За Гранью часть седьмая

Дорогу в будущее спросите у прошлого…

«Какая же нестерпимая жара», - думала я, пытаясь открыть глаза.
Но тщетно. Пот, слезы и копоть от дыма склеили ресницы намертво. Потрескавшиеся, распухшие губы, казалось, растянулись на все лицо.
«Какой кошмар», - я всхлипнула и поднесла руки к лицу. Щеки и лоб горели огнем, до губ было больно дотронуться.
«Дотронуться, - пронеслось в голове, - ну, да - дотронуться, ведь руки свободны. Наверное, сгорели веревки. Странно веревки сгорели, а запястья не болят».
Аккуратно поскребла ресницы и пальцами растопырила глаза.
Налетел новый порыв ветра и в ноздри ударила вонь.
Запах горелого мяса был сладковато-приторным, удушающим и очень устойчивым.
«Ноги обгорели. Как же я еще на них стою?» 
И тут я поняла, что не стою, а… лежу.
Причем на чем-то бесконечно жестком и горячем.
«Барбэкю что ли решили из меня сделать? На углях поджарить. Уроды средневековые».
Скосила глаза в сторону.
Углей, однако, не обнаружилось. Да и костра тоже не было. Вокруг насколько хватало глаз, было видно только белесое, жаркое небо.
Я судорожно ощупала себя, хлопая ладошками по одежде.
Нет, не истлела. И вроде нигде не болело. Только спина ныла от жесткой постели.
«Что за фигня?
Где это я?
Меня спасли? Неужели Эльфу удалось?» – кружились в голове вопросы.
Тихонько повернулась на бок, а потом уже перекатилась на живот.
«Е-мое», - где-то далеко-далеко внизу расстилалось зеленое море леса.
Оказалось, что я лежу на большой каменной площадке, на огромной высоте.
Откуда-то опять пахнуло гарью.
Я перевернулась и на пузе, как солдат первогодок, неловко поползла к противоположному краю плиты.
Чем дальше я ползла, тем ближе становился горизонт, и скоро мне открылся такой вид, что я замерла на месте, словно уткнулась в стену…

Передо мною раскинулся город.
Ну, это я так его назвала.
На самом деле это походило на город так же отдаленно, как лапти на модельные туфли.
Но все было до того симметрично и пропорционально, что вызывало именно такую ассоциацию.
Я конечно не историк и не будущий археолог, как Алекс, свихнувшийся на тайнах древних аборигенов Земли, но даже я знала, что такую чуму построили майя в Центральной Америке или они эту фигню попросту у кого-то отняли.
Ступенчатые пирамиды всевозможных размеров были живописно и симметрично разбросаны по огромному пространству вдоль основной дороги, ведущей от того места, где я находилась до широкой площади напротив.
Я сказала дорога, но и это не верно, точнее это была дорога из воды. Многочисленные  большие и малые бассейны, каналы с перекинутыми через них редкими мостками образовывали настоящее озеро посреди джунглей, опоясывая голубым ожерельем многочисленные храмы и постройки.
Посреди бассейна из воды высилась, и та пирамида, что находилась слева от основного канала. Эта вообще была та еще громадина, но окружавшая пирамиду, вода смягчала резкость и многотонность ее граней.
Солнце, отражаясь в водяном зеркале, наполняло все вокруг необычным сиянием, от которого в глазах взрывались фонтаны радужных искр.
Может быть именно из-за этого, а может из-за того, что земля была все-таки далеко, я не сразу поняла, что маленькие коричневые точки внизу - это люди. Я поняла это только тогда, когда где-то внизу загудели барабаны и точки, словно ожив после долгой спячки, сделали какое-то однообразное движение и промычали что-то не членораздельное.
Народу было - фигова туча.
Как муравьев в муравейнике.
«Интересно – это они на меня пришли посмотреть? Что ж по сравнению с городской площадью при замке, моя популярность заметно выросла», - кисло улыбнулась я.
Опять загремели барабаны.
Также вскинулись внизу люди, но их мычание на этот раз перекрыл полный боли и отчаяния вопль, здесь, совсем рядом со мной.
Я шустрым тараканом подползла к краю каменной плиты и посмотрела вниз.
Хорошо, что я давно не ела, а то бы вырвало.
Здоровенный мужик, с руками по локоть в крови, ковырялся в разрезанной от шеи до пупка груди, несчастного паренька, и, нащупав что-то, рванул на себя.
«Индиану Джонс, Храм Судьбы» смотрели?
Вот то же самое, только живьем, наяву, и взаправду
Вытаращив глаза, я тут же их захлопнула и откатилась от края плиты.
Снизу, от земли шел еле слышный гул, словно тысячи глоток пели песню, про осенний дождь - глухо, монотонно, бесконечно. Потом, уже здесь рядом, под плитой, что-то чвакнуло и зашипело. И скоро меня опять накрыла волна удушающей гари от горевшей человеческой плоти.
«Сердце на огонь бросили», - догадалась я.
Потом послышался шорох, словно, что-то тяжелое через всю площадку внизу тащили по полу. Я двинулась в сторону шума и выглянула из-за плиты как раз в тот момент, когда тело несчастного скинули вниз, к подножию пирамиды.
Мертвое тело, с которого уже успели снять кожу, подскакивая, то и дело, переворачиваясь, понеслось вниз.
Приглядевшись, я увидела, что этот был совсем не первый, и возможно не последний приговоренный к смерти юноша, потому что сзади опять послышалась возня и сдавленные всхлипы. 
Развернувшись на животе, уже в который раз, рискуя натереть себе на пупке мозоль, вот вам минус от коротеньких кофточек, я поползла обратно.
Я снова осторожно высунула голову из-за плиты, но на этот раз мне не повезло.
Приговоренный на заклание парень, до того смотревший на занесенный над ним каменный тесак, нехилых размеров, вдруг оторвал взгляд от орудия убийства и, вперившись глазами в мое лицо, заорал как ненормальный, показывая на меня пальцем
Палач вздрогнул и опустил меч, затем поднял голову и посмотрел в мою сторону.
Я этого уже правда не видела, потому что шарахнулась от края и замерла на месте, слившись с камнем.
Я слышала, как тесак рассек кожу, и затрещали кости. Странно, но жертва не кричала.
Может быть, он умер еще до этого, от ужаса.
Несчастный.
Впрочем, мое везение тоже закончилось.
В тот самый момент, когда я решила отлепиться от плиты, кто-то схватил меня поперек туловища и легко оторвав от камня, поднял над головой.
Я мотала ногами и руками в воздухе так, что если бы была в воде, то плыла со скоростью торпедной ракеты. Но плавать по воздуху я не могла, и поэтому, оставаясь на месте, с ужасом смотрела на подскочившую со своих мест толпу дикарей.
Они трясли кулаками и что-то скандировали. Но мне было не разобрать что именно, потому, что я орала еще громче их всех.
Наконец громила, что держал меня над головой словно штангу, подошел к краю плиты и бросил вниз.
Сволочь! Я же могла разбиться. Но это, похоже, всех собравшихся здесь внизу под моей плитой-укрытием мало волновало.
Меня так это лениво поймал другой амбал.
На краткий миг согрело сердце лишь то, что моя сумка, в которую я, инстинктивно вцепилась, когда верзила наверху схватил меня за пояс брюк, с размаху шибанула этого внизу по голове.
 Жаль, что там не было кирпича, но все-таки незначительное помутнение рассудка он получил, и разжав руки выронил меня на пол.
Меня никто не держал, но и бежать было некуда.
Глянула на ступени, что круто уходили вниз, и сразу закружилась голова от жуткой высоты, к тому же внизу бесились любители ярких впечатлений. Сквозь их плотный кордон было не пройти.
А здесь, на верху, меня тут же обступили со всех сторон ЖИВОДЕРЫ.
Глядя на них, можно было, запросто свалится без чувств, и умереть, не приходя в сознание.
Кожу, которую сдирали с казненный, жрецы надевали на себя. А потом, оставляя вокруг себя на камнях кровавые и жирные следы, словно безумные, метались по площадке храма, на крыше которого я так неудачно оказалась.
Зрелище было такое ужасное, что я позавидовала Несмеяне, которая умела отключатся и по менее значительному поводу.
Вперед вышел сухопарый старик, перед которым остальные почтительно расступились.
Он тоже был одет в жуткий и совершенно неприличный «костюм», как и большинство жрецов.
- Как ты посмел, взойти на вершину храма Луны и оскорбить священное место перед великим днем, нечестивец? – закричал страшным голосом ненормальный, выкатывая при этом глаза и брызгая мне в лицо слюной.
Впечатляло. И было бы очень страшно, если бы не отвисшие едва ли не до плеч вытянутые мочки ушей, и завязанные мелкими пучками волосы на макушке, а так он напоминал мелкого злобного пуделя.
Он постоянно что-то жевал, сглатывая большие глотки слюней, что вызывало у меня отвращение, а у него приливы бешенства. А потом тут же наступала апатия, и маленькие зрачки злобных мутных глаз видели уже не меня, а скорее вечность, где-то там за гранью сознания.
Было сомнительно, что он что-то слышит, а тем более соображает.
Такому что в лоб, что по лбу и все по фене.
Ну, как с таким разговаривать?
Оставалось одно - хамить.
- Да пошел, ты, сволочь вислоухая, куда подальше. Мы тчетлане перед голожопыми «ку» не делаем.

Пудель, несмотря на мои сомнения, оказался в струе - он не только меня услышал, но и, кажется, понял.
Больше того - ему понравилось.
Он даже заткнулся на время и страшно улыбнулся, показав мне свои желтые зубы.
Потом, правда, налился краской и от злости не в силах говорить показал на измазанный кровью камень, на котором сегодня порезами уже немало народу.

Палач, наверное, был немой.
Так же безмолвно, как и всех предыдущих он не произнося не звука, тут же разложил меня на их вонючем алтаре.
За руки и за ноги меня держали четверо мужиков.
Справились.
Палач рванул на моей груди майку и два десятка маленьких пуговичек, поскакали во все стороны.
«То-то археологи удивятся, когда мои пуговицы найдут. Конечно, если эти папуасы их себе на бусы не переделают». - Подумала я, отстранено глядя, на зависший надо мною  здоровенный тесак черного цвета.
Но тут что-то пошло не так.
Палач вылупился на мою грудь и стал всем показывать на нее пальцем. Скоро все находившиеся на площадке окружили меня плотной стеной.
Пудель тоже стоял между ними, и суда по его взгляду он готов был выковырять мне сердце из груди пальцем.
- Чего вылупились, любители нимфеток? – Крикнула я и лягнула, ногой ослабившего хватку индейского богатыря, что поймал меня наверху.
- Это девочка, великий жрец. Ее нельзя предать обряду жертвоприношения здесь. Кецалькоатль будет не доволен.
«Молодец Кецалькоатль, - подумала я. – Не то, что эти. Надеюсь, он у них тут главный, и надерет задницу Вислоухому».
Пудель нехотя мотнул головой и погрозил мне узловатым пальцем.
- Сегодня Кецалькоатль уже не примет тебя, но завтра. . .
- Завтра, так завтра. Я не тороплюсь, – ответила я и запахнула на груди майку. – Хватит пялится.

Как я спускалась с  пирамиды – то была отдельная история.
Пробовала и так и эдак, и лицом к пирамиде и спиною к ней.
Только все одно было жутко страшно, неприятно и о-о-очень долго.
Охранники отошли от меня подальше, после того, как на самом верху я споткнулась и, ухватившись рукой за одного из них для равновесия, едва не спихнула его вниз головой по лестнице.
В конце концов, я попробовала идти так, как шли жрецы, глядя не себе под ноги, а вдаль и… у меня получилось.
Странное, волнующее ощущение, что ты спускаешься прямо с неба…
Невероятный восторг на некоторое время отодвинул назад все прочие чувства.
Было совсем не страшно.
Было так здорово, что я бы не поленилась влезть на пирамиду еще раз, чтобы пережить это заново.

У основания пирамиды мы по навесному мостку перешли через водяной ров и дальше меня повели разными переулками и площадями.
Надо ли говорить, что я шла в окружении все тех жрецов, которые защищали меня от толпы выстроившихся вдоль каналов аборигенов.
А может, их от меня защищали.
Потому что индейцы стояли довольно смирно, а я, придя в себя после спуска с «Олимпа» и, вспомнив, что нахожусь в стане врагов, орала: «Врагу не сдается наш гордый «Варяг», Пощады никто не желает. . .» – любимую папину песню из его молодости.
Поплутав так по улицам около часа, мы остановились у большого сооружения, отдаленно напоминавшее вигвам, только огромный.
«В таком вигваме жить, ни какой пентхауз не нужен. Интересно, сколько у них здесь аренда квадратного метра?» – попытки отвлечь себя от действительности глупыми вопросами, всегда поднимали мне настроение в кризисных ситуациях.

Меня завели в вигвам и передали с рук на руки мужчине, который, похоже, тоже совсем недавно пришел сюда, судя по той поспешности, с которой тройка женщин обтирала с него пыль и пот.
«Небось, бегом бежал, что бы впереди меня дома оказаться», поняла я.
- Приветствую тебя, невеста Кецалькоатля.
«Опа! Еще никто не сватался, а я уже невеста. Как у них тут все быстро, чуть было, похороны не случились, а уже свадьба на носу».
- А Кецалькоатль-жених  – это выходит ты? Так?
Мой вопрос весьма озадачил жениха, так что он тут же сменил тему разговора предложив мне поесть, что было весьма кстати.
На обед были бобы, я их не очень чтобы люблю, но хлеб из кукурузной муки был еще хуже, поэтому выбирать особо было не из чего.
После обеда меня оставили в покое, отведя куда-то в глубины вигвама, все пространство которого было поделено, спускающимися с потолка циновками.
Очень мне понравилось.
Можно какие угодно комнаты делать. Одни циновки поднял, другие опустил, и вот тебе уже другой интерьер, не надо мебель двигать, занавески, светильники перевешивать. Здесь, правда, мебели и не было, но из-за разноцветных циновок и разных тряпиц было весьма колоритно.
Меня оставили одну и даже без охраны. Видимо из лабиринта циновок было не так-то легко выбраться, да и охраны на входе было вполне достаточно.
Я легла на спину и, положив сумку под голову, глядела на вздувшееся от бобов голое пузо.
Майку я завязала на груди узлом, так что теперь была почти голая.
В животе заурчало.
Я погладила его и посочувствовала: «Не наелся, родной?  Ну, ничего. Когда-нибудь же все это закончиться. А если не кончится, то однажды я проснусь на спине у динозавра, которому на голову в этот момент будет падать метеорит».

- Ты с кем разговариваешь? - послышался из-за перегородки чей-то шепот.
Я встала и подняла циновку.
Невероятно!!!
На меня смотрел все тот же Рыжий «Антошка» и  Эльф в одном лице, а по возрасту что-то среднее между ними обоими.
- Тебя то сюда как занесло?
- Я здесь живу.
- Слушай, ну ты прям, везде живешь. Может ты клон?
- Нет. Я Хунак-Кеель.
- Хунак? – усмехнулась я. – Хунак - это круто. А меня Машей зовут.
- Не очень красивое имя.
- Ты свое то слышал?
- Оно ничего не означает, я хотел сказать. – Засмущался Хунак.
- Зато твоему бы у нас быстро определение нашли, - мне было обидно за свое имя, потому что мне-то как раз оно ОЧЕНЬ нравилось.
Хунак надул губы и насупил брови. Пришлось отступить.
- Ладно, Хунак. Прошло. Забыли. Раскурим трубку мира?
Хунак мотнул головой и мгновенно куда-то исчез, словно его и не было. Только циновки лениво покачались и доказывали мне, что кто-то сейчас здесь все-таки был.
Хунак вернулся также быстро, как до этого смылся. Зато в руке у него была настоящая курительная трубка, из которой вился уже забытый мною аромат табака.

Я выхватила у него трубку из рук и затянулась.
Кайф.
Аромат был бесподобный, я такого еще ни разу не пробовала.
Глазки сразу закрылись, как у довольной киски, которой чешут за ушком.
Мысли потекли медленнее, лениво перекатываясь внутри черепушки. Трубка была не маленькой и когда мы, наконец, на пару ее докурили, я уже была готова поверить, что капля никотина – убивает лошадь.
Хунак тоже отъехал, но не так как я – видно привычный.
 
Неужели тебе совсем не страшно? – поинтересовался он.
Я с трудом продрала глаза и не сразу въехала, о чем он говорит.
- А почему мне должно быть страшно?
- Тебя же завтра отдадут в жертву Кецалькоатлю.
- Как в жертву? – спросила я, разглядывая циновку, что висела напротив.
- Ты же слышала, что сказал жрец.
- Базар шел о свадьбе.
Лохматая змея, нарисованная на циновке, вдруг покачнулась, и змеюка показала мне язык. Я ответила ей тем же.
- О свадьбе? – пришел черед удивиться Хунаку. – О чьей?
- Ну, моей с Кецалькоатлем.
Змея на циновке нахмурилась, а потом скрутилась узлом,  показывая мне кончиком хвоста фигу
- Ты что бобов объелась? Кецалькоатль  - это бог, а его невесты девушки, которых бросают в глубокий колодец у его храма, в котором они и тонут.
- Все?
Я показала циновке две фиги и язык.
- Ну не все. Если невеста не утонет до полудня, то ее вытаскивают из колодца, но она словно проклята для остальных. Ведь сам Кецалькоатль не захотел принять ее в свой дом.
- Ничего, я не обижусь, пусть отказывается. А колодец глубокий?
Змея из красной превратилась в зеленую и отвернулась.
- Очень. Он без дна.
- Прям так и без дна.
Я подобрала с пола камешек и залепендила ей в затылок, а когда она обернулась, показала на Хунака, что это, мол, он кидается.
- Да.
- Значит с одной стороны ваш колодец, а с другой Марианская впадина.
Змеюка обернулась, покрутила кончиком хвоста у виска и поползла сквозь циновку.
- Что?
- Не важно, - махнула я рукой.
«Один фиг не объяснить. Глобуса под рукой все равно нет», - подумала я, подползая к циновке и разглядывая ее, с обратной сторону.
- А где змея? – спросила я вслух.
- Уползла, - ответил Хунак и отрубился…


Становилось все жарче и тоскливее.
Снова принесли еду.
«На убой кормят», - поняла я, но есть то, чем угощали - не хотелось
Я ковыряла пальцем кукурузную лепешку и думала о Вислоухом
«Как бы он мне завтра подставу не сделал. Испугается, что смогу и не утонуть, чиркнет по ребрам своим ножичком. И не захочешь – утонешь».
- Хочешь, я покажу тебе дом Кецалькоатля? – вдруг прервал молчание Хунак.
- Может, ты мне лучше поможешь убежать?
- Я не могу уйти с тобой, а одна ты не выберешься из джунглей.
- Почему ты не можешь уйти?
- Завтра Великий День, а я  Вечный Хранитель – я не могу предать свой народ и свою землю.
- Ну, тогда пошли, все равно делать нечего. Только как? У дверей охрана?
- Не проблема, это же мой дом, – улыбнулся Хунак.
«Интересно, мне показалось, или он действительно перенимает у меня манеру разговаривать».
Мы на цыпочках крались по спящему дому, переступая через спящих вповалку мужчин и женщин
- Сиеста? – кивнула я на них.
- Что?
- Спать долго будут?
- Не очень.
- Ну, тогда шевели ногами.

Мы выбрались на улицу из-под стены, с противоположной стороны от входа и тихонько, маленькими перебежками стали пробирались по городу, хотя, на мой взгляд, можно было особо и не таиться.
Шатающегося народу не было видно совсем, а какие-то птицы горлопанили так, что Ниагарский водопад мог отдыхать.
Прогулка заняла немало времени, но, в конце концов, мы благополучно добрались до места.
Перед нами высилась шестиярусная громадина, украшенная скульптурами Пернатого змея – Кецалькоатля.
В это время, невесть откуда взявшееся облако, прикрыло нещадно палящее солнце, и жара стала более терпимой.
- Видишь облако, которое спрятало Солнце. Это  ладья Кецалькоатля, которую он посылает за своими невестами. – Тут же высказал свою гипотезу неудавшийся метеоролог Хунак.
- Какой ты умный. Прямо как динозавр с мозгами.
Про динозавров Хунак видимо не знал, а слово – умный – ему понравилось. Глядя на его сияющую физиономию, возникло огромное желание устроить ему экзамен, чтобы спустить с небес на землю.
- А откуда ты все знаешь про Кацелькоатля?
- Все рассказано в этих фресках и рисунках, - сказал Хунак, показываю рукой на стены пирамиды.
Я, до этого прикидывая, какой бы мне найти предлог, чтобы искупаться в канале, который опоясывал пирамиду, тут же ухватилась за эту возможность.
- Я поближе посмотрю, - и нырнула в теплую, как парное молоко, воду.
Хунак даже рот не успел открыть, но потом, воровато оглянувшись, прыгнул следом.
Наплававшись вволю, мы выбрались на ступени пирамиды, и пошли наверх к сияющему золотой отделкой храму.
- А Кацелькоатль был злой? - спросила я, разглядывая мощные клыки Пернатого Змея, торчащие из его рта.
- Вообще то нет. Он был добрый Бог. Он научил людей пользоваться огнем, жить в мире, и приносить в жертвы лишь цветы и пищу.
- Тогда с какого перепуга Вислоухий народ губит?
- Он прибыл из Толлана.
- И что это значит?
- В Толлане жил заклятый враг, Кецалькоатля – Тескатилпока, Дымящееся Зеркало. Это был молодой, всемогущий, всезнающий и вездесущий Бог. Он был неуловим, как ягуар, и невидим, как ветер. Он владел загадочным предметом, который позволял ему на большом расстоянии наблюдать за тем, что делают люди и боги. Тескатилпока и Кецалькоатль боролись много, много тун. То один из них брал верх, то другой. Но Тескатилпока коварством одолел Кецалькоатля, и ему пришлось бежать из Толлана. Вот тогда то, под предводительством Тескатилпока и начались человеческие жертвоприношения. И как не сопротивлялись наши вожди, помня то, что говорил им добрый Бог, зло становилось все сильнее и сильнее, становясь с каждом разом, все ненасытнее.
- И что теперь будет? – спросила я, водя пальцами по каменным картинкам, которые словно ожили после рассказа Хунака.
- Завтра, после жертвоприношения «невест», - Хунак бросил на меня быстрый взгляд, - состоится битва Жреца и нашего вождя, символизирующую битву титанов. Победитель войдет в зал, где достойные превращаются в Богов, и зажжет Пламя.
- Ну, ты же не вождь, тебя то чего держит, - спросила я, надеясь, что Хунак передумает и уведет меня куда-нибудь подальше, от ненормальных жрецов, богов и дурацких обычаев.
- Я сын вождя, - гордо ответил Хунак
- Сын вождя? – переспросила я.
Хунак гордо выпятив грудь, молча кивнул головой.
- Если ты сын вождя, то почему рыжий, он то черноволосый?
- Это случилось давным-давно.
- Ну, это как водиться.
Хунак укоризненно посмотрел на меня и я, черканув себя по горлу пальцем, показала, что, мол, все, больше ни слова - могила.
Хунак принял мои извинения и продолжал.
- К берегу… там, - он махнул рукой куда-то, в сторону, позади себя, - пристала большая ладья, в которой приплыли братья Кецалькоатля.
- Кто сказал, что они его братья?
- У них была белая кожа и длинные бороды.
- Как у Кецалькоатля, - догадалась я, глядя на фрески, и тут хлопнув себя по лбу, воскликнула, - ну, правильно - это викинги были.
- Викинги?
- Верняк, хотя все равно считается, что Америку открыл Колумб.
- Колумб?
- Да. Это другой Кецалькоатль, – нетерпеливо махнула я рукой. - Не отвлекайся.
- Так вот, эти боги стали жить среди нас, потому что их ладья сломалась, и они не могли вернуться назад к Кецалькоатлю, который к тому же на них, почему-то был зол, как они сказали.
- Ну, это их базары, им и тереть.
- Да. – С некоторым сомнением в голосе согласился Хунак.
- Наш вождь, да будет он жить вечно, тогда был еще очень молод, и только-только принял в правление свой народ. Он принял гостей очень радушно. Отдал им лучшие дома и женщин, хотя это очень не понравилось верховному жрецу из Толлана.
- Этому Мюнхаузену с ушами спаниеля? – сердито переспросила я, показывая руками, отвисшие уши жреца.
- Да. – Опять после некоторого раздумья согласился Хуан, - Гнев Тескатилпока нашел несчастных братьев Кецалькоата. Не прошло и года, как все прибывшие один за другим умерли. Умерли их жены с так и не родившимися детьми. Умерли и дети вождя, который сам очень долго болел, но выжил. После этого Боги так и не позволили ему иметь детей. Жрец из Толлана говорил, что это наказание, за то, что вождь приютил тех на кого бог пролил свой гнев. Самым последним умирал самый главный из приехавших братьев Кецалькотля. Вождь к тому времени уже поправился и оплакивал смерть своих пяти детей и семи жен. Но когда Ольхрам, его друг, с которым они кровно породнились, смешав свою кровь в чаше жизни, попросил не оставить сиротой своего сына. Вождь, верный своей братской клятве, не испугался гнева Тескатилпока и объявил новорожденного сына Ольхрама после его смерти,  своим сыном и наследником.
- Понятно. Это ты и есть?
- Да. Но о той клятве знают только жрецы Толлана. И не велят никому рассказывать.  Даже с вождя они взяли такую клятву, за то, что согласились с его решение.
Мы помолчали. Потом я решила, что наивный Хунак, должен снять розовые очки и посмотреть на мир, реально:
- Хунак, ты дурашка, как русский Ивашка.
- ?
- Хана тебе.
- Отчего.
- Убьют тебя, как только двинет копыта твой приемный отец.
- Как?
- Да просто. Вислоухий объявит всем, что ты вовсе и не сын вождя. Это ж очевидно. Ты ж на него похож, как щенок, на воробья. Клятву вождя от народа скрыли, вы сами молчите, как воды в рот набрали. Так что поверь мне на слово. Придет время, тюкнут тебя черпаком по кумполу или сердце вытащат, как это у вас заведено.
- Но жрец дал клятву вождю.
- Он дал, он и обратно заберет. Это друг политика. Всяк под себя гребет. Так, что тебе надо что-то придумать и побыстрее. Мне кажется, жрец ваш уже устал трон  Бога ждать.

Сквозь дрожащий от зноя воздух я смотрела вдаль, на зеленое море джунглей, которое когда-нибудь укроет этот город, спрятав все его тайны.
Все уйдет в прошлое, стремясь в будущее, повторяя ошибки ушедших, и ничему не уча пришедших.
 «Все одно и тоже, - думала я, - ничего не меняется. Ну, ничегошеньки. Обязательно сыщется плохой Бог, который порушит все, что успел сделать хороший.
Который настроит друг против друга людей, придумав нелепые запреты и, исказив саму суть полезных и нужных обычаев, который, обострит зависть и разожжет жадность. Который будет убивать в человеке все хорошее, чтобы увидеть все плохое.
Почему все так, а не иначе?  Где вы - Великие Боги, что сотворили мир, и ушли, забыв оставить ему свою мудрость…»

Солнце уже начинало клониться к закату.
Мы сидели с Хунаком на ступенях храма и время, казалось, остановилось, чтобы мы успели понять что-то очень важное, может быть даже главное в жизни.
Но я не успела понять того, что хотело сказать мне время.
Кто-то схватил меня сзади.
Я попыталась вырваться, но тут же тяжелый кулак влетел мне в левый висок, и я отключилась.


Голова, была тяжелой, словно налита свинцом.
В ушах стоял ужасающий грохот сотен барабанов.
Шатаясь из стороны в сторону, я попыталась подняться и сделать несколько шагов. Перед глазами поплыли круги, и я рухнула обратно на пол.
Я все слышала, но не могла поднять головы.
«Наверное, сотрясение мозга», - поставила я сама себе диагноз.
Глаз с левой стороны заплыл и, потрогав щеку, поняла, что лицо с этой стороны опухло и наверняка посинело.
Кто-то вошел и перевернул меня на спину. Потом положили на лицо мокрую тряпку. На этом медпомощь себя исчерпала.
Мне приказывали встать и идти, но я не могла подняться, и даже не пыталась. Тогда меня подхватили под руки и потащили на улицу.
Пришел новый день, но он был как две капли воды похож на прошедший.
То же палящее солнце, та же толпа, жаждущая зрелищ людей.
Только поменялось место действия и жертвы.
Теперь это был не жертвенный камень наверху пирамиды и вереница юношей, а огромный колодец, у которого толпились девушки.
Тут же стоял ухмыляющийся жрец, наряженный в красный плащ, украшенный перьями..

Одним глазом я посмотрела вокруг.
Ни вождя, ни его Хунака нигде не было видно. Странно. Я всегда думала, что такие дела без первых лиц государства не начинают.
Но тут жрец начал свою бесконечную речь и  многое прояснилось.   
Оказалось, что не далее, как сегодня ночью великое горе постигло народ Кецалькоатля.
Их любимый вождь и отец покинул детей своих и отправился по большой воде к самому Кецалькоатлю и после сегодняшнего жертвоприношения, которое пришлось как нельзя более кстати, жрец объявит имя нового вождя, который выйдет с ним на ритуальный бой, потому как Хунак, сын и наследник усопшего тоже отправился вслед за отцом в лучшее края, туда где живут боги и их дети.

«О, Боже, они убили и Хунака. – ужаснулась я. – Ну, отчего все так нелепо? Знали ведь откуда ждать удара и все равно ничего не смогли сделать».
В бессильной ярости я ударила кулаком о ладонь и взвыла от досады на себя и жалости к Хунаку.
Зато жрец пребывал на вершине блаженства.
Он упивался каждой минутой. Страдания несчастных девушек доставляли ему необыкновенную радость и удовольствие.
Не торопясь, он начал совершение обряда.
На середину огромного колодца, метров десять в диаметре, а может и больше, были выведены мостки, по которым он отправлял «невест» к «жениху», который ждал своих нареченных в темно-зеленых глубинах, бездонной пропасти.
Что-то прошептав девушке на ухо, он скидывал ее вниз, чувствительным толчком в спину, а потом  долго стоял согнувшись над колодцем и когда крики захлебывающейся невесты замолкали, объявлял собравшимся, что Кецалькоатль принял к себе дочь такого-то. Среди толпы поднимался мужчина, и все поздравляли его, что он родил такую прекрасную дочь, и что она так быстро понравилась богу.
От всего этого впору было сойти с ума.
От страшных обычаев этих людей, веяло такой дикостью, что я начала понимать, что все эти сооружения были построены, точно не этими варварами и не затем, чтобы резать и топить здесь людей.
Но тогда - зачем?

Я преувеличенно внимательно разглядывала то, что меня окружало.
Я готова была смотреть даже просто на небо, лишь бы не порадовать живодера затаившимся в глазах страхом.
Рядом с колодцем уже не было ни одной жертвы.
Все они были там внизу.
Кто-то еще барахтался и молил о помощи, вызывая презрение собравшихся, а жрец, перегнувшись через стенку колодца, ругал несчастных, за их неуважение к богу.
Меня он естественно припас напоследок.
Подошедший к Пуделю младший жрец, что-то прошептал ему на ухо и показал на солнце. Оно действительно уже стояло почти в зените. Видимо жрец намекал Вислоухому, что остается совсем мало времени, и если я не разобьюсь о воду при падении, и не утону до полудня, то меня придется вытащить, как отвергнутую богом.
Жрец криво улыбнулся и кивнул мне головой, приглашая на помост.
Я даже не шевельнулась: «Нафиг. Пускай тащат. Хоть напоследок покататься на их горбу».
Меня  поставили на край помоста
И со здоровой головой, не то, что с моей, раскалывающейся от боли черепушкой, было не легко удерживать равновесие на краю бездны. А бездна внизу выглядела о-о-очень впечатляюще.
Вода была видна далеко-далеко внизу, где-то на глубине пятнадцати метров, из которой тянулись к солнцу руки еще живых девушек.
От края колодца, по мосткам ко мне приближался жрец.
Надо же я не ошиблась.
Пудель решил не рисковать. Между складок одежды мелькнул, уже знакомый мне тесак. Жрец в упор смотрел мне в глаза, ища там, наверное, ужас или мольбу о спасении…
 
- «Со щитом, или на щите», - крикнула я и понеслась навстречу Вислоухому.
Тот сначала оторопел и остановился.
Потом все понял, хотел было повернуть назад, но было поздно.
Схватив его за уши, я спихнула его с мостков, и по инерции сама полетела следом.
В такой сцепке мы и достигли поверхности воды. Я отпустила его уши и вытянувшись струной, вслед за жрецом вошла под воду.
Жрец упал спиной, прямо передо мной и таким образом проторил мне дорожку. Вода меня даже не очень оглушила. Я ушла под воду метра на три,  и уже начала всплывать, когда поняла, что как раз вот это будет сделать  не просто.
Поднимаясь к поверхности, я то и дело натыкалась на руки, ноги, тела утопленниц.
Они были повсюду, куда бы я ни поворачивалась, куда бы ни пыталась плыть.
Со всех сторон на меня смотрели широко открытые глаза с мертвых лиц. Среди зеленой воды тела казалось, парили в невесомости. Черные волосы дев раскинулись вокруг голов словно силки, ловящие добычу, а скрюченные пальцы грозились не пропустить мимо ничего живого.
После такого зрелища – дома, в ванной плавать и то будет страшно.

Наконец над головой показался кусочек чистой воды.
Но едва я сделала два судорожных глотка воздуха, как в мои волосы вцепилась чья-то рука. Наугад пнув назад ногой, я на свою удачу попала в цель и рука разжалась.
Отплыв немного в сторону, я обернулась.
«Живуч, старый таракан», - пронеслось в голове.
Жрец, отправившись от удара, меж тем уже плыл ко мне.
Похоже, его держала на поверхности такая сильная злоба ко мне, что мне стало ясно - кто-то из нас точно не дождется полудня.
Я посмотрела наверх.
Младшие жрецы, облепив края колодца, с явным интересом наблюдали за тем, что происходило здесь - внизу, и изредка один из них громко сообщал об этом всем собравшимся.
Жрец грозил им кулаком, ругался, требовал немедленно вытащить его, сыпал проклятиями, но… правило, было правилом для всех…
Никто не хотел навлечь на себя гнев бога, и тем самым погубить себя.
«Своя рубашка ближе к телу» как ни крути. 
Вислоухий продолжая ругаться на своих нерадивых помощников незаметно продвигался в мою сторону.
Пришлось снова нырнуть.
И снова зеленая муть, расцвеченная яркими лучами солнца, проникающими на очень большую глубину.
И снова трудный путь наверх за глотком воздуха.
И опять жрец, продирающийся ко мне сквозь трупы.
И опять нырок под воду.
Мои силы таяли, а Пудель был неутомим. Похоже, он сможет здесь плавать до вечера. Может, он даже специально тренировался в какой-нибудь сезон дождей, когда никто не видел. Кто его знает.
Опять нырнув, я поняла, что это в последний раз.
Теперь уже придется сойтись в рукопашной.
Но, посмотрев наверх, что бы определить в какой стороне, дрыгает ногами Пудель, я вдруг заметила в стене здоровенную дыру, и, решив – «была - не была», - рванула в темноту.
«Глупо», - скажите Вы, а что мне было делать?
Может у этого чокнутого, нож так и остался при себе. Да вообще он же все-таки мужик, да, небось, закаленный, тренированный, на такую пирамиду со слабым здоровьем не побегаешь, а мне всего пятнадцать, да и голова не к черту, так и тянет откинуться. 
Короче - нырнула наобум.
Мне показалось, что я плыла очень долго, во всяком случае, легкие уже вытолкнули из себя все, что в них было, и требовали свежего глотка воздуха.
Но взять его было негде.
Я вслепую шарила в поисках стен, потолка, но их не было.
Свернула влево - пустота, вправо – опять ничего.
Вода. Кругом одна вода.
Черная и холодная, как смерть, от которой уже начало  дрожать все внутри и сводить ноги.
И тут случилось такое, что я заорала прямо в воде.
Что-то большое, просто огромное и мягкое врезалось в меня на полном ходу, и когда я отброшенная ударом уже стала падать в бездну, схватило меня за волосы и потащило наверх.
«Неужели достал таки вислоухий», - подумала я и…. захлебнулась.

Потом уже, на поверхности, я долго кашляла и чихала, выплевывая из легких воду, а она все текла, и текла бесконечным ручьем, не давая мне отдышаться.
- Ты давай вылезай, а то замерзнешь совсем, вода-то ледяная, – раздался в темноте знакомый голос.
- Хунак? Ты?
- Я. Кто же еще?
- А Вислоухий сказал, что ты того, гикнулся вместе с отцом, - зубы уже выбивали барабанную дробь, когда я начала выбираться из подземного бассейна.
Хунаку помогал мне, но тело совершенно одеревенело от холода и не слушалось.
Намокшие, тяжелые джинсы тянули ко дну, словно гири.
«Как я в них вообще плавала?  Хорошо еще «камелотов» на ногах не было. – Подумала я, выбравшись из бассейна и идя следом за Хунаком по ледяным, каменным плитам. - Интересно, куда ботинки то подевались? Неужели сперли ворюги? Точно. Как на войне - мертвому обувка ни к чему. Ну, не суки? Конечно суки».   
- Куда идем то? - спросила я, наконец, идущего впереди Хунака, - и как ты вообще в этой темноте дорогу находишь? Не видно же ничего.
Он даже не удосужился ответить.
- А где твой отец, он на самом деле тоже жив?
- Помолчи. Я считаю.
- Считаешь? Обалдеть! А я думала, что вы дикие.
Хунак остановился, и я врезалась ему в спину.
- Все молчу, молчу, молчу. – Затараторила я, переминаясь с ноги на ногу. - Пойдем быстрее, ног от холода уже не чую.
Мы сделали еще пару поворотов и вошли в необычную комнату.
Во-первых, она была потрясающе высокой. Потолка практически не было видно, он терялся где-то высоко-высоко во мраке, во-вторых, несколько десятков маленьких окошечко, размером с монетку, делали похожей одну из ее стен на огромный дуршлаг. И самое главное - здесь было значительно теплее.
Даже не подумав стесняться, я первым делом стянула с себя мокрые джинсы, после чего сделала по комнате пару кругов, что бы согреться, но этого уже моя несчастная голова не выдержала и я начала оседать на пол. Хорошо Хунак оказался рядом, он успел подхватить меня и усадил к себе на колени, крепко обняв. И так он держал меня долго-долго пока, я не перестала клацать зубами.
Когда я согрелась и уже могла думать о чем-то кроме холода, я вдруг заметила, что Хунак словно окаменел.
Он не шевелился и ничего не говорил.
Просто врос в пол.
Я немного повернулась у него в руках, чтобы заглянуть в глаза - может ему плохо.
И только тут почувствовала, что что-то упруго уперлось мне в ногу.
Я тоже замерла, словно прислушиваясь к своей застопорившейся соображалке.
Мозги скачком преодолели какое-то препятствие, и когда я точно поняла, что это «что-то», то пожалела что рядом нет того бассейна с ледяной водой, чтобы остудить накрывший меня волною жар.
Я попробовала встать, но Хунак по-прежнему крепко прижимал меня к себе, а во взгляде читалась такая решимость, что…
Я поняла, что попала из огня да в полымя.
Его дыхание становилось все более учащенным, а губы приоткрывались, готовые проглотить мои.
От исходившей от него энергии я вдруг оцепенела и словно завороженная взглядом удава обезьянка, уже не порывалась изменить судьбу.
Наконец его лицо вплотную приблизилось к моему и…  он осторожно укусил меня за нос…

От неожиданности я вначале оторопела, а потом покатилась со смеху.
Я хохотала, так что свело челюсти, и заболел живот.
Хунак весь растерянный и потерянный словно малыш, последи большого города, с недоумением смотрел на мой приступ гомерического хохота.
Потом резко встал и подошел к дырявой стенке. Со стороны было видно, как ходят его желваки, а румянец заливает щеки.
Потом он резко повернулся и посмотрел на меня.
И я замолчала.
Тут же.
Словно мне заткнули кляпом рот.
Как он смотрел…!!! Сколько чувств было намешано в этом взгляде - желание, досада, боль, страсть…
Клянусь от такого коктейля, у кого угодно сорвало бы башню.
Я САМА!
Сама подошла к нему и, взяв его лицо в свои ладони, крепко-крепко, со всей искренностью чувств, на которую была способна, поцеловала его…
Долго, сладко, горячо.

Похоже, от поцелуя он обалдел больше, чем от моего смеха.
- Еще, - только и смог выдохнуть Хунак.
Но момент уже прошел, растворился во времени. Словно бабочка, махнув крылом скрылся в бесконечности.
- Не сейчас.
- А когда?
- Не знаю… После… – И чтобы как-то свернуть его со скользкой темы, спросила. – Ты так и не ответил, где твой отец?
- Его больше нет с нами. Кацелькоатль позвал его к себе.
- Держи карман шире. Ясно как день Вислоухий руку приложил.
- Я тоже так думаю. – Отозвался Хунак. Помолчал немного, а потом добавил, - теперь так думаю.
- А как ты то спасся?
- Когда тебя жрецы схватили, я набросился на них. Руками дрались, но их много. Я в канал свалился. Тебя уже уволокли. Не мог помочь.
- А как ты здесь-то очутился? И почему?
- Да все просто. Когда выгреб на берег, побежал к дому. Но уже издали понял – не ладно. Женщины воют, мужчины бегают. Почти весь город собрался. Все сразу стало понятно. Такой переполох мог подняться по одной причине - отец умер. А еще утром был здоров и весел. Ты оказалась права. Если бы отец был жив, они не посмели бы напасть на нас. Что мне было делать? Мотался по городу, как полоумный - тебя искал. Да разве найдешь тут. Кругом переполох. Все бегают как сумасшедшие. И тут меня осенило. Где бы тебя не держали, утром все равно приведут к колодцу. А про него я тайну знал. Отец рассказал и показал мне, как наследнику. Только вожди знают. Никому больше, даже жрецам ни-ни.
- Да ну? – не поверилось мне.
- Точно. Он не раз приводил меня сюда, в сердце дома Кецалькоатля, заставлял запоминать, как по проходам ходить. Здесь своя тайна есть. В пирамиде много тайн. Но не все нашему уму дано знать.
- Это понятно. Странно, что вообще что-то знаете.
- Что?
- Ничего. Не обращай внимания.
- Так вот пробрался я сюда, здесь и переждал ночь, а утром пирамиду окружили плотным кольцом люди, пришедшие на праздник.
- Ничего себе праздник, - буркнула я.
- Засел в этой комнате стал ждать, когда тебя в колодец скинуть. Я ведь уже заранее рассчитал, сколько времени мне понадобиться, что бы по коридорам пробежать и до тебя доплыть. Но когда увидел, что у Жреца нож, понял, что ничего сделать не успею. Прирежет он тебя. И вдруг вы вместе в колодец – бах-х-х. Здорово. Я бы не догадался. Смотрю, жрецы колодец облепили. Смотрят, кричат что-то народу. Ну, думаю - значит живы. Во всяком случае - надежда была. Рванул в лабиринт. Но там быстро нельзя. Ошибешься - все, считай, пропал.
- Ну, дальше все понятно. Представляю, как ты удивился, когда я на тебя накатила.
- Да уж.
- А что же дальше? Что будешь делать? Похоже, совсем скоро полдень, а жрецы вон посмотри, так у колодца и толкутся. Значит - не утонул. Плавает, дерьмо Вислоухое. Такое не потонет. Убийца. 
Сказала я и тут же захлопнула рот, увидев, как Хунак прикусил согнутую фалангу большого пальца.
Прикусил больно, до крови - наверное, вспомнил отца.
- Жаль, нет у меня ножа, но я его и так, голыми руками задушу. – Сказал в никуда Хунак и решительно направился к провалу в стене, из которого мы вышли.
- Подожди, - позвала я, и подошла к нему вплотную. – Будь осторожен. Ты обязательно должен вернуться.
- Обязательно? – улыбнулся Хунак.
- Ну конечно, ты же этот, как его – Вечный Хранитель, как без тебя люди жить будут? – Улыбнулась я. – Да и поцелуй я тебе еще обещала. Выходит должна, а я долгов не люблю.
Хунак засветился, сжал мне руку у локтя и бросился в коридор.
«Не заблудился бы на радостях», - промелькнуло в голове, но я отбросила тревожные мысли и бросилась к дыркам-глазкам.
Жрецы, что толпились вокруг колодца все чаще и чаще посматривали на солнце. Видимо приближался час Х.
Я сжала кулаки, закрыла глаза и шептала едва слышно: «только бы он успел, только бы он успел».
И вот жрецы засуетились, выстроились вряд на мостках и стали опускать вниз веревку.
Кто-то уцепился за нее снизу.
Веревка натянулась.
Жрецы уже начали тянуть ее наверх, как она вдруг опять ослабла.
«Сорвался гад ползучий. Ослаб».
Жрецы что-то выглядывали в глубине колодца. Несколько раз они дружно вздымали руки вверх. Но что это означало понять отсюда было не возможно.
Наконец  кого-то стали вытягивать наверх.

Если бы я умела, то прошлась бы сейчас колесом.
Над краем колодца показалась рыжая голова Хунака.
Он встал на мостки. Народ оглушительно взревел.
«Он же победил, - пронеслось в голове. – Ну конечно. Он же наследник. Битва титанов состоялась. Теперь он, как ДОСТОЙНЕЙШИЙ разожжет пламя, и сам станет богом. Хорошим богом для этих людей».
Люди приветствовали, своего нового вождя, который оказался достоин - стать Богом.
Хунак развернулся лицом к пирамиде и замахал руками.
Это было адресовано мне.
Мы победили!!!
Я тоже махала ему руками. Но этого, конечно, никто не видел, даже он.
Схватив в охапку свои джинсы, я бросилась к провалу в стене.
Нет, не к тому, что вел в колодец.
Оказаться опять там, среди трупов.
Бр-р-р. Нет уж.
Нам в другую сторону.

Только пробежав несколько десятков метров, и пару раз свернув в ближайшие коридоры я поняла, ЧТО натворила.
«Лабиринт. Как же я могла забыть? Он ведь везде, а не только по пути к колодцу, – пульсировало в голове. Я остановилась и крутанулась кругом. - Надо вернуться. Найти эту комнату-дуршлаг».
Но лабиринт уже принял меня в свои объятия.
Куда бы я ни шла - всюду натыкалась на стены, или провалы.
В некоторых комнатах откуда-то пробивались маленькие лучики света, в других было темно, как в могиле. 
Я бродила и бродила по этому лабиринту, глотая слезы горечи и обиды.
Но лабиринт был холоден и жесток, он не кончился даже тогда, когда у меня закончились слезы…

Я молча опустилась на каменный пол.
Уткнулась лицом в скрученные комком все еще мокрые джинсы.
У меня не было сил.
Их не было не от усталости - я потеряла надежду.
Лабиринт казался бесконечным, как будто я бродила не внутри пирамиды, а внутри всего земного шара.
«Что со мною происходит? – думала я. – Откуда все это на меня навалилось? С чего вдруг?
Все было забавно и казалось сном, игрой.
Даже там, на костре, не было так страшно, как здесь.
Нет, не так.
Там на костре было СТРАШНО, а здесь… здесь было ПУСТО… и это пугало больше любого страха.
Может это из-за темноты?
Но и темнота здесь какая-то не такая. Она словно смотрит на тебя и пробует на зуб».
Мне казалось, что вокруг толпится много-много….. чего-то.
Они смотрят на меня. Разглядывают словно муравья под лупой. Кивают друг другу головой и опять смотрят и…. молчат. Молчат так громко, что это режет уши. Хочется сжать их руками и убежать.
Но я не двигалась с места.
Я видела саму себя – сжавшуюся в комочек маленькую девочку, не готовую умереть здесь, в этом чужом для человека месте.
Это был дом Пернатого Змея, а не мой.
- Я хочу домой, - тихо прошептала я. - Я не готова…

Позади меня что-то вспыхнуло.
Слабо осветило место, где я сидела.
На стенах проснулись и зашевелились тени.
Пустота ушла…стало страшно.
Обхватив себя руками, я стала медленно поворачиваться.
Глаза смотрели в пол.
Мне было страшно смотреть прямо, и я подглядывала украдкой, как самый обыкновенный трус.
Но когда я повернулась и, наконец, сообразила, что это светится, я ….
…Я вскочила на ноги и подбежала к лежащему, на невысокой каменной подставке, сияющему кристаллу.
Дотронулась до его тонких граней, и он весело мигнул мне, словно старому знакомому.
По телу разлилось такое тепло и радость, словно он пообещал мне то чудо, которое я ждала.
Я взяла его в руки, и поднесла к глазам - мы знали друг друга и были рады встречи.
 Сразу вспомнилась и сказка о волшебном клубочке Бабы-Яги, и  легенда о Путеводной Звезде.
Кристалл тянул меня за собой.
Словно живой он рвался то в одну сторону, то в другую, освещая мне путь.
Я уже не шла, я почти бежала, боясь потерять, спугнуть эту нить Ариадны.
Лабиринт стал подниматься.
Я взбиралась словно в гору, карабкаясь вверх по шероховатым камням, по высоким ступеням, сделанным, под рост великанов.
«Быстрее, быстрее, - билось в голове.
Камень, словно подгонял, торопил меня, страшась не успеть.
«Куда не успеть?» - пыталась понять я, с трудом втаскивая свое тело на очередную метровую ступеньку.
Но он не отвечал, а только все быстрее и ярче билась внутри него светящаяся жилка.
И вот ступени закончились.
Передо мной открылся невысокий проем, в маленькую комнатку.
Она была похожа на внутренность ларца. Наверное, потому что была освещена сказочным светом.
Или просто он мне показался сказочным, потому что был – НАСТОЯЩИМ.

Я осторожно вошла в комнату, пронизанную сотней солнечных игл.
Каждое отверстие для луча было проделано под таким углом, чтобы в определенный час дня все лучи сходились вместе, упираясь в единую точку в полу этой маленькой коморки.
Пол здесь тоже был необычный. Его полностью покрывал большой лист слюды, похожий на толстый, мутный пластик.
Каменные стены были изрезаны картинками и знаками. Их было так много, и они так тесно переплетались между собой, что сами по себе уже образовывали неповторимый узор.
Сила, что тянула меня за собой, наконец, ослабла и отпустила.
Я пришла туда, куда хотел привести меня кристалл.
Здесь было красиво, необычно, но здесь не было выхода…
Значит, я обманулась, значит, он вовсе и не спасал меня.
Тогда что ему нужно?
Я стояла в дверном проеме, не зная, что делать дальше.
Попытаться сквозь дырки в камнях докричатся до живых людей?
Как бы я сама отреагировала на завопивший, ни с того ни с сего, камень?
Лучи все ближе сдвигались к центру круга прочерченного на слюде.
Кристалл в моих руках, бился мягким светом, словно ребенок, рвущийся с материнских рук к любимой песочнице.
Я опустилась на колени и поставила его в круг.
Цепь замкнулась…
Это я поняла сразу.
Солнечные лучи, ласкали камень, как давнего приятеля, который с радостью принимает их долгожданные приветствия.
Кристалл светился и взрывался мириадами огней, которые, застывая мерцающими искрами, устремлялись во все стороны от чуда породившего их.
Они ударялись о каменные стены и словно приклеивались к заполнявшим их картинам.
Так продолжалось до тех пор, пока все стены не были «обстреляны» этими огнями и тогда произошло чудо…
Кристалл слегка оторвался от плиты и стал вращаться, а вместе с ним, оторвавшись от стен, но, сохранив все контуры и линии рисунков, закружились огоньки, образуя…голограммы.
Сияющая паутина двигалась, медленно смещалась, и все больше запутываясь, перемещая одни линии к другим.
Одни сюжеты искали и находили другие.
Казалось бы, единое целое вдруг разрывалось и, соединяясь с чем-то другим, до того абсолютно бесформенным, порождало новую картинку, новый знак.
«Это случилось давно, - услышала я в своей голове тихий, совершенно ни на что не похожий, голос. - Погасло четвертое Солнце, и мир погрузился во тьму…»
Я нервно оглянулась, но вокруг никого не было.
Не было звуков, не было шорохов.
Словно сама вечность рассказывала мне свою историю, склонившись к самому уху…
«…Боги, что возродились из пепла, собрались здесь, в Теотиуакане. 
Им надо было выбрать того, кто станет новым Солнцем и того, кто станет новой Луной…»
Я видела, как передо мною проплывают равнины и горы, моря и укрытые льдами долины.
Но вот словно орел заметил с высоты своего полета некую точку на земле и камнем устремился к ней.
Небольшой кусочек земли стал стремительно выдвигаться ему на встречу, пока не превратился в обширную равнину, в центре которой стояли…. вряд ли их можно было назвать людьми…
«…И вышел тогда вперед бог Текусицтекатль и сказал, что он сможет стать Солнцем, чтобы на землю вернулась жизнь. Боги согласились с его решением.
Но никто не мог отважится стать Луной. Все боги прятали глаза, и не хотели взять на себя эту миссию отговариваясь, кто как мог.
И только один бог ничего не отвечал, а лишь слушал, что говорят другие.
Тогда боги сказали молчуну, что он станет тем, кто будет освещать землю ночью. «Пусть будет так», - согласился бог Нанахуатцин.
И боги начали разжигать огонь…»
Картинка с полыхающим до неба огнем выдвинулась вперед и показала мне строгие лица богов, решивших принести себя в жертву.
«…Входи в огонь! – сказали они Текусицтекатлю.
Но Текусицтекатль испугался большого жара исходившего от пламени, и несколько раз попытавшись, так и не смог войти внутрь огня.
Тогда Нанахуатцин, закрыв глаза бросился в пламя и стал очень быстро сжиматься, словно сгорая, пока не исчез.
И тот же миг, небо сделалось красным, и над землей появился еще робкий новорожденный свет - Нанахуатцин стал Солнцем.
 Текусицтекатль, застыдившись своей слабости, бросился следом за Нанахуатцином, но большое пламя уже утратило свою силу, сжигая бога-Солнце и теперь лишь слабо тлело, медленно превращая Текусицтекатля в Луну…»
Я как зачарованная смотрела на космическое перерождение мира. Это было невероятно и прекрасно. Я словно улетела туда, в далекое прошлое, дивясь силе, возрождающей погибший мир.
«…Начался Пятый век, где великая миссия вести за собой человечество досталась Кецалькотлю.
Он принял облик человека и стал жить среди людей...»
Один из богов превратился в песчинку, рядом со своими братьями богами, которые, оставив Землю поднялись в небо.
«…Первое, что он сотворил, это на месте перерождения Нанахуатцина и Текусицтекатля возвел огромные пирамиды, спрятав под их твердью место великого костра.
Он построил Большой город – который стал носить имя – Место Где Становятся Богами - и все постройки в этом городе были точным отражением неба, которое сияло над местом сотворившим Солнце и Луну, чтобы люди всегда помнили дорогу к звездам, которые подарили им их мир…»
На очередной картинке выплывшей из общего хауса я увидела тот самый город, на который смотрела с вершины пирамиды, на которой вчера стояла. А над ним  простиралось звездное небо, укладывая Млечный путь в большой канал, что простирался от пирамиды Луны, до пирамиды Кецалькоатля в которой я сейчас находилась и, опуская звезды, в маленькие и большие храмы и пирамиды, которых было в городе невероятное множество.
«…Первые люди, что заселили город, были мудры и носили Великие имена. Кецалькоатль дал им великое учение и мудрость.
Они видели вблизи и вдали, не утруждая себя перемещениями, узнавая все тайны, скрытые расстоянием и даже самим временем.
Они были достойны восхищения и почитания, изучая лик земли и неба.
Но богам не понравилось то, что Кецалькоатль сделал людей равными с ними.
И тогда Сердце Небес плюнуло Первым людям в глаза и зрение людей стало достигать лишь, того, что рядом.
Великий дар, вытек из глаз Первых людей и застыл прозрачными каплями у их ног
Так было покончено с мудростью тех, кто был почти равен богам.
Но Кецалькоатль подобрал упавшие капли мудрости и спрятал их в глубоких тайниках своего города и других тайных местах…»
На картинках вспыхнуло несколько ярких точек, которые поднялись в воздух и, закружившись, разлетелось в разные стороны.
«Так это что, - думала я оторвав взгляд от картинки и разглядывая кружащийся передо мною кристалл, - слеза Первого человека?»
«…Ибо знал Кецалькоатль, что придет время, когда он будет вынужден оставить людей. И не будет источника мудрости у живущих на Земле. Земля закроет свои чакры, чтобы не пустить нарастающее зло в свое тело. Вечные Хранители должны будут разжечь Великое Пламя, чтобы наполнить тело Земли космической энергией, сорвав все печати наложенные в сердце Великой пирамиде и во всем городе, но они не смогут этого сделать без мудрости предков…»
Вперед выплыла картинка, напоминающая очень сложный аппарат, в котором частично угадывались очертания города, но теперь это была машина, компьютер с огромным количеством чипов и схем, направляющих энергетические потоки. Со своими отводниками, резервуарами, основными центрами памяти и преобразования…
Я вскочила со своего места, с ужасом глядя на меняющиеся у меня на глазах метровые формулы и сложные графики.
«Хунак, - выстрелила в голове единственная мысль, - Хунак – Вечный Хранитель.
Да какой он хранитель?
Что он может знать и понимать в этих схемах?
НИЧЕГО.
У них осталась память, что ЭТО надо делать, а КАК делать, этого они не знали, просто не могли знать, потому что память осталась здесь, в этой пирамиде, скрытая и не понятная этим людям.
МУДРОСТЬ БОГОВ была утрачена так давно, что даже знания об этой мудрости стерлись из памяти людей.
Он погибнет.
Погибнет бесцельно».   

Кристалл тем временем перестал кружиться.
Лучи солнца сходившиеся, до этого в одной точке, разошлись, словно вспомнив о каких то своих неотложных делах.
Огонь в сердце камня погас, погасли и мерцающие искры.
Комната, словно умерла.
Умерла до следующего дня, когда, солнце поднимется в зенит и с помощью глаза Первых людей расскажет кому-нибудь еще эту старую историю.
Кристалл с легким стуком упал на слюдяной пол, и тут же напротив меня отвалилась стена, словно приглашая меня убраться вон.


Позабыв про все на свете, я схватила кристалл, и выскочила наружу.
Яркий свет резанул по глазам и на мгновение ослепил.
Когда радужное кружение в глазах утихло, я увидела, что стою на вершине пирамиды Кецалькоатля, на которой, еще вчера так неожиданно прервалось наше свидание с Хунаком..
С высоты я смотрела на колышущееся внизу людское море, в белых одеждах по случаю ВЕЛИКОГО ПРАЗДНИКА.
Белые одежды укрывали землю словно снег, не оставляя темных пятен не заполненного пространства.
Тем ярче на этом белоснежном фоне проступали крапинки, людей одетых в красное.
Наверное, это были те кого называли здесь – Хранители, а значит, среди них был и Хунак.
Эти люди маленькими группами стояли в определенных местах, выделяясь на общем фоне, словно капли крови на белом саване.
Я не знала, откуда пришло такое сравнение, но оно заставило меня поторопится.

Я летела с пирамиды сломя голову, рискуя упасть и переломать себе все, что может сломаться у человека.
Но тут произошло нечто такое, что остановило меня буквально на лету.
Многотысячная толпа запела.
Скорее это был некий речитатив.
Людские голоса, собираясь в единый звук, скользили между пирамидами и храмами, гармонично сливаясь с испускающей вибрацию архитектурой этого удивительного места, и вырывался ввысь невероятной музыкой.
Трое Хранителей, что стояли на крыше маленького храма, прямо напротив пирамиды начали плавно кружится, сплетая тела и руки в дивном живом танце.
Когда же музыка, взлетев в высь, и не удержавшись на небе, рухнула обратно на землю, Хранители закружились волчком с колоссальной скоростью.
 И после того, как это кружение уже перестало воспринимать, как движение, превратившись в мертвую, неподвижную точку, они растворились в огромном потоке энергии, что вырвался у них из-под ног.
Свист и грохот, от восходящего потока, всколыхнул поверхность всех вод в бассейнах, пройдясь по ним маленьким ураганом.
Я упала ничком на камни, прижавшись к ступеням всем телом, чтобы силища расходящаяся кругами от храма не скинула меня на землю.
Люди, пережив первый шок, поднимались с земли, на которую их бросил поток, и улыбаясь, радостно похлопывали друг друга по плечам.
Первая печать была снята.

«Они это сделали! Они это сделали!» - Все внутри меня не переставало удивляться этому факту,  но это был факт, и он был налицо.
«Но цена! Цена меня явно не устраивает. Где же Хунак?»
Я оглядела огромную территорию комплекса.
«Найти его здесь, среди плотной толпы – это не реально. Если только…Он вождь. Он победитель зла. Он – Разжигающий Пламя. Он должен быть в пирамиде Солнца. Ведь именно под ней спрятано место Великого Костра».
Но туда еще предстояло добраться.
Спустившись с пирамиды, я уже не чуяла под собою ног, а впереди был еще длинный путь к пирамиде Солнца, которая благодаря своему размеру, казалась на расстоянии вытянутой руки, но на самом деле до нее было не меньше полутора километров.
Время от времени срывающиеся большие и малые печати, опрокидывали стоящих повсюду людей на землю, и я вместе со всеми летела на землю, прижимая к животу кристалл, и обдирая о каменные плиты голые руки и ноги.
Мои брюки так и остались лежать мокрым комком, где-то в недрах пирамиды Кецалькоатля, да и прикрывающие грудь остатки кофты, не могли спасти от ссадин и синяков. 
Продираясь, сквозь плотно стоящую массу людей, словно сквозь густой кустарник, я с благодарностью вспоминала родное московское метро, впихнуться в которое в часы пик, не умея работать локтями и нижней частью тела, так же сложно, как и выйти из битком набитого вагона на необходимой тебе станции.
Я толкалась и пихалась, прокладывая себе дорогу.
Сначала я думала, что меня тут же затопчут насмерть, от такой наглости, но люди были в такой эйфории, что вообще с трудом понимали, где находятся и что происходит.
Кто-то руководил всем этим действием. Какая то сила заставляла людей действовать синхронно, в такт и именно тогда когда это было необходимо.
Одна я выбивалась из всей этой гармонии, но кто знает, может, так оно и должно было быть!?

Пирамида Солнца уже предстала передо мною во всем своем величии.
Эта серая усеченная громадина, на вершине которой стоял каменный монолит, украшенный полированным золотым диском, ослепительно сверкавшим в солнечных лучах солнца, заставляла относиться к себе с трепетом и уважением.
И тут я, наконец, увидела Хунака.
Он шел в окружении Хранителей, так же как и они наряженный в красный плащ.
Сзади раздался очередной взрыв – была вскрыта печать в храме, что находился перед большой пирамидой.
Хранители заторопились.
Я «повисла у них на хвосте».

Ряды собравшихся разошлись, пропуская хранителей к западному фасаду пирамиды, где нам открылся небольшой проход внутрь пирамиды.
Люди, что плотно обступали идущих Хранителей, остановились перед какой-то невидимой чертой и под темные своды туннеля вступили только люди в красном и я, тоже где-то красная от кровоподтеков и ссадин.
Невысокий потолок длинного прохода, неожиданно взмыл ввысь, когда мы вошли в больную пещеру, от которой словно лепестки от цветка отходили еще четыре пещеры, метров по тридцать в диаметре.
Свет, проникающий сюда через небольшие отверстия, отражался от множества полированных зеркал и заполнял пространство ярким светом.
Но и этого света оказалось не достаточно для творящегося здесь таинства..
Все помещение было заполнено водой, которая преломляла, и усиливала это сияние многократно, делая освещение поистине – сияющим.
Лишь небольшие участки суши в центре пещеры, и узкие проходы позволяли пройти внутрь этого «цветка».
Стены в пещерах были испещрены символами и знаками, погружающими сознание в состоянии эйфории и беспричинной радости, которую, я сразу же ощутила на себе, скользнув взглядом по надписям.
Хранители разошлись по пещерам, образуя невидимую, но симметрически-правильную фигуру.
В центр площадки, которая, как я догадывалась, располагалась, как раз в центре пирамиды встал Хунак.
Хранители запели песню.
Они пели о многих и многих поколениях своего народа.
Они рассказывали, что никогда не забывали слова Кацелькоатля, о силе любви и соединении через эту любовь с космосом.
О повелении Пернатого Змея, разжечь Великое Пламя, когда весь построенный им комплекс будет доведен до совершенства и поможет соединить космическую и телучическую энергии в единый сплав, который Пирамида Солнца превратит в невидимое пламя, изливающееся во все стороны света.
И тогда каждый светлый духом сможет принять в себя эту энергию, которая придаст ему силы, на постижение и создание ВЕЛИКОГО ПРЕДНАЧЕРТАНИ.
Хранители пели и пели свою бесконечную песню, половину слов, из которой я не понимала.
Может быть, они и сами не понимали, того, что говорили.
Это была формула, заложенная в песню, когда-то давным-давно, может быть самим Кецалькоатлем.
Тихий плеск воды, монотонное пение, погружали меня в состояние полнейшего покоя, когда не хочется шевелиться и разговаривать, потому что любое движение может нарушить гармонию.
Словно во сне я видела, как начали медленно кружится Хранители, в едином ритме, не опаздывая, и не опережая друг друга.
Эти движения, каждое в отдельности, являлись, по сути, единым целым, образуя невидимую, но прочную связь между Хранителями, символами на стенах и поверхностью воды, которая то покрывалась, мелкой рябью, то успокаивалась, до гладкости зеркала.
Каждый элемент на стенах пещеры словно отвечал на призыв людей скинуть с себя многовековое оцепенение и, проснувшись помочь Хранителям осуществить ПРЕДОПРЕДЕЛЕННОЕ.
Танец закончился также плавно, как и начался.
Хранители сели на пол.
И только теперь я заметила, что пол, где они стояли, состоит из таких же листов слюды, что и в каморке, рассказывающей тайны прошлого.
Хранители сидели в позе лотоса, погрузившись в самих себя.
Тишина, что разливалась под сводами пещер, достигла такой концентрации, что захотелось топнуть ногой, или закричать, чтобы нарушить ее, прервать, разорвать любым живым звуком.
Но моего вмешательства не понадобилось.
Откуда-то из недр земли стал нарастать, поднимаясь к поверхности грохот.
Что-то летело на нас из недр планеты, сотрясая пустоту.
Уже через несколько секунд в пещере все выло и грохотало так, словно огромный водяной вал грозится прорваться наружу и затопить собою всю землю.   
Теперь от грохота можно было оглохнуть, но Хранители казалось, ничего не замечали.
Они продолжали сидеть погруженные в глубокую летаргию, словно их и не было.
И тогда я со всем ужасом осознала  - Я ЗДЕСЬ ОДНА.
Один на один и чудовищем готовым ворваться в этот мир.

То, что приближалось к нам, наконец, достигло пределов.
Оно рвануло из-под земли, и…. было откинуто назад…
Удар был такой силы, что затряслось все основание пирамиды…
Вода в бассейнах вскипела и начала превращаться в пар…
С невидимого потолка посыпался песок, рисунки на стенах, словно мягкая глина, потекли на пол, оставляя грязные разводы бесформенных линий.

«Что-то не так! – поняла я. – Так не должно было быть. Память оставленная на этих станах не должна быть стерта, а пирамида не может быть разрушена, иначе….»
Я не знала, что будет иначе.
Но я видела, что последняя печать, сдерживающая нечто, не была сорвана.
Что-то было утеряно из Великой Песни, чего-то не учли Вечные Хранители.

Хранители, на которых теперь уже сыпались камни, начали съеживаться и чернеть, отдав все свои силы и не предусмотрев такого развития событий.

«Может быть, ОН знает…, - подумала я, посмотрев на кристалл, что прижимала к сердцу. - Но что мне с ним делать? У кого спросить?»

В этот момент второй удар сотряс пирамиду.
Он был сильнее первого.
Меня опрокинуло, и выбросило вперед на площадку к Хунаку.
Я была в метре от него.
Я видела, как морщится и темнеет его лицо, как трескается на руках кожа, а обращенные кверху ладони, словно просят у меня помощи.

Может, это мне сказали боги, а может просто, ничего другого я не смогла придумать…

Я поднялась и, подойдя к Хунаку, осторожно положила в его ладони кристалл.

И настала тишина….
Такая тишина, которая бывает перед большой грозой.
Когда перестают петь птицы, когда замирает каждый листочек на дереве, когда человек невольно опускает глаза вниз, преклоняясь перед неподвластной мощью природы.

Я сидела перед Хунаком и видела, как возвращается на его щеки румянец, как круче вздымается грудь, как заново начинает течь по его венам жизнь.
- Я вернулся, - еле слышно прошептал он, и едва заметно, словно парализованный, улыбнулся. – Ты обещала…
- Я помню, - также тихо ответила , приближаясь к его лицу..
Наши губы встретились и затрепетали, узнавая, впиваясь, и поглощая друг друга…

Волна живого огня пронеслась по венам и, пройдя через кожу, заполнила все вокруг.  Она шутя сломала то невидимое и бесконечно могущественное, что многие столетия берегло Великую Тайну. Но она была сильнее всех чудес и заклятий, потому что сама была самым большим чудом, имя которому - ЛЮБОВЬ.

То, что билось в агонии в недрах Земли, наконец-то, вырвалось из своего плена…взорвалось с яростной силой, выбрасывая себя толчками из-под наших ног…сметая все на своем пути, и светясь от собственной мощи…легко проходя сквозь наши тела, и растворяя их в себе…


Окончание следует…