ждал этого вопроса и был готов врать напропалую. Что было терять рабу? Тем более увиденное, в последний момент на реке я принял, как одобряющий знак судьбы и даже не покраснев, выпалил:
- Я - ясновидец.
Ропот удивления и возмущения прокатился по рядам собравшихся у пристани людей, но тут же смолк под властным хозяйским взглядом.
- Ты знаешь, что тебе грозит, если ты не сможешь доказать своих слов? – осторожно спросил ярл.
- А если я это докажу? – парировал я.
- Тогда ты будешь дорогим гостем в моем доме, моя еда станет твоей едой, моя жена станет твоей женой.
Меня так и подмывало сказать, что это уже лишнее, особенно учитывая, что женщина стоящая рядом с ярлом, была совсем ни в моем вкусе, но это было бы оскорбление, а мое положение еще не было закреплено предсказанием.
- Совсем скоро к пристани подойдет еще один корабль…
И снова ропот собравшихся, не дал мне договорить.
- Продолжай, - приказал вождь.
- Это небольшая ладья, под красным парусом, на котором нарисованы крылья орла в круге солнца.
Кривоногий и ярл молча переглянулись, и по этому мельком брошенному взгляду, я попытался определить, является ли сказанное мною новостью для них или нет?
- Что нужно здесь тому, кто плывет на корабле, - спросил Кривоногий.
Откуда я мог это знать? Оставалось идти ва-банк.
- Ты сам знаешь ответ на свой вопрос. – Сказал я и почти зажмурился. – Ведь вы сами его позвали.

- Смотрите, - раздался, вдруг, крик, какого-то мальчугана и все повернулись лицом к реке.

Солнце стоявшее почти в зените, слепило глаза, но оно ярко освещало малиново-красные крылья четырехугольного паруса, что показался из-за гряды холмов, подступавших к самой деревне.
Весел не было видно. Ладья ловко шла под парусом, управляемая видимо очень сильной и твердой рукой.
Обо мне тут же забыли, что меня совершенно не расстроило, и поспешили обратно к реке, помогая пришвартоваться вновь прибывшему кораблю.
Рулевой, что так виртуозно подогнал корабль к берегу, даже не обернувшись, на спешащих помощь мужчин, спустился на берег.
Он смотрел прямо перед собой, и казалось никого не видит кроме ярла и Кривоногого, зато на него смотрели все.
И не просто смотрели – глазели, раскрыв рты.
Потому что это была – женщина…

Насколько я мог понять, из того перешептывания, что неслось с разных сторон – это была необычная женщина.
Ее называли вельвой-прорицательницей.
Люди смотрели на гостью издали и опускали глаза под ее тяжелым внимательным взглядом.
Она была молода, но в глазах отражалась мудрость, ее кожа была нежна, но две морщинки «гордеца» между бровей были свидетельницами упрямства и силы, ее губы были еще по-девичьи ярки, но были стиснуты так, словно она боялась обронить сквозь них слово, стоившее дороже золота.
Синий, широкий плащ, усыпанный камешками, укрывал все ее тело, стеклянные бусы опутывали шею, а талию стягивал широкий кожаный пояс, с привязанным к нему кошельком-сумкой. На голове красовалась шапка, подбитая белым кошачьим мехом, им же были отделаны перчатки. В руках она держала палку с украшениями из металла и вырезанными непонятными символами.
- Как называть тебя, гостья? - спросил ярл, выступая вперед и уважительно прижимая правую руку к своему сердцу.
- Зови меня Торбиоргой, конунг, - ответила прорицательница. - Ты посылал за мною, Торкель, чтобы я оказала тебе услугу.
Ярл склонил голову, подтверждая слова гостьи.
- Твое предложение за услугу оказалось щедрым, и я приняла твои условия. То о чем ты говорил уже у тебя?
- Мы расскажем тебе об этом позже, - уклончиво сказал ярл, и пригласил всех в дом, на пир, по случаю приезда гостей.
Вельва едва заметно усмехнулась и пошла следом за хозяином.
Я стоял в стороне и не мог поверить своим глазам и ушам.
«Никакая это не предсказательница, - изумлялся я, - это же моя Хатшепсут. Тоже лицо, та же фигура, даже голос и тот похож невероятно. Как же так? Что это? Мираж? Опять игры разума? Фантастика».
Наверное, я смотрел на нее так внимательно, что проходя мимо она просто не могла не заметить остолбеневшего идиота, не сводившего с нее глаз.
Сначала лишь мельком заметив мое присутствие, она вдруг остановилась и обернулась, пристально посмотрев мне в глаза. Я тоже смотрел на нее, словно кролик на удава, не в силах отвести глаз. Чем дольше она смотрела, тем больше изумления выражали ее глаза. Наконец, устав от этой дуэли она провела рукой перед своими глазами, словно стирая пыль с невидимого стекла. Я освободился от ее чар. Она тоже отвела глаза в сторону.
Наблюдавшие все это Торкель и Кривоногий, лишь молча покивали головами и не произнеся ни слова, зашли в Большой дом. 
Главный или Большой дом викингов представлял собою длинное прямоугольное помещение, вдоль стен которого были сделаны деревянные настилы, служившие обитателям дома, днем лавками, ночью – кроватями. Под самой крышей, в торце дома имелось единственное окошко, затянутое бычьим пузырем, оно тоже давало немного света, но в таком огромном зале его хватало лишь на то чтобы просто узнавать друг друга.
По случаю праздника утоптанный земляной пол был присыпан соломой, чтобы гость нечаянно не поскользнулся и не упал от пролитого на пол пива, или вина. Думается, что та же солома вбирала в себя и частенько проливавшуюся на таких попойках кровь, льющуюся меж охмелевших мужчин, привыкших решать все вопросы и споры с помощью оружия.
Стены были занавешены вышитыми гобеленами, над которыми не одну зиму трудилась какая-нибудь молодая красавица. Здесь же висело оружие, побывавшее ни в одном бою и принесшее славу своему хозяину.
По центру длинной комнаты стояли широкие столы, заставленные кувшинами и бочонками с медом и пивом, огромными тарелками, на которых громоздились вареные и тушеные куски рыбы, мяса и кровяных колбас. По обеим сторонам от стола стояли крепкие лавки, готовые выдержать большое количество гостей.
Но самым главным местом в доме был конечно же был очаг. Он находился посредине помещения, и был сердцем Большого дома - источником, тепла, света, самой жизни в этих суровых краях с морозными, снежными зимами, на продуваемом всеми ветрами полуострове.
Сейчас над ним, на вертеле жарились огромные куски мяса, источая при этом такое благоухание, что мой желудок заурчал на все лады в предвкушении славной трапезы.
Хозяин сел на высокое место южной лавки, Кривоногий уселся напротив него, далее все рассаживались по положению, исходя из личных заслуг каждого участника пира.
Женщины садились на южную лавку слева от хозяина, молодые, еще не прославившиеся войны, усаживались напротив них.
Вышла небольшая заминка с тем, куда посадить Торбиоргу.
Она была женщиной и не могла сидеть напротив ярла, но она была приглашенной вельвой и ее нельзя было обидеть дурным обхождением.
Немного посовещавшись с Кривоногим, который оказался родным братом жены ярла, а следовательно приходился вождю близким родственником, ярл кивнул головой слуге и тот поставил в торец стола небольшую лавку, куда и усадили вельву - в непосредственной близости от хозяина и не нарушив принятых правил пира.
Мне досталось место в самом конце стола, но и то Кривоногий пыхтел, дулся на это, заявляя, что мое умение будет еще не раз проверяться. Было ясно, что уж больно ему не хотелось, терять, так неожиданно и без трудов полученного раба, которого он мог хорошо продать.
Очевидно чтобы, придать мне смелости, или пожелав мне таким образом – приятного аппетита, он нагнулся к самому моему ухо, так, что заплетенная в две косы его длинная борода, полоснула меня по лицу и прошептал, что он не верит ни одному моему слову, и обязательно докажет это. И когда моя лож станет очевидной для всех, он обещал мне шикарную казнь – «ширококрылого орла».
Есть как-то сразу расхотелось.
Эта казнь была наиболее широко освещена в сагах северного народа, и не знать ее содержания я, конечно же, не мог.
Захваченному врагу надсекали грудину, раздвигали грудную клетку и разворачивали легкие, на подобии орлиных крыльев.
Если меня подвергнут такой процедуре, то в следующий раз я очнусь прямо перед воротами в царство Господа нашего, встречаемый Святым Петром.
Мне совсем не было слышно, о чем разговаривают на том конце стола хозяин дома со своею гостьей, но та время от времени кидала на меня быстрые взгляды, из чего я сделал вывод, что разговор касается непосредственно моей персоны.
- Почему ты совсем не ешь? – спросила меня, совсем молоденькая девушка, дочь хозяина дома, обносившая гостей вином.
- Я люблю жаренное на огне мясо, но не знаю, готово ли оно, - улыбнулся я ей в ответ, но по тому, как она зарделась, а сидевший недалеко от меня здоровенный парень, раздул ноздри, я понял, что улыбка здесь может стоить очень дорого.
«Вот бы американцев сюда, - злорадно подумал я, вспоминая их идиотскую привычку улыбаться по поводу и без него, лишь желая продемонстрировать окружающим мастерство своего дантиста».
Праздник между тем набирал обороты.
Пиво и мед нескончаемым потоком лились из крутых рогов могучих туров прямо в глотки пирующих, проливаясь мимо и стекая по длинным бородам пирующих, где мешались со струйками жира, капающего с жирных кусков мяса.
Скоро голоса стали звучать громче. Отовсюду доносился смех  и песни.
Все были довольны. Или почти все…
Когда было отдано должное напиткам и пище, ярл поднялся со своего места, и поднял руку.
В комнате сразу же стало тихо, было слышно даже, как трещит огонь в очаге.
- Сегодня большой день, родичи. Наш брат, - ярл показал на Кривоногого, - вернулся из похода… - ропот одобрения пронесся по рядам собравшихся, - …. И он вернулся не с пустыми руками. Он привез нам «светящегося в темноте».
Последовавший за этими словами шум, от бряцающего оружия, восторженных возгласов и хлопков в ладоши позволил мне предположить, что то, что привез Кривоногий является чем-то значимым, во всяком случае для этих людей.
Кривоногий поднялся со своего места красный от вина и гордости. Он потрясал поднятыми руками, стучал по своей могучей груди кулаками, прижимал к сердцу меч.
Короче, нежился в лучах славы.
Потом он долго и со всеми подробностями рассказывал о походе, о лишениях, которые они преодолели в дальних краях, о том, как они напали на дом конунга, у которого хранилось ЭТО.  Как вырезали всех мужчин этого рода, чтобы никто не смог обвинить их в простом  воровстве, что легло бы печатью позора на него и его дружину, и чтобы некому было мстить за родичей.
Его речь не раз и не два прерывалась «бурными, нескончаемыми аплодисментами».
Наступил вечер, а за ним пришла ночь.
От вина, из огромного рога, который невозможно было положить на стол, пока вся жидкость не была выпита до дна, а еще больше от шума и духоты в доме, у меня шумело в ушах и двоилось в глазах.
Но я мигом протрезвел, когда в комнату торжественно внесли что-то завернутое в кусок ткани и меня подозвали к хозяину дома.
«Началось», - подумал я и на нетвердых ногах подошел к началу стола.
- Мы решили устроить небольшое испытание, - сказал ярл, - тебе, а заодно и Торбигоре, да простит она мне эти слова. Но услуга, о которой мы просим, заставляет нас быть осторожными.
- Тебя что-то смущает во мне, Торкель? – даже тень волнения не пробежала по чудесному лицу, слегка порозовевшему от вкушенных яств.
- Меня смущает то, что ты приплыла на корабле, и приплыла одна, без сопровождения. Я не слышал раньше, что ты умеешь так ловко управлять ладьей.
- И еще, - вставил Кривоногий, - всем известно, что Торбиорга уже почти старуха, а ты молода и свежа, как весенний цветок.
Вельва метнула на Кривоногого быстрый взгляд, но ничего не ответила.
Нас подвели к тому месту, где лежал завернутый в ткань предмет.
Медленно, словно это был ребенок, Кривоногий распеленал ЭТО.
Я не мог сдержать возглас удивления, Торбиорга – восхищения.
Да. Да. Да.
«Глаз Ра» и кристалл из музея - в одном лице предстал передо мною.
Та же нежная дымка в середине камня, то же слабое сияние и пульсирующий приглушенный свет.
- Я хочу знать, что происходит сейчас в моем собственном доме, - произнес Кривоногий глядя поверх наших с Торбиоргой голов, на камень.
- Дай мне свои руки, - негромко сказала вельва, и я послушно протянул ей руки.
Мы взялись за руки и стали вглядываться в туманную дымку его сердцевины. Совершенно неожиданно, что-то раздвинулось словно шторки фотоаппарата и я увидел дом, похожий на этот, длинную комнату, потом еще одну - поменьше, бегающий женщин, и только что разродившуюся роженицу, которая дрожащей от пережитого напряжения рукой прижимала к груди маленький живой комочек новой жизни.
Я не спеша рассказывал то, что видел, Тортиборга подтверждала мои слова, добавляя от себя какие-то подробности.
Кривоногий был в восторге. То что мы говорили, видимо, подтверждало его ожидания.
Я посмотрел на него. Кривоногий светился от радости, смотрел в кристалл, но глаза его ничего не выражали. И тогда я понял, что картинку видим только мы с Торбиоргой.
Неожиданно я почувствовал в затылке нарастающую боль. Мне казалась, что кто-то смотрит на меня. Я обернулся. Да на нас смотрело много глаз, но я не видел ТОГО взора, который отдавался в голове болью.
Я уже отчаялся обнаружить источник неприятного ощущения, как вдруг я встретился с этим взглядом…
Пятнистый котяра, большой, широкомордый, с кисточками «а-ля рысь» на ушах, гипнотизировал меня своими зелеными глазами.
«Ну, конечно, - подумал я, мгновенно выстраивая все в цепочку закономерностей – кристалл, девушка, кот. Все эти составляющие присутствовали в моем сне-игре постоянно. Неразрывно следуя друг за другом».
Но я не успел додумать до конца так неожиданно пришедшую в мою голову мысль.
К нам подошел ярл и спросил - не ожидает ли какая-нибудь беда или угроза его дому?
Мы снова посмотрели в кристалл, но там было так темно, что я с трудом смог рассмотреть, едва различимые тени, что скользили вдоль стен Большого дома. Я открыл было рот, но тут перебивая меня заговорила Торбиорга.
Она рассказывала, что видит дом Торкеля в огнях славы и благополучия, Что Один радуемся ему и его отваге и смелости. Что все будут сыты, а дети здоровы. Что много и много добычи еще придет в руки славного конунга.
Я недоуменно посмотрел на вельву.
Торбиорга затевала свою игру.
Естественно мне она была симпатичнее, чем амбалы-варвары. К тому же возрази я сейчас, одного из нас тут же обвинили бы в несостоятельности.
Я нервно сглотнул, вспомнив «ширококрылого орла» и утвердительно кивнул головой, подтверждая, что я вижу то же самое.
В кристалле стало светлее – это через открытую дверь, лился на улицу яркий свет из Дома. И тут я узнал дом. Это был наш дом. То есть этот самый, в которым мы сейчас находились.
Неясная тень скользнула и скрылась за дверью, за ней вторая, третья. Я облизал пересохшие губы, кто-то входил в дом, но… обернувшись к двери, я никого не увидел.
Кот, что до этого не спускал с меня глаз, вдруг встал и зашипел, пристально глядя на что-то у стены.
Может быть мне почудилось, но пламя факела слегка качнулось в сторону в том месте, куда смотрел кот,  и …снова все замерло.
Но Кривоногий внутренним звериным чутьем почувствовал, что что-то не так. Посмотрев, на кота, потом, перехватив мой настороженный взгляд, он подошел к месту, где оставил оружие и, схватив меч, кинулся в нашу сторону…
Он не успел сделать и пары шагов, как его остановил нож метко брошенный Торбиоргой и попавшей ему прямо в сердце.
Кривоногий, запнувшись на месте, удивленно распахнув глаза, постоял еще секунду, словно в раздумье и стал медленно заваливаться назад, пока, наконец, с грохотом не свалился под стол.
От ужаса я даже перестал дышать, прекрасно понимая ЧТО сейчас произойдет.
В голове замелькали картинки нашего с вельвой убийства, казни, и одна страшнее другой…
Но произошло то, чего я себе даже представить не мог.
Стены комнаты словно ожили. От них одна за другой стали отделяться женские фигуры. Их белые лица с сияющими холодным огнем голубыми глазами и развевающими длинными светлыми волосами могли напугать кого угодно и без столь шокирующего появления. Особенно учитывая, что в обеих руках они держали мечи, с быстротой молнии посылая удары налево и направо, и двигались вопреки всем законам гравитации. Они с места, взлетали на высокие столы, и не касаясь земли перелетали  с одного конца комнаты на другой.
Они были похожи на танцующий шелк, что легко скользит меж пальцев, но этот завораживающий танец был смертелен.

- ВАЛЬКИРИИ, – раздалось с разных сторон.

Женщины вскакивали с мест, пытаясь отыскать своих детей и увести их прочь, уберечь от чудовищной расправы.
Воины торопились выхватить мечи, но умирали, даже не коснувшись ножен.
Они умирали молча, без единой капли крови, хотя мечи валькирий протыкали их насквозь и перерезали глотки.
Тени носились по комнате, выискивая все новые и новые жертвы, но совсем скоро не осталось ни одного мужчины, способного держать в руках оружие.
Только тут я очнулся и дернулся было к двери, но тут же ощутил на своей шее острую сталь, а над ухом тихий шепот Торбиорги, сообщившей мне, что теперь я ЕЕ раб.
В Большом доме уже не осталось никого из живых.
Мужчины лежали на полу, застыв в тех позах, в которых повстречались с мечами дев-воительниц. Женщины, схватив детей и подталкивая в спины подростков, рвущихся отомстить за отцов и братьев, уже давно скрылись за дверью, подгоняемые валькириями.
Мы остались в большом доме одни.
Кидая в мою сторону подозрительные взгляды, Торбиборга взяла со стола широкое блюдо, зачерпнула из очага углей и широким жестом раскинула их по всему дому.
Горячие угли тут же нашли чем поживится, вспыхивая маленькими костерками, на гобеленах, одеждах поверженных воинах, стенах дома.

- Нам пора уходить, - сказала вельва, нисколько не сомневаясь в том, что я безоговорочно последую за нею.
- Куда? – увиденное и пережитое, придало мне отчаянную наглость.
- Домой.
- К тебе?
- Теперь он станет и твоим домом, - пообещала Торбиорга и раскрыв свою сумку-кошелек, убрала туда камень.

Мы вышли из дома.
Чернота ночи могла соперничать с черным квадратом Малевича.
Но постепенно глаза стали привыкать к темноте, и я уже смог смутно различить двух лошадей, на одной из которых уже сидела та, которая так ненавязчиво набилась мне в спутницы, и ждала когда же, наконец, взберусь на лошадь я.
Я чувствовал, что откуда-то из темноты за нами наблюдают многочисленные глаза женщин и детей, на глазах которых погибла вся мужская половина их огромной семьи.
Погибла в неравном бою с призраками.
Наверное, противоречивые чувства охватывали людей.
Они не могли противится воле Одина, приславших за их мужьями валькирий, и не могли простить того, что они останутся не  отмщенными.
Люди боялись.
Честно говоря, мне тоже было жутко в соседстве с такими демонами, что продолжали кружить вокруг нас.
Тортиборг заговорила, обращаясь в кажущуюся пустоту ночи:
- Ваши мужья взяли то, что по праву принадлежало другим, и за это они наказаны, но фильгъяры вашей земли вымолили прощение для них у Одина. Напомнив, что они были хорошими воинами и «Жаркая ладья», она указала на горящий дом, унесет ваших мужей в Асгард, где они будут приняты в войско и дом Одина. Они обрели бессмертие.

Молчание было ей ответом…


Мы несли на своих лошадях сломя голову, хотя за нами никто не гнался.
Я видел перед собою факел, что держала в руке Тортиборга, и ориентировался на него, как на стопсигналы впередиидущего автомобиля.
Я даже не мог задать ей вопрос: почему, собственно говоря, мы так торопимся?
Я попросту не мог ее догнать.
Хотя верховая езда входила в предмет моего воспитания и образования, и я считал себя неплохим наездником. Но светские прогулки по паркам и случайные забавы на ипподроме, не шли ни в какое сравнения с бешенным галопом по каменистой почве, исчерченной холмами, оврагами, низинами и мелкими ручьями. А если учесть, что все это происходило ночью, то ощущение приравнивалось к хождению, по канату с завязанными глазами. Я, правда, никогда по канату не ходил, но меня всегда впечатляли трюки циркачей под куполом. То ли тряпочка у них с одной стороны прозрачная, вроде тонированного стекла, то ли магниты на ногах…

Через несколько часов такой гонки, у меня болело все, что только может болеть у человека.
Тортиборга же была неутомима.
Наверное, она могла так скакать сутки, а может и двое.
Ландшафт, однако, стал меняться. Мы все чаще поднимались по кручам и все реже спускались вниз.
Измученные лошади с трудом взбирались по насыпям, дрожа всем телом и хрипя натруженными легкими.
Я сказал про себя: «Хватит. Надо заставить ее остановиться и отдохнуть».
Но моего внутреннего голоса никто не услышал, но лошади в это момент тоже сказали – хватит, и были услышаны. Впрочем, их в отличие от меня было трудно не услышать, так они спотыкались, жалобно ржали, грызли удила, и вообще с большой неохотой двигались вперед.

Тортиборга остановила свою измученную лошадь, спрыгнула и ударила ее по крупу.
Кобыла присела на задние ноги, поднялась на дыбы, издав, как мне показалось, радостное ржание и, повернувшись, умчалась в том направлении, откуда мы прибыли.
Мой конь не стал дожидаться, пока я соображу, что все это значит, легко сбросил с себя мое измученное тело и умчался вслед за подругой.
Потирая ушибленный при падении локоть, я подошел к Тортиборге, которая, раскинув на земле свой плащ, уже вытаскивала из сумки-кошелька кристалл.
Она положила его на самый краешек плаща и в его слабом мерцании, я увидел то, чего не было видно, тогда, когда плащ находился на плечах своей хозяйке.
Это было настоящее звездное небо. Камешки-звездочки на нем, складываясь в созвездия бусинками и разноцветными перышками, весело искрились, ловя слабый свет исходящих от кристалла.
Тортиборга достала из сумки горсть костей и, прошептав что-то, кинула их на плащ.
Косточки раскинулись по всему «небу».
Вельва внимательно рассматривала только ей понятные знаки. Она шевелила губами, замирала, словно отгадывая загадку, потом двигалась взглядом дальше и так долго-долго, до самой последней косточки.
То, что она увидела, похоже, ее не обрадовало, но я не был уверен в том, что она готова поделится со мной своими соображениями.
Я решил зайти с другой стороны.
- Если у тебя есть кристалл, который показывает события так четко, словно это отражение в воде, зачем кидать кости, пытаясь с таким трудом отгадать то, что они «имели в виду».
- Кристалл показывает только прошлое и настоящее, а я хочу знать будущее, - ответила Тортиборга.
- Будущее не радует? Я правильно понял?
- Да
- А ты не могла бы так – в общих чертах обрисовать, что собственно говоря происходит и почему мы так торопились, – решился я наконец, на мучивший меня всю дорогу вопрос.
- Моему народу грозит большая беда, - печально ответила Тортиборга, - да и всему миру тоже. Запертый в подземелье волк Фенрир, рвется с цепи, на которую его посадил Один. Если мы не сможем отвратить беду от своей земли, монстр, из глаз и ноздрей которого рвется огонь, а из утробы сочится кровь, вырвется на равнины и одним дыханием подожжет мир. Огни пожарищ возвестят о великой катастрофе, о Сумерках Богов.
- Судный день – как это модно нынче, только ленивый сейчас не говорит об Апокалипсисе.
- Земля содрогнется, а вода поглотит твердь, как щенки Фенрира проглотят солнце, окутав мир тьмой. Все зло, населяющее Землю, повылезает из своих берлог. Мидгардский Змей, скрывающийся на дне морском, появится на поверхности, и из его пасти польются струи яда, что поднимутся дугой и обожгут небесный свод. Восстанут великаны, что веками таили злобу на свергнувших их богов. Земля, Небо, и сами Боги будут испытывать страх.
- Страшно даже слушать, - согласился я. – А что ты можешь сделать со всем этим?
- Кристалл не должен попасть в руки зла. Мы отдали его в семейство Рагнвальда – славного бесстрашного ярла, который знает путь через море в далекую страну, которую населяют красные люди и диковинные звери. Он должен был увезти за море кристалл, но его семейство было вырезано сводным братом Торкеля, жаждущего преподнести его в дар Харальду Харфагру - пособнику зла, который в погоне за властью готов обратить землю в пепел, лишь бы этот пепел лежал на его собственной земле.
- Еще один вопрос, - поднял я руку, понимая, что попал в мир сказок и мифов, - мы –это кто?
- Идем, – резко закончила разговор Тортибога, убирая кристалл обратно в сумку и запахиваясь плащом.

Заря уже раскрашивала небо на востоке, и оттого горы, что высились прямо перед нами казались еще чернее, чем только что прошедшая ночь.
- Надо поторопится, солнце уже встает, - сказала Тортиборга, прикладывая ладошку козырьком ко лбу и, пытаясь, что-то рассмотреть вдалеке.
- Если мы торопимся, то почему ты прогнала лошадей? – удивился я.
- Они все равно не смогут пройти дальше.
- ?
- От тех камней, - Тортиборга показала на большие черные валуны, - начинается запретная земля. Сюда могут пройти только посвященные.
- Посвященные? – не мог скрыть я своего изумления, оглядываясь на камни и, понимая, что я уже давно прошел через «эту границу», если она конечно не плод воображения моей спутницы.
- Ты такой странный, - впервые улыбнулась Тортиборга, - обычно, люди стараются казаться больше чем они есть на самом деле, а ты, имея дар, выглядишь наивным словно дитя.
- У меня нет никакого дара, - возразил я.
- Ты говоришь так, потому что Харфарг идет на нас войной, и ты хочешь избежать расправы? – нахмурила брови девушка.
- Я ничего не знаю о вашей войне.
- Невозможно не знать об этом. Еще луну назад Харфарг послал по стране гонца с железной стрелой.
- И что это значит? – спросил я, чувствуя себя, таким белым листом, что его белизна, слепила уже даже меня.
- Это значит, что каждый мужчина, видевший стрелу должен в течение пяти дней вступить на борт корабля своего тенга - военачальника, если между тенгом и «пустившим стрелу» существует договор.
- А чем вы так насолили этому Харфаргу?
- Он ненавидит нас.
- Кто ВЫ? – еще раз попытался я прояснить ситуацию.
- Мы – это те, кто читает руны, видит будущее, знает магию и зейд, толкует сны и готовит волшебные напитки.
- А-а-а. – Протянул я. – Однако – тенденция. Чем ближе конец света, тем больше таких как ВЫ.
- Таких, как МЫ, - поправила меня Тортиборга.
- Нет, нет. Нет. Я не колдун, не шаман и даже не доктор.
- Тогда почему ты видел то, что показывал кристалл?
- Откуда я знаю. Этот кристалл морочит мне голову, показывая такие сказки, от которых можно сойти с ума или застрелится. У меня словно раздваивается сознание. С одной стороны – этого не может быть, с другой – я все это вижу, чувствую и даже ощущаю, - единым махом выдохнул я, вспоминая поцелуй Хатшепсут. – Я встречаю его то в одном месте, то в другом, и везде что-то происходит, только я словно стою на месте и жду чем же все это закончится.
- Ты встречал кристалл где-то еще? – удивление прозвучавшее в вопросе Тортиборги было искренним и глубоким.
- Да. Дважды.
- Где? 
- Первый раз в Москве, в музее, где я включил камеру, желая просто заснять его на память, и провалился в преисподнюю, второй раз в Египте, в гробнице, где нас замуровали вместе с царицей этой страны, а третий раз здесь в доме Торкеля, перед тем как души-демоны, перекрошили всех находившихся на пиру мужчин. – То что я говорил, было похоже на бред, такой вывод сделал бы любой трезвомыслящий человек, но это было правдой, а правда необходима, если ты пытаешься что-то выяснить. Только за откровение платят той же монетой.
- Я не знаю тех мест, о которых ты говоришь. В твоих словах много чужого мира и странных слов.
- Но и это еще не все. Тебя я тоже вижу уже не в первый раз. – Начав говорить, я уже не мог остановиться, хотя уже представлял себе, как она удивится моим словам.
- Я тебя тоже, - спокойно ответила Тортиборга, и челюсть отвисла у меня.
- Ты помнишь Египет?
- Я видела тебя во сне. Еще в детстве.
- И что ты видела?
- Я видела себя орлицей, парящей высоко в небе и разглядывающую прекрасный мир, что был внизу. Но так красив он был только сверху. Чем ближе я подлетала к земле тем больше грязи и боли я видела среди живущих на земле – тех кто называл себя – людьми. В меня кидали камнями и ловили в сети. Мне хватали за крылья и выдергивали перья, чтобы украсить свои плащи. Меня посадили в клетку и заставляли есть остатки со столов пирующих людей. Я разогнула клювом железные прутья, и улетела прочь. Мои крылья ослабли и не могли унести меня так далегко, чтобы я не могла видеть землю.  Я стала жить на высокой скале, среди таких же гордых и независимых птиц, охраняя свой новый дом от зла, что тянуло свои жадные лапы с равнины, где жили люди. И вот однажды из далеких краев прилетел молодой орел, он был красив и могуч, силен и добр, справедлив и горяч сердцем. Он пришел, к нам в самый страшный час - час испытаний.
Тортиборга замолчала и мы какое-то время шли молча.
- А чем закончился сон? – наконец, спросил я.
- Он не закончился… Я проснулась… Когда я рассказала этот сон матери, которая была самой лучшей толковательницей снов в нашей округе, она печально вздохнула, погладила по голове и прижав к сердцу сказала долго-долго молчала и плакала, так и не сказав мне, что все это значит.
- Почему ты решила, что это я, ведь это была птица, и ты не могла видеть лица?
- У этого орла были твои глаза…
- Этого не может быть. Я попал сюда совершенно случайно. И скорее всего так же внезапно исчезну…Я не хочу причинять тебе боль и не могу поверить в то что все это происходит наяву.
- Важно не то, что видят глаза, важно то, что видит сердце.
- Тогда кто я по-твоему? Чародей, путешествующий во времени?
- Ты – ВИДЯШИЙ. И это сказал кристалл, а не я.
- Да нет же, Уверяю тебя. Я ничего не вижу. Я не вижу твоего будущего, более того я даже своего не вижу.
Тортиборга резко остановилась, так что я просто врезался ей в спину.
Обернулась и просто впилась в меня взором.
Я почувствовал, как по спине побежали мурашки, и быстрее забилось сердце. Но у кого бы, оно так не забилось, окажись нравящаяся вам девушка на расстоянии взмаха ресниц?
Ее лицо с четко очерченными скулами, было бледно той прозрачной бледностью северных народов, что придает им сходство с ледяными статуями. Ее волосы, разметавшиеся после долгой скачки, трепал ветер, кидая мне в лицо их светлые, пахнущие морем и вереском волны. Ее темные, прожигающие, словно угли глаза, вбирали меня в себя и не отпускали на волю. Она, словно скальпелем рассекала меня своим взглядом, ища там, невесть знает что, а я отчаянно боролся со своими плавящимися мозгами, вздымающимися кузнечными мехами легкими, боясь, после ее рассказа,  выдать себя и дать надежду на то, чего не могло быть…

- Я тоже не вижу твоего будущего.
От ее слов я вывалился откуда-то с того света, растерянно хлопая глазами.
- Что?
- Я не вижу твоего будущего, оно закрыто ЕГО тенью… Это не возможно, если только...   
Она замолчала на самом интересном и… страшном месте.
Вот они истоки финалов многосерийных фильмов.
Как-то от ее - «если только» мне стало немного не по себе.
Ясно у кого нет будущего, – его нет у трупа.

Дальше мы шли молча, думая каждый о своем, но, наверное, в общем-то, об одном и том же – «Что нас ждет впереди?»

Впереди нас ждала, отвесная скала, с узенькой, прерывающейся тропочкой, напоминающей азбуку Морзе.
Мы прыгали с камня на камень, цеплялись за едва видные выступы, взбираясь, все выше и выше в горы.
Стараясь не смотреть вниз, и вообще не оглядываться я пропустил, тот момент, когда земля внизу стала казаться уже чем-то менее реальным, чем плывущие над головой облака.
Совершенно неожиданно, мы вышли на площадку, довольно ровную и большую, которая соединялась с другой такой же площадкой, деревянным мостком.
Похоже, здесь и обретался мир северных волшебников.
Мы никого не встретили на первой площадке, где к скалам лепились небольшие домики, забираясь частично в тело массива, и перешли на другую.
Здесь собралось все население уединившегося мира.
Мужчины и женщины, что стояли у широкого деревянного помоста, выглядели озабоченными и взволнованными.
Заметив нас, они зашумели, приветствуя ее, и… меня, радостными возгласами.
- Они же меня не знают, - прошептал я на ухо Тортиборге.
- Ты здесь, значит ты – один из нас. К тому же валькирии рассказали всем, что кристалл открывает тебе свои тайны.
- Валькирии? Но это же демоны. Они же не живые. Разве не так?
- Почти, - лукаво улыбнулась вельва и приложила палец к губам, потому что на помост вышел седой старец, заросший длинными волосами и бородой.

- Мы ждали этого дня, - тихо начал он, и тут же стало тихо. Даже ветер, что нещадно трепал наши одежды и свистел меж камней, казалось, утих, прислушиваясь к его слабому голосу. – Мы знали заранее, что все будет именно так. Мы знаем, как все будет потом.
Слушавшие издали единый, тяжелый вздох сожаления.
- Но мы не можем опускать руки, пытаясь отсидеться за порогом нашей безопасности. Потому что любая безопасность, это всего лишь мираж. Наивность спрятавшихся. Их трусливая надежда на спасение. Ибо нет барьера, который нельзя сломать, как нет волшебника, которого не возможно одолеть мужеством и храбростью. В этом наша слабость и наша сила. Сила жизни. Что должно случится, то случится. И мы должны помнить, что сегодняшний бой – он будет не против людей пришедших с Харальдом, а против зла, которое несут в себе его помыслы и желания. Он был одним из нас, но его обуяла жажда власти, которая убивает человека раньше, чем тот успеет насладиться своими победами. Малое зло порождает большое. Каждый такой шаг, нарушающий баланс добра и зла ведет к гибели мира, которым правит великий Один. Помешать приходу тьмы – долг каждого пришедшего в мир, тем более того, кто помечен мечом Богов. 
Старик утих.
Все молчали, не нарушая тишину, словно уйдя в себя и ища там поддержки и силы для предстоящей битвы.

- Они начинают, - нарушила молчание Тортиборга.
Все очнулись и посмотрели туда, куда указывала вельва…

Люди заливов, морские разбойника, убийцы с Севера – какими только эпитетами не награждали этих людей, которые вошли в историю под общим именем – викинги.
И сейчас под нами, у подножия скалы шевелилось людское море – из этих бесстрашных воинов, идущих в бой с радостью и надеждой на бессмертие.
Что может победить таких людей?
Многочисленные корабли, привезшие сюда огромное войско, собранное Харфаргом, маленькими точками виднелись, далеко в заливе, ожидая своих победителей.
Воины выстраивались широкой стеной и, заводя себя перед боем криками, грохотом мечей о щиты, с нетерпением ожидали команды своего предводителя, начать бой.
- Наверное, много серебра пообещал им Харфарг, - негромко сказала Тортиборга, и отошла от края скалы.
Площадка, на которой мы стояли, постепенно пустела.
Толпа находившихся здесь людей быстро редела, но если они торопились к началу боя, но они заведомо опоздали. Спуск со скалы занял бы не менее получаса, а до битвы оставались секунды.
- Они не успеют спуститься, - высказал я Тортиборге свои сомнения.
- Те, кому положено быть внизу, давно там. У остальных другая роль.
- Какая? – не утерпел я.
- Ты все увидишь. Потому что мы будем глазами моего народа. – Сказала вельва, раскрывая свою сумку.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, в чем будет заключаться наша роль в этом разворачивающемся у меня на глазах феерическом действе.
Разведка, комментарий, раскадровка спутникового сигнала – можно назвать как угодно, смысл был один – слежка за неприятелем.
Можно было бы конечно просто вытащить камеру и смотреть через видоискатель, максимально приблизив изображение, но зато так, глядя в кристалл, я мог ощущать тепло ЕЕ рук, хрупкость пальцев, чувствовать ток ее крови, наслаждаться ее близостью. Быть с ней единым целым. Пусть не надолго. Пусть на миг, но память сохранит этот миг навсегда…
Если бы я мог знать тогда, во что выльется мой мелкий эгоизм, я не подпустил бы ее к кристаллу, на пушечный выстрел.
Но я не знал. Я не был ясновидцем…

Свирепые лица мужчин, одно за другим проплывали перед моими глазами. Раздувающиеся ноздри, выпученные глаза, рты, раскрывающиеся в воинственном кличе.
Мы все видели, но ничего не слышали.
Тортиборга сосредоточенно смотрела в кристалл. Напряжение отражалось во всем ее облике, брови почти сошлись на переносице, глаза расширились до пределов. Еще резче обозначились скулы, и побледнела кожа. Она почти не моргала, находясь практически в трансе.
Меня это удивило. Сам я совершенно не напрягался. Просто смотрел «телевизор».
«Наверное, я крутой волшебник», - возгордился я сам собою.

- Говори, - услышал я над головой.
Надо мною стоял тот самый убеленный сединой старец, что наставлял своих одноплеменников перед боем.
- Она не может говорить, иначе вы потеряете контакт, - пресек на корню мою гордыню старик, - ТЫ будешь нашими глазами.
«Вот оно что, - понял я. – Она все взяла на себя, чтобы у меня остались силы говорить. А я то…глупец…» 
Стало стыдно, но краснеть и переживать было уже некогда, первые ряды беснующихся от нетерпения викингов раздвинулись, и вперед вышел их предводитель.
В том, что это был именно предводитель, сомневаться не приходилось. Высокий, широкоплечий мужчина выделялся среди прочих, горделивой осанкой и высоко задранным подбородком. Особое величие его образу добавляла прямо-таки львиная грива зачесанных назад, длинных волос.
И тут меня осенило. Харальд Харфагр – Харальд Прекрасноволосый - единовластный государь Норвегии. Середина девятого века.
Так вот куда меня занесло. Конечно намного ближе к дому, чем Египет, но…
Я немного отвлекся в своих мыслях, но старик, тронув за плечо, вернул меня в реальность.
- Говори.
Я увидел, что большой серый валун перед Харальдом вдруг ожил и…развернулся, превратившись в высокого стройного юношу, который так походил лицом на короля, что было трудно усомнится в их родстве. Я сказал об увиденном старику.
- Это Рагнвальд. Сын Харальда. Я отговаривал мальчика от этой встречи, но он все равно решил перед битвой поговорить с отцом, надеясь убедить его отступиться от своих черных замыслов. – Грустно изрек старец.
Я видел, что сын с отцом о чем-то горячо спорят, и хотя слов было не разобрать, было очевидно, что договориться они не смогут.
Харальд, потеряв запас терпения, повернулся спиной к сыну и пошел к своему войску. Сын, от досады закусив губу, повернулся спиной к врагам… и тут же изогнулся от боли…
Длинная стрела вылетела из плотных рядов викингов и вонзилась юноше прямо между лопаток.
На короткий миг я увидел его глаза, в которых отразилась такая печаль и боль, что я невольно отвел глаза в сторону.
Страшно быть убитым по приказу своего же отца. А в том, что приказ отдал Харальд, не было никаких сомнений. Он не мог не слышать звука упавшего позади него тела, но он не обернулся и даже не вздрогнул от неожиданности, равнодушным каменным идолом скрывшись за рядами своего войска.
Первый выстрел был сделан, положив начало битве.

Воины огромной волной покатились к скалам, хотя мне совершенно не было видно, на кого они, собственно говоря, нападают.
Но тут, один за другим стали разворачиваться такие же серые камни, которыми было усеяно все предгорье.
Волна, бегущих в атаку людей ударилась, словно о невидимый щит и откатилась обратно.
Это казалось невероятным. Мои глаза, уже и без того повидавшие не мало, за столь короткий срок, все еще не потеряли способность расширяться от удивления.
Люди в серых плащах стояли на большом расстоянии друг от друга, принимая на себя удары волн, словно молы на морском берегу принимающие на себя сокрушительные удары моря и разбивая на куски широкие волны.
Но постепенно атака за атакой сила этих удивительных людей, в плащах уменьшалась.
Викинги подходили к ним все ближе и ближе, пока, наконец, не пал, рассеченный надвое первый из колоссов. За ним упал, второй, третий. Тугая волна вливалась все дальше, все глубже увязая среди стоящих отдельными башнями «серых».
Тогда из расщелин в скале показались женщины.
Они плели узоры в воздухе, быстро перебирая руками, и сотворенный ими рисунок, обретая едва заметные глазу черты, устремлялся вперед на неприятеля.
Я попытался разглядеть эти узоры и скоро понял, что это – руны, великое умение творить которые было по преданиям дано северным народам самим Одином, который создал их из капель, истекших из мозга исполина Имира. Руны, переданные Имиром, были погружены в  священный мед и разосланы по дальним дорогам, к асам, к эльфам, к мудрым ванам, остальные же достались в собственность людям.
Руны могли исцелять, привораживать, тупить оружие и проклинать на века целые поколения людей.
Тот, кто умел пользоваться ими, был практически неуязвим.
Все это я знал из книг, но то, что я видел своими глазами превосходило эти скудные описания, как Солнце превосходит в своем сиянии Луну.
Руны были живыми.
Отделяясь от рук посвященной, они сами искали, и находили свою жертву,  тупя мечи и ломая луки воинов, ослепляя  глаза и сковывая движения дерущихся.
Новая атака, наткнувшись на творивших руны, захлебнулась едва начавшись.
Мужчины в бешенстве кидали на землю свое затупившееся в одно мгновение оружие, терли глаза, пытаясь сорвать с них ослепляющую завесу, падали на землю, не в силах подняться.
- Они отступают, - радостно сообщил я старику, но тот не даже не улыбнулся.
- Значит, настало время берсеков. - Сказал он загадочную фразу. 

И тут я увидел ИХ.

Такую безумную ярость даже трудно было себе вообразить.
Охваченные фатальной одержимостью несколько десятков воинов выступил вперед. Каждый из них был страшнее целого воинства.
Они скрежетали зубами, грызли кончики своих щитов, дико вращали глазами, они на падали даже на камни, встречались у них на пути.
Они находились под действием какого-то яда или гипноза – ничем другим объяснить такое поведение было невозможно.
Они рубили воздух вместе с подплывающими к ним рунами, разрывая чары, прежде чем они успевало нанести им ощутимый вред.
Медленно, но верно они приближались к женщинам. За ними двигались, словно за таранами остальные викинги.
- Надо что-то делать, - воскликнул я, - они сейчас разорвут их в клочья.

Но помощь уже спешила к окруженным со всех сторон и не успевающих рисовать достаточное, для своей защиты количество рун, женщинам.
На помост, что находился на площадке, взошло двенадцать девушек с тяжелыми мечами в обеих руках. Они встали, опершись на кончики своих мечей, опустили головы на грудь и… словно по команде перестали дышать. 
Это казалось невозможным. Я забыл про кристалл, во все глаза смотря на живые трупы. И вдруг…
Словно тень отделилась от тела самой крайней из них, и легко оттолкнувшись от земли, заскользила вниз по утесу, презирая все законы земного притяжения.
Она летела по воздуху так же, как сноубордист, легко скользит по снежному склону, лишь изредка направляя свое движение изящным изгибом тела.
Все новые и новые тени устремлялись вниз, туда, где кипела необычная битва.
«Те самые валькирии», - понял я, - страшную работу которых мне пришлось увидеть в доме Торкеля.
- Этого не может быть, - уже в который раз, не веря своим глазам, прошептал я.
- Если мы чего-то не знаем, это не значит, что этого не существует, - эхом отозвался старик. – Тебе еще не раз придется убедиться в этом, мальчик.
- Но как они убивают, я не видел крови, но видел смерть, принесенную ими?
- СЛОВО убивает так же, как и железо. Слово, начертанное на лезвии меча, забирает жизнь из тел тех, кто с ним соприкасается.

Ряды атакующих при виде валькирий, спускающихся со скалы, вздрогнули и рассыпались в стороны. 
«Ну, теперь победа будет наша», - мысленно потирая руки, подумал я.
Валькирии носились по равнине с быстротой молнии, опрокидывая отдельно стоящих воинов и целые группы.
Невозможно было представить, что что-то сможет остановить этот танец смерти.
Я не отрываясь смотрел в кристалл, ничего не видя и не слыша вокруг.
И вдруг…
Одна из валькирий, словно наткнувшись на что-то, что проткнула ее насквозь, выронила из обессиливших рук оружие и исчезла. Я видел как одна за другой валькирии, встречают смерть, прямо из пустоты…и исчезают, словно мираж.
Видя, как редеют их ряды, валькирии устремили свои взоры вверх и как по команде бросились на вершину скалы.
Я обернулся, чтобы спросить у старика, что происходит, но увидел лишь его отрубленную голову, что продолжала смотреть на меня мертвыми глаза.
Девы меча взбирались все выше и выше, продолжая терять своих подруг с потрясающей скоростью..
И тут я понял, что не только вижу, как рвется под чем-то твердым их плоть, но и слышу это. Я слышу, как со стуком падают на землю их тела, одновременно с тем, как исчезают из пространства их невесомые оболочки.
Я обернулся…
На помосте, в лужах крови стоял Харальд, словно мясник, протыкая мечом неподвижные тела дев.
Забыв, что совершенно не умею драться мечом, которого у меня к тому же и не было, я, разорвав наш с Тортиборгой контакт, и с голыми руками бросился на убийцу.
Откуда я мог знать, что делать этого нельзя.
Что прежде ее надо было «разбудить», вырвать из другого мира…
Я этого не знал, и понял много позже…
И слишком поздно…
А тогда я пытался спасти другую, даже не зная, что сам уже стал убийцей.

Харальд не ожидал нападения.
Он потерял равновесие и пошатнулся, когда я повис у него на плечах, не давая возможности дотянутся до последней из оставшихся в живых девушки.
Я отступал к пропасти, утягивая волосатого викинга за собой.
Он был раза в два больше меня, но только что увиденное хладнокровное убийство девушек пробудило во мне древние звериные инстинкты.
Я не боялся его меча, я не боялся пропасти, что уже готова была принять нас, я не боялся смерти, одержимый, словно берсек, объевшийся мухоморов.
Ярость, клокотавшая во мне, сминала налет цивилизованного человека, наполняя мышцы неведомой силой, прорываясь свирепым рычанием и жаждой убить – довести бой до конца.
Я перекинул его через себя и словно сломанную игрушку скинул со скалы…

Я ожидал увидеть, как его тело беспомощным кулем свалится к подножию скалы и замрет там навсегда…
Но Харальд был викингом, человеком привыкшим к горам, как и к морю с самого детства. Не пролетев и двадцати метров, он ухватился руками за выступ скалы и, повисев секунду, подтянулся и забрался на выступ, так и не выпустив из руки меча.
Я смотрел вниз на него, он смотрел на меня.
Наши взгляды обещали друг другу смерть, но это обещание еще надо было исполнить.
Я обернулся на Тортиборгу, она лежала на камнях, с закрытыми глазами и казалась мертвой.
Я смотрел то на нее неподвижное тело, то на поднимающегося по скале, словно кошка Харальда. Надеяться  на победу с ним в открытом бою на мечах мне не стоило даже рассчитывать.
После того, как он убьет меня, он расправится и Тортиборгой, и… завладеет кристаллом.
Я метался как загнанный в ловушку зверь, не находя выхода.

И тут Харальд остановился.
Последняя, из оставшихся в живых валькирий, чье единственное тело продолжало стоять, среди убитых подруг, пошла в бой на убийцу.
Но видимо меч Харальда был защищен не меньшими по силе рунами, которыми был исчерчен его меч,  руки до локтей и даже кожаные латы, прикрывавшие грудь.
Он отбивал удары валькирии, и лишь привязанность к своему физическому телу, мешала ему перейти из защиты в нападение.

Дальше медлить было нельзя. Я ничем не мог помочь валькирии в ее схватке, но я мог спасти Тортиборгу.
Кинув кристалл в сумку, и перекинув длинный ремень через голову, Я схватил на руки неподвижное тело вельвы и устремился к одной из многочисленных расщелин в скале.
Уже забегая внутрь пещеры, я увидел, как из горла стоящей на помосте валькирии фонтаном брызнула кровь, и как упало на сложившиеся мечи мертвое  девичье тело…
Харальд победил в этой схватке, теперь на очереди были мы с Тортиборгой…

Пройдя два десятка метров по извилистому лабиринту пещеры, как-то незаметно перешедшей в туннель, я понял, что дальше двигаться нет никакой возможности. Было слишком темно. Так темно, что просто ничего не видно.
Я остановился, прикидывая, что делать дальше.
Попробовать затеряться среди камней и отсидеться здесь пока Харальд не устанет от поисков? Но такой вряд ли устанет.
Он проделал не малый путь, придя сюда, и положил у подножия скалы кучу своих людей, преследуя определенную цель.
Какая цель у него была?
Убить всех кудесников, уединившихся от мира?
Вряд ли. Чем они могли ему помешать?
Скорее всего, ему нужно было то, чем они владели, а самым большим их богатством был как раз этот кристалл, что знал прошлое и видел настоящее.
Интересно как он работает?
И откуда вообще взялся?
Я бы, наверное, долго так стоял, размышляя на эту тему и строя догадки одна нелепее другой, но неожиданно кто-то взял меня за руку.
Я подпрыгнул на месте и издал сдавленный вопль.
- Шшшш. Тихо. – Послышался из темноты скрипучий старческий голос.
- Кто Вы? – Выдавил я из себя.
- Я помогу тебе, - ответил голос, - идем.
- Я не могу идти. Ничего же не видно.
- Не умеешь доверять своим ощущениям? – усмехнулся голос. – Знакомо. Сейчас уже почти никто не умеет. Что ж, тогда доверься мне.
Обладатель голоса потянул меня за руку, и я сделал неуверенный шаг за ним.
- А почему нельзя говорить громко? - спросил я, когда блуждание по темноте, уже стало надоедать, и не было никакого намека на то, что мы скоро доберемся до места, куда направляемся.
- Чтобы не разбудить спящих, - последовал ответ.
- Кто же здесь может спать? – усмехнулся я. – В таком холоде.
- Мы идем сквозь жилище великанов, если они проснуться, мы провалимся в недра земли, прямо в его пасть Фенрира, - ответил голос.
- Другими словами, эта пещера проходит под массивом, но тут часты осыпи и чтобы нас не завалило, надо соблюдать тишину, - выдал я.
Голос ничего не ответил, да я, собственно и не ждал ответа.

Не обладая зрением крота, я то и дело спотыкался, и всякий раз боялся упасть или уронить Тортиборгу.
А еще было очень холодно.
Очень.
Пару раз мне казалось, что я слышу позади какой-то шум, но всякий раз он затихал прежде, чем я успевал к нему прислушаться.
Чтобы не уснуть на ходу, я стал думать о том, что если нас здесь все-таки засыплет, то ели археологи, когда-нибудь нас откапают, то, наверное, очень удивятся моей видеокамере и фотоаппарату. Хотелось бы мне посмотреть на их лица.
От этой мысли стало как-то легче, а может пришло второе дыхание.

- Можешь положить ее здесь, - наконец сказал голос.
- Где?
- Да где хочешь.
Я осторожно опустил свою ношу на пол. Сумка стукнулась о камни и только тут до меня дошло, что я – ИДИОТ.
Ведь я мог светить себе кристаллом, он же светится, как фонарь.
Чертыхаясь и ругая себя последними словами, я полез в сумку, и вытащил кристалл.
По пещере, в которой мы находились, тут же разлился мягкий, мерцающий свет, и я, наконец, смог увидеть, обладателя скрипучего голоса.
Это была старуха, с длинными космами грязно-пепельных волос, крючковатым, длинным носом, тонкими бесцветными губами и… совершенно слепую.
 Обычно так выглядят в наших фантазиях ведьмы, но эта почему-то не казалась страшной, несмотря на весь свой облик.
Она просто была очень древней. И именно это поражало в первую очередь.
Спохватившись, я оторвался от созерцания сказочной бабули и повернулся к Тортиборге.
Та все так же была без сознания.
Ее тело было безвольно и нечувствительно ни к шлепкам, которыми я пытался привести ее в чувства, ни к холоду от камней, на которых она лежала.
Она была похожа на спящую красавицу, ожидающую спасения от своего принца.
Я показался наивным даже самому себе, но все-таки поцеловал ее в губы, вспомнив рецепт подобного исцеления из сказки, потому что грань между сказкой и реальностью, после всего увиденного и пережитого, была мною уже безвозвратно утеряна.
Но чуда не произошло.
- Это бесполезно, - сказала старуха.
- Почему?
- Она не здесь.
- Она вот передо мною, Вы просто не видите.
- Я вижу больше чем ты, - огрызнулась старуха. – Ее душа осталась в камне, а тело здесь и они не могут найти друг друга. Пока камень рядом с нею она будет жить, если его не станет - не станет и ее.
- Что же теперь делать? - спросил я, только теперь до конца понимая, что натворил.
- А ничего.
- Как ничего?
- Ничего нельзя сделать. Судьбы всех живых существ на Земле находятся в руках трех сестер, трех могущественных женщин, достойных называться Богинями. Это Норны - те, кто приходят к колыбели каждого ребенка, чтобы определить рисунок его будущей жизни, они же посещают каждое смертное ложе, дабы перерезать нить жизни.
- Это сказки из древнего времени.
- Норны старше самого времени, - усмехнулась старуха, - Они встретились в начале начал и пропели судьбу самим Богам. Ибо даже Боги, несмотря на их мудрость, силу и магию, обречены на уничтожение, потому что тоже подвержены слабостям и грехам.
- Значит, ВСЕ имеет свой конец?
- Нет. Все новое поднимается из грязи и пепла старого, погибшего. Жизнь не имеет конца, потому что Норты плетут и плетут паутину предначертаний и заполняют ими книги судеб всех, кто приходит в этот мир. Да и сам мир, подчиняясь единым правилам ТВОРЦА, имеет в той книге свои страницы.
- Но мы же не знаем, что наплели Норны в судьбе Тортиборги, ведь они не оборвали нить ее жизни, может быть потому что еще не пришло ее время? Неужели нельзя хотя бы попытаться что-то сделать?
Спокойствие, с каким старуха рассказывала мне сказки о том, что ничего не надо делать, потому что ничего нельзя изменить, злила меня даже больше чем собственная глупость.
Но по тому, как она вдруг надолго замолчала, я понял, что-то все-таки можно попробовать предпринять.
- Скажите мне, что может ее спасти, и я это сделаю, -  сказал я, подходя к старухе, полный решимости даже прыгнуть в пасть к их подземному чудовищу, если это поможет спасти Тортиборгу.
Старуха, на всякий случай, отошла от меня в противоположный угол пещеры.
- Только герой может разбудить Уснувшую. Ты герой?
- Нет, - сокрушенно покачал я головою.
- Так стань им, - с усмешкой посоветовала мне старуха.
- Как?
- Убей дракона.
- Отличная идея. – Тяжело вздохнул я. – Дело за малым, найти дракона.
- Он сам найдет тебя.

Разговор двух сумасшедших.
«А может быть, я сошел с ума еще раньше, и там, в Москве я тоже был в своем воображении. О, ужас, - подумалось вдруг мне, - может быть я в психушке. Почему я не подумал об этом раньше. Может быть, что-то случилось еще дома. И  я путешественник во времени сейчас составляю достойную компанию Наполеону и Гитлеру в какой-нибудь частной клинике? А эта старуха на самом деле медицинская сестра. Все может быть». 
Тут мой взгляд упал на Тортиборгу.
«Она так верила в сон, что приснился ей в детстве. Так ждала своего Орла, что прилетит и останется с ней рядом. Это был всего лишь сон, но она верила.
Вера.
Нужно очень сильно верить и тогда все возможно…»

- Я пошел, - сказал я старухе, направляясь к выходу из пещеры.
- Куда? - удивилась она.
- Искать дракона.
- Ты не можешь видеть в темноте.
- Я научусь.
- У тебя нет оружия.
- Я найду.
- Это может не помочь оживить ее.
- Я попробую.
- Что ж, - тихо сказала старуха, - может у тебя и получится. Погоди.
Старуха подошла к стене и вытащила из расщелины каменный молот на длинной деревянной ручке.
- На, возьми, - кивнула старуха на оружие каменного века, - этим молотом боролся сам бог Тор со змеем Мидгарда. От ядовитого дыхания змея, молот стал меньше, но зато его удар стал во много раз мощнее. С таким оружием ты победишь любого врага. Когда убьешь дракона, принеси сюда его сердце, и мы разбудим твою красавицу.

«Лучше это, чем ничего», - подумал я, взвесив, в руке молот, и закинув его на плечо, вышел из пещеры. 
Темнота сразу облепила меня своими липкими пальцами. Она давила со всех сторон, лезла через глаза внутрь головы, забивалась в легкие, пытаясь испугать и свернуть меня со своего пути.
Но я не боялся ее, потому что со мной была моя ВЕРА. 
И тогда темнота отступила, подивившись моему безрассудству. Заползла обратно в трещины и провалы, затаилась в складках каменных глыб.
Я ничего не видел глазами, но я шел и не падал, я даже не думал о том, что могу врезаться лбом в каменную стену или провалится в какую-нибудь пропасть.
Я шел вперед, словно зная куда идти.
Я сжимал рукоять молота и не чувствовал его тяжести.
Я искал дракона.
Искал ли дракон встречи со мной?

Оказал, что да, искал.
Харальд вышел из-за угла неожиданно, ослепив меня светом факела.
После кромешной тьмы, этот неверный свет, едва колеблющегося пламени, показался мне ослепительной вспышкой. Я невольно остановился и зажмурил глаза.
Рядом с моим плечом раздался, лязг метала о камень.
Только тем, что он не ожидал встретить меня вот так внезапно, в полной темноте, мог объяснить его промах.
Но он тут же взял себя в руки и, выставив меч перед собой, приготовился к схватке.

Мы знали, что из пещеры может выйти только один из нас или не выйдет никто.
Я размахнулся и ударил, намериваясь снести ему голову. Харальд увернулся и попытался проткнуть меня насквозь. Я отскочил к стене, а потом, когда он замахнулся для следующего удара, ткнул его молотом в грудь.
От удара Харальд задохнулся. Дико выкатив глаза, он жадно хватал посиневшими губами воздух и рвал на груди рубашку, словно это она мешала ему дышать.
Самое время было нанести последний удар, но …
Из-под сорванной с груди рубахи на меня смотрел дракон…
На  кожаном панцире, что был спрятан под верхней одеждой, красовался нарисованный яркими красками огромный красный дракон,  с горящими драгоценными камнями глазами, и широко разинутой пастью, из которой сочился яд, в виде маленьких, белых жемчужин.

Дракон сам нашел меня, как и предсказала старуха.

Удары посыпались один за другим.
Зная, что несомненное преимущество умения вести бой на стороне врага, я пытался одолеть его скоростью, вращая молот, словно винт и не позволяя ему приблизится на расстояние удара.
Он начал отступать. Я двинулся за ним, пытаясь понять, что означает его маневр.
Мы удалялись от источника света. Он уходил в тень. Мой же силуэт на фоне горящего позади факела, был виден более чем хорошо.
Но не в этом была его хитрость.
Опасную низость полого спускающегося потолка, я заметил лишь тогда, когда молот со всего маху врезался в нависший над нами камень.
Мне показалось, что вздрогнуло само основание скалы.
Каков бы ни был план Харальда, но главное ему удалось – я остался без оружия.
Ручка молота сломалась, и он бесполезным камнем свалился мне под ноги.
«Я не смог стать героем и спасти любимую девушку», - пронеслось в голове.
Но тут, со всех сторон послышался какой-то неясный шум.
Сначала едва слышный, он все нарастал и приближался, пока не превратился в оглушающую канонаду...
Харальд, вместо того чтобы прикончить меня последним ударом, нервно оглянулся вокруг и… бросился бежать.

Первый маленький камешек стукнул меня по голове, второй по лопаткам, а потом пошел настоящий каменный дождь….

«Великаны проснулись, - вспомнил я, предостережение старухи, оседая под тяжестью каменного водопада, - значит впереди встреча с Фенриром….»

Продолжение следует...