Никому не веря!

И спросит Бог: никем не ставший,
Зачем ты жил? Что смех твой значит?
- Я утешал рабов уставших, -
- Отвечу я. И Бог заплачет.
Игорь Губерман.


Просыпаюсь раньше обычного, жена – сразу ко мне: милый, любимый, ненаглядный. Мой король! Э, нет уж, дорогая моя. Про любовь свою купюрную забудь, не время еще. Или уже. Зарплата только через две недели, так что на новые наряды денег нет. И не предвидится. С каких это пор я для тебя ненаглядным стал? Ты же еще вчера на весь подъезд кричала, что видеть меня больше не желаешь? Да и с королем ты этим явно погорячилась. Что это за эволюция такая, скороспелая: от товарищей – до королей? У нас славянская демократия, все равны – как под одну дудку. Вернее, гребенку. Или это намек на мою «продуваемую всеми ветрами» курточку? Так сама же говорила, что «нормально, еще походишь, а шторы на кухню – дело государственного масштаба». Так что, давай без этого захудалого дворцового этикета. Тем более, что Лорда пора выводить. Как сама? Сроду с ним не гуляла, и на тебе – сама. Поберечь меня хочешь? Для чего? Опять теще огород копать? Что я ей, трактор бесплатный? Да я еще с той «осенней картошки» за лечение радикулита не рассчитался! Просто так поберечь? Разве такое возможно? Нет уж, не расстраивай меня своим неожиданным энтузиазмом. Может, ты себе любовника нового завела и теперь грехи душевные замаливаешь? Тоже мне, мать Тереза на журнальном развороте! Не в этом дело? Как раз и в этом тоже. Или ты думаешь, я в эти компьютерные курсы по субботам верю? А кто их оплачивает? Ага, с работы направили, для повышение квалификации. Мне твоя квалификация и без курсов известна. А начальника вашего знаю я, пингвина трюфельного. Да он не то, что на курсы, на хрен забесплатно не пошлет. Ах, новый пришел, молодой? А того куда, на повышение? То-то я гляжу у тебя прическа новая…
Едва с Лордом вышел – дворник Степаныч наперерез мчится. Ну, думаю, опять за неправильный выгул ругаться. Такое впечатление, что только у меня одного собака и гадит, а все остальные – дома на унитаз ходят. Бред какой-то! Нет, вроде бы трезвый. И с чего тогда к людям цепляться? Ах, горячую воду до вечера отключат? Какой заботливый! Подумать только – даже до него коммунальные реформы дошли. Вернее, доперли. С похмелья. Надолго ли?
 Я из лифта – соседка Петровна тут как тут. И не спится ей, медузе однокомнатной. То мы ее в коридоре заливаем, то через балкон поддуваем, то у нее на собачью шерсть аллергия. Откуда она возьмется, шерсть-то эта, у добермана? Он же гладкий, как сибирский валенок? Разве что, у кого из собачников одолжить да ей подбросить. «Здравствуйте Марья Петровна. Как вам спалось? Хорошо, спасибо? Неужели это вы такая, вся спокойная сегодня? И сны не тревожат? Нет? Только муж покойный снится?» Ну, значит скоро уже…
На работе – очередной дурдом. В смысле, аврал. Конец квартала, а объект даже еще не начинали. А что, надо было? Еще два месяца назад? Вот это попали! Мастер участка бегает, всем мозги пудрит. Заодно и задницы мылит. Я у него – на особом счету. Нет, честное пролетарское – я же от души. Всегда есть тот, кто перед глазами крутится, тень на дисциплину бросает. Почему бы не я? А я, тоже хорош, ну не смог промолчать. Опять. Так прямо в лоб и зарядил: «Что же это вы, Владимир Ильич, опять революцию затеяли? Нельзя так трудовой элемент поносить. Не те нынче времена. Пускай те, кто информацию вовремя до масс не довел, за все и расхлЯбываются. Мы же и так вторую неделю не разгибаемся, даже халтурить не успеваем». Ничего не ответил, только посмотрел. Искренне так! Дурной знак. Так и есть. Даже пообедать не успели, как к начальству вызывают. «С вещами». То-то мне Игорь Васильевич, начальник нашего управления, сейчас задаст! Захожу в приемную, меня без очереди в кабинет запускают. А там – тихий ужас: начальство в полном составе, главный бухгалтер, даже незнакомые двое, в очках, но из объединения. Точно на увольнение! И стоило ради этого такую делегацию собирать? Выперли бы «по собственному…» - делов то на копейку. Я и сам давно собирался, да некуда больше. Везде требуются, но нигде не нужны. Стаж есть, а блата нет.
- Ну что, расскажи нам, уважаемый, как ты опять отличился, - начали издалека. Видать, для затравки повоспитывать решили.
- А я что, я ничего. Он сам первый начал…
- Это и есть он самый? – тыча в мою сторону указательным пальцем, спросил важный такой, из объединения, но с залысинами.
- Да нет же, это не я. Кто-то другой, наверное, а я не виноват. Меня там и близко не было! – вижу, туго мое дело. Эти уж наверняка докопаются. И не в мастере вовсе проблема. Не тот уровень. А в чем же тогда? Неужели кто про последнюю халтурку накапал? Да вроде некому. Тоже мне, нетрудовые доходы нашли. Мороки до подбородка, а денег – едва на ремонт жигуленка хватило.
- Да ладно тебе скромничать, ты же у нас герой. Еще и лидер неформальный, - вклинился Яков Ильич, главный снабженец, - и как это тебя угораздило?
- Я, может, и неформальный, да только нормальный. Не буду ни в чем признаваться, - меня так просто не расколешь, я женатый человек. Та еще практика!
- Ну и зря, - выдохнула грудастая Эмма Аркадьевна, главный бухгалтер управления, - а мы на тебя уже и наградной лист подготовили, премию вручать хотели…
- Погодите, погодите! Я же не говорил, что это не я! Чуть что – так сразу другим. Ввели бы в курс дела, я бы и не противился, - воск начал плавиться.
- Твоих рук дело? – молвил Игорь Петрович, наш начальник. В принципе, хороший мужик, да только божественный какой-то. Далек он от простого народа. Протягивает мне лист бумаги – а там «ноу-хау», куча гербовых печатей. Баловство какое-то!
- Твой шедевр или как? Вроде мы тут Ваньку под батареей валяем, – это завгар Нарком Иваныч, большой мастер общественного свиста. Бывший аппаратчик, а нынче – хозяйский советчик.
- Ну, в принципе мой, да вот только …
- Никаких «только». Ты, брат, не скромничай, это очень серьезно. Твое изобретение эффективность труда на 40% повышает и амортизационный износ снижает. За счет уменьшения трения. Экономия – по всей отрасли. Так что, поведай нам, крысам тыловым, как из простофилей Кулибины получаются?
- А что тут говорить? Я не оратор. По пьяни мы как-то с Мишкой, напарником моим,  поспорили, вот я на скорую руку рацпредложение и сварганил. По приколу. На целую тыщу забили! – а самого аж колотит. Уж не шутят ли?
- Ты что, какая тыща? Нам не до этого. Твоему изобретению цены нет!
- Как это нет, вы же мне премию обещали?
- Оно-то да, но не удивимся, если тебя за это еще и Нобелевским лауреатом изберут. В обязательном порядке! Если, конечно, не откажешься. По идейным соображениям, - о, боже, третье тысячелетие за шиворот просится, а они в социализм не наигрались.
- Вот уж, ни за что на свете. «Нобель» – это же валюта! Родине – престиж, мне – свобода, коллективу – банкет. А пока – и наша премия не помешает, а то моя голгофа за теплые сапоги все уши прожужжала. Весна пришла – а она все по инерции продолжает. Сил больше нет! Да и не было вовсе…
- Какой молодец! – смеется начальник, - я всегда говорил, что у нас коллектив хороший, хоть и пьющий. А, может, оно и к лучшему? Традиции – как никак, - а у самого аж кадык в предвкушении банкета задергался.
Вот это да! Выдала мне Эмма Аркадьевна поощрения – полные карманы. В мелких купюрах. Еще и мастером новым назначили, «в отместку» за патриотизм и неформальное лидерство. Мужики все – так на месте и обалдели. Теперь, говорят, мы халтурить после работы не будем. Лучше уж – вместо работы. По полной программе! Вот это да, теперь с меня начальство стружку снимать начнет. Ну и пусть, зато ребятам помогу, им нужнее. А пока…Такой банкет закатил – на всю бригаду. Пили, пока не стемнело. Слышу, сердечко под горлом забарабанило, глаза виртуальным блеском наполнились. Одним словом, пора на боковую
Счастливый домой еду, песни из приемника пою. Про любовь всякую, посмертную. Жигуленок мой после ремонта – словно неродной в бой рвется, средства затраченные оправдать торопится. Как назло, гаишник на проспекте тормозит, а у меня – перегар коромыслом. Объясняю ему, что так, мол, и так, рационализатор я. «Ноу-хау» международного пошиба обмывал, нобелевский лауреат почти, и тому подобное. А он сквозь меня смотрит – и сам лыка не вяжет. Работа такая! Вредная. Ну, как тут договоришься? Пришлось с ним в ресторан ехать, новую дружбу похмелять. А поблизости, как назло, только китайские. Ох уж, намучились мы этими палочками в пиалах с рисом ковыряться! Но китайцы – народ бывалый. Сразу же ложки нам принесли, и водки графинчик литровый. Молодцы! Не какое-то там «сакэ кипяченое», а нашу, родимую. Холодненькую! Видать, всего уже повидали, не впервой им в дружбу народов играть. Так мы с этим гаишником так нарезались, что он меня до самого дома с мигалками сопровождал, фарватер чистил. Еще и по громкоговорителю матерные песни орал. Тоже мне, придорожная цветомузыка. Зато весело! И быстро.
Только я в лифт – опять Петровна меня преследует. Жива еще? Что такое? День рождения у нее завтра? В гости нас с женой приглашает? Конечно же, придем, куда ж денемся. Обязательно! С подарком. «Надо бы что-то из ненужного подобрать. Или из детского, слабо ношеного». Дай вам Бог здоровьица. До завтра!
Жены еще не пришла. Опять, наверное, курсы с кем-то прорабатывает. Дочка одна, так возле меня угрем и крутится. Я же ее, как свои пять предыдущих разводов понимаю! Небось, двоек в школе нахватала, а теперь не знает, как мне об этом сообщить. Тоже мне, «ТАСС уполномочен заявить»! Как есть, так и говори, только не мешай телевизор смотреть.
- Папка, ты у меня самый лучший! – это она меня так подготавливает.
- Да ладно уж, доча, что там у тебя? Ругать почти не буду, – не до этого мне сейчас. У меня голова болит, как еще чего-нибудь рационализаторского сварганить – да летом на Черное море поехать. Или еще какое, другое, но цветное. Только бы не в деревню! А то опять придется целый месяц с тестем на рыбалке самогоном травиться.   
- Папка, ты честно не будешь? – сверлит меня глазенками.
Ну, что там у тебя? Опять колов нахватала? Нет? Если родительское собрание – это к маме, теперь ее очередь. Я и так три раза подряд ходил. Все заседают, заседают, никак последние деньги в классный фонд выдурить не могут. Нет? Ну, уж, тогда не знаю. Какая олимпиада? Городская? По биологии? Тебя выдвинули? Вся в маму пошла! Та тоже, как намазюкается, вылитая инфузория в туфельках. Ну, молодчина, никак не ожидал. Конечно же, куплю. Естественно, настоящие, не паленые. И костюм тоже. С прицелом на будущее. Вот только зарплату получу, а там разберемся. С мамкой будешь разговаривать, это она деньги по закромам прячет. Я всего лишь добытчик, да и то, не ахти какой. Тоже мне, шахтер в денежном забое!
Жена моя – всегда молодец. Едва про деньги заговорили – она тут как тут. Красивая такая, с тушью под глазами, тортом и шампанским. Сама купила? Уж никак не ожидал. Кого в гости ждем? Нет? А с чего это вдруг? Годовщина свадьбы? Чьей, нашей? Тоже мне национальное событие, я уж и забыл как-то. Поздравляю, говорю! Конечно же, как с тобой без подарка. Сама купишь. Естественно, за деньги. Как где взял? На дороге нашел. На какой? На проселочной. Ты что же, думаешь, я по дорогам брожу, толстые кошельки собираю? Ага, держи хомут пошире. С нашим счастьем – только терять. Премия это моя, за «ноу-хау»  - открытие особо научное. Как кто? Конечно же, я. Это вам не цацки-пецки. А ты как думала? Ага, и я о том же. И сапоги купим, и новую помаду. Все купим! Без этого же – никак не проживешь, первая необходимость. Теперь мне нобелевскую премию обещали, не меньше. А ты меня позавчера козлом обзывала. Погорячилась? Ладно, прощаю. Добрый я сегодня. Только чтобы – в последний раз. Последнее китайское предупреждение!
Жена – прямо преобразилась вся. Не орет, не ругает – только целоваться лезет. Весело щебечет, вокруг меня порхает. Тоже мне, одомашненная бабочка нашлась. Платье новое надела, с вырезом чуть ли не до пупа. И это ты в нем на курсы ходить собираешься? Через мой труп. Ах, так? Опять козел? Пойду-ка я лучше новости по телевизору смотреть. Там новая эпопея разгорается – про «Восток – дело тонкое» показывают. А где тонко – там и рвется. И взрывается. На радость царствующему капиталу. Война – вот где боль деньгами пахнет! А говорили…
Голубой экран – позеленел весь, словно длинноволосый пацифист. Все каналы по несколько раз переклацал – хоть бы какое убийство или войну показали. Ни одной аварии или пожара! Приучили народ к адреналину, а теперь что? Издеватели! Про хлебное Нечерноземье слушать, да «Латинского любовника  рассматривать? В упор не вижу. Не для нашего человека все это. Хоть бы какого олигарха в изгнании показали – все же легче было. Нет же, Якубовича трезвого, в хоккейном шлеме и на роликах, целый день крутят. У них, видите ли, праздничная игра, народ подарки вручает. Стихи, варенье, огурцы соленые. Хоть бы мне кто вручил. Посмертно? Правду люди на заборах пишут: страна дураков с «Поле чудес» начинается – да только утром без опохмела и заканчивается.
Ах да, соседке на завтра подарок нужен. И что ей, неожиданно хорошей, спихнуть-то, даже не знаю. Может, торшер этот, допотопный, с потрохами отдать? Все равно не работает. Старье нынче в моде. А вдруг и вправду антиквариат? Не прогадать бы. Уж лучше книгу подарим. «О вкусной и здоровой пище». Скромно, но от души. Пускай собственной слюной давится. 
С телевизором этим – хоть газеты читай. А там – все то же самое. Арабы с евреями опять подружились, голодные корейцы работать начали, даже американцы добрыми стали. Все сразу! Какая милая правда, даже верится в охотку. А что там на других страницах? Мумия женщину изнасиловала? Опять? Ох уж эти мумии, прямо никаких женщин на них не напасешься. Ну и пусть, хоть кому-то подфартило. На восьмое марта. «По следам снежного человека» - опять подлец, наследил на Тянь-Шане, «глобальное потепление в Арктике, через три тысячи лет Земли не станет» - а мне чего, через сорок лет меня самого не станет, хоть бы кто об этом написал. Нет уж, не буду читать. Надоело! Пойду-ка я лучше спать. Моя хламидия, вон уже, как дезиком набрызгалась, все любовных поздравлений ждет. Дождется ли? Годовщина, юбилей. А я как вспомню, какой она пятнадцать лет назад молодой, а главное, доброй была – так все вовнутрь падает. Даже то, что уже ни к чему семейному человеку. Ну, ничего, придется постараться. На совесть, но от души. Иначе – бессонное утро с промывкой мозгов мне обеспечено. «Ты меня больше не любишь!», - как же, очень даже люблю. Хоть по пятницам, зато долго. Только не надо так часто, каждую неделю. Постой, а что это на последней странице за рубрика новая, на массовый идиотизм похожая? «Первое апреля – никому не веря». Это что же такое получается, День смеха сегодня? А я-то, нумизмат рублевый, уши развесил. Хотя… ничего не понимаю. Может, оно и правда, да только не особо верится. Слишком уж необычно. Или нет… Совсем запутался. Как Штирлиц в гестаповской паутине. Ну, скажите, разве может человеку раз в год так правильно везти? Чтобы в жилу, без «купировки ушей»? Конечно же, может! Ну и подумаешь, что «апреля – не веря». Очень даже веря, надо только захотеть. Удача по ошибке улыбнулась – и чтобы так запросто сдаваться? Нет уж, дудки!
Хотя, все еще может быть. А вдруг померещилось? На нервной почве. Проснулся утром от голодного бурчания в животе, жена все страхи вымотала. Еще и козлом безрогим обозвала. Опять! Это что, привычка такая? Хоть за искренность спасибо. Хотя…Точно у нее кто-то есть! В наше время – это же ненормально без надежной поддержки с тылу!
Дальше – хуже. Дворник – гад, на весь двор обматерил, соседка – так та вообще с ума сошла, жалобу участковому накатала. Видите ли, я на нее собаку травил. Да когда это было? На работе – тоже не все в порядке. Вернее, как обычно. С мастером поспорил – выговор влепили, какой-то пьяный бред в конструкторское бюро отправил – вообще чуть не уволили. Гаишник – стервятник, последнюю заначку отобрал. Да не пил я, не с чего мне на работе выпивать! И не за что. Зарплата – недели через две, не раньше. Скоро вообще попрут, за язык мой правдолобый, и за то, что всю бригаду баламучу. Делать мне нечего. А что перегар? Это еще вчерашний задержался, на добрую память.
Только в подъезд вошел – опять надоедливая соседка на меня выскакивает, прямо из лифта! Она чего, живет там? «Что змея, яд кончился? Да ты так пошипи, для острастки»…Опять козлом обозвали. Да что вы все, сговорились, что ли?
Дочка – двоечница и бездарь, вся в мать пошла. Аж побежала! Та тоже биологию любит, только не в этом смысле. «В каком-каком? Подрастешь – узнаешь!» - опять меня на педсовет вызывают. Придется пойти, а то затравят. Жена позже обычного вернулась, глаза, как пуговицы блестят, вся в цветах, но без торта. Ага, на работе подарили. Новое начальство поздравляло. С чем на этот раз? С очередным профессиональным праздником? Днем бюджетного бездельника? Можешь даже не повторяться, мне твой профессионализм известен!  Да и не только мне.
А по телевизору – света конец! Как в прямом, так и переносном значении. Национальные ресурсы «в честную» делят, а они на всех не делятся. Не хватает, что ли? Прямо как у нас на работе: сколько денег ни нахалтурь – все равно поделить не в состоянии. А тут – нефть, грязное золото. А зарплату честно отрабатывать никто не желает. Где уж там! Жму на кнопку. Красную, но безобидную. Опять арабы евреев проклинают, а те их – танками давят. Демократия! Американцы – те вообще обалдели. От собственной исключительности. Кто насильно свободным быть не хочет – того ракетами «лечат». От всех болезней. А потом – им семьям утрату кормильца зелеными бумажками компенсируют. И что самое главное, все довольны! Все, кроме меня одного. И чего зря расстраиваться, если ничего не изменится? Разве что – в худшую сторону. А так…
Нет, что ни говори, а «Первое апреля – никому не веря» - это сила. Реальная вера человека в сиюминутное счастье. Хоть один день, зато как? По-человечески! Сколько там, для счастья-то, надо? Вот и я о том же…

С праздником Вас, дорогие читатели! С днем смеха и доброй веры. В новую жизнь, в искреннюю жизнь, в долгожданную жизнь. Чтобы радовались не только Ваши враги, но и Вы сами. Их успехам – в Ваших же интересах! Всех благ!!!
01/04/2003